ась? Подбирай теперь!
   - Сама соберешь, не барыня, - огрызнулась тетка. - Где моя сдача?
   - Вона, в сугроб укатилась, когда ты лоток снесла!
   - Давай деньги.
   - Так они в сугробе.
   - Выкладывай другие.
   - ... совсем! - взвилась  продавщица.  -  Лезь  за  ними,  один  раз  уже
дадено...
   - Дрянь!
   - Гадина! Они препирались пару минут, и тетка ушла к метро.
   -  Вот  ведь  падла  какая!  -  возмущалась  сейчас  Лена.  -  Специально
сапожищами по газетам потолклась, все  изодрала.  У  меня  хозяин  потом  из
зарплаты вычел. Я эту скотину  на  всю  жизнь  запомнила!  Морда  противная,
родинка у самого носа, очки, челка седая до бровей  висит.  Сама  старая,  а
хулиганка, да и маникюр как у проститутки, ногти красные-красные, словно она
их в кровищу окунула.
   - Вы уверены, что это были ногти?
   - А что у людей на пальцах? Волосы? Слава богу, с глазами у  меня  полный
порядок. Увижу еще раз, сразу узнаю и морду отполирую.
   Еле двигая совершенно заледеневшими ногами, я  дошел  до  машины,  открыл
дверь, воткнул  ключ  в  зажигание  и  застонал  от  злости,  услышав  столь
неприятный для любого автомобилиста звук: цык-цык-цык. Мотор  не  заводился,
очевидно, не слишком новый аккумулятор не вынес мороза.
   Конечно, многие мужчины шутя справляются с подобной проблемой, но  не  я.
Техника ставит меня в тупик, максимум, на что я  способен,  -  это  ввернуть
лампочку.
   С тоской захлопнув дверцу, я со всей возможной скоростью понесся к метро.
Сейчас доберусь до дома, позвоню  механику  Георгию  Васильевичу,  уж  он-то
быстро оживит умерший ?жигуленок?.
   В подземке я был последний раз году  этак  в  девяносто  первом,  поэтому
страшно  удивился,  когда  вместо  жетона  мне  в  кассе  выдали   картонный
прямоугольник. Я попытался запихнуть его в щель автомата, но он не пролезал.
Сзади напирала толпа.
   - Эй, дядька, - крикнула размалеванная  девица,  -  дрыхнуть  дома  надо,
поворачивайся живее!
   - Наверное, автомат сломан, - растерянно протянул я.
   - Он в порядке, - взвизгнула девка, - это у тебя голова не  работает!  Ну
как ты карточку суешь? Повернул жопой вперед! Давай сюда!
   Цепкой ладошкой с короткими пальцами она выхватила карточку.
   - Смотри, деревня, тут для таких, как  ты,  козлов,  стрелка  нарисована,
ясно?
   Автомат хрюкнул, втянул внутрь  карточку,  потом  выплюнул  ее  назад.  Я
указал на красный огонек.
   - Видите? Он все же неисправен.
   - Ну, блин, ты откудова в  столицу  заявился?  Из  какого  Зажопинска?  -
веселилась девчонка. - Вытащи пропуск и шагай.
   -  Чего  над  человеком  потешаешься?  ?  сурово  сказала   женщина   лет
пятидесяти. - Небось и впрямь впервые в метро, объясни нормально.
   - Понаедет провинция, - не сдалась девушка, - все метро заполонили.
   - Сама-то ты москвичка? - хмуро осведомилась тетка, выдергивая мой  талон
на вход.
   - Да, а шо? - скривилась девчонка.
   - Ой, не могу! Шо! Ни шо, - захихикала тетка. - Езжай в  свое  общежитие,
лимита убогая, ишь когти раскрасила, срам смотреть!
   Я не стал слушать их ругань, а,  быстро  пройдя  турникет,  спустился  на
платформу и стал ждать поезда. Если признаться честно, живу  словно  рыба  в
аквариуме, плаваю в закрытой системе и редко общаюсь с народом. Может, это к
лучшему?
   Поезд с ревом подкатил к перрону,  я  вошел  в  вагон,  который,  к  моей
радости,  оказался  полупустым.  Сел  на   сиденье   и   принялся   бездумно
разглядывать пассажиров, большинство из которых держало в руках книги.
   Недавно ?Литературная газета?, которую я продолжаю по привычке  покупать,
затеяла целую дискуссию на тему, кого  из  современных  литераторов  считать
гениями. Назывались совершенно неизвестные мне фамилии, в результате победил
некто Слонов с повестью ?Душевная рана?. Интересно, журналисты ?Литературки?
когда-нибудь ездят в столичном метро? Сейчас в  вагоне  находилось  примерно
двадцать человек, и я насчитал три томика Марининой, два - Колычева,  четыре
-  Литвиновых  и  один  -  Агаты  Кристи.  Остальные  уткнулись  в   учебную
литературу, Слонова не было ни у кого.
   - Следующая станция... - ожил динамик.
   В вагоне началось шевеление. Часть пассажиров вышла, им  на  смену  вошли
другие. У вновь прибывших тоже оказались книги:  парочка  любовных  романов,
Дашкова и грамматика немецкого языка. Двери начали закрываться.
   - Эй, погодь, - донеслось с платформы. К вагону  спешил  дядька  с  двумя
обшарпанными чемоданами в руках. Он подлетел к двери, всунул между створками
голову, украшенную кожаной кепкой, и в эту же секунду  они  хлопнули,  зажав
несчастному шею. Все произошло в секунду, вагон дернулся и медленно пришел в
движение.
   -  ...  -  заорал  бедный  мужик,  делаясь  похожим  на  огнетушитель,  -
отъездился!
   Я вскочил и ринулся к бедолаге, еще  пара  мужиков  кинулись  на  помощь.
Объединив усилия, мы отжали двери. Поезд,  вздрогнув,  остановился.  Потный,
тяжело дышащий мужик ввалился внутрь.
   - Вот так..., - сказал он.
   - Послушай, дед, - возмутился один из парней, открывавший двери, - если в
следующий раз попадешь в такое положение,  бросай  свои  баулы  и  раздвигай
створки, так и погибнуть можно.
   - Еще чего, - огрызнулся дядька, - чтоб мой багаж сперли!
   - Вот дурья башка, - взвился юноша, - если голову оторвет, ничего уже  не
понадобится.
   - Не скажи, - отдувался дядька, вытирая лицо рукавом болоньевой куртки, -
у меня в узлах полно всего хорошего, за деньги купленного, а в вашей  Москве
одни воры.  Меня  шурин  крепко  предупредил:  ?Ты,  Василий,  чемоданы  без
присмотра не оставляй, мигом..., ...!? Ох и натерпелся  я  страху!  Метро-то
дурацкое! Виданное ли дело, поезд двери закрыл и поехал! Чуть не убил меня.
   - Надо было другой поезд подождать,  -  вступила  в  разговор  женщина  в
голубой шапке из мохера. - И незачем метро ругать, просто следует  аккуратно
им пользоваться!
   -  Дрянь,  а  не  транспорт,  -  решительно  сказал  дядька,  подхватывая
чемоданы, - а вы все в этом городе  психи  -  бегом,  скачком...  Орут  все,
пихаются, бутылка пива семнадцать  рублей  стоит!  Это  кто  же  себе  такое
позволить может? Ваще, блин, сдурели.
   Поезд мирно докатил до следующей станции. Двери распахнулись, я вышел  на
платформу. Вообще-то, провинциал был прав, окружающие сограждане толкают  со
всех сторон.

Глава 8

   Нора взяла у меня диктофон, на  который  я,  не  надеясь  на  собственную
память, записал рассказы тех, кто видел  Соню,  и  удалилась  в  кабинет.  Я
прошел к себе и лег на диван. Следовало пойти на кухню и заварить чай, а еще
лучше порыться в холодильнике и соорудить пару бутербродов. Но, во-первых, я
терпеть не могу хозяйничать, во-вторых, во рту прочно поселился вкус  ?чая?,
которым потчевала меня Евдокия Петровна, в-третьих, у плиты  сейчас  колдует
над очередным несъедобным  блюдом  горничная  Лена,  она  явно  захочет  мне
услужить,  но  даже  сыр,  просто  положенный  на  хлеб,  в  руках   Леночки
превращается в нечто отвратительное. Я натянул на себя плед и начал медленно
засыпать, сказывались последствия бессонной ночи. Ноги наконец-то согрелись,
тело расслабилось. В комнате было тепло, пахло моим  любимым  табаком.  Пару
месяцев назад я начал курить дома трубку. В город по-прежнему беру сигареты,
но в свободную минуту устраиваюсь в кресле, раскрываю книгу, набиваю...
   Вдруг зазвонил телефон. Я нехотя приоткрыл глаза. Ни за  что  не  встану,
аппараты стоят во всех комнатах, Лена  подойдет.  И  точно,  вскоре  телефон
замолчал. Я опять начал проваливаться в  сон,  и  тут  оглушительно  заиграл
мобильный. Поняв, что отдохнуть не удастся, я взял ?Нокиа? и буркнул:
   - Да?
   - Ванечка, -  раздался  голос  Таисии,  домработницы  Николетты,  -  будь
другом, приехай поскорей.
   - У вас что-то случилось?
   - Так Николетта заболела, орет дурниной, - ответила Тася, - видать, плохо
ей совсем. Велела тебе явиться.
   Я встал и открыл шкаф,  машины  нет,  следует  одеться  потеплей.  Можно,
конечно, никуда не ехать. Вам кажется, что я плохой сын? Может,  и  так,  но
если Николетта, по выражению Таси, ?орет дурниной?, значит,  ей  не  так  уж
плохо. По моим наблюдениям, когда человек собрался  умирать,  он  молчит.  И
потом, сдается мне, что маменьку треплет похмелье.
   Ботинки на меху почти спасли меня от  холода.  Тася  приняла  дубленку  и
жарко зашептала:
   - Врача велела вызвать.
   - А ты как поступила?
   - ?Ноль три? позвонила!
   Я укоризненно покачал головой, сейчас придется объясняться с озлобленными
медиками.
   В спальне было очень душно и пахло валокордином. Я  решительно  распахнул
форточку, морозный воздух мигом ворвался в помещение.
   - Вава! - взвизгнула маменька. - Ты решил меня убить! Немедленно закрой!
   Я усмехнулся. Вава! Еще не так давно матушка постоянно  звала  меня  этим
детским именем, и пришлось приложить немало  усилий,  чтобы  отучить  ее  от
идиотской привычки. Правда, сейчас кличка ?Вава?  отчего-то  перестала  меня
злить. Наверное, я в сорок лет пережил кризис подросткового возраста и  стал
смотреть на мир иными глазами. Впрочем, Николетта теперь редко обращается ко
мне так, только когда злится.
   - У тебя болит голова?
   - О-о-о, - простонала маменька из-под пухового одеяла стоимостью  пятьсот
долларов, - умираю! Слушай внимательно! Я  привела  в  порядок  весь  архив,
разобрала  фотографии,  письма.  Тебе  после  моей  смерти  будет  интересно
посмотреть! Мне  признавались  в  любви  такие  люди!  Поэт  Филимонов!  Ты,
надеюсь, слышал эту фамилию! Еще генерал Бобрин...
   Я кивал. Николетта в своем  репертуаре.  Примерно  два  раза  в  год  она
устраивает спектакль под названием ?Близкая  смерть?  и  торжественно  пишет
завещание. Затем призывает меня и  начинает  отдавать  приказания.  Ей  и  в
голову не приходит, что чемодан, набитый  пожелтевшими  письмами,  в  случае
чего будет  мигом  отправлен  в  печь.  Мне  совершенно  неинтересно  читать
обращенные к маменьке любовные послания, я очень уважал отца  и  предпочитаю
думать, что матушка ему никогда не изменяла.
   - Вава, ты меня не слушаешь! - взвизгнула Николетта.
   - Нет-нет! Я очень внимательно слушаю.
   - Тогда почему ты молчишь?
   А что я должен делать, по ее разумению? Заламывать руки, падать на пол  и
биться затылком о паркет?
   - Извини, я борюсь со слезами, не каждый день теряешь родную мать!
   Николетта села, с подозрением глянула на меня, потом вновь  обвалилась  в
подушки.
   - О-о-о, моя голова, тошнит!
   - Не следовало пить коктейли, предупреждал ведь.
   - Какой ты зануда! О-о-о... Врача вызвали?
   - Сейчас придет.
   - Тася!!! - завопила маменька. Домработница материализовалась на пороге.
   - Немедленно смени постельное белье, дай розовое, то, новое, с  вышивкой.
И сорочку другую, голубую, нет, красную. Стой, дура, куда пошла?
   - 3а бельем.
   -  Лучше  пижаму,  -  рявкнула  Николетта,  -  бежевую,  с  рюшами!  Духи
принеси. ?Миракль?.
   - Ладно.
   - Щетку для волос.
   - Сейчас.
   - Губную помаду и пудреницу!
   - Ты  зря  так  стараешься,  -  усмехнулся  я,  -  скорей  всего  приедет
замороченная вызовами бригада, которой будет  без  разницы,  какая  на  тебе
рубашка.
   Николетта подскочила на ортопедическом  матрасе,  за  который  я  выложил
такую сумму, что до сих пор тошнит при воспоминании.
   - Вы не позвали Сергея Федоровича?
   - Так он уехал с семьей отдыхать, - сообщила Тася, -  в  горы,  на  лыжах
кататься. Позвонила ему на мобильный, а он говорит: ?Извините,  не  могу,  в
Альпах сейчас, на подъемнике сижу?.
   - Кого же ты пригласила? - побагровела маменька.
   - Ноль три набрала.
   Николетта на секунду потеряла от гнева  голос,  но  потом  он  к  ней,  к
сожалению, вернулся, и матушка завопила так, что  труба,  от  звука  которой
пали стены Иерихона, почернела бы от зависти.
   - Ты обратилась в муниципальную службу!!!
   - Так вы говорили, что умираете, - отбивалась Тася.
   - Не настолько, чтобы звать бесплатного доктора!!! Боже!!! Ужас!!!
   Она бы, наверное, растоптала глупую Тасю, но тут раздался резкий звонок в
дверь. Домработница, радуясь, что легко  отделалась,  ринулась  в  прихожую.
Николетта  шлепнулась  на  кружевную   наволочку   и   трагическим   шепотом
просвистела:
   - Ну вот! Сейчас подумают, что к нищей  приехали!  Белье  мятое,  сама  в
несвежей сорочке!
   Я не успел ничего ответить, потому что в  спальне  появились  две  хмурые
тетки. Одна, чуть постарше, мрачно спросила:
   - Что у нас?
   - Умираю, - простонала Николетта, - инсульт разбил! О,  скажите,  сколько
осталось жить? Мне нужно знать правду, у меня ребенок...
   Врач молча вытащила тонометр, закрепила манжету и через секунду ответила:
   - Нечего притворяться.  Давление,  как  у  космонавта,  сто  двадцать  на
восемьдесят. Да в вашем возрасте у людей давно гипертония!
   Николетта села.  По  лицу  было  видно,  что  она  растерялась.  Конечно,
маменька привыкла к ласково улыбающемуся Сергею Федоровичу,  который  охотно
подыгрывает пациентам. Закатывает  глаза,  качает  головой,  цокает  языком,
потом, заговорщицки улыбаясь, вытаскивает  аспирин,  растворяет  таблетку  в
воде и уверяет, будто  это  волшебное  американское  средство  от  инсульта,
инфаркта, гепатита, СПИДа, словом, от всех болячек, которые  придумала  себе
матушка. Потом берет конвертик и  исчезает.  После  его  ухода  у  Николетты
остается сладкое ощущение, что она избежала неминуемой смерти.  А  сейчас  у
нее в спальне стоят две злые бабы, которые не сняли уличной обуви, не помыли
рук и не собираются возиться с ?больной?.
   - Пили? - отрывисто поинтересовалась одна.
   - Только коктейль, - пролепетала  маменька,  -  розовый  такой,  вкусный.
Докторица сморщилась:
   - Фу! Потому и болит голова. Надо  бы  сообщить  диспетчеру,  что  ложный
вызов сделали! Наговорили ей: умирает, сердце! А у самой птичья болезнь!
   - Какая? - прошептала Николетта, бледнея. - Какая у меня болячка?
   - Перепел, - отрезала врач. - Как не стыдно, оторвали людей от  дела,  за
такое полагается наказывать.
   Маменька разинула рот, но звук не шел. Оно  и  понятно,  будучи  светской
дамой, Николетта вращается в таком обществе,  где  не  принято  выплескивать
эмоции. Столкнувшись с нормальной человеческой реакцией на  свое  поведение,
матушка оторопела.
   - Отвратительно, - кипела тетка, пряча тонометр.
   Я быстро вытащил кошелек. Врачи сменили гнев на  милость  и,  посоветовав
принять две таблетки анальгина вкупе с чашкой кофе, удалились было прочь.
   Но тут Николетта пришла в себя и решила не сдаваться.
   - У меня дикие боли в спине!
   Получив энную сумму, врачи считали себя  не  вправе  отказать  в  помощи,
поэтому развернулись и изучили позвоночник охающей матушки.
   - Ерунда, - вынесли они вердикт,  -  остеохондроз,  он  у  всех,  даже  у
маленьких детей.
   - Может, мне массаж поделать, физиотерапию? - ринулась в бой Николетта.
   Медички  притормозили  на  пороге,  потом   более   молодая   женщина   с
неподражаемой интонацией произнесла:
   - А смысл?
   Все  замерли,  словно  герои  финальной  сцены  бессмертной  пьесы   Н.В.
Гоголя ?Ревизор?. Врачи отмерли  первыми  и,  громыхая  железным  чемоданом,
удалились.
   - Что она имела в виду? -  растерянно  протянула  маменька.  -  Намекала,
будто нет никакого смысла меня лечить?! Тася!!! Немедленно открой  балкон  и
пропылесось пол! Вава, шагом марш в гостиную!!!
   Я усмехнулся и пошел в указанном направлении.  Через  секунду  в  комнату
принеслась Николетта, размахивавшая конвертом.
   - На!
   - Что это? - удивился я.
   - Мой подарок тебе на Новый год. Обычно маменька на все  даты  дарит  мне
одеколон, а я, не раскрывая  упаковку,  передариваю  парфюм  кому-нибудь  из
приятелей. Дело в том, что Николетта  обожает  тяжелые,  душные,  восточные,
?роковые? ароматы, а мне нравятся свежие, чуть  горьковатые  запахи.  Но  на
этот раз она не пошла по проторенной дорожке. Я вытащил розовый листок.
   - Извини, не понимаю...
   - Дурачок! Я купила годовой абонемент в фитнес-клуб.
   - Куда?! - выронил я от ужаса бумажку.
   - В самое дорогое и престижное  место  во  всей  Москве,  -  затараторила
маменька. - Знаешь, сколько стоит? Ах, не скажу! Это ведь подарок. Там такие
условия! Бассейн, тренажерные залы, баня, сауна, джакузи, массаж -  всего  и
не перечислить.
   - Но я терпеть не могу заниматься спортом!
   - Вава!!! Сейчас весь свет ходит в фитнес-клубы. Зять  Коки  каждый  день
там. Кстати, я и себе взяла абонемент, будем ездить вместе, очень удобно!
   Перспектива  отправляться  рука  об  руку  с  маменькой  в  зал,  набитый
тренажерами, повергла меня в транс, но Николетта была настроена серьезно:
   - Вот завтра...
   Но ей не дал договорить звонок в дверь.
   - Это кто? - изумилась Николетта.
   -  Понятия  не  имею,  -  пожал  я  плечами,  -  может,  у  соседей  соль
закончилась! У Николетты исказилось лицо.
   - У нас приличный дом, тут не ходят по квартирам, а посылают  прислугу  в
магазин! Тася!!!
   Раздалось шуршание, и в комнату вплыла целая корзина алых роз.
   - Вот, - сообщила Тася, - курьер принес, тут еще и письмо лежит!
   Маменька с хрустом разорвала конверт, потом швырнула прочитанную открытку
на стол и зарылась лицом в цветы.
   - Какой аромат!
   - Дорогущие небось, - покачала головой Тася. - Кто же столько деньжищ  на
ветер выбросил?
   Я взял послание. ?Для самой красивой женщины на свете. Осмелился прислать
цветы, число которых совпадает с прожитыми  вами  годами?.  Далее  следовала
неразборчивая подпись.
   Я быстро пересчитал цветы, их оказалось двадцать девять.  По  моему,  это
слишком. Неизвестному поклоннику следовало раскошелиться по крайней мере еще
на три десятка розочек, чтобы слегка приблизиться к истине.
   - Ты знаешь, кто прислал корзину? - поинтересовался я у Николетты.
   Маменька повернула ко мне совершенно счастливое лицо.
   - Нет, но это неважно. Ах, какие розы! Потом  она  увидела,  что  я  хочу
выйти в коридор, и заявила:
   - Ваня, у меня кончились деньги!
   - Как? Только двадцать девятого  декабря  я  тебе  передал  конверт,  там
было...
   - Сама знаю, - отмахнулась маменька, -  тебе  не  стыдно  попрекать  меня
жалкими копейками?
   - Извини, я  вовсе  не  хотел  тебя  обидеть,  просто  удивился,  как  ты
ухитрилась истратить все за пару дней.
   - Это совсем не трудно, - ответила  Николетта,  -  ты  же  не  даешь  мне
миллион долларов!
   Я только вздохнул. Маменька любой сумме в два счета приделает ноги.
   Увидав мое озабоченное лицо, Николетта попыталась оправдаться:
   - Я купила тебе  подарок!  Поверь,  абонемент  в  фитнес-клуб  -  дорогое
удовольствие. Можно было, конечно, обойтись в два раза меньшей суммой, взять
фиксированные два дня в неделю, но я не хотела экономить на тебе, это гадко!
   Ну что можно ответить на такое заявление?

Глава 9

   Не успел я войти в квартиру, как на меня наехала Нора,  в  прямом  смысле
этого слова, толкнула коляской и гневно поинтересовалась:
   - Где шлялся? Почему не брал трубку? Поскольку я постоянно провожу  время
в обществе милых дам, то научился терпению и кротости.
   - Извините, я вынужден был отправиться к  Николетте,  ей  стало  плохо  с
сердцем, а мобильный я оставил в спальне.
   - Ладно, ступай в кабинет.
   Я прошел к Элеоноре и сел в кресло.
   - Значит, так, - заявила хозяйка, - слушай внимательно. Теперь я  уверена
на все сто, что Соня не виновата. Ее подставили. Осталось  выяснить,  кто  и
зачем.
   - Что натолкнуло вас на эту мысль? Нора довольно рассмеялась:
   -  Всего  лишь  простые  размышления  и  одно  случайное  обстоятельство.
Помнишь, эта девка,  ну  та,  что  торгует  газетами,  заявила,  будто  Соня
оперлась на столик рукой с красными ногтями?
   - Да.
   - Так вот! Соня никогда не пользовалась лаком!
   - Ерунда, может, в этот раз она изменила своим привычкам.
   - Нет, нев