никогда не попадал в эпицентр тайфуна и не оказывался на пути бешено несущейся с горы снежной лавины. А не познав ощущений несчастного, которого крутит, словно былинку, вы не поймете, что обрушилось сейчас на мою голову.
     В конце концов, одурев от криков приверженцев фэн-шуя, я быстро ретировался, бросив на прощание:
     - Делайте что хотите.
     - А мы и не собирались поступать по-твоему! - завопила мне в спину Николетта.
     Я добрался до своей спальни и осторожно зашел внутрь. Мне полегчало. Слава богу, дамы в погоне за стопроцентным здоровьем, молодостью и вечной жизнью не стали ничего трогать в моей скромной обители.
     Был еще один положительный момент в происходящем: увлеченная перестановкой мебели маменька начисто забыла о существовании сына, и я мирно читал до полуночи Рекса Стаута.
     Не успели новые сутки сменить старые, как затрезвонил мобильный.
     - Вава, иди сюда.
     Я вздохнул. Ну вот, обустройство интерьера завершено, пора и Ваню потормошить.
     Николетта лежала в кровати.
     - Немедленно пристегни меня к батарее, - велела она, потрясая браслетом, от которого шла массивная железная цепь.
     Я посмотрел на сверкающие звенья.
     - Зачем?
     - Так надо!
     - И все же?
     - Вава, ты зануда! Делай что говорят.
     - Мне бы хотелось сначала узнать причину столь необычной просьбы, - твердо сказал я.
     Николетта села, отбросила одеяло, и я с удивлением увидел на маменьке пижаму из блестящей материи, похожей на металл или фольгу. Талию вместо пояса охватывала еще одна цепь.
     - Боже, - закатила глаза Николетта, - как трудно жить с человеком, который по-старчески осторожен. Тебе, Вава, сто лет! Ты абсолютно не способен воспринимать новые веяния, пользоваться современными технологиями. А мне всего двадцать, отсюда и желание испробовать все. Ладно, поясню. На мне специальный костюм-заземление. Наука доказала, что нас старят токи, постоянно пронизывающие организм.
     Поэтому спать следует в изоляции, пристегнувшись к батарее, дабы ненужная энергия стекала с тела. Понятно? Теперь прикрепи меня.
     Я пристегнул колечко к чугунной "гармошке". Если особого вреда для жизни нет, то не следует спорить с Николеттой. На мой взгляд, нога, присоединенная к батарее, не принесет маменьке ничего, кроме неудобства. Впрочем, она помучается немного и отстегнется сама.
     - Ключ положи на тумбочку, а то потеряешь, как всегда, - процедила маменька.
     На самом деле я патологически аккуратен, это Николетта вечно расшвыривает принадлежащие ей документы и мелочи. Но спорить не стану, я давно вышел из подросткового возраста. Постулат Л.Н. Толстого о непротивлении злу насилием мне близок, я считаю, что какие-то неприятные вещи следует просто не замечать. Ну какой смысл пинать ногами верблюда, который преградил тебе путь? Во-первых, его никогда не сдвинешь с места, во-вторых, он плюнет в тебя, и ты останешься стоять весь в дерьме, пардон, в слюне.
     "Корабль пустыни" надо просто тихонько обойти сзади и следовать спокойно по своим делам. Так и с Николеттой, попробуй ввязаться с ней в спор, мало тебе не покажется. Хочет маменька почивать приклепанной к отопительной системе, я возражать не стану.
     - Теперь сделай мне антистатическое питье, - выдвинула Николетта новую задачу.
     Я призадумался.
     - Это трудно.
     - Почему? - рассердилась маменька.
     - Насколько я знаю, у Ленки имеется антистатик, но он в аэрозоле, выпить его будет сложно. Могу опшикать им тебя.
     Николетта взвизгнула:
     - Вава! Что за идиотская шутка! Как ты мог предположить, что я стану глотать бытовую химию?
     Я пожал плечами. От человека, способного спать прикованным к батарее, можно ожидать чего угодно.
     - Антистатическое питье нужно сделать самому.
     Пиши рецепт. В стакане теплого молока надо растворить две таблетки шипучего аспирина, накапать пятнадцать капель йода, добавить чайную ложку водки, измельченную дольку чеснока, черный перец и пару зерен аниса.
     - Тебе будет плохо!
     - Вава!!!
     - Ладно, - сдался я, - уже иду.
     - Да, и не забудь положить на дно маленький гвоздик.
     - Гвоздику? Пряность?
     - Я сказала - гвоздь! Чем ты слушаешь! Железный штырь, ножку со шляпкой, его вбивают в стены.
     - С ума сойти! Извини, Николетта, но я не могу позволить тебе глотать острые предметы!
     Николетта закатила глаза:
     - От детей сплошные неприятности. Нельзя быть таким бестолковым, никто и не собирается глотать железку. Она должна лежать на дне. Антистатическая реакция произойдет от соединения паров аниса, чеснока, перца и водки с излучением железа. Ясно? И, пожалуйста, поторопись, Николай велел мне не нервничать, это сокращает жизнь!
     Я пошел на кухню и составил зелье. Все необходимые ингредиенты нашлись сразу, незадача вышла только с гвоздем. Его нигде не было. Инструментов в нашем доме нет, я не умею забивать гвозди, если в квартире требуется повесить картину, на помощь призывается шофер Шурик, который является со всем необходимым. Вот у запасливого водителя имеется все и на все случаи жизни. Но, укладываясь в клинику, Нора отпустила парня в отпуск, а тот, обрадовавшись свободе, отправился на строительство. Экономный Шурик самолично возводит для себя дом в деревне. Нанять рабочих ему жалко, ну с какой стати платить деньги за то, что умеешь делать сам? Правда, стройка длится уже пятый год и протянется столько же, но Шурика это не смущает.
     Поразмыслив, я, не поглядев на часы, позвонил в дверь к соседу Валере и попросил гвоздь.
     - Надеюсь, ты вешаться не собрался? - зевнул тот и потопал в кладовку.
     Вас, наверное, удивит такая готовность соседа услужить мне. Просто не так давно мы с Норой помогли ему в одном деликатном деле, и он с тех пор считает нас своими лучшими друзьями .
     - Есть только шурупы, - крикнул Валера, - с дюбелями!
     - Давай, - обрадовался я.
     - Дрель нужна?
     - Нет, спасибо.
     - А как ты дюбель в стенку засадишь? - заинтересовался Валера.
     - Спасибо, он не нужен, мне шуруп в молоко положить надо.
     Валера крякнул, начал было закрывать дверь, но потом все же не выдержал и заявил:
     - Слышь, Иван Павлович, ты поосторожней-то с шурупами. У нас один на зоне кровать разобрал и железок наелся, хотел только в больницу попасть, но помер.
     Я быстро шмыгнул в свою квартиру.
     Получив стакан с "антистатическим" раствором, Николетта царственно махнула рукой:
     - Ступай, Вава, отдыхать.
     Я дошел до своей комнаты, хотел поставить мобильный на подзарядку, увидел на дисплее надпись:
     "Звонков неотвеченных три" - и нажал на зеленую кнопочку. Ну и кто меня столь упорно добивается?
     Женя Милославский! Я с сомнением посмотрел на часы, но все же сделал ответный звонок.
     - Слушаю, - пробубнил Женя.
     - Это я.
     - Кто?
     - Иван.
     - А, привет.
     - Извини за поздний звонок, но я подумал, если ты меня ищешь, вдруг чего случилось?
     - Не, я просто так, хотел поболтать. Как дела?
     Чем занимаешься?
     Вот тут я очень удивился и ляпнул:
     - Жень, ты не заболел?
     - С какой стати ты так решил?
     - Ну... ты с недавних пор очень беспокоишься о моих делах, - не слишком хорошо подумав, брякнул я.
     Женька помолчал, а потом с обидой воскликнул:
     - Ну ты даешь! Мы столько лет дружим! Неужели я такой, по-твоему, эгоист, что не могу поинтересоваться твоими делами?
     - Жень, извини, я просто устал. Занят сейчас очень, закрутился прямо, - принялся оправдываться я, - да еще Николетта чудит, к батарее приковалась, какую-то дрянь для омоложения пьет.
     Женя помягчел:
     - Ладно, давай на днях сходим пообедать.
     - С удовольствием.
     - Только теперь ты мне сам звони.
     - Ну не злись.
     Приятель хмыкнул:
     - А какой смысл яриться? Тебя не исправить. Чао!
     Я лег в кровать и мгновенно заснул, так и не дочитав книгу.

Глава 15

     - Ваняша, проснись, - потряс меня кто-то за плечо.
     Я с трудом разлепил склеенные веки.
     - Кто здесь?
     - Тася.
     - Что случилось?
     - Так Николетте плохо, прямо совсем.
     Я подскочил как ошпаренный.
     - Который час?
     - Три ночи.
     - Где Николетта?
     - В спальне, иди скорей, - поторопила меня Тася, - тошнит ее, похоже, давление подскочило.
     Я нашарил тапки, накинул халат и отправился к маменьке.
     Между нами, Николетта не прочь изобразить из себя умирающего лебедя. Для своего возраста она обладает просто богатырским здоровьем, но примерно раз в три месяца маменька сваливается в подушки и оповещает всех знакомых:
     - Я ужасно страдаю, у меня инфаркт!
     Естественно, это не правда, сердце у Николетты железное, работает оно, как всемирный эталон времени, ровно, четко, не ломаясь, без сбоев и остановок.
     Николетте просто хочется оказаться в центре внимания, поэтому она и разыгрывает комедию. Всю неделю она, при прическе и макияже, одетая в элегантный халат, возлежит под пуховым одеялом в кружевном пододеяльнике, принимая от посетителей букеты, конфеты и соболезнования. Но сейчас ей явно было не по себе.
     - Тебе плохо? - испугался я. - Что болит?
     - Все.
     - А конкретней?
     - Желудок, голова, руки, ноги, шея, - стала перечислять маменька, - ой, тошнит! Тася!!! Тазик дай!
     Я перепугался окончательно. Маменьке и правда плохо! Скорей всего, у Николетты зашкалило давление. Следует немедленно вызывать "Скорую".
     Машина пришла на удивление быстро. Впрочем, это была не муниципальная "неотложка", а из частной клиники, поэтому врачи первым делом нацепили принесенные с собой бахилы, тщательно вымыли руки и лишь затем вошли в спальню.
     - Здравствуйте, - пробасил один из докторов, - я Федор, со мною Игорь и Олеся. Что у нас случилось?
     - Плохо мне, тошнит, - ответила маменька.
     - На ночь ели?
     - Пила.
     - И что?
     - Ваня принес, он приготовил.
     Федор повернулся ко мне:
     - Я предполагаю, что вы и являетесь тем самым Иваном.
     Я кивнул.
     - Чем попотчевали матушку? - улыбался врач.
     Я постарался максимально точно воспроизвести рецепт.
     - Стакан теплого молока, две таблетки растворимого аспирина, пятнадцать капель йода, чайная ложка водки, долька чеснока, черный перец и пара зерен аниса.
     - Еще гвоздик, - прошептала Николетта, - там на дне гвоздь лежал.
     - Точно, - кивнул я, - шуруп.
     Федор кашлянул:
     - Интересный состав! Понятно теперь, отчего тошнит больную. Можно я откину одеяло?
     - Да, - кивнула Николетта.
     Врач аккуратно отвернул часть перины и по-бабьи взвизгнул.
     - Это что?
     - Цепь, - ответила маменька, - она к батарее идет.
     - И кто вас на нее посадил?
     - Ваня, - Николетта сообщила чистую правду.
     Доктора переглянулись, потом Федор отрывисто приказал:
     - Так, Олеся, отстегни ее, Игорь, давление померяй, а вы, Ваня, пройдемте со мной.
     Мы вышли в коридор.
     - Вот что, - сурово заявил Федор, - вижу, вы решили извести мать! Как вам не стыдно! Чистый садизм, имейте в виду, сейчас мы заберем ее с собой в больницу, и не вздумайте предлагать нам деньги за молчание, обязательно сообщим в милицию о вопиющем факте жестокости. Приклепать старуху к батарее!
     Заставить выпить дикую смесь! Вы преступник! Небось надеетесь квартиру в единоличное пользование получить.
     - Погодите, вы не правы!
     - Кто дал ей на ночь эту бурду?
     - Я, но...
     - А на цепь кто посадил?
     - Действительно, я пристегнул Николетту к батарее, но...
     - И слушать вас не желаю!
     - Федор Олегович, подите сюда! - крикнула Олеся.
     Врач, пронзив меня уничтожающим взглядом, ринулся на зов. Я, ощущая себя полнейшим идиотом, двинулся следом.
     - Смотрите, - тыкала пальцем под простыню медсестра, - бедняжка спит на колючих мочалках, а еще она одета в жуткий костюм, не пропускающий воздух.
     Федор наклонился к Николетте:
     - Дорогая, я понимаю, как вы страдали!
     - Да, - всхлипнула маменька, - всю жизнь.
     - Но теперь с этим ужасом покончено, я позабочусь о вас.
     - Спасибо.
     - Отвезем вас в клинику и поместим в лучшую палату.
     - Мне так плохо? - испугалась маменька. - Я умираю, да?
     - Что вы!
     - Нет, скажите правду, о чем вы шептались с Ваней? Ах, мой несчастный сын! Как он станет жить без матери! Бедняжка! Кто позаботится о нем, сделает обед, постирает белье, уложит спать, споет колыбельную...
     Я молча прислонился к косяку. Ну вот, спектакль под названием "Умирающая мать прощается с сыном" стартовал. Похоже, Николетте не так уж плохо, а тошнит ее от смеси молока, йода, чеснока и аниса, недуг скоро пройдет. Кстати, насчет колыбельной она загнула! Впрочем, маменька никогда не занималась домашним хозяйством, эта миссия всегда была возложена на Тасю, няня не только успешно справлялась с бытовыми проблемами, но и пела мне на ночь песенку про медвежат. Только откуда Федору знать, как обстояли дела у Подушкиных на самом деле? Поэтому он сейчас готов разорвать меня в клочья.
     - Вава, - стонала маменька, - все мое принадлежит тебе. Гроб закажи нежно-розовый, это хорошо оттеняет цвет лица, проследи, чтобы челку не уложили на лоб, мне так не идет. Не забудь о Тасе, пусть уж доживает век в квартире, хоть и не заслужила этого. Забери себе мои платья.
     - Вряд ли я сумею их надеть, - вздохнул я.
     - Это я Тасе говорю.
     - Так не влезу в них, - ожила домработница, - лучше продам.
     - Нет! Носи.
     - Но они малы мне!
     - Худей и носи!
     - Вам рано думать о смерти, - быстро сказала Олеся, - вы, бабушка, еще долго протянете, этому гаду назло.
     Я подавил смешок, ну, сейчас начнется.
     Николетта приподнялась на локтях:
     - Ба-буш-ка? Я? Никто и никогда еще так меня не оскорблял! Я справила не так давно тридцать пятый день рождения...
     В воздухе мелькали молнии. Федор, Игорь и Олеся молча слушали вопли. Николетта высказалась до конца, добавив напоследок:
     - А после курса омоложения и антистатики я стану совсем девочкой!!! Посплю прикованной к батарее - и двадцать лет долой!
     - Так это вы сами захотели! - осенило Федора. - И цепь, и питье?
     - Естественно, - презрительно произнесла маменька, - как же иначе?!
     Доктор осторожно посмотрел на меня, я улыбнулся и помахал ему рукой.
     - Без проблем, не переживайте.
     - Мы уходим! - рявкнул врач.
     - Скатертью дорога! - отозвалась маменька.
     Медики двинулись к двери.
     - А гвоздь? - отмерла Николетта.
     - Какой? - обернулся Федор.
     - Тот из молока, я его проглотила, - совершенно спокойно заявила маменька.
     Доктора кинулись назад, началась суматоха. Через час нас доставили в больницу, на рентген. Просвечивание ничего не показало. Николетта, безостановочно бранясь, выстроила вокруг себя всех дежурных специалистов, требуя извлечь из нее гвоздь.
     - Вдруг вы его и не глотали вовсе, - робко предположил один из врачей, - а просто уронили!
     Можно я опущу на этой фразе занавес и не стану описывать дальнейшие события? Домой я привез Николетту в десять утра. Всю дорогу она строила планы мести, обещая сровнять клинику с землей.
     - Нахалы, - ярилась маменька, - коновалы чертовы! Не найти гвоздь в человеке!
     - Шуруп, - некстати влез я.
     - Какая разница!
     - Большая, гвоздь острый, а шуруп нет, он может сам выйти, съешь побольше каши - и дело с концом, - посоветовал я и испугался.
     Сейчас гнев Николетты обратится на меня. Но маменька словно онемела. Речь она обрела на въезде в гараж.
     - Теперь я знаю, отчего мне стало плохо, - заявила она, - ты, Вава, перепутал рецепт. Сказано было: положи гвоздь, а ты что сунул? Какой-то шуруп!
     - Но они оба из железа!
     - Нет! С твоим шурупом не так реакция пошла, этот врач, Федор, полный идиот, но ты еще хуже! Теперь мой организм отравлен.
     Сердито бормоча себе под нос, маменька добралась до квартиры Норы.
     - Слава богу, приехали, - застрекотала Тася, - я уж испугалась, во, глядите, что нашла в пододеяльнике!
     Мы с Николеттой уставились на маленький шуруп.
     - Стала постель перетрясать, а он там, - пояснила Тася.
     - Почему не позвонила нам? - не выдержал я. - Отчего не сообщила о находке?
     Тася разинула рот, поморгала и сообщила:
     - Ну не догадалася!
     Чтобы не слушать скандал, который маменька закатила Тасе, я быстро переоделся, побрился и позвонил Галине Масляниковой, хозяйке йоркшира по кличке Степа.
     - Частное сыскное агентство? - удивилась та. - А я при чем?
     - Можно поговорить с вами о взрыве в "Артемоне"?
     - Столько раз в милиции рассказывала, право, надоело!
     Минут десять я уламывал даму, и наконец она весьма недовольно сказала:
     - Ну хорошо, кафе "Дотти" на Тверской знаете, найдете меня в укромном уголке под лестницей. Я личность известная, фанаты мне проходу не дают, вот и приходится прятаться!
     - Уже мчусь, - обрадовался я, - но как я вас узнаю?
     Из трубки раздался смешок.
     - Мгновенно. Я каждый день в телевизоре мелькаю, то один сериал с моим участием крутят, то другой. Не спрашивайте ерунду.
     Я положил трубку. Сообщать в этой ситуации, что я ни разу не смотрел многосерийные картины, показалось мне неприличным.
     До "Дотти" я добрался без особых проблем, отчего-то Тверская оказалась почти пустой, и место для парковки нашлось сразу. Сочтя это добрым знаком, я толкнул дверь, очутился в длинном зале и спросил у официантки, молоденькой девочки в белой блузке:
     - Вы Галину Масляникову знаете?
     - Не-а, - помотала та головой.
     - Она в сериалах снимается.
     - А мне их когда глядеть? Все время на работе, - справедливо возразила девчушка.
     - Может, кто-то из ваших коллег мне поможет?
     Девочка отошла к стойке бара, пошепталась с парнишкой, готовящим кофе, и воскликнула:
     - А! Эту видела! Она всегда под лестницу садится!
     Такая смешная!
     Я хотел пойти в указанном направлении, но тут в кафе вошла женщина самого невероятного вида. Она была облачена в черно-белый клетчатый комбинезон.
     У меня зарябило в глазах, модница походила на поставленную ребром шахматную доску. На шее у прелестницы трепыхался платочек ядовито-зеленого цвета, блузка, одетая под комбинезон, имела цвет молодого поросенка. На ногах у дамы были боты, похоже, резиновые, а может, лаковые, круглоносые, на пуговичках. Но самым выдающимся в ее облике были волосы.
     Блондинистые пряди составляли основу прически, сверху было сделано розовое мелирование. Стрижка ступеньками обрамляла лицо, а на макушке дыбилась ежиком. У наивного человека создавалось впечатление, что даму стриг сумасшедший парикмахер, который, отхватив там и тут по клоку волос, бросил работу, не закончив ее. На фоне сверхоригинальной укладки оранжевые губы, густо-зеленые веки и кирпичный румянец актрисы уже не удивляли.
     Посетительница подняла руку, на пальцах засверкали огромные перстни, на запястье зазвенели браслеты.
     - Надеюсь, мой столик в укромном месте свободен, - громовым голосом осведомилась она, - мне нужно спрятаться от фанатов. Боже, они меня опять преследуют!
     Я постарался сохранить непроницаемый вид. Около красавицы не было ни одного человека, тем более с ее фотографиями для автографа.
     - Так что, - начала сердиться посетительница, - столик готов?
     Я шагнул к ней:
     - Добрый день, Галина.
     - Вот, - заверещала актрисуля, выхватывая из сумки очки, - уже началось! Сейчас все за автографами сбегутся! Катастрофа, спрячьте меня! Немедленно!
     Голос дамы, визгливый, очень высокого тембра, мигом заставил обернуться всех мирно пивших кофе посетителей кафе. На мой взгляд, если хочешь сохранить инкогнито, следует вести себя скромней.
     - Не пугайтесь, перед вами не обезумевший поклонник, - сказал я.
     - Да, - кокетливо прищурилась дамочка, - а кто же?
     - Тот самый сотрудник агентства "Ниро", с которым у вас назначена встреча, - ответил я.
     Мы заняли место за неудобным маленьким стеклянным столиком. Мне и