раздеваться, я быстро сказал:
   - Светлана, вы прелестны, но, к сожалению, ошибаетесь.
   - Да, - вскинула бровки собеседница, - и в чем?
   - Во-первых, я не подхожу вам по возрасту.
   - И что из этого?
   А действительно, что? Не с того аргумента начал.
   - Я никогда не имел никаких дел с Наташей.
   - Розы тогда зачем принесли? И деньги? Вздохнув, я решил признаться:
   - Меня наняли собрать сведения о подругах погибшей  Риты  Родионовой.  Вы
знали ее?
   - Конечно, - фыркнула Света.
   - Хорошо?
   - Учились вместе, только Риточка со мной даже  не  разговаривала.  Кивнет
утром, и все дела.
   - Почему?
   - По кочану. Она богатая, мы бедные, дельфин и русалка.
   - Кто? - изумился я. - При чем тут дельфин и русалка?
   - При том, что они, как известно, не пара, -  хихикнула  Светочка,  -  вы
радио слушаете?
   - Очень редко.
   - Оно и видно. А кто вас нанял?
   - Бабушка Риты, Элеонора.
   - А-а-а, ну-ну, - пробормотала девчонка недоверчиво,  -  деньги,  значит,
заберете.
   - Оставьте себе.
   Света мигом спрятала конверт в  карман,  я  подождал,  пока  она  одернет
свитерок, и поинтересовался:
   - А Наташа что-нибудь конкретное говорила о кавалере?
   - Что именно?
   - Возраст, например.
   - Нет, упомянула только, что старый, ну вот, как вы, например.
   Тяжелый вздох вырвался  из  моей  груди.  Светочке  небось  только-только
исполнилось восемнадцать, и я, справивший сорокалетие,  должен  казаться  ей
Мафуса илом. Впрочем, кавалеру могло быть и пятьдесят, и шестьдесят, если он
хорошо следил за собой.
   - А имя она не упоминала?
   - Иван, - ухмыльнулась Света, - по странному совпадению  его  тоже  зовут
Иван, впрочем, он просил, чтобы Ната звала его Вава.
   - Как? - оторопел я.
   - Вава, - засмеялась девица, - правда, идиотизм! В машину я сел в  полной
растерянности. Иван, да еще и Вава! Хорошенькое совпадение.
   Домой я явился к обеду. Элеонора выслушала доклад, несколько раз погоняла
туда-сюда запись на диктофоне и ухмыльнулась.
   - Ты, оказывается, шалун! Завел с девчонкой шашни!
   - Интересно, кто же это решил назваться моим именем?
   - Никто, - спокойно ответила Нора, -  просто  того  похотливого  козлика,
любителя свежего женского тела, тоже зовут Иван. Совсем не  редкое  имя  для
старичков.
   И она весело рассмеялась.
   - Но Вава?
   Нора, продолжая  улыбаться,  подъехала  к  письменному  столу  и  достала
папочку.
   - Ну-ка, прочти.
   Я вытащил несколько газетных вырезок и уставился на подчеркнутые  красным
фломастером строки: ?Скажи Ваня, какое из воспоминаний детства больше  всего
тебя раздражает?? - ?Ну, наверное, дурацкая кличка Вава,  которую  мне  дали
одноклассники!"
   - Что это? - удивился я.
   - Интервью с известным эстрадным певцом Иваном Аржа, - пояснила  Нора,  -
дальше листай.
   "Почему  герой   вашего   нового   романа   носит   какую-то   совершенно
неблагозвучную  и  немужественную  кликуху  Вава??  -  ?Вот  тут  я  с  вами
категорически не согласен. Вава - так звали меня в детстве родители. До  сих
пор при звуках этого имени меня обуревают счастливые воспоминания. Имя  Иван
мне не по душе. Скажу по секрету, жена и дочь зовут  меня  только  Вава?.  Я
поднял глаза на Нору.
   - А это разговор  с  модным  писателем  Иваном  Потворовым.  Если  дальше
посмотришь, там еще несколько отрывков из бесед  с  разными  людьми  на  эту
тему.
   - Но зачем вы их собираете? Нора фыркнула:
   -  Решила  поработать  психотерапевтом.  Я  великолепно  знаю,   как   ты
дергаешься, услыхав ?Вава?, вот и решила избавить тебя от комплекса. Видишь,
многих Иванов в детстве звали именно так, но кое-кому это нравилось. Так что
можешь успокоиться.
   - Интересно, почему?
   - Тебе Николетта не объясняла?
   - Ну, вроде в младенчестве, когда я только  начал  лепетать,  на  вопрос:
?Как тебя зовут??, отвечал: ?Вава?.
   - Думаю, что и у других та  же  история,  -  вздохнула  Нора,  -  детские
прозвища самые живучие. Многих Сергеев отчего-то зовут Серый,  а  Володей  -
Вованами или Вовчиками.
   Я молчал. Честно говоря, Нора меня удивила. Надо  же,  составляла  досье,
чтобы показать мне.
   - Ладно, - хлопнула хозяйка рукой по подлокотнику, - собирайся.
   - Куда? - изумился я.
   - Съездишь к этому Анатолию и порасспрашиваешь его.
   - Зачем?
   - Да так, - пожала плечами Нора. - Ты, главное, не спорь, делай, что тебе
говорят, и все, думать стану я. Хорошо? Действуй, Вава!
   Делать нечего, пришлось покориться и вновь ехать  в  тот  дом,  где  жила
Настя Королева.

Глава 9

   Дверь в квартиру Анатолия распахнулась сразу, вернее,  я  даже  не  успел
нажать на звонок, как она открылась, и на лестничную площадку вышла  грузная
тетка лет шестидесяти, в отвратительно грязной куртке и жуткой,  клочкастой,
самовязаной шапке. В руках  она  держала  объемистую  и  весьма  замурзанную
хозяйственную сумку.
   - Вы к кому? - безнадежно устало поинтересовалась женщина  и  подняла  на
меня выцветшие глаза.
   Но кожа на ее лице еще не успела окончательно увянуть,  и  я  понял,  что
тетка ненамного меня старше,  просто  она  из  простонародья  и  не  слишком
заботится о внешности. Ест сколько хочет,  в  основном  макароны  и  хлеб  с
маслом, вот и превратилась в  доменную  печь,  растеряв  всякое  сходство  с
прекрасной дамой.
   - Вы к кому? - словно эхо повторила баба, ставя сумку на заплеванный пол.
   - Мне нужен Анатолий.
   Женщина скользнула по мне взглядом и тихо поинтересовалась:
   - Из органов, что ли?
   - Каких? - удивился я.
   - Внутренних, - ответила она и стала методично запирать целый ряд замков,
которыми щетинилась неказистая дверь.
   В моем понимании внутренние органы - это печень, почки, легкие... Но баба
явно имела в виду милицию.  Интересно,  зачем  она  так  тщательно  запирает
квартиру? Насколько я успел заметить, посетив  вчера  Анатолия,  красть  там
нечего, и уж совсем смешно крепить  запоры  на  хлипкой  деревяшке,  которую
можно элементарно вышибить легким движением плеча.
   - Из нашего отделения, что ли? - бормотала баба, пряча  связку  ключей  в
карман. - Насчет заявления? Неожиданно мой язык сам по себе брякнул:
   - Нет, я из министерства, из МВД. Женщина попятилась:
   - Чего еще на мою голову?
   Я страшно обозлился сам на себя. Ну какого черта соврал? А  главное,  как
естественно, походя, сделал это! Сейчас  женщина  потребует  документы  и  с
позором спустит меня с лестницы. Но собеседница неожиданно навалилась  телом
на перила и заплакала.
   - Господи, ну за что мне это? Ну чем прогневала создателя? Что же все мне
говно да говно на башку льет...
   Я совершенно не переношу женских слез и ощущаю себя полным идиотом, когда
при мне плачут. Рыдающая баба  размазывала  жидкость  по  лицу  грязно-серой
варежкой, а у меня нехорошо защемило сердце.
   - Ну-ну, - заквохтал я, похлопывая ее по плечу, -  ну-ну,  не  стоит  так
расстраиваться, все, что нас не убивает, делает нас только сильней.
   Женщина стащила с головы шапку, мне в нос ударил запах  давно  не  мытых,
сальных волос и сказала:
   - Авось помрут, сил моих нету больше.
   - Кто должен скончаться?
   - Да ироды мои,  Толька  и  Гришка,  -  произнесла  собеседница  и  вновь
заплакала, но на этот раз тихо, поскуливая, словно обиженное животное.
   - Толя дома?
   - В больницу свезли вчерась, - шмыгнула баба носом и показала на  грязную
торбу, - вот волоку туда шмотье...
   Я оглядел разбухшую поклажу и неожиданно в порыве вдохновения произнес:
   - Ладно, все равно вас опросить надо, давайте довезу, говорите куда.
   - Вот спасибо, так спасибо, - засуетилась женщина, - в токсикологическую,
на Коровинское шоссе.
   - Знаете точный адрес?
   - Да он туда уж в пятый раз попадает,  -  сообщила  она,  -  ой,  давайте
сумочку, тяжело небось.
   Но я понес отвратительную авоську в ?Жигули?, светское воспитание страшно
осложняет жизнь. Пусть бы  она  сама  тащила  потрепанную  сумку,  но,  увы,
Николетта твердо вбила в меня кодекс джентльмена.
   По дороге мы познакомились.
   - Анна Егоровна, - пробормотала спутница и быстро добавила:
   - Зовите просто Нюша.
   - Иван, - отозвался я.
   - Что Толя-то наделал? - осторожно поинтересовалась Нюша.
   - Не волнуйтесь, он просто свидетель по одному делу.
   - Господи спаси, - перекрестилась женщина, - хорошо вам говорить, а я вся
на нервах, только и жду, чего еще выкинет. Слава богу, хоть Гришку посадили,
все спокойней стало, а то хоть из дома беги.
   - Гриша, это кто?
   - Муженек мой, чтоб ему сдохнуть,  -  в  сердцах  сплюнула  Нюша,  -  вот
надеюсь, на зоне придавят, говорят, там козлов не любят.
   Воспитанный интеллигентными родителями, обучавшийся сначала в  престижной
школе, а затем в элитном  Литературном  институте,  я  редко  сталкиваюсь  с
простонародьем. Все мои друзья принадлежат к одному  кругу,  в  нем  приняты
свои правила поведения. Нет, я видел алкоголиков, наркоманов и женщин  более
чем легкого поведения. С одной, Ксенией Людовой,  даже  прожил  почти  целый
год, пока до меня не дошло, что делю ее еще с пятеркой других мужчин. Но как
следует разговаривать с Нюшей? На всякий случай я укорил ее:
   - Ну зачем же желать смерти другому человеку? Это не по-христиански.
   - А, не по-божески, - взвилась она, - а он со мной по-хорошему?  Нет,  уж
вы послушайте, чего расскажу.
   Я молча повернул налево. Ну вот, началось. Отчего-то в  моем  присутствии
большинство дам начинает откровенничать, превращая меня в жилетку для  слез.
Но Нюшу уже не остановить.
   - Эх, - горько  жаловалась  она,  -  еще  когда  мне  маменька  говорила:
?Осторожней, Нюша, выходи лучше за Петьку, ну и подумаешь, что у него  глаза
косят, зато трезвый, не чета Гришке?.
   Но глупая Нюша только отмахнулась. Ей совершенно не хотелось  иметь  дома
супруга, у которого один глаз глядит на Киев, а другой  на  Урал.  И  потом,
Петька казался скучным занудой, корпел над учебниками, собирался поступать в
институт, хотел стать врачом. Гришка же был намного веселей, да из себя хоть
куда - кудрявый, быстроглазый, с гитарой. По нему сохло полдома, но из армии
он просил ждать его Нюшу.
   Потом сыграли свадьбу, родился Толик, и  потекла  семейная  жизнь.  Гриша
пил,  но  этот  факт  совершенно  не  смущал  Нюшу.  А   что,   кругом   все
прикладываются к бутылке по субботам. Но потом хмельными  в  их  доме  стали
понедельник,  вторник,  среда  и  все  остальные  дни  недели.  Естественно,
работать шофером Гришка не смог. Сначала он  подался  в  грузчики,  затем  в
дворники, потом начал перебиваться разовыми  заработками.  Когда  же  и  они
прекратились, начал таскать из дома вещи, воровать у Нюши деньги. А  еще  он
от души колотил  жену  и  раздавал  затрещины  Толику.  Правда,  парень  рос
неплохим, учился хорошо и даже ухитрился поступить  в  педагогический,  куда
традиционно, с большой охотой,  брали  практически  всех  мальчиков.  Но  на
первом  курсе  Толик  тоже  начал  пить,  причем,  если  Григорий  шагал   к
алкоголизму  медленно,  то  сыну  понадобилось  чуть  меньше   года,   чтобы
превратиться в законченного ханурика.
   - Ну и дура же я была! - причитала Нюша. - Курица безголовая!  Подумаешь,
глаза косые, эка ерунда, привыкла бы через неделю! Зато теперь он профессор,
хирург, уважаемый человек. Дачу построил,  квартиру  купил,  машину,  дом  -
полная чаша. Вот повезло Соньке Рымниной, когда она его в загс отвела.  А  я
еще над ней смеялась. Ведь Петька по  мне  сох,  а  уж  когда  я  с  Гришкой
расписалась, его Сонька подобрала. И что вышло? Кому теперь смешно? Сонька -
профессорша в шубе, а я...
   И она зашмыгала носом.
   - Вы не пробовали их лечить? - спросил я.
   - Гришка ни в какую не шел, - пояснила Нюша, - только орал: ?Отстань, пью
как все?. А Толя в который раз в токсикологию попадает. Нажирается до полной
отключки. Его в больнице в себя приведут, покапают всякого в вену, и готово,
здоров! Другой кто одумался бы, за  ум  взялся.  Ну  плохо  тебе  от  водки,
значит, заканчивай ее жрать, только моему урок не впрок. Приедет домой и  по
новой хлещет. Ой, горе горькое. Измотали они  меня,  словно  собака  тряпку,
прямо в ничто превратили. Слава богу, Гришка сел!
   - За что?
   - Да мужика убил у ларьков, бутылку они не поделили, ну  мой  и  приложил
парня черепушкой о стенку. Семь лет дали. Теперича  пишет,  будто  с  водкой
завязал, только мне все равно,  я  с  ним  развелася  и  выписала  его  вон.
Отмучилась, авось пришьют на зоне, и хорошо.
   Она замолчала. Честно говоря, я не знал, что и сказать. Жизнь у  бедняги,
похоже, и впрямь беспросветная. Только почему же  она  столько  лет  терпела
побои и издевательства?
   - Отчего же вы раньше не развелись?
   - Так квартира!  Мебель,  телевизор,  холодильник,  легко  говорить,  все
тяжелым трудом нажито, и отдать?
   Я закурил. Что ж, каждый народ достоин своего вождя, а  русским  женщинам
свойственна патологическая жалость. Француженка, немка, англичанка и уж  тем
более американка мигом бы бросили пьянчугу, не пожелав портить  свою  жизнь.
Русская же баба с молоком матери впитывает истину: бьет,  значит,  любит,  а
пьет, значит, как все. Вот  уж  не  знаю,  чего  тут  больше:  глупости  или
природного мазохизма?
   - Что, Толя опять запил? Плохо ему стало?
   - Да уж как плохо, - запричитала Нюша, -  вызвала  ?Скорую?,  сто  рублей
дала, чтобы увезли, вот тащу теперь тапки, костюм  тренировочный,  кружку...
Небось оклемался уже чуток. Надо бы к восьми утра явиться, только  работа  у
меня, никто не отпустит!
   -  Кем  же  вы  работаете?  -  для   поддержания   разговора   машинально
поинтересовался я и въехал в ворота больницы.
   - Воспитательницей, - ответила Нюша, - в детском  саду,  государственном,
не работа, а мука, тридцать два ребенка,  и  нянька  уволилась.  Я  вчерась,
когда их всех спать утолкала, окошко нараспашку открыла, думала, может,  кто
простынет  и  сегодня  не  явится.  Куда  там,  к  половине  девятого   всех
приволокли.
   Я припарковал машину у корпуса. Если у меня когда-нибудь  и  будут  дети,
что, право слово, сомнительно,  ни  за  что  не  отдам  их  в  муниципальные
учреждения.
   Пока Нюша носилась взад-вперед по протертому линолеуму, выясняя, в  какую
палату положили Анатолия, я спокойно сидел на колченогом стуле в коридоре  с
пухлой сумкой. Глаза изучали интерьер. В подобном месте я оказался  впервые.
Отец ложился всегда в Кремлевскую больницу,  а  Николетта,  слава  богу,  не
болеет. Да и знакомые мои лечились в каких-то приличных заведениях,  эта  же
клиника, по крайней мере внешне, напоминала ожившую натуру из фильма ужасов.
Стены коридора, где я тосковал в ожидании информации, были выкрашены  жуткой
темно-зеленой краской, двери палат, когда-то белые, теперь покрывали разводы
и  пятна,  пол  представлял  опасность  для  ходьбы,  потому  что   линолеум
топорщился вверх клочками и лохмотьями. Запах тут стоял  соответственный.  К
застарелому ?букету? из ароматов лекарств и мочи примешивалось амбре   переваренной капусты и чего-то совсем тошнотворного.
   Не успел я  классифицировать  вонь,  как  из-за  угла  показалась  щуплая
старушонка, толкавшая перед собой каталку, на которой вздрагивали три  ведра
с эмалированными крышками и огромный чайник.
   - Эй, - завопила бабка, - вторая палата, жрать лежачим привезла,  давайте
миски! Сегодня щи, битки с гречей и кисель, объеденье прямо, ну, шевелитесь,
команда инвалидская, мне за разнос к койкам не платят!
   Продолжая визжать, она подняла крышку, и я чуть  не  скончался  от  вони.
Интересно, сколько дней нужно проголодать, чтобы  прикоснуться  к  подобному
вареву.
   - Ну, давайте, шевелитесь, уебища, - вопила бабка, -  до  утра  мне  тута
стоять?  Не  желаете,  дальше  покачу,  пеняйте  на  себя,  коли   голодными
останетесь.
   Голос ее, въедливый, влетал прямо в мозг. Бывает  такой  тембр,  высокий,
пронзительный, от которого у окружающих мигом начинается  мигрень.  Я  хотел
было встать и пересесть в другое место, но внезапно  раздался  другой  крик,
более низкого тона, совершенно отчаянный:
   - Боженька мой! За  что  же,  за  что...  Толенька,  кровинушка,  сыночка
единственный, на кого же ты меня несчастную покинул, зачем бросил? Помогите,
помогите...
   Я вскочил и увидел Нюшу, несущуюся по коридору. Женщина  бежала,  странно
растопырив руки, словно гигантская птица с переломанными  крыльями.  За  ней
шел мужчина в  белом  халате.  Увидев  меня,  стоящего  в  растерянности  за
каталкой, она взывала еще громче:
   - Господи, господи, господи...
   - Что случилось? - в растерянности  спросил  я.  И  тут  Нюша,  продолжая
исходить воплем, рухнула на пол и забилась в корчах. Падая, она задела ногой
каталку, та неожиданно поехала по коридору.
   - Стой, куда! - бестолково завизжала старушонка. Но каталка, естественно,
не притормозила. Более того, набрав  скорость,  очевидно,  коридор  шел  под
уклон, она пронеслась без остановки до противоположного конца  и  с  размаху
стукнулась  о  стену.  Одно  из  ведер,  наполненное  отвратительным  супом,
подскочило и свалилось на пол.
   - .., - заорала бабка, - вона чего приключилось!
   - Вы ее  родственник?  -  сухо  поинтересовался  доктор,  наклоняясь  над
бьющейся в припадке теткой.
   - Нет, просто знакомый.
   - Это хорошо, - пробормотал врач и заорал:
   - Эй, Валентина!
   Появилась медсестра.
   - Слушаю, Михаил Иванович.
   - Давай, введи ей... Последовала тарабарщина.
   Минут через пятнадцать я сидел в ординаторской. Михаил  Иванович  радушно
предложил:
   - Хотите чаю?
   - Извините, вынужден отказаться, - покачал я головой, -  что-то  аппетита
нет.
   - Да уж, - хмыкнул эскулап, - чай не водка, много не выпьешь.
   - Отчего он скончался?
   - Передоз.
   - Что? - не понял я.
   - Передозировка героина, - пояснил нарколог, - обычное дело  по  нынешним
временам, в нашем отделении каждый второй такой.
   - Мать говорила, он вроде алкоголик.
   - Ну и что? - совершенно не  удивился  нарколог.  -  Был  пьянчуга,  стал
наркоманом.
   - Но она уверяла, будто Толя прикладывался лишь к бутылке!
   Михаил Иванович со вкусом хлебнул из кружки и пожал плечами.
   - Вам это покажется  странным,  но  близкие  люди,  как  правило,  узнают
последними о пагубных привычках детей. Да у него на ногах живого места нет.
   - На ногах?
   - Ну да.
   - Вроде обычно в руки колют. Нарколог вытащил сигареты.
   - Ну, ?торчки? теперь хитрые пошли. Понимают, если, конечно, не совсем уж
пропащие, что верхние конечности на самом виду, вот  и  хитрят,  как  могут.
Кое-кто в ноги колется, кое-кто в пупок норовит.
   - Значит, героин,  -  пробормотал  я,  -  жаль  парня!  Нарколог  секунду
помолчал, потом сказал:
   - Наверное, я покажусь  вам  слишком  жестоким,  но  поверьте,  в  данной
ситуации повезло всем: и парню, и матери.
   - Хорошо везение!
   - Слава богу, что вы не знаете,  какова  жизнь  несчастных,  обитающих  в
одной квартире с наркозависимыми, - вздохнул Михаил, - а юноша все равно  не
жилец был, лучше уж сразу. Езжайте спокойно, мы его мать в  терапию  положим
на время.
   Я спустился во двор, сел в ?Жигули? и поехал домой.  Странно,  ничего  не
делал, а словно мешки  с  мукой  таскал.  Хотя  на  самом  деле  я  никогда,
естественно, не работал  грузчиком,  но,  думаю,  именно  так  ощущает  себя
человек, разгрузив парочку вагонов.
   Внезапно раздался  противный  писк.  Мне  не  слишком  нравятся  мелодии,
которые  издают  мобильные  телефоны,  хотя  их  создатели   явно   пытаются
разнообразить музыку. Вчера, когда сидел у матушки  в  гостях,  слышал,  как
сначала  трубка  Леки  заиграла  Гимн  СССР,  а  потом  телефон  Кисы  начал
исполнять ?Боже, царя храни?. Наверное, поэтому я настроил свой  аппарат  на
самое простое ?дзынь, дзынь?.
   - Вава, - послышался голос Николетты, - ты где?
   - Еду по Ленинскому проспекту, а что?
   - Когда наконец ты научишься не отвечать вопр