визиции.  Огромные  мрачные
соборы должны были подавлять человека,  пришедшего  на  службу,  лишний  раз
напоминать о его ничтожности перед богом.
   Наверное,  архитектор,  проектировавший  подъезд  дома,  вовсе  не  желал
достигнуть подобного  эффекта,  но  я  почувствовал  себя  неуютно  в  почти
сорокаметровом пространстве, застеленном  коврами,  завешанном  картинами  и
заставленном горшками то ли с настоящими, то ли с искусственными цветами.
   - Вы к кому? - поинтересовался охранник.
   - К Федотовым, в сто двадцатую.
   - Присядьте на минуту, - вежливо указал секьюрити на кресло.
   Увидав, что я покорно выполнил указание, охранник  позвонил  в  квартиру,
выясняя, сказал ли гость правду. Поняв, что Федотова ждет меня,  парень  без
тени улыбки произнес:
   - Пятнадцатый этаж.
   Не сказав ему ?спасибо?, я вознесся вверх  и  увидел,  что  дверь  нужной
квартиры открыта, а на пороге стоит стройная девушка. Ожидая, что она сейчас
крикнет:
   "Мам, к тебе пришли?, - я шагнул в ее сторону и услышал вопрос.
   - Это вы хотели узнать об Оле Родионовой?
   - Вы Лариса Федотова? - глупо удивился я.
   - Да, - спокойно пояснила девушка, - входите,  раздевайтесь  и  объясните
что к чему. Честно говоря, я ничего не поняла из ваших  слов,  сказанных  по
телефону.
   Я начал стаскивать куртку,  затем  ботинки.  В  голове  быстро  крутились
цифры. Дочери моей хозяйки  в  этом  году  должно  было  исполниться  сорок.
Значит, стоящей передо мной даме примерно столько  же,  ну  на  год  меньше,
предположим. Но как она выглядит!
   Правда, когда Лариса проводила меня в гостиную, стало понятно, что ей уже
исполнилось тридцать. Легкие морщинки, ?гусиные лапки?,  бежали  от  уголков
глаз к вискам. Но шея была  свежая,  грудь  упругая,  а  талию  я  сумел  бы
обхватить двумя пальцами. Ей можно лишь с натяжкой  дать  тридцать  лет,  но
сорок - никогда.
   - Слушаю, - улыбнулась Лариса и села на стильное кресло.
   Я отметил, что  она  не  развалилась  на  удобном  сиденье,  а  аккуратно
скрестила ноги.
   - Мать Ольги Родионовой, Элеонора, обеспеченная дама, - начал я подробный
рассказ.
   Суть его сводилась к одной,  очень  простой  вещи.  Нора  чувствует  себя
плохо, находится в больнице, в реанимации. Возраст уже  не  юный,  в  голову
закрадываются мысли о смерти. Нора боится, что после ее кончины внучка  Рита
не сумеет справиться с завещанным  ей  огромным  богатством.  Поэтому  очень
хочет отыскать отца девочки. Ему, наверное, около сорока  лет,  и,  если  он
человек достойный, пусть даже имеет семью и других детей,  Элеонора  сделает
его опекуном.
   - Ну а я тут при чем? - спокойно спросила Лариса.
   - Ольга дружила с вами.
   - Почему вы так решили?
   - Мне ваш телефон дала Инна Селезнева.
   - А, ябеда, - фыркнула Лариса. - Наша Инночка всегда все про всех  знала,
только неточно. Отвратительная особа была. Вечно носилась с тетрадкой,  всех
отмечала, какие-то замечания записывала, наушничала в деканате.  Ее  терпеть
не могли. Все она вам наврала, не дружили мы с Ольгой, так просто  общались.
Встречались на занятиях. Привет, привет - и разбежались. Если она  кому  про
свою личную жизнь рассказывала, то не мне.
   - И вы не знали про беременность? Лариса рассмеялась:
   -  Конечно,  знала,  разве  такой  живот  скроешь!  Только   никогда   не
спрашивала, естественно, об отце ребенка. Да и неинтересно было. Я как  раз,
когда она погибла, замуж собиралась. Жалко, естественно,  девушку,  даже  на
похороны сходила.
   - А с кем дружила Оля?
   - С Женей Сергеевой, - спокойно ответила Лариса.
   - Телефончик не подскажете?
   -  Увы,  -  покачала  головой  дама,  -  Женька  очень  давно  укатила  в
Израиловку, никаких координат никому не оставила. Впрочем, поговаривали, что
она перебралась то ли в Америку, то ли в Германию.
   - Жа-аль, - протянул я, - просто очень жаль.
   - Не расстраивайтесь, - улыбнулась Лариса,  -  Родионова  очень  скрытной
была, думаю, что даже лучшей подруге ничего не рассказала. Так что не ищите.
А матери Оли  просто  посоветуйте  найти  порядочного  приятеля  в  качестве
опекуна.
   - Ладно, - сказал я, - поеду теперь к Неле.
   - К кому? - спросила Лариса.
   - К Неле Малышевой.
   - Зачем?
   - Инна сказала, вроде они были подругами.
   - Ой, не верьте, только время потратите. Ничего она не знает.
   - Может, оно и так, - вздохнул я, - но проверить не мешает,  мне  хозяйка
деньги за работу платит.
   - И где только люди берут таких дисциплинированных служащих? - улыбнулась
Федотова. - Если не жаль себя, отправляйтесь. Только имейте в виду, Неля,  к
глубокому сожалению, давно превратилась в алкоголичку. Веры  ее  словам  нет
никакой, за пару сотен рублей такого порасскажет! Волосы зашевелятся!
   - Все равно съезжу, - вздохнул я, - последняя  зацепка  осталась.  Честно
говоря, я рассчитывал на вас.
   - Но я ничего не знаю.
   - Поэтому и хочу поболтать с Нелей.
   - Уж извините за негостеприимство, - перевела  разговор  на  другую  тему
Лариса, - кофе, чай, коньяк?
   - Спасибо, от спиртного откажусь, я за рулем, а кофе с удовольствием.
   - Ксюша, - крикнула Лариса, - будь другом, принеси нам кофеек  -  Сейчас,
мама, - ответил нежный голосок, и высокая девушка вошла  в  комнату,  -  вам
натуральный или растворимый?
   Я глянул на дочь Ларисы и вздрогнул. Передо мной стояла девушка,  безумно
похожая на Риту.  Те  же  волосы,  тот  же  рот,  подбородок,  только  глаза
материнские, ярко-голубые, а не карие, как у внучки Норы.
   - Можно, через кофеварку пропущу? Неохота с джезвой возиться.
   - Как хочешь, дорогая, - ласково ответила мать.  Девушка  вышла.  Кое-как
собрав мозги в кучу, я поинтересовался:
   - Вам когда-нибудь говорили,  что  Рита,  дочь  Ольги,  и  ваша  девочка,
похожи, словно родные сестры?
   -  Сейчас  все  восемнадцатилетние  выглядят  одинаково,   -   улыбнулась
собеседница, - мы в их годы  хотели  выделиться  из  массы,  а  у  этих  все
наоборот. К Ксюше порой  приходят  подруги,  так  я  вздрагиваю,  ну  чистые
близнецы. Кстати, я никогда не видела Риту.
   - Она  очень  интересная  девушка,  -  пробормотал  я.  Даже  если  смыть
косметику с Ксюшиного лица и обрить ее наголо, сходство с Ритой не исчезнет.
Потому что в данном случае речь идет не об одинаковой одежде,  прическе  или
макияже. Нет, тут общие черты лица, строение черепа, разрез глаз.
   Появилась Ксюша с подносом, и я снова вздрогнул. Словно привидение  вошло
в комнату Лариса продолжала светски улыбаться.
   - Руки помыть не желаете? Ванная по коридору и налево.
   Я  посетил  роскошное,  отделанное  шикарным  кафелем  и  никелированными
штучками помещение, вымыл руки и вернулся в гостиную.
   - Вам с сахаром? - спросила Лариса.
   - Один кусочек.
   - Прошу.
   - Благодарю.
   - Конфеты?
   - О нет, увольте, я не любитель сладкого.
   - Сыр? Рекомендую рокфор, вот крекеры.
   - Чудесный аромат, - сказал я, поднимая чашечку, - ?Амбассадор??
   - Не люблю его, - поморщилась хозяйка, - кисловат. Это ?Лавацца Оро?.
   - Никогда не пил.
   - Попробуйте, и станете употреблять только его. Я сделал глоток.
   - Восхитительно!
   - Пейте, пейте, - улыбалась Лариса, - Ксюша еще сварит.
   Я опустошил чашечку и почувствовал сердцебиение.
   - Однако, крепкий.
   - Да, - кивнула Лариса, - настоящий мокко, надеюсь, у вас нет  проблем  с
давлением?
   -  До  сих  пор  не  наблюдалось,  -  еле  выдавил  из  себя  я,   ощущая
головокружение.
   Честно говоря, так плохо, как сейчас, мне еще никогда в жизни не было.  В
ушах звенело, во рту пересохло, в глазах быстро-быстро мелькали вспышки.
   - Что с вами? - обеспокоенно  подалась  в  мою  сторону  Лариса.  -  Иван
Павлович!
   Я хотел сказать, что нет никакого повода для  беспокойства,  открыл  рот,
увидел, как  бешено  вертящиеся  стены  опрокидываются  на  меня,  попытался
увернуться, и наступила темнота.

Глава 26

   - Иван Павлович, - донеслось издалека.
   - Да, - хотел сказать я, но изо рта вырвалось мычание.
   - Иван Павлович, - настаивал голос.
   - Вава, очнись, - вплелось сопрано Николетты, - открой глаза.
   - Иван Павлович, слышите? - гудел незнакомый дядька. - Ну же...
   Я разлепил веки и увидел прямо  над  собой  чудовищный  голубой  потолок,
украшенный золотой лепниной.
   - Где я?
   - Очнулся, - взвизгнула Николетта, - безобразник, напугал всех!
   - Что случилось? - бормотал я, оглядываясь вокруг.
   Интересно,  каким  образом  я  очутился  на  кровати  в  этой  совершенно
незнакомой комнате, обставленной белой мебелью с золотым орнаментом, да  еще
абсолютно раздетый. Неизвестный мне мужчина спокойно ответил:
   - Вам стало плохо, сильно подскочило давление, раньше были такие  казусы?
Вы гипертоник?
   - Хотите сказать, что я упал в обморок, как институтка?
   - Ну, сознание теряют не только истерические особы, - усмехнулся мужчина.
   - Вава, - запричитала Николетта, - ужасно, ужасно. Ты мог умереть.  Я  бы
выплакала все глаза, стоя на коленях у памятника, в дождь и снег. Нет, ничто
бы не удержало меня от визита к тебе на кладбище.
   Я  попытался  скрыть  усмешку.  Николетта  уже  нарисовала  в  уме  образ
безутешной матери, оплакивающей сына.
   Однажды мои родители заспорили, где провести  август.  Меня  оставляли  с
нянькой на даче, а сами хотели поехать отдохнуть. Отец,  у  которого  болела
печень, хотел отправиться в Ессентуки,  маменька,  отличавшаяся  богатырским
здоровьем, намеревалась  валяться  у  моря  в  писательском  доме  отдыха  в
Коктебеле. Но папа впервые в жизни не захотел ей  уступить.  Поругались  они
ужасно. И в конце концов отец заявил:
   - Хорошо, или едем на воды, или сидим в Подмосковье.
   Обозленная Николетта в сердцах выпалила гениальную фразу:
   - Ладно, пусть будет по-твоему. Но имей в виду, когда кто-нибудь  из  нас
умрет, я каждое лето стану ездить на море.
   Отец просто лишился дара речи, услыхав это заявление.
   Вспомнив ту, давнишнюю сцену, я усмехнулся и заметил:
   - В черном платье и вуали ты будешь очаровательна.
   Потом я увидел Ларису и приподнялся.
   - Простите, я нахожусь у вас в доме?
   - Конечно, - ответила та.
   - Ничего не понимаю.
   - Оставьте нас, милые дамы, - сказал врач, - посмотрю больного, и  решим,
как поступить.
   Он быстро вытолкал за дверь Ларису, причитающую Николетту и представился:
   - Ну, давайте знакомиться. Хлопов Леонид, домашний доктор Федотовых.
   - Как я сюда попал?
   - Просто выпили чашечку кофе и  упали  в  обморок.  Лариса,  естественно,
перепугалась, вызвала меня. Сколько вам лет, Иван Павлович?
   - Сорок.
   - Не хочу вас пугать, - сказал Леонид, - но это самый опасный возраст для
мужчин. Многие ушли из жизни, едва  успев  справить  сорокалетие.  Высоцкий,
например.
   - Он был пьяница и наркоман.
   - Согласен, но не это главное.
   - А что? - поинтересовался я. - Киньте брюки, пожалуйста.
   Леонид дал мне одежду.
   - Главное то,  что  он  являлся  творческим  человеком,  увлекающимся,  с
обнаженными нервами, такие сгорают раньше. Вы ведь тоже поэт?
   - Кто сказал?
   - Николетта.
   - Она-то как здесь оказалась?
   -  У  вас  в  пиджаке  зазвонил  мобильный,  Лариса   ответила,   и   так
познакомились с вашей матерью.
   - Ясно, - буркнул я, влезая в свитер.
   - Вы можете идти?
   - Совершенно спокойно.
   - И куда сейчас?
   - Ну, по делам.
   - Голубчик, - обеспокоенно произнес Леонид и положил мне на плечо руку, -
не глупите. Отправляйтесь домой и в кровать,  по  крайней  мере  до  завтра.
Подобные ?звонки? от организма нельзя оставлять без внимания.
   - Хорошо, наверное, вы правы.
   - Вот и умница. Лариса! - крикнул Леонид.
   - Да? - отозвалась дама.
   - Не советую Ивану Павловичу садится за руль.
   - Велю Пете отвезти его.
   - Но моя машина... - слабо вякнул я, понимая, что  в  действие  приведены
такие силы, сопротивляться которым невозможно.
   - Петя доставит вас на вашем кабриолете, - хмыкнула Лариса.
   - Лучше ко мне, - зачирикала Николетта. -  Ах,  дорогой,  представь,  как
тебе будет хорошо в твоей любимой комнате,  около  меня,  я  буду  за  тобой
ухаживать.
   Я  представил,  как  она  без  конца  врывается  в  спальню  под  разными
предлогами, пристает с разговорами, а потом устраивает  истерику,  и  быстро
сказал:
   - Это было бы чудесно, Николетта, но Элеонора может меня уволить. Одно из
основных выдвинутых ею условий - это постоянная ночевка на работе.
   - Ужасно, - всхлипнула маменька, - я буду беспокоиться за тебя.  Впрочем,
пришлю Тасю с  куриным  бульоном.  И  не  спорь!  Только  суп  из  цыпленка,
волшебное средство.
   Если я что и не перевариваю, так это супы.
   - Спасибо, Николетта, съем с удовольствием.
   - Ларочка, - забормотала маменька, - значит, завтра  вы  у  меня,  жду  с
нетерпением.
   Последовал обмен поцелуями, и мы наконец  добрались  до  прихожей.  Когда
Николетта, надев шубку, уже стояла у  двери,  та  внезапно  распахнулась,  и
появилась раскрасневшаяся от мороза Ксюша. Я вздрогнул. Сейчас, из-за  того,
что на девочке была красивая  норковая  шубка,  она  походила  на  Риту  еще
больше. Слава богу, что у Ксюши были пронзительно голубые глаза, а то  бы  я
подумал, что она тоже замешана в этой истории.
   Остаток дня  я  и  впрямь  провел  дома,  ощущая  легкое  недомогание.  В
принципе, ничего особенного. По телу разливалась слабость, хотелось спать  и
слегка поташнивало. Решив не ужинать, я залез  под  одеяло,  прихватив  пару
томиков Макбейна, и погрузился в чтение.
   Утром от болезни не осталось и следа. Я вскочил с  кровати,  с  аппетитом
проглотил завтрак и позвонил Неле Малышевой.  Отсчитав  тридцать  гудков,  я
отсоединился.  Все  вокруг  твердили,  что  дама  пьет,   небось   лежит   в
бессознательном состоянии  или  рыщет  возле  ларьков  в  поисках  очередной
бутылки. Поеду поищу красавицу.
   Дом, где жила Неля, ничем не отличался от других, стоящих  рядом.  Серый,
блочный, угрюмый. Черемушки, один из  первых  московских  кварталов  быстрой
застройки. Сейчас  москвичи  довольно  презрительно  отзываются  о  Марьине,
Ясеневе или Орехове-Борисове. Называют эти микрорайоны ?спальными? и  корчат
гримасы, если им предлагают квартиру в блочном доме.
   Но в начале 60-х, когда Никита Хрущев, бросив клич: ?Переселим  людей  из
подвалов  и  бараков  в  благоустроенные  квартиры?,  -  затеял   возведение
Черемушек, отношение к блочной застройке  было  иное.  Люди  гордились  этим
районом, посмотреть на  него  приезжали  из  провинции.  Кстати,  во  многих
городах СССР стали строить такие каскады зданий и  называть  их  по  примеру
столицы  Черемушками.  Это  потом  жильцам  стало  понятно,  что  кухни  тут
крошечные, комнаты неудобные, стены  словно  из  картона,  а  в  щели  между
блоками задувает ветер.
   Войдя в  лифт,  я  вздрогнул.  Ну  как  людям  не  противно  каждый  день
пользоваться этой кабиной? На полу разливалась зловонная  лужа,  на  потолке
виднелись черные разводы, а вместо кнопок торчали обгорелые куски пластика.
   Впрочем,  лестничная  площадка,  куда  выходили  двери  четырех  квартир,
выглядела не лучше. Пол, покрытый кафельной плиткой, был усеян  окурками,  у
стен  валялись   скомканные   газеты   и   воняло   чем-то   отвратительным,
тошнотворным.  Дверь  сорок  девятой  квартиры  ?радовала?  глаз  оборванной
обивкой, звонок болтался на  проводе,  а  от  номера  осталась  только  одна
цифра ?девять?, висящая  вверх  ногами.  Получилось  даже  интригующе,  и  я
сначала, бросив первый взгляд на это безобразие, не понял, что к чему.
   На звонок никто не отозвался, на  стук  тоже.  Поколебавшись  секунду,  я
решил потревожить соседей.
   - Ой, надоела, - раздался злой голос, - сказала же, нету денег!
   Дверь в сорок восьмую квартиру открылась, на пороге  возникла  бабенка  в
цветастом халате, распахнутом на мощной, арбузоподобной груди.
   - Хватит шляться! - кричала  она,  но,  увидав  меня,  осеклась,  бросила
взгляд на куртку и сказала на тон ниже:
   - Вы к кому? Думала, Нелька опять рвется, на бутылку клянчить!
   - Сочувствую, - улыбнулся я, - тяжело жить, если рядом алкоголик.
   - Да просто невозможно! - в сердцах воскликнула баба. -  Гляньте,  что  с
лестницей сделала! Грязищу развела, бутылки кругом,  окурки,  а  то  и  сама
валяется в блевотине... Уж извините за подробности,  слишком  тема  больная,
вам кого надо?
   - Вот как раз Нелю Малышеву.
   - А зачем? - не сумела сдержать любопытства тетка.
   - Вроде она свою квартиру продавать собралась, а мне эта жилплощадь очень
даже подходит, в соседнем доме мать престарелая живет.
   - Господи, - перекрестилась баба,  -  услышал  ты  мои  молитвы!  Неужели
приличный  человек  поселится!  Только  имейте  в  виду,   Неля   совершенно
ненормальная, за бутылку на все  готова,  вы  ей  никаких  денег  вперед  не
давайте, мигом пропьет и от всех обязательств откажется.
   - Спасибо за совет, а где она, не знаете?
   - Дома, конечно, она у нас живет как хочет, на работу не  ходит,  нет  ей
нужды, как мне, сменами на хлебозаводе ломаться. Зачем?
   - Где же она деньги на водку берет?
   - Ха! Около ларьков клянчит, сворует когда, да еще жильцов пускает! У нее
три комнаты! Три!!! Ну зачем они ей одной, -  с  жуткой  завистью  выплюнула
соседка, - вот и пускает всяких.
   - Кто же пойдет к алкоголичке?
   - Так она хитрая, - вздохнула баба, - наденет пальто приличное, шапку - и
на  вокзал  с  табличкой:  ?Комната  недорого?.  Кое-кто  и  покупается   из
провинциалов. Я  уже  в  милицию  жаловалась,  только  там  меня  послали...
Дескать, жилплощадь приватизирована, что хочет, то и делает.
   Понимая,  что  сейчас  утону  в  море  ненужной  информации,   я   быстро
поинтересовался:
   - Почему же она не открывает?
   - Хрен ее знает, - пожала плечами соседка, вышла на площадку и  принялась
пинать ногами грязную дверь. - Эй, Нелька, выходи, покупатель пришел.
   Дверь соседней квартиры приоткрылась,  высунулась  старушка,  чистенькая,
беленькая, настоящий божий одуванчик, и с укоризной сказала:
   - Света, чего бузишь?
   - Нелька нужна позарез, - ответила баба, запахивая халат.
   - Зачем?
   - Вот человек у  нее  квартиру  купить  хочет,  -  пояснила  Светлана,  -
прикинь, какая радость!
   В эту секунду из квартиры толстухи послышался истошный детский  вопль,  и
Светлана унеслась прочь. Я остался со старушкой.
   - Молодой человек, - церемонно сказал бабушка, - конечно,  я  лезу  не  в
свое дело, но Неля более чем непорядочный человек, иметь с ней  дело  крайне
опасно. Хотя, скажу честно, мне намного приятнее  было  бы  соседствовать  с
вами, а не с запойной пьяницей. Как вы узнали про квартиру?
   - Объявление прочитал и позвонил, думал вчера подъехать, но не вышло.
   - Неля очень хитрая, - вздохнула бабушка, - она уже договорилась с  одной
дамой.
   - Откуда вы знаете? - удивился я.
   -  Молодой  человек,  -  вздохнула  пожилая  женщина,  -  стены   у   нас
?картонные?, слышимость превосходная, я была в ванной, а Неля беседовала  на
кухне с гостьей, вот и узнала.
   - И о чем они говорили?
   - Ну я-то вошла в  ванную  на  середине  разговора,  начала  не  слышала.
Женщина говорила:
   - Неля, давай, бери сумку - и едем в Криково.
   - Ага, - ответила не совсем трезвым тоном Малышева,  -  значит,  квартиру
тебе оставить... Я на дачу, в сарайчик к тебе, в Криково, чтоб замерзла... А
ты мои комнатки того...
   - Не говори чушь, - вспылила женщина, - о тебе же забочусь. Который  день
квасишь без остановки. Давно на себя в зеркало смотрела?
   - А у меня его нет, - хрипло рассмеялась Неля, - мне без  надобности,  не
поеду.
   Воцарилось молчание. Потом женщина спросила:
   - Видишь?
   - Дай, - потребовала Неля.
   - Только в Криково. Я тебе там целый ящик куплю.
   - И чего тебе, Лариска, надо, не пойму, - протянула Неля.
   - Давай, давай, собирайся, на даче хорошо, тепло, газ, поживешь в  домике
сад