нет, здоровские штуки приносил!  Остальные
говно тащат. У Лики Брок на тусовке из платья грудь выпала! Тьфу! Во-первых,
кому нужна ее недоразвитая сиська, а во-вторых, Лика небось  увидела  нашего
человека и быстренько сама все вытряхнула, пиар ей необходим.  Наш  же  Гном
снимал невероятные вещи, эх, да что там! Одна фотка госпожи  Рыбальчук  чего
стоит! Сия дама появляется на публике только  после  того,  как  натянет  на
морду косметический  чулок  и  наложит  слой  штукатурки  в  два  сантиметра
толщиной. А Гном поймал ее, так сказать, а-ля натурель.
   - Кто поймал? - не понял я.
   - Гном, - пояснил Сергей, - псевдоним такой у этого папарацци был,  Гном.
Настоящего имени никто не знал, кроме меня. Это я привел его в  "Микроскоп",
сам хороший фотограф, но до Гнома мне далеко! Эх, все, нету Гномика.
   - А где он?
   - Погиб, - сказал Кудимов и снова вытащил сигареты, - хотя, учитывая  то,
чем он занимался, зарабатывая денежки, думаю, ему помогли досрочно  отъехать
в лучший мир. Так при чем тут Олег Колпаков  и  дурацкие  снимки  похотливой
нимфетки?
   Я рассказал Сергею про кончину Олега, утаив от собеседника, что  Колпаков
погиб в результате несчастного случая, и закончил свое повествование фразой:
   - Очень бы хотелось одним глазком взглянуть на этого Леонида Михайловича,
думается, он виновник гибели еще одного  человека,  Алены  Шергиной.  Будьте
добры...
   Сергей сунул в пепельницу наполовину выкуренную сигарету.
   - Кого?
   - Алены Шергиной, - удивленно повторил я, - сотрудницы турфирмы  "Злата",
она  помогала  Олегу  Колпакову  переправлять   порнофото   за   рубеж.   Мы
предполагаем, что Леонид Михайлович решил наказать всех, кто так  или  иначе
был причастен к бизнесу.
   Неожиданно с лица Сергея слетела улыбка придурка, сразу стало  ясно,  что
парень не  так  уж  молод,  очень  замотан,  а  голову  не  вымыл  не  из-за
неаккуратности, а из-за тотальной занятости.
   - Сволочь, - устало  и  как-то  безнадежно  произнес  он,  потом  поманил
пальцем официанта и велел:
   - Сто граммов коньяка. Или ты, Ваня, больше любишь водку?
   - Я за рулем.
   - Насрать, надо помянуть Аленку. Пока не принесли спиртное, Сергей  молча
смотрел в окно, потом схватил рюмку, не чокаясь со мной, мигом  опрокинул  в
себя содержимое, запил кофе и вновь сказал:
   - Сволочь, яйца  таким  надо  отстреливать,  медленно,  по  одному.  Гад,
наворовал миллионы, теперь все себе позволить может.  Так  я  и  думал,  что
Аленку убили, сколько раз говорил ей,  не  лезь  на  рожон,  вычислят.  Нет,
смеялась только и отмахивалась: "Не дергайся, это невозможно,  стопроцентная
безопасность". Жадность ее сгубила! Но про порнофотки  я  ничего  шеньки  не
знал!
   - Вы дружили с Аленой? - решил уточнить я.
   Сергей опять посмотрел в окно.
   - Мы довольно долго жили вместе, гражданским браком,  потом  разбежались,
сохранив дружеские отношения и, конечно, профессиональный интерес.
   - Какой интерес? Кудимов мрачно улыбнулся:
   - Алена была великолепным фотографом, Гном - ее псевдоним.
   Я на секунду онемел, но потом справился с собой:
   - Алена занималась съемками знаменитостей?
   Сергей кивнул:
   - Да, и делала это гениально! Но об этом не знал никто, кроме меня.
   - Почему она не уходила из "Златы"? Небось "Микроскоп" платил ей  хорошие
деньги, - пробормотал я.
   Сергей повертел пустую рюмку и крикнул:
   - Эй, халдей, повтори.
   Потом  посмотрел  на  меня,  почесал  ухо  и,  очевидно,   решившись   на
откровенность, спросил:
   - Что ты вообще про Алену рассказать можешь?
   - Ну.., дочь художника.., работала в турфирме,  жила  последнее  время  с
парнем по имени Илья Наметкин, он был значительно ее моложе...
   Сергей нахмурился:
   - Хорош детектив! Расследуешь преступление и  ничегошеньки  не  знаешь  о
личности убитой. Если удастся доказать, что  в  гибели  Алены  виноват  этот
гнойный пидор, Леонид Михайлович, каковы будут твои действия?
   - Передам материал в соответствующие органы и потребую возбудить дело.
   - Мужик с его деньгами сухим из воды выйдет, даст ментам на лапу, и конец
делу, развалят в пять минут.
   - Знаешь, не все берут взятки, - тихо сказал я,  -  пойду  к  человеку  с
чистыми руками. Сергей хмыкнул:
   - Сильно сомневаюсь, что они имеются в легавке.
   - Один из них мой хороший друг. Кудимов опрокинул в  себя  вторую  порцию
коньяка и кивнул.
   - Ладно, слушай, что знаю. Авось и впрямь отомстим мерзавцу за девку.  Но
сначала расскажу об Алене.
 
Глава 24 
 
   Алене Шергиной повезло с самого детства. Она родилась в семье известного,
обласканного советской властью художника.  По  всей  необъятной  стране,  от
Владивостока до Прибалтийских  республик,  висели  картины,  которые  создал
Борис  Алексеевич.  Ни  один  прием  в  Кремле,  куда  звали  представителей
интеллигенции, не обходился без Шергина. Награды,  знаки  отличия  и  премии
сыпались на живописца как из рога изобилия. Его любил всесильный Брежнев,  а
значит, и остальное  начальство.  Братья  по  ремеслу  недолюбливали  Бориса
Алексеевича. Люди искусства вообще завистливы. Знаете,  чем  занимаются  при
встрече писатели или  актеры?  Выясняют,  кто  из  них  гениальнее.  И  еще,
большинство тех, кто дружит с музой, любит подсчитывать  чужие  гонорары,  а
потом с тихой злобой говорить:
   -  Конечно,  этот  отстойный  "народописец"   зашибает   бешеные   бабки.
Настоящее-то искусство никому не нужно.
   Выплюнув эту фразу непризнанный гений, как правило, идет в ресторан,  где
в компании таких же "талантов" спокойно пропивает зарплату жены, рассказывая
окружающим  о  своих  планах.  Кстати,  многих  творческих  людей   посещают
замечательные мысли. Одна беда: чтобы воплотить их на бумаге, холсте  или  в
камне, требуется упорный  ежедневный  труд.  Но,  к  сожалению,  подавляющее
большинство талантов ленивы, любят вставать около полудня, до  трех  шляться
по дому в халате, а потом наступает  пора  ехать  в  кабак,  рассказывать  о
замечательных задумках, которые никогда не увидят свет. Большинство  поэтов,
прозаиков, художников живет за счет других людей, в основном жен и  матерей,
не испытывая при этом никаких угрызений совести.
   Борис Алексеевич принадлежал к меньшинству. Он вскакивал в шесть  утра  и
шел в мастерскую,  по  тусовкам  и  вечеринкам  не  шлялся,  водку  не  пил,
кокаином, столь популярным в среде творческой интеллигенции, не баловался  и
никогда не брал денег у жены. Да у него  и  не  было  супруги,  Алену  Борис
Алексеевич воспитывал один. Когда девочка чуть подросла,  он  свозил  ее  на
кладбище, показал могилу и сухо пояснил:
   - Твоя мать погибла в результате несчастного случая.
   Все, более об умершей жене он не рассказывал. В доме не было ни одной  ее
фотографии, и Алена никогда не имела бабушек. Мама Бориса Алексеевича  давно
умерла, а родственники с материнской стороны не появлялись. Друзья в  дом  к
Борису Алексеевичу тоже  не  ходили,  он  любил  одиночество  и  предпочитал
проводить свободное время  у  проигрывателя,  слушая  симфоническую  музыку.
Алену воспитывали няни, а когда девочке исполнилось пять лет, отец нанял для
нее гувернантку, даже двух, одну - этническую немку, другую  француженку.  В
первой половине дня Алена изъяснялась по-немецки, а во второй по-французски.
   Когда дочь пошла в школу, отец начал искать у нее таланты. Сначала  Алене
купили пианино, но через пару месяцев стало ясно, что музыканта  из  девочки
не  получится,  у  нее  начисто  отсутствовал  слух.  Борис  Алексеевич   не
расстроился и  определил  малышку  в  художественную  школу,  куда  Аленушка
послушно ходила до восьмого класса, не добившись абсолютно никаких  успехов.
Ее картины всегда оказывались последними  на  выставках  и,  честно  говоря,
напоминали мазню детсадовца. Господь не дал Алене никаких талантов.
   Борис Алексеевич был расстроен, он надеялся, что династия Шергиных станет
развиваться, но дочка, похоже, больше тяготела  к  математике,  чем  безумно
злила отца. После восьмого класса Алену выгнали из художественной школы, она
не сдала творческие экзамены, не помог даже  авторитет  маститого  папы.  По
общеобразовательным предметам в дневнике девочки  стояли  сплошные  пятерки.
Языки Алена знала отлично, но по композиции, рисунку, акварели получила одни
двойки и оказалась в самой обычной, общеобразовательной школе.
   Борис Алексеевич так разозлился на бесталанную дочь, что не  разговаривал
с  ней  все  лето.  Но  Аленушка  была  рада,  что  "художественный  кошмар"
закончился, она не чувствовала никакой тяги к мольберту и краскам,  рисовать
пыталась лишь потому, что так велел папа, которого она боялась до обморока.
   Борис Алексеевич никогда не  бил  дочь,  но  он  мог  так  посмотреть  на
провинившуюся девочку, что у той желудок мигом превращался в ледяной ком,  а
руки и ноги немели.
   В новой школе Аленушке безумно понравилось. Во-первых, там из  отстающей,
тупой ученицы она превратилась в гордость класса, отличницу. Шергину  любили
и дети, и учителя. Первые за то,  что  великолепно  знавшая  предметы  Алена
всегда помогала идущим ко  дну  на  контрольных,  а  вторые  за  послушание,
старательность и услужливость.
   Но главное было не это. В  школе  работал  фотокружок.  Вел  его  пожилой
дядечка, Константин Сергеевич,  бывший  корреспондент  TACC  ,  вышедший  на
пенсию. Он показывал детям свои работы, рассказывал  о  далеких  странах  и,
главное, был невероятным энтузиастом,  повторявшим:  "Фотография  -  великое
искусство".
   Аленушка  записалась  в  кружок  и  неожиданно  увлеклась.  Когда   Борис
Алексеевич узнал, где  дочь  проводит  свободное  время,  он  чуть  не  убил
девятиклассницу, в первый раз поднял  на  девочку  руку,  но  не  ударил,  а
выхватил у нее фотоаппарат, грохнул его о пол и заорал:
   - Дура! Ты могла стать художницей, продолжить династию  Шергиных,  но  не
захотела палец о палец ударить, чтобы добиться  успеха,  а  теперь  задумала
превратиться в ремесленницу? С ума сошла! Фотография! Идиотизм.
   - Фотография - великое искусство, - не вовремя возразила Алена.
   Тайфун Мария, разгромивший Кубу, был ничто  по  сравнению  со  скандалом,
который устроил отец, услыхав  опрометчиво  сказанную  фразу.  Поорав  около
часа, он категорически запретил дочери посещать фотокружок. Не помог и визит
Константина Сергеевича. Журналист пришел к скульптору домой и сказал:
   - Ваша дочь необыкновенно талантлива, у нее большое будущее.
   Борис Алексеевич опять вспылил и спустил старика с лестницы.  Потом  отец
ухватил дочь за плечи и, тряся ее, словно  бутылку  с  загустевшим  кефиром,
прошипел:
   - Фотография - это подсматривание  за  человеком,  если  желаешь  сделать
оригинальный кадр, а коли щелкаешь в студии, отвратительная, раскрашенная не
правда. Только картина  или  скульптура  может  отобразить  душу.  Запрещаю,
слышишь? Категорически запрещаю приближаться  ближе  чем  на  сто  метров  к
фотоаппарату.
   Алена не решилась спорить с отцом, она очень  его  боялась.  Шергин  даже
хотел перевести дочь в другую школу, но, поскольку  девочка  уже  перешла  в
десятый класс, не стал предпринимать радикальных мер. Но  художник  не  учел
одной детали,  его  маленькая  дочь  выросла  и  сочла  возможным  поступить
по-своему. Алена стала ходить в кружок тайком, новый фотоаппарат ей  подарил
Константин Сергеевич, а готовые работы девочка держала у  него  дома.  Борис
Алексеевич пребывал в счастливом  неведении,  считая,  что  дочка  увлеклась
изучением  искусства.  Хитрая  Алена   записалась   в   кружок   при   Музее
изобразительных искусств и делала вид, будто бегает туда  после  уроков.  На
самом деле все свободное время  она  проводила  в  лаборатории  или  дома  у
Константина Сергеевича.
   Впрочем, Аленушка предприняла еще одну попытку открыто  заняться  любимым
делом.
   - Пойду на журфак, - сообщила она отцу, - стану потом писать  о  новостях
культуры.
   - Только через мой труп, - завизжал Борис  Алексеевич,  -  все  писаки  -
проститутки! С ума сошла! Выбирай, у тебя только два пути: или идешь учиться
на искусствоведа или в иняз!
   Чтобы досадить папеньке, Алена выбрала иняз,  меньше  всего  ей  хотелось
связывать свою жизнь с  искусством.  Борис  Алексеевич,  мечтавший  основать
династию людей творческих  профессий,  достиг  противоположного  результата.
Алена всей душой возненавидела живопись и скульптуру. Впрочем, музыку  тоже.
Девушка, все детство просидевшая в залах Консерватории и ходившая пять раз в
неделю в музей, после смерти отца ни разу не переступила  порога  ни  одного
музея, ни Консерватории.
   Шергин скончался, едва дочь получила диплом, он не успел пристроить Алену
на работу. Девушка похоронила отца и, как ни дико это звучит,  почувствовала
себя счастливой. Больше никто не мог заставить ее бросить фотодело. Денег  у
Бориса Алексеевича на сберкнижке лежало немерено, Алене могло  хватить  этих
накоплений на три жизни, поэтому она спокойно решила искать место, связанное
с фотографией. Сначала толкнулась в газеты и поняла,  что  тоже  покойный  к
тому  времени  Константин  Сергеевич  романтизировал  профессию  журналиста,
ничего общего с искусством это ремесло не имело. Темы давал редактор, и  его
не волновала ни композиция, ни игра света и тени.  Тут  выступали  на  сцену
иные  критерии:  способность  первой  примчаться  на  место  происшествия  и
щелкнуть аппаратом быстрее всех. Алене это было не по душе, и она  от  тоски
отправилась в фотостудии. Сами понимаете, что убежала оттуда  сразу:  делать
фотки на паспорт совсем не интересно. Шергина осела дома, изредка  отправляя
свои снимки в разные журналы. Пару раз ее работы напечатали и даже заплатили
крохотный гонорар. Алена не расстраивалась. Средств к существованию  имелось
предостаточно, плачущие от голода  дети  не  сидели  на  лавках,  и  Шергина
верила, что рано или поздно все устроится.
   Но тут случилось то, чего  никто  не  ждал.  Сначала  развалилась  махина
советского государства, а потом она рухнула,  погребя  под  обломками  сотни
тысяч граждан, вмиг ставших нищими.
   В одно далеко не прекрасное утро Алена осталась без средств. Сначала она,
привыкшая не задумываться о деньгах на пропитание, быстро спустила  те,  что
еще оставались в "тумбочке", а потом... Потом ей  стало  страшно,  денег  не
было даже на кефир. Шергина начала продавать вещи, снесла в скупку  столовое
серебро, в ломбард драгоценности, но скоро и  эти  деньги  пришли  к  концу.
Бедная Алена голодала, а наступающую зиму встретила  в  босоножках.  Прошлой
весной она привычно отнесла на  помойку  зимнюю  обувь.  Большинство  женщин
аккуратно чистят сапоги и укладывают их на антресоли до будущих холодов,  но
Алена привыкла покупать каждый сезон новую обувь,  мода-то  меняется,  зачем
таскать старье.
   Поняв, что больше лежать на диване не удастся, Алена  принялась  метаться
по городу в поисках работы и в конце концов оказалась  в  "Злате",  куда  ее
приняли из-за отличного владения иностранными языками...
   Сергей замолчал, выпил остывший кофе, поковырял ложечкой  вязкую  гущу  и
мрачно продолжил:
   - Знаешь, она дико боялась вновь остаться без денег.
   Я кивнул:
   - Понятное дело, кому понравится оказаться без копейки.
   Кудимов тяжело вздохнул:
   - Нет, ты не понимаешь, у Алены просто развилась фобия. Тот год, что  она
провела, бегая между скупкой и ломбардом, сильно изменил ее.  У  нее  просто
начиналась паника,  если  в  кошельке  оказывалась  последняя  сотня.  Я  не
преувеличиваю, настоящая истерика, с рыданиями,  всхлипываниями  и  криками:
"Боже, я нищая! Это ужасно! Нищая!"
   Одновременно со страхом бедности пришла  и  жадность,  совершенно  дикая.
Алена никогда никому не давала в долг, не участвовала ни в каких  посиделках
на  работе.  Ей  было  жаль  средств  даже  на  себя.  Шергина   бегала   по
секонд-хендам,  покупала  просроченные  продукты  на  оптовой   ярмарке,   а
косметику - у теток, стоящих возле метро.
   - Ты не поверишь, но ей было жаль и чужих денег, - объяснял Кудимов.
   Один раз они вместе, на машине  Сергея,  отправились  за  город.  Вечером
перед  въездом  в  Москву  остановились  у  автомойки.  Внезапно  у   Сергея
прихватило живот, и он пошел в туалет, оставив любовнице кошелек со словами:
   "Пусть помоют и пропылесосят как следует, а то мусора в салон натащили".
   Когда Сергей вышел, его тачка, все такая же грязная,  стояла  у  обочины.
Журналист удивился:
   - До сих пор не начали мыть? Вот сволочи, сейчас я их подгоню.
   - Сережа, - сказала Алена, - они тут хотят за мойку двести рублей.
   - Ну и?.. - обозлился Кудимов. - Деньги-то  я  тебе  оставил.  Почему  не
заплатила?
   - Дорого очень, - пробормотала Шергина,  -  вот  Лена  Латышева  живет  в
Капотне, там за стольник все чистят.
   Кудимов чуть не треснул бабу по уху, но потом сдержался и спросил:
   - Ты предлагаешь пилить через всю столицу в  Капотню,  чтобы  не  тратить
лишние сто рублей? Хороша экономия, посчитай, сколько бензина  уйдет,  да  и
времени жаль!
   - Все равно там дешевле! - со слезами  на  глазах  воскликнула  Алена,  и
Сергею снова захотелось ее стукнуть.
   Работа в "Злате" позволяла Алене вести скромную жизнь, в которой не  было
места для особых праздников. Единственное, что радовало, -  это  поездки  за
рубеж.  Когда  фирма  собиралась  открывать  новый  маршрут  в  Европе,  для
оформления всяких бумаг и  переговоров  отправляли,  как  правило,  свободно
владеющую языками Алену.
   Но именно служба в "Злате" в конце концов позволила  девушке  припасть  к
водоему, в который впадал золотой ручей.
   Все получилось случайно. К особо  почетным  клиентам  сотрудники  "Златы"
выезжали на дом. Сами понимаете, что никто из звезд эстрады, кино или видных
политиков не станет  толкаться  в  коридорах  турагентства.  Нет,  эти  люди
оформляют необходимые бумаги у себя дома или в офисе.
   Как-то раз Алена поехала к очень модной певичке Каре Мани. Дверь  открыло
существо, мало похожее на грудастую,  роскошную  блондинку,  чьи  фотографии
охотно  печатали  все  газеты  и  журналы.  Перед  Аленой   стояла   коротко
стриженная, почти бритая, брюнетка без вторичных половых  признаков.  Думая,
что дверь открыла домработница, Алена сказала:
   - Добрый день, позовите Кару Мани, я из фирмы "Злата".
   - Топай в гостиную, - велело существо, - ща мы с тобой коньяку тяпнем, не
тушуйся!
   - Мне нужна Кара Мани, - повторила Алена.
   - Это я, - рассмеялась брюнетка, - узнать нельзя, да? Под Памелу Андерсон
я только на сцене кошу, ладно, давай знакомиться.
   Кара оказалась отличной девкой, носящей на самом деле имя Катя и  фамилию
Манина.
   - Вся эстрада одно  вранье  да  пыль  в  глаза,  -  заплетающимся  языком
объясняла она Алене, - фальшь, ложь и мишура, имей в виду. Поем под фанеру и
живем в обмане. Знаешь, сколько бы денег тебе за  мой  снимок  вот  в  таком
виде, как сейчас, заплатил какой-нибудь "Микроскоп"? Бешеные тысячи!
   Катя продолжала сетовать на  тяжелую  жизнь  известной  женщины,  которую
преследуют фанаты и журналисты, но Алена  перестала  ее  слушать.  В  голове
мигом оформилась идея.
   Ради ее осуществления Алене пришлось  расстаться  со  всеми  накопленными
деньгами. Поступок героический для скряги, но девушка была уверена в успехе,
и она хорошо разбиралась в фотоаппаратуре и фотоделе.
   Спустя три месяца Алена  выложила  на  стол  перед  любовником  несколько
снимков.
   - Как думаешь? - спросила она. - "Микроскоп" хорошо заплатит за такое?
   Сергей онемел. Объектив запечатлел в постели в недвусмысленной позе  с..,
молодым  парнем  политика,  пользующегося   твердой   репутацией   отличного
семьянина, человека, который без устали со всех трибун  обличал  современные
нравы  и  требовал  ввести  для  подростков   комендантский   час,   мужика,
повторявшего, что следует запретить  разводы.  Снимки  были  четкие,  яркие,
сделанные