м с Сергеем Бондарчуком.
   Николаенко был удивительно интеллигентный и очень начитанный парень, и,
несмотря  на то что мы были как бы соперниками, у нас никогда  не  возникало
проблем и взаимных претензий: он занимался одними делами, я - другими.
   Заместителем  Криштула   работала  бывшая   актриса  Валечка   Лысенко,
сыгравшая  главную  роль в фильме,  "Свадьба в  Малиновке",  они  с Георгием
полюбили друг  друга и  вскоре поженились.  Откровенно  говоря, я по-доброму
завидовал этой удивительно нежной паре. Впоследствии Георгий стал извест-ным
режиссером и сделал много хороших картин...

   Почти  два года отдал я  фильму  "Экипаж", и  результат, как  убедились
зрители,  налицо. Остановлюсь на некоторых,  наиболее, с моей точки  зрения,
интересных историях.
   Фильм был посвящен героическим будням  летчиков гражданской авиации. И,
конечно же, главным консультантом фильма был  назначен заместитель  министра
гражданской  авиации  Павлов. Каким-то  чудом  мне удалось получить  у  него
бумагу, примерно следующего содержания:
   Вначале  идет  текст  о замысле  фильма,  а потом  слова,  напечатанные
наискосок красным шрифтом:
   "Всем  предприятиям Гражданской  авиации, всем аэропортам, диспетчерам,
кассам  и депутатским залам  оказывать всяческое содействие  режиссеру этого
фильма Доценко  В.  Н." и далее подпись -  заместитель министра  гражданской
авиации Павлов.
   Как же мне пригодилась эта важная бумага!
   Я уже упоминал  о  макете Омского нефтезавода. На  этот  макет я вышел,
познакомившись с  тогдашним заместителем министра авиационной промышленности
- И.  С. Силаевым. Встретившись  с этим простым, удивительно добрым и  умным
человеком, я просто в него влюбился и нахально, не посоветовавшись с Миттой,
предложил  Ивану Степановичу стать консультантом фильма. Тот отказывался, но
я  все-таки  его  уломал. А потом  вывалил на его плечи целый воз проблем: и
нужен-то хвост ТУ-154, и нужны-то  макеты этого же  самолета,  и еще десятки
просьб, среди которых и макет нефтезавода. Иван Степанович сразу вспомнил об
Омском  нефтезаводе, поскольку  был дружен с  его бывшим директором Рябовым,
возглавлявшим теперь московский главк.
   Силаев тут же звонит ему и просит оказать содействие, добавив при этом,
учитывая мои намеки на  скудность  бюджета фильма, чтобы его подчиненные  не
сдирали с "бедных  кинош-ников" последнюю шкуру. На вопрос Рябова: что будет
с макетом в дальнейшем, Иван Степанович хитро усмехнулся:
   - Не беспокойся, вернут все, что останется!
   И  подмигнул мне:  прочитав  сценарий,  он  уже знал, что  макет  будет
взорван...
   Помощь Ивана Степановича оказалась бесценной для фильма. С его подачи к
созданию  макетов ТУ-154  различных масштабов  и  иных макетов  подключились
такие  мощные  силы, как завод-400, Казанский  авиационный институт,  и  еще
десятки предприятий страны. Пока создавались эти макеты и  модели, я занялся
макетом Омского нефтезавода. Он  был сделан немецкими  макетчиками и занимал
внушительную площадь: примерно в  сто квадратных метрах, да и в высоту был с
человеческий рост. И все это хозяйство как-то нужно было переправить к месту
съемок, которые намечались под Ялтой.
   Надо отдать должное щедрости нефтяников: именно они, конечно же, не без
поддержки  Силаева  и  Рябова, сотворили  специальные деревянные контейнеры,
тщательно все упаковали  и  помогли отправить. И кстати,  по очень  льготным
тарифам. В мои обязанности входило контролировать их  работу, что я и сделал
с большой радостью: вы же помните, что мои родители живут в Омске!
   Эта поездка запомнилась встречей  с Ларисой Петровой  с битьем чешского
хрусталя и  двумя забавными  историями.  Первая  из  них связана  с  Арменом
Джигарханяном.
   В те дни в Омске гастролировал Театр имени Маяковского. Я, естественно,
поспешил  встретиться  с  Арменом. Прихожу к нему в номер  гостиницы,  а там
медсестра - у него прихватило поясницу  и  нужен  обезболивающий укол. Армен
прилег  на  кушетку, а девушка готовит шприц,  ампулу с лекарством, ватку со
спиртом.  Вы можете себе  представить состояние молоденькой  провинциалочки,
которая вдруг оказалась рядом с великим  человеком. Да еще от  нее зависит и
самочувствие этого человека. Волнение  - через край,  ручонки трясутся,  все
валится из рук. И чтобы хоть как-то скрыть напряжение, девушка тараторит без
умолку,  рассказывая  о  фильмах  с  его  участием,   о  его  ролях.  Настал
кульминационный момент:  она набрала  наконец  в шприц лекарство,  подошла к
Великому,  осторожно  сдвинула вниз пижамные штаны, чуть оголив  царственную
ягодицу и, подняв вверх шприц, брызнула лекарством - и вдруг:
   - Армен Борисович,  а можно спросить вас?  -  сосредоточенно  глядя  на
кончик иглы, с неким кокетством начала она.
   - Конечно, девочка! - томясь от ожидания, кивнул Армен.
   -  Армен  Борисович,  а  какие  у вас творческие...  - тут  она с силой
вгоняет иглу в бедного артиста, - ...планы?
   - Ой! - роняет тот и облегченно добавляет: - Большие!
   Я едва не рухнул со стула, столь смешна была эта сценка. Но еще смешнее
было потом, когда медсестра, бросив почему-то "спасибо", вышла из номера.
   - А что смешного? - удивился Армен, вставая с кушетки.
   -  Как что? - Я, точно  придерживаясь увиденного и услышанного, в лицах
пересказал сценку.
   Армен хохотал так, что я даже испугался за него.  Посмеявшись несколько
минут, он вдруг сделал серьезную мину и сказал:
   -  Ну ты и артист! - Потом помолчал и  добавил: - У меня даже радикулит
прошел!..

   По просьбе мамы, души не чаявшей в  Армене, я  пригласил его а гости  к
нам домой. Мама напекла  всяких  вкусностей, накрыла богатый, насколько было
возможно в то  время,  стол. Смотрю  на  маму и не могу  понять:  что с  ней
происходит? Ходит,  ходит  кругами...  Такое  впечатление, что  она  чего-то
стесняется.
   - Мама,  чего ты мнешься?  Хочешь что-то  спросить - спроси:  здесь все
свои!
   - Армен Борисович, -  нерешительно проговорила мама.  -  Может, снимете
пиджак, я его вам поглажу!
   Только тут  я обратил  внимание,  что  его пиджак действительно  сильно
помят.
   - Ой,  мамуля!  - расхохотался Армен. - Этот пиджак для съемок, и я его
специально разнашиваю: иногда даже сплю в нем!..
   Милая моя  мама с  тех  пор  часто вспоминает эту историю и каждый  раз
смущенно краснеет, заканчивая следующими словами:
   - Вот глупая... Как я могла  подумать, что у ТАКОГО  артиста может быть
что-то не в порядке...
   * * *
   Упаковка  макета  близилась  к завершению, когда мне позвонил  директор
картины Борис Криштул и сказал, что съемки в Париже под  угрозой срыва из-за
того, что  Георгий  Жженов,  играющий одну  из главных ролей,  находится  во
Владивостоке  на  гастролях  с   театром.   И  выяснилось  это  только  что.
Естественно, спрашиваю:
   - А я при чем?
   - Только ты можешь спасти съемки!
   - Каким образом?
   -  Дело в  том, что  съемки в  Париже,  в  аэропорту  Шарль  де  Голль,
начинаются  послезавтра,  а  его спектакль  тоже идет послезавтра! Перенести
съемки  в   Париже  нельзя:  будет   такая  неустойка,  что  фильм  придется
остановить...
   - Значит, нужно отменять спектакль! - резонно заметил я.
   -  В  том-то  и  проблема:  спектакль  идет  в честь  празднования  дня
Военно-морского флота! Директор театра  и  слышать не хочет  о замене. И его
можно  понять: первый  секретарь  Приморского крайкома к  Брежневу  заходит,
открывая дверь ногой!
   - А что я могу  сделать? - Я уже догадывался, куда клонит Криштул: зная
мои пробивные качества, меня часто кидали на задания, требовавшие общения  с
важными персонами.
   Кстати,   еще  в   подготовительный  период  Криштул  как-то  входит  в
режиссерскую мрачнее тучи.
   - Что случилось? - спрашиваю.
   - Сцена встречи нашего героя с космической капсулой под угрозой срыва!
   - Почему?
   - Шаталов отказывается визировать сценарий... даже вернул его...
   - Кто отвозил сценарий?
   - Мой зам...
   -  Понятно. - Я помрачнел: его зам был настолько косноязычен, что часто
получал  отказы даже там, где  уже все было согласовано. - Давай машину, сам
повезу...
   Созваниваюсь, с трудом договариваюсь о встрече. Приезжаю.
   -  Владимир  Александрович, очень  прошу  вас прочитайте его,  -  кладу
сценарий перед ним.
   -  Чего  его читать? Я уже просмотрел... - Он покачал  головой.  - Ну и
накрутили вы там... Так же не может быть!
   - Владимир Александрович, я оставлю его вам, а через недельку загляну с
большой надеждой, что вы измените свое мнение и подпишите...
   - Оставьте... - Он пожал плечами. - Но не надейтесь!
   Я  вышел  в  совершенной  уверенности,  что  на  этот  раз у  меня  все
сорвалось. Вернулся и  доложил  Криштулу,  что мне нужно было в  первый  раз
ехать, но я упросил его подумать недельку.
   За   следующую  неделю   произошли   события,   заставившие   Шаталова,
руководителя Центра управления полетами, изменить свою точку зрения. Сначала
американский "боинг", одного класса с ТУ-154, на  высоте десять тысяч метров
теряет часть обшивки, и  летчику, резко снизившемуся  до минимальной высоты,
удалось  не  только  избежать  катастрофы,  но и  не  обморозить  никого  из
пассажиров. В  эти же дни  у нашего космонавта произошла нештатная ситуация:
во  время  работы   космонавта  в  открытом  космосе  у  станции  оторвалась
двадцатитонная  антенна.  И   если  бы  не  мгновенная  реакция  космонавта,
успевшего  толкнуть ее в открытый космос,  она упала бы на Землю, и никто не
мог знать, какой ущерб она бы причинила...
   К назначенному сроку  я  вхожу в  кабинет В. Шаталова и молча смотрю на
него, с еле заметной улыбкой.
   - Уже знаете? - вздохнул он.  - Да, если уж  ТАКОЕ происходит, то у вас
это... - Он махнул рукой, взял  ручку и написал на титульном листе сценария:
"Возражений  нет" -  и расписался. -  Не забудьте  на  премьеру  пригласить!
Удачи!..
   -  А  как же  с космической капсулой? - напомнил я. - Не  из картона же
делать...
   -  За пару дней до съемок позвони: привезут вам и капсулу, и парашют, и
два костюма космонавтов...
   - Спасибо!
   Владимир Александрович перечислил все, о чем мы писали в  письме на его
имя, и точно выполнил свое обещание...
   Когда  на студию привезли костюмы космонавтов, я  не удержался и  решил
узнать,  что чувствует в нем космонавт.  С  трудом натянул костюм  на себя и
даже сфотографировался в нем вместе с Анатолием Васильевым, исполнявшим роль
летчика,  который  обнаруживает  капсулу  с   космонавтами.  Признаюсь,  без
специального  устройства, осуществляющего поддув  костюма, находиться в  нем
малоприятно:  буквально минут  через пять я вспотел так, что пот ручьями лил
по спине...
   А еще я проэкспериментировал со  сложным гримом, в  котором  должен был
сниматься  тот  же  самый Васильев. По  ходу  действия фильма  он должен был
пролезать сквозь разрубленные топором  металлические перегородки,  добираясь
до  воздухозаборника,  чтобы устранить  посторонний  предмет,  застрявший  в
рулевом управлении.  Устранив предмет,  он срывался и  летел внутрь,  сильно
изранив лицо. Мне как режиссеру необходимо было выяснить,  как  ощущает себя
актер при  таком  сложном  пластическом гриме. Надо  заметить,  что ощущение
непередаваемое. Не очень подумав о  последствиях, я сфотографировался в этом
гриме и один из снимков отослал родителям... Мама едва не упала в обморок...

   Однако вернемся к Парижу...
   - Только ты можешь спасти картину! - льстиво выдохнул Криштул.
   - Но у меня даже денег нет на авиабилеты!
   - Я уже выслал телеграфным переводом!
   То есть Криштул заранее все продумал,  и мне ничего  не оставалось, как
согласиться.
   Получив на почте деньги, я бросился в кассу Аэрофлота. Боже, билетов во
Владивосток  нет! Что делать? И тут я вспомнил про важную бумагу заместителя
министра.  Подхожу  к  депутатской  кассе,  протягиваю  свое удостоверение и
грозное  предписание. Без  звука  находят  билет. Однако неприятная новость:
лететь придется аж с тремя пересадками - сначала в  Москве, потом где-то еще
и, наконец, в  Хабаров-ске.  А это  значит, что могу  потерять  на  ожидании
очередных рейсов столько времени, что опоздаю! Опять сакраментальный вопрос:
что делать?
   И тут  меня  понесло:  иду  к начальнику  аэропорта и, нагромоздив одну
важность на другую, прошу его помощи. Не знаю, что  больше повлияло на этого
милого человека: моя  бумажка или любовь к  кино, но он сообщил по цепочке о
следовании "важной персоны" и, наверное, намекнул на что-то еще...
   Вероятно, я был первым, а может, и единственным пассажиром, который ТАК
добирался из Омска во Владивосток. Прилетаю в Москву, меня с машиной у трапа
встречает  представитель Аэрофлота, везет меня в  комнату  отдыха депутатов,
где я совершенно бесплатно попиваю и закусываю с часок, потом снова в машину
до  трапа  и лечу  до  следующего  города, там  все  повторяется:  машина  -
депутатская - машина - самолет.  В Хабаровске -  то же самое! Естественно, у
меня произошел в  голове сдвиг, и я  совершенно перестал ориентироваться  во
времени.
   Прилетаю во Владивосток - светло, добираюсь до гостиницы "Владивосток",
время  на моих часах - четыре.  Узнаю,  Жженов у себя в  номере, поднимаюсь,
стучу - не открывает,  стучу громче - открывается дверь, и передо мной стоит
в трусах (везет мне на мужчин в трусах!) артист и протирает сонные глаза.
   - Георгий Степанович,  спать после  обеда не очень полезно, - с улыбкой
замечаю я, а у самого кружится голова и качает из стороны в сторону: вот-вот
засну на ходу.
   - Какой, к черту, обед? - восклицает артист, - Четыре часа утра!!!
   Пришлось извиняться, а потом  я попросил ввести в курс событий.  Жженов
подтвердил, что директор театра и слышать ничего не хочет, то есть положение
аховое! Я  все-таки  позвонил ему, но разговора не  получилось  - тот только
ехидно проговорил, что  "если  я  такой умный", сам бы и обратился к первому
секретарю  крайкома. Меня это задело: я попросил у  него телефон и заявил на
прощанье:
   -  И  обращусь!  -  после  чего  мы  решили  немного  поспать:  Георгий
Степанович любезно предложил мне кушетку...
   В половине восьмого  я, взбодрившийся от  выпитого кофе, звонил первому
секретарю Ломакину. К счастью, он оказался на месте.
   - Виктор Павлович,  доброе утро, с вами говорит кинорежиссер Доценко: я
только что прилетел из Москвы и должен с вами встретиться!
   Видно, в моем голосе было столько страсти, что первый секретарь сказал:
   -  Если  в течение двадцати  минут  доберетесь  до моего  кабинета,  то
повидаемся, а  нет...  не  найдете  меня: буду ездить по  городу и проверять
готовность к празднику!
   - Спасибо, буду! - ответил я, почему-то твердо веря, что успею.
   - Неужели согласился встретиться? - спросил вдогонку Жженов.
   - Конечно! - крикнул я на бегу.
   Вылетел  из гостиницы и тогда сообразил,  что не  знаю, где этот чертов
крайком. Да и такси не было видно. Вдруг вижу военный "газик", подбегаю:
   - Отец, выручай: опаздываю! - умоляюще попросил я пожилого водителя.
   - Не могу: вот-вот  генерал должен выйти... - не очень уверенно ответил
тот.
   - Заплачу, сколько скажешь...
   - А куда нужно-то?
   - Первый секретарь крайкома ждет меня!
   - Первый секретарь? - недоверчиво переспросил он и окинул меня взглядом
с ног до головы.
   - Я кинорежиссер из Москвы!
   - Земляк, значит? -  обрадовался водитель.  - Садись,  крайком  - рукой
подать... Если что - скажу, заправлялся долго...
   Крайком действительно оказался  в пяти минутах езды,  правда быстрой. К
счастью,  пропуск был уже  заказан,  пулей взлетел на второй  этаж  и увидел
выходящего из приемной высокого стройного мужчину лет  пятидесяти. Почему-то
сразу решил, что это и есть первый секретарь.
   - Виктор Павлович? - переводя дыхание, спросил я.
   - А вы, судя по всему, Доценко.  - Он улыбнулся. - Успели все-таки? Что
ж, нужно и мне держать слово: пройдемте в кабинет...
   Ломакин сел за стол, а мне предложил место напротив.
   - Рассказывайте, что за беда у вас, - догадливо произнес он.
   Меня словно прорвало -  чего только я ему не плел - и про "важнейшее из
искусств", и про "проклятых" капиталистов из Парижа, которые хотят поставить
нас на колени, и про то, что люди должны помогать друг другу...
   Ломакин сидел и внимательно меня слушал, потом не выдержал.
   - Извините, Виктор Николаевич, о чем  все-таки речь? - воспользовавшись
секундной паузой, вставил он.
   - Завтра  Жженов должен быть на съемках в Париже. Их перенести  нельзя:
придется платить огромную неустойку...
   - А я при чем? - Он искренне удивился.
   -  Жженов  участвует  в  завтрашнем   спектакле   на  праздновании  Дня
Военно-морского флота!
   -  Понятно.  - Он  нажимает кнопку селекторной  связи.  - Миша, в плане
праздника стоит спектакль московского театра...
   - Да, Виктор Павлович! - подтвердил приятный баритон.
   - Так вот, отмени его!
   - Как?
   - Отмени!  - строже повторил Первый. - За Жженовым  специально режиссер
из Москвы  прилетел! Сажай  его  на ближайший рейс до  Москвы: его  в Париже
ждут!
   - Но чем же я спектакль заменю: билеты-то все проданы? - растерялись на
другом конце провода.
   - Чем, чем! Не  первый раз замужем: "сборную солянку" сделай! И вот еще
что: я по объектам  поехал, а ты  позаботься, пожалуйста, о нашем московском
госте... -  И мне: -  На денек останетесь погостить,  Виктор Николаевич? - Я
согласно кивнул. - Наш номер, город показать...  в общем, все как следует...
Сейчас он подойдет к тебе... Доценко Виктор Николаевич...
   Он отключил связь и встал из-за стола.
   - Если бы не предпраздничная суматоха... - Он вздохнул и протянул руку.
- Удачи вам, тезка, и вашей картине!
   - Спасибо вам огромное! Если бы все  государственные деятели так быстро
разрешали возникающие  проблемы...  -  прочувственно начал  я,  но  он  чуть
смущенно перебил:
   - Ну уж, ну уж... - и добавил: - Я тоже не без греха!..
   - Веселого вам праздника...
   -  Привет  Москве!.. Марина  Витальевна,  проводи  московского  гостя к
Михаилу! - на ходу попросил он секретаршу.
   Я подумал,  что  "Миша" -  это  помощник по общественным связям,  проще
говоря, мальчик на побегушках. Как  я удивился, когда меня подвели к двери с
табличкой "Второй  секретарь  крайкома"... "Миша" был приятный и тоже весьма
деловитый мужчина лет сорока. Он  радушно  угостил чаем, потом, извинившись:
"Родина зовет подвиги совершать" - позвонил по селектору и сказал:
   - Тамара,  у меня в  кабинете  московский кинорежиссер,  прояви  о  нем
заботу... - Он сделал еле  заметную  паузу и добавил: - В  общем, по  полной
программе!
   Помню,  у  меня промелькнуло: "Интересно,  что  это за полная программа
такая?"
   Через минуту в кабинет вошла симпатичная и очень фигуристая женщина лет
двадцати пяти. Мило улыбнувшись, она сказала:
   - Пойдемте, Виктор Николаевич!
   - С удовольствием! - Я был искренне рад, что сопровождать меня поручили
женщине, да еще такой милой.
   Почему-то я был  уверен, что она-то  уж точно "по общественным связям",
но я вновь ошибся: Тамара оказалась заведующим отделом крайкома по культуре!
   Миша, Тамара - видно, осталась эта привычка с комсомольских времен...
   У выхода нас ждала черная "Волга", и Тамара повезла меня по городу,  по
пути  рассказывая  о  его   достопримечательностях,  как   заправский   гид.
Оказывается, Владивосток, если смотреть на него  с птичьего полета, похож на
растопыренную  пятерню и  между каждым пальцем - бухта. Всюду  чувствовалось
предпраздничное настроение, город прихорашивался, почти на каждом шагу алели
знамена.  Мне очень жаль,  что после долгого перелета и короткого сна я мало
что соображал. К обеду это заметила и Тамара.
   Она повезла меня сначала в ресторан, где мы чудесно пообедали с красным
вином, а потом она отвезла меня в гостиницу.
   Мой самолет  вылетал на следующий день  после обеда, а Тамара пришла ко
мне