пиваясь ошеломленных выражением их лиц.  -
Думаете, я чушь порю, правда?
   Сняв свою ренессансную шапочку, Данте с задумчивым видом оглядел ее.
   - Думаю, ты писаешь мне в шапку,  -  проронил  он  с  улыбкой,  будто
припомнив что-то приятное. - Многие пытались это проделать. Но  Пиппи  у
нас спец по этой части. Пиппи?
   - Невозможно, - отозвался тот, - до Суперкубка еще восемь месяцев,  а
вы даже не знаете, кто в нем задействован.
   - Ну и пошли на фиг! - огрызнулся  Большой  Тим.  -  Если  не  хотите
участвовать в верном деле, меня  это  вполне  устроит.  Но  я  могу  его
прокрутить, вот что я вам скажу. Если не хотите - что ж, ладно,  давайте
вернемся к пассажу. Поворачивай свою  лодчонку,  и  хватит  пудрить  мне
мозги.
   - Да не будьте вы такой кисейной барышней, - утихомирил его Пиппи.  -
Просто расскажите нам, в чем тут уловка.
   - Этого  я  вам  сказать  не  могу,  -  залпом  проглотив  бренди,  с
сожалением произнес Большой Тим. - Но я даю  вам  гарантию:  вы  ставите
десять миллионов, а выигрыш мы делим поровну. Если что-нибудь пойдет  не
так, я возвращаю ваши десять миллионов. Ну как, это будет по-честному?
   Данте и Пиппи переглянулись с  понимающими  усмешками.  Данте  втянул
голову в плечи, и его ренессансная шапочка придала ему сходство с хитрой
белкой.
   - Ты вернешь мне деньги налом? - поинтересовался он.
   - Не совсем, - ответил Большой Тим. - Я зачту их в следующей  сделке.
Сброшу десять миллионов с цены.
   - Ты подкупаешь игроков? - продолжал Данте допрос.
   - Это ему не по зубам, - возразил Пиппи. - Они зарабатывают  чересчур
много. Должно быть, кого-то из судей.
   Большой Тим мало-помалу набрался энтузиазма.
   - Я ничего не могу вам сказать,  но  схема  безотказная.  И  к  черту
деньги, подумайте о славе. Это  будет  величайшая  махинация  в  истории
спорта.
   - Еще бы, нас замаринуют в тюряге, - подтвердил Данте.
   - Да я просто любезность вам оказываю, не открывая карты, - стоял  на
своем Большой Тим. - В тюрягу отправлюсь я, а  вы,  ребята,  нет.  Да  и
адвокаты у меня хорошие, и связей у меня ужасно много.
   И тут впервые Данте отошел от сценария Пиппи, спросив:
   - Мы уже отвалили достаточно далеко?
   -  Ага,  -  подтвердил  Пиппи,  -  но,  по-моему,  если  еще  немного
потолковать, Тим все нам расскажет.
   - Да пошел Тим в задницу, - любезно проронил Данте. - Слышал, Большой
Тим? Теперь я хочу услышать, в чем суть махинации, и без дураков. -  Тон
его был так презрителен, что Большому Тиму краска бросилась в лицо.
   - Ты, недомерок, думаешь, что  можешь  меня  запугать?!  Думаешь,  ты
круче, чем ФБР, круче, чем налоговая служба и самые  крутые  процентщики
на Западном побережье? Да мне насрать в твою шляпу.
   Откинувшись на спинку стула, Данте  постучал  по  стене  каюты.  Пару
секунд спустя дверь распахнулась, пропустив двух крупных мужчин,  грозно
вставших по обе стороны. В ответ Большой Тим вскочил и огромной  ладонью
единым махом смахнул все со стола. Бутылки, ведерко со льдом и поднос со
стаканами рухнули на пол.
   - Нет, Тим, послушай! - воскликнул Пиппи, желая  избавить  Халяву  от
ненужных мучений. Кроме того, ему не хотелось быть исполнителем,  это  в
план не входило. Но Большой Тим уже ринулся к двери, собираясь дать бой.
   И вдруг Данте проскользнул в объятия Большого Тима,  прильнул  к  его
огромному торсу. Затем они отпрянули друг от друга, и Большой Тим рухнул
на колени, являя взорам ужасающее зрелище:  половина  его  рубашки  была
вспорота, а на том месте, где была волосатая правая грудь Тима, осталось
лишь огромное алое пятно, из которого кровь  заструилась  ручьем,  залив
половину стола.
   Данте сжимал в руке нож с широким  лезвием,  залитый  алым  по  самую
рукоятку.
   - Усадите его в кресло, - велел Данте охранникам, после  чего  сорвал
скатерть со стола, чтобы остановить ею кровотечение Большого  Тима.  Тот
балансировал на грани беспамятства от шока.
   - Ты мог бы и подождать, - заметил Пиппи.
   - Нет, - отрезал Данте, - он крутой парень.  Вот  давай  и  поглядим,
насколько он крут.
   - Пойду позабочусь, чтобы на палубе все было готово, - сказал  Пиппи,
не желая наблюдать за дальнейшим. Сам он никогда не прибегал  к  пыткам,
никакие секреты на свете не могут быть настолько важны, чтобы  оправдать
подобное. Если уж ты убиваешь человека, то просто разлучаешь его с миром
таким образом, чтобы он не мог тебе навредить.
   На палубе Пиппи проинспектировал приготовления, сделанные  двоими  из
его людей. Стальная клетка с закрытыми решетками-жалюзи висела на крюке,
палуба была застелена полиэтиленом.
   Ароматный воздух был напоен  запахом  соли,  пурпурный  ночной  океан
хранил полнейшую неподвижность. Яхта замедлила ход и остановилась. Пиппи
озирал океан добрых пятнадцать  минут,  прежде  чем  двое,  стоявшие  на
страже у дверей, появились, неся  тело  Тима.  Оно  выглядело  настолько
ужасно, что Пиппи отвернулся в сторону.
   Четверо солдат уложили труп Большого Тима в клетку и  спустили  ее  к
воде. Один из охранников  повернул  жалюзи,  открывая  доступ  в  клетку
десяткам жителей океанских глубин, чтобы они могли попировать на  трупе.
После чего крюк отцепили, и клетка погрузилась на дно  морское.  Еще  до
восхода солнца  от  Большого  Тима  останется  только  скелет,  которому
предстоит до скончания веков покоиться в клетке на океанском дне.
   На палубу вышел Данте, очевидно, успевший принять душ и  переодеться.
Волосы под его ренессансной шапочкой влажно поблескивали. Нигде не  было
видно ни следа крови.
   - Значит, он уже получил свое "Причастие", - изрек Данте.  -  Мог  бы
подождать меня.
   - Он говорил? - спросил Пиппи.
   - Еще бы! В общем-то, махинация оказалась ужасно простой.  Вот  разве
что он порол чушь до самого конца.
 
*** 
 
   На следующий день Пиппи полетел на восток, чтобы дать дону и Джорджио
полный отчет.
   - Большой Тим был просто чокнутым, - сказал он. - Подкупил поставщика
продуктов   и   напитков   для   команд   Суперкубка.   Они   собирались
воспользоваться наркотиками,  чтобы  ослабить  команды,  против  которых
ставили во время игры. Даже если бы болельщики  этого  не  заметили,  то
тренеры и игроки непременно заподозрили бы неладное, да и ФБР  тоже.  Ты
был прав, дядя, скандал непременно отсрочил бы  нашу  программу  -  быть
может, навечно.
   - Он что, был идиотом? - поинтересовался Джорджио.
   - По-моему, он хотел славы, - пояснил Пиппи.  -  Богатства  ему  было
недостаточно.
   - А как насчет других вовлеченных в заговор? - осведомился дон.
   - Не получив вестей от Халявы, они испугаются, - ответил Пиппи.
   - Согласен, - поддержал Джорджио.
   - Очень хорошо, - промолвил дон. - А как мой внучек? Он  хорошо  себя
проявил?
   Вопрос был произнесен небрежным тоном, как бы между прочим, но  Пиппи
знал дона достаточно хорошо, чтобы  понять,  насколько  он  серьезен,  и
ответил с предельной осмотрительностью, но с определенным умыслом:
   - Я велел ему не надевать свою шапочку во время операции в  Вегасе  и
Лос-Анджелесе, а он все равно надел. Потом  он  отклонился  от  сценария
операции. Мы могли бы получить информацию, просто подольше поболтав,  но
он жаждал крови. Он порезал этого типа на  кусочки.  Отрезал  ему  член,
яйца и соски. В этом не было никакой нужды. И он упивается  подобным,  а
такое очень опасно для Семьи. Кто-то должен всерьез с ним поговорить.
   - Это должен быть ты, - сказал Джорджио дону, - меня он не послушает.
   Дон Доменико раздумывал довольно долго.
   - Молодо-зелено, подрастет - поумнеет.
   Пиппи понял, что дон пальцем не шелохнет. И потому решился рассказать
о непочтительном обращении Данте с кинозвездой в ночь  перед  операцией.
Дона передернуло, а Джорджио недовольно поморщился.  Последовало  долгое
молчание. Пиппи гадал, не слишком  ли  далеко  зашел.  Наконец,  тряхнув
головой, дон произнес:
   - Пиппи, ты все прекрасно запланировал, как всегда, но теперь  можешь
выбросить все это из головы. Тебе больше никогда  не  придется  работать
вместе с Данте. Но ты должен понять,  Данте  единственный  ребенок  моей
дочери. Мы с Джорджио должны сделать все возможное. Он поумнеет.
 
*** 
 
   Сидя на балконе своего административного пентхауза в отеле  "Занаду",
Кросс Де Лена мысленно так и  этак  прикидывал  опасности  предпринятого
курса  действий.  С  высоты  своего  положения  он  видел  весь   Стрип,
протянувшийся между двумя шеренгами  шикарных  отелей-казино  и  забитый
толпами народа. На площадке для гольфа отеля  "Занаду"  игроки  суеверно
пытались пробить в лунку с одного  удара,  чтобы  позднее  гарантировать
себе удачу за игорными столами.
   Первая опасность: в этой операции с Бозом он идет на  отчаянный  шаг,
не посоветовавшись с  Семьей  Клерикуцио.  Правда,  он  административный
барон Западного округа, охватывающего Неваду и южную  часть  Калифорнии.
Разумеется,  бароны  оперируют  во  многих  областях  независимо  и   не
подвергаются строгому контролю Семьи до тех пор, пока  смачивают  клювик
Клерикуцио процентами с доходов. Но при этом подчиняются весьма  строгим
правилам. Ни один барон - сиречь Bruglione - не имеет  права  развернуть
операцию подобного масштаба без одобрения Клерикуцио. По  одной  простой
причине: если барон решится на подобное и  попадет  в  беду,  ему  будет
отказано в юридической  поддержке,  и  никто  не  станет  вмешиваться  в
судебное разбирательство. Вдобавок он не получит помощи в борьбе с любым
из мятежных главарей на его собственных территориях,  а  его  деньги  не
будут отмыты и отложены ему  на  старость.  Кросс  понимал,  что  должен
встретиться с Джорджио и доном для получения одобрения.
   Эта операция  может  оказаться  невероятно  деликатной.  А  ведь  для
финансирования договора с киностудией он вкладывает в дело  часть  своих
пятидесяти одного процентов собственности в  "Занаду",  оставленной  ему
Гронвельтом. Правду говоря, это его личные деньги, но эти  деньги  имеют
отношение к неявным доходам Клерикуцио от отеля. И притом заработать эти
деньги ему помогли Клерикуцио. Что можно считать редкостной, но все-таки
очень гуманной причудой  Клерикуцио,  проявляющих  отеческий  интерес  к
достоянию своих вассалов. Они не одобрят решимость Кросса  вложить  свои
средства, не  посоветовавшись  с  ними.  Их  причуда,  хотя  и  лишенная
юридического базиса, напоминает средневековый придворный этикет: ни один
барон  не  имеет  права  продать  свой  замок,  не  получив  соизволения
королевского двора. Опять же немаловажным фактором  является  огромность
привлеченной суммы. Кросс унаследовал пятьдесят один процент Гронвельта,
а "Занаду" стоит миллиард долларов. Но  он  ставит  под  удар  пятьдесят
миллионов, вкладывает еще пятьдесят, что в  общей  сложности  составляет
сотню миллионов. Экономически риск просто грандиозен,  а  Клерикуцио  на
редкость осмотрительны и консервативны, без чего им просто не  выжить  в
том мире, куда они ищут дорогу.
   Не забывал Кросс и еще об одном. Давным-давно, когда Семьи Сантадио и
Клерикуцио были на короткой ноге, им удалось закрепиться в  кинобизнесе,
но дело  не  пошло.  Когда  империя  Сантадио  рухнула,  дон  Клерикуцио
приказал, чтоб все попытки пробиться в кинобизнес были прекращены.  "Эти
люди чересчур умны, - сказал дон. -  И  не  питают  страха,  потому  что
награда чересчур высока. Нам придется поубивать их всех до  единого,  но
тогда мы не будем знать, с  какого  конца  браться  за  дело.  Это  куда
сложнее, чем наркотики".
   Нет, решил Кросс. Стоит попросить разрешения, и в нем будет отказано.
А тогда пути вперед уже не будет. Когда же с делом будет  покончено,  он
сможет прийти с повинной, наложив  на  себя  епитимью,  и  дать  клювику
Клерикуцио захлебнуться доходами; успех часто  искупает  самые  вопиющие
грехи. А если он  потерпит  неудачу,  то,  скорее  всего,  с  ним  будет
покончено, с одобрением или без оного.  Что  вернуло  его  к  вопросу  о
последнем из сомнений.
   Зачем он это  делает?  Кросс  вспомнил  о  гронвельтовском  "Берегись
дамочки в бедствии". Что ж, он встречал дамочек в бедственном  положении
и до, и после и оставлял их  на  произвол  их  собственных  драконов.  В
Вегасе не счесть дамочек, пребывающих в бедственном положении.
   И все же он знал ответ. Он жаждал красоты Афины Аквитаны. И дело  тут
не только в миловидности ее лица, ее глаз, ее волос, ее ног,  ее  груди.
Он жаждал видеть свет разума  и  тепло  ее  глаз,  отраженные  в  каждой
черточке ее лица, в изящном изгибе  ее  губ.  Он  чувствовал,  что  если
узнает ее поближе, будет рядом с ней, то  весь  мир  предстанет  в  ином
свете, солнце будет греть его по-иному. Ему виделся океан за ее  спиной,
переливающийся зеленью волн,  увенчанных  белой  пеной,  обрамляющей  ее
голову, будто нимб. А  еще  его  не  оставляла  мысль,  угнездившаяся  в
сознании: Афина - как раз такая женщина, какой мечтала стать его мать.
   Его самого ошеломила захлестнувшая душу тяга видеть ее, быть  с  ней,
слышать ее голос, наблюдать за ее движениями. И тогда  он  подумал:  "О,
черт, неужели я иду на такое именно поэтому?"
   Приняв этот ответ, он даже обрадовался, что наконец-то знает истинную
причину  своих  действий.  Это  внушило  ему   решимость   и   позволило
сосредоточиться.  В  настоящее  время  главным  вопросом  является  курс
действий.  Забудь  об  Афине,  забудь  о  Клерикуцио.  Осталась  сложная
проблема Боза Сканнета, проблема, требующая наибыстрейшего разрешения.
   Кросс знал, что окажется в чересчур уязвимом положении, и это создаст
еще одно осложнение. Слишком опасно  получать  явный  выигрыш,  если  со
Сканнетом что-нибудь стрясется.
   Далее Кросс наметил трех  человек,  необходимых  для  запланированной
операции.  Сперва  Эндрю  Поллард,  владелец  Тихоокеанского   агентства
безопасности, уже впутанный во все  это  безобразие.  Затем  Лиа  Вацци,
смотритель охотничьей хижины Клерикуцио в горах Невады. Лиа  возглавляет
команду солдат, вместе  с  ним  присматривающих  за  хижиной,  но  также
выезжающих для выполнения специальных заданий. И третий - Леонард Сосса,
ушедший  от  дел  фальшивомонетчик,  состоящий  на  службе   Семьи   для
выполнения  скользких  поручений.  Всеми  троими  Кросс  Де  Лена  волен
распоряжаться, как западный Bruglione.
 
*** 
 
   Два дня спустя Кросс Де Лена позвонил Эндрю Полларду.
   - Я слыхал, что ты чересчур гробишь себя на работе, - сказал Кросс. -
Не желаешь ли приехать в Вегас, чтобы чуток отдохнуть? Я  обеспечу  тебе
на дармовщинку полный ПЕН - проживание, еду,  напитки.  Возьми  с  собой
жену. А если вдруг заскучаешь, загляни ко мне в офис, поболтаем.
   - Спасибо, - отозвался Поллард, - но сейчас я ужасно занят. Может, на
следующей неделе?
   - Разумеется, но в это время я буду в отъезде, так  что  не  смогу  с
тобой повидаться.
   - Тогда я приеду завтра, - решился Поллард.
   - Отлично, - сказал Кросс и повесил трубку.
   Откинувшись на спинку кресла, Поллард погрузился в  размышления.  Это
не просто приглашение, это приказ. Предстоит пройти по  очень  скользкой
дорожке.
 
*** 
 
   Леонард Сосса  упивался  жизнью,  как  дано  только  человеку,  чудом
избавленному от смертного приговора. Он восхищался восходом,  восхищался
закатом. Радовался зеленой траве и коровам,  пасущимся  на  этой  траве.
Восторгался красивыми женщинами, уверенными в  себе  молодыми  людьми  и
умными детьми. Наслаждался корочкой  хлеба,  стаканом  вина  и  головкой
сыра.
   Двадцать лет назад ФБР арестовало его за подделку стодолларовых купюр
для ушедшей ныне в мир иной Семьи Сантадио. Его подельщики  выкрутились,
продав его с потрохами, и Леонард уже считал, что  цветок  его  младости
увянет за колючей  проволокой.  Подделка  денег  -  куда  более  опасное
преступление, чем изнасилование, убийство или поджог. Подделывая деньги,
ты  покушаешься  на  само  государство.  Когда  ты   совершаешь   другие
преступления, ты  всего  лишь  стервятник,  отщипывающий  кусочек  трупа
громадного зверя, состоящего  из  человеческих  клеточек,  не  идущих  в
серьезный расчет. Он не ждал снисхождения и  не  дождался  его.  Леонард
Сосса был приговорен к двадцати годам тюремного заключения.
   Но отсидел только год.  Сокамерник,  безмерно  восхищенный  талантами
Соссы,  его  гениальным  владением  карандашом,  чернилами   и   ручкой,
завербовал его в Семью Клерикуцио.
   Внезапно у Леонарда появился новый адвокат. Ни с того ни с  сего  его
посетил посторонний доктор,  с  которым  Леонард  даже  не  был  знаком.
Неожиданно назначили слушание о помиловании на том  оснований,  что  его
умственные способности деградировали до детского уровня и Сосса более не
являет собой  угрозы  обществу.  И  вдруг  Леонард  Сосса  стал  вольным
человеком и работником Семьи Клерикуцио.
   Семья нуждалась в первоклассном специалисте по  подделке  документов.
Не валюты,  ибо  в  глазах  властей  подделка  денег  -  непростительное
преступление. Специалист по подделке нужен был Семье для дел куда  более
важных.  Джорджио   приходилось   разгребать   горы   бумаг,   жонглируя
разнообразными   национальными   и   интернациональными    корпорациями,
подписывая официальные документы от имени несуществующих чиновников этих
корпораций, делая  вклады  и  изымая  огромные  суммы  денег,  для  чего
требовался целый ряд  подписей,  как  реальных,  так  и  поддельных.  Со
временем талантам Леонарда нашлись и другие применения.
   Отель "Занаду" использовал его дарование с изрядным  прибытком.  Если
после смерти очень крупного игрока в кассе оставались его векселя, Соссу
привозили, чтобы он подписал векселей еще на миллион долларов.  Конечно,
душеприказчики покойного не оплачивали долг, но зато всю эту сумму можно
было  списать  из  налогов  "Занаду"  в   убытки.   Подобное   случалось
противоестественно часто;  судя  по  всему,  азарт  взвинчивает  процент
смертности  до  небес.  Точно  так  же  поступали,  если  крупный  игрок
оказывался совершенно несостоятельным  или  соглашался  дать  отступного
центов по десять за доллар.
   За все это  Леонарду  Соссе  платили  сто  тысяч  долларов  в  год  и
запрещали выполнять работы какого-либо  иного  рода,  особенно  подделку
денег.  Все  это  прекрасно  укладывалось  в  общую  политику  Семьи.  У
Клерикуцио действовал вердикт, запрещающий всем членам преступной  семьи
как-либо  связываться  с  подделкой  денег  и  похищением   людей.   Эти
преступления   заставляют   все   федеральные   силовые   агентства    с
сокрушительной  силой  ополчаться   на   преступников.   Подобные   игры
просто-напросто не стоят свеч.
   Так что Сосса уже двадцать лет наслаждался жизнью художника  в  своем
тесном домишке, приютившемся в каньоне Топанга  недалеко  от  Малибу.  У
него был небольшой садик, коза, кошка и собака. Днем он писал картины, а
вечером выпивал. Не знал недостатка в девушках,  живущих  в  каньоне,  -
свободных по духу коллегах-художницах.
   Сосса покидал каньон лишь в тех  редких  случаях,  когда  требовалось
совершить кое-какие покупки в Санта-Монике или  когда  его  вызывала  по
делу Семья Клерикуцио, что случалось обычно дважды в месяц, на период не
более двух-трех дней. Он выполнял порученную работу и никогда не задавал
никаких вопросов. Он был ценным солдатом Семьи Клерикуцио.
   Так что,  когда  за  ним  приехала  машина  и  водитель  велел  взять
инструменты и одежду на пару дней, Сосса отпустил козу, собаку и кошку в
каньон и запер дом. Животные могут позаботиться о  себе  сами;  в  конце
концов, они же не дети. Не то чтобы Сосса не любил их, но животные живут
недолго, особенно в каньоне, он привык терять их. Год  в  тюрьме  сделал
Леонарда Соссу реалистом, а нежданное освобождение - оптимистом.
 
*** 
 
   Лиа  Вацци,  смотритель  охотничьей   хижины   Семьи   Клерикуцио   в
Сьерра-Неваде, прибыл в  Соединенные  Штаты  в  возрасте  тридцати  лет,
будучи самым разыскиваемым преступником в Италии