и  не
говорит: "Голосуйте за Джонни Фонтена, иначе останетесь без работы". Он не
использует кулаки в тех местах, где бесполезно пускать их в  ход  или  они
оставляют слишком заметные следы. Он сделает так, чтобы эти люди  захотели
за тебя голосовать. Но они не захотят  этого  сделать,  если  крестный  не
проявит заинтересованности. Поверь мне, что он может заполучить  для  тебя
Оскара. И если он этого не сделает, приза тебе не видать.
     - О'кэй, - сказал Джонни. - Я тебе верю. И у меня  достаточно  ума  и
достаточно крепкие яйца, чтобы стать продюсером, но у меня нет  денег.  Ни
один банк не согласится выдать мне  кредит.  Чтобы  сделать  фильм,  нужны
миллионы.
     - Как только получишь приз, займись составлением планов  трех  первых
фильмов, - сухо ответил Хаген. - Найми лучших техников, лучших  кинозвезд.
Запланируй от трех до пяти фильмов.
     - Ты с ума сошел! Три фильма обойдутся  не  меньше,  чем  в  двадцать
миллионов долларов.
     - Когда понадобятся  деньги,  свяжись  со  мной.  Я  дам  тебе  адрес
местного банка, и ты  получишь  заем.  Но  сначала  повидаешься  со  мной,
скажешь, в какой сумме нуждаешься и познакомишь меня с планами. О'кэй?
     Джонни долго молчал, потом тихо спросил:
     - Ты хочешь еще что-нибудь сказать?
     Хаген улыбнулся.
     - Ты хочешь спросить, какие услуги потребуются от  тебя  в  обмен  на
двадцать миллионов долларов? - Он несколько выждал, изучая реакцию Джонни.
- Ничего такого, чего бы ты не сделал для дона и без них.
     - Если это что-то серьезное, дон сам должен меня попросить об этом, -
сказал Джонни. - А не ты, и не Сонни.
     Хаген был приятно поражен ответом Джонни. Этот  парень  не  такой  уж
дурак. Он знает,  что  дон  его  очень  любит  и  не  станет  впутывать  в
сомнительные дела, а Сонни может это сделать.
     - Ты напрасно волнуешься. Мы  с  Сонни  получили  от  крестного  отца
строгий приказ не вмешивать тебя ни во  что  такое,  что  может  повредить
твоей карьере. Сам он тоже никогда этого не сделает. Просто я уверен,  что
если дону понадобится твоя услуга, ты сделаешь все  возможное  и  без  его
просьбы. О'кэй?
     Джонни улыбнулся.
     - О'кэй.
     - Он в тебя верит, - сказал Хаген. - И считает, что у тебя достаточно
ума, и банку будет выгодно предоставить тебе заем. Не  бросайся  деньгами.
Ты можешь быть любимым крестником дона, но двадцать миллионов  долларов  -
куча денег. Обеспечивая тебя ими, он идет на большой риск.
     - Передай ему, чтобы не  волновался.  Если  Джек  Вольтц  может  быть
гением кино, то почему бы и мне не стать им?
     - Так же думает и твой крестный. А теперь прикажи, чтобы меня отвезли
в аэропорт. Я сказал тебе все, что должен был сказать. Перед тем,  как  ты
станешь  подписывать  контракты,  найми  себе  адвоката,  я   этим   делом
заниматься не  буду.  Но  прежде,  чем  подпишешь  контракт,  я  хотел  бы
ознакомиться с ним.  О'кэй?  У  тебя  никогда  не  будет  неприятностей  с
рабочими, что в некоторой степени уменьшит расходы,  так  что  не  обращай
внимания на расчеты бухгалтеров, связанные с трудовыми конфликтами.
     - Ты должен будешь санкционировать и все остальное: сценарии, актеров
и т.д.? - осторожно спросил Джонни.
     Хаген отрицательно покачал головой.
     - Нет. Может случиться, что дон чему-то воспротивится,  но  тогда  он
скажет тебе об этом сам. Хотя, трудно  представить  себе,  что  ему  может
что-то не понравиться. К фильмам крестный равнодушен. На основании  своего
опыта могу сказать, что вмешиваться он не станет.
     - Хорошо, - сказал  Джонни.  -  Я  сам  отвезу  тебя  в  аэропорт.  И
поблагодари крестного отца от моего имени. Я позвонил бы ему  сам,  но  он
никогда не подходит к телефону. Кстати, почему?
     Хаген пожал плечами.
     - Он почти не говорит по телефону. Он боится,  что  его  голос  будет
записан на магнитофон. Полиция способна склеить обрывки  фраз  и  исказить
сказанное. Одним словом, он боится, что власти решат однажды  расправиться
с ним. И он не хочет облегчить им задачу.
     Они сели в машину Джонни и поехали в аэропорт. Хаген всю дорогу думал
о том, что Джонни оказался намного  умнее,  чем  он  предполагал.  Он  уже
кое-чему научился, о чем свидетельствовал и тот факт,  что  он  сам  решил
отвезти его в аэропорт. Дон всегда ценил подобное отношение. А  раскаяние?
Оно было искренним. Он знал Джонни давно и  понимал,  что  тот  не  станет
извиняться из страха. Джонни всегда был смелым парнем,  из-за  чего  и  не
ладил с начальством и своими женами. Он относился к тем немногим,  кто  не
боялся дона. Фонтена  и  Майкл  были,  пожалуй,  единственными  настоящими
мужчинами, которых  знал  Хаген.  В  ближайшие  годы  ему  придется  часто
видеться с Джонни. И Тому предстоит  пройти  испытание,  которое  покажет,
насколько он умен. Джонни должен будет оказать дону услугу, хотя  сам  дон
об этом его не попросит. Хаген сомневался, поймет ли это Джонни и выполнит
ли он это условие - неотъемлемую часть договора.
     Джонни высадил Хагена у здания аэровокзала  (Хаген  настоял  на  том,
чтобы Джонни не провожал его к самолету) и вернулся  к  дому  Джинни.  Она
была удивлена. Но Джонни просто хотел побыть здесь один. Чтобы  его  никто
не тревожил, собраться с мыслями и приступить  к  составлению  планов.  Он
понимал, что Хаген говорил об исключительно  важных  вещах,  что  вся  его
жизнь может измениться. Когда-то он был звездой первой величины, но теперь
в тридцать пять лет, от его былого величия ничего не осталось. У  него  не
было иллюзий по этому поводу. Даже получение Оскара не поможет  ему!  Если
голос не вернется, ничего  не  изменится.  Он  будет  просто  второсортным
актером. Интересно, будь  он  на  вершине  славы,  оттолкнула  бы  его  та
девушка, что старалась казаться вчера общительной и умной?  Теперь,  когда
дон снабдит его деньгами, он сможет стать не менее великим,  чем  кто-либо
другой в Голливуде. Он сможет быть королем. Джонни  улыбнулся.  Он  сможет
даже стать доном.
     Неплохо бы пожить несколько недель с Джинни.  Каждый  день  он  будет
гулять с девочками, пригласит, может быть, нескольких  друзей.  Он  бросит
пить и курить и начнет уделять себе больше  внимания.  Быть  может,  голос
снова окрепнет. С голосом и деньгами дона он будет непобедим. Он и в самом
деле приблизится, насколько это возможно в  Америке,  к  королям  и  царям
прошлого. И это не будет зависеть от того, сколько времени продержится его
голос или интерес публики  к  нему,  как  к  актеру.  Это  будет  царство,
уходящее корнями в деньги.
     Джинни  приказала  переоборудовать  для  него  гостиную  под  рабочий
кабинет. Они договорились, что он не будет посягать на ее  комнату  и  что
они по-прежнему останутся друзьями. Восстановить былые отношения было  уже
невозможно. Хотя люди в распаде семьи обвиняли его одного,  они  с  Джинни
знали, что она виновата в этом больше.
     Джонни Фонтена стал знаменитым певцом и звездой киномюзиклов, но  ему
никогда не приходило в голову бросить жену  и  детей.  Он  был  итальянцем
старой закваски. Разумеется, он изменял. Учитывая специфику его  работы  и
искушения,  которым  он  беспрестанно  подвергался,   не   изменять   было
невозможно. К тому же, несмотря на то, что он был скромным парнем,  в  нем
сидело  какое-то  железное  упрямство,   свойственное,   впрочем,   многим
итальянцам. Он любил выходить с  девственницами  и  обнаруживать,  что  их
полные и тяжелые груди удивительно контрастируют с невинными личиками.  Он
любил открывать стыдливость в девушках, старавшихся казаться  сексуальными
и делающими вид, что переспали с сотнями парней, а потом бороться  с  ними
часами, чтобы "проделать работу" и убедиться, что они - девственницы.
     Все  эти  сопляки  из  Голливуда  смеялись  над  его  пристрастием  к
девственницам. Они объясняли это  его  старомодностью,  говорили,  что  он
импотент и что ему приходится тратить много времени, а потом  оказывается,
что она немногого стоит в постели. Но Джонни  знал,  что  все  зависит  от
того, как ты обращаешься с девственницей. Надо правильно подойти к ней,  и
иногда не может быть ничего лучшего девушки, которая  впервые  испробовала
хобот и которой это понравилось. О, какое это удовольствие - заставить  ее
сдаться! Какое наслаждение -  почувствовать  обхватывающие  тебя  ноги!  А
когда он спал с негритянкой  из  Детройта,  -  хорошей  девушкой,  дочерью
джазового певца - она казалась ему редчайшим даром небес.  Губы  ее  имели
вкус теплого меда, перемешанного  с  перцем,  темно-коричневая  кожа  была
горячей и гладкой. Она была самой сладкой  женщиной  когда-либо  созданной
богом, и она была девственницей.
     Парни обычно рассуждают о всевозможных способах минета, но он от него
удовольствия не получал. Он не мог любить  девушку  после  того,  как  она
пыталась это сделать. Со второй  женой  они,  в  конце  концов,  разошлись
только из-за ее привязанности к этому способу любви. Она распустила  слух,
что он импотент, и тогда стали поговаривать, что Джонни Фонтена беспомощен
в любви, как годовалый ребенок. Может быть, именно поэтому оттолкнула  его
вчера эта девушка. А, к черту, в постели она наверняка  бы  не  порадовала
его: с первого взгляда можно определить,  годится  ли  девушка  для  такой
работы или нет. Особенно хороши те, что любят  это  дело  и  долго  им  не
занимались. Особенно люто  Джонни  ненавидел  тех,  кто  начал  отдаваться
мужчинам лет в двенадцать,  а  к  двадцати  годам  были  уже  окончательно
выжаты. Некоторые их этих девушек были исключительно красивы и могли  кого
угодно ввести в заблуждение.
     Джинни принесла ему в спальню поднос с кофе и домашними  булочками  и
поставила  его  на  длинный  стол.  Он  рассказал,  что  Хаген  собирается
раздобыть деньги для постановки фильма, и  она  разволновалась.  Он  снова
станет знаменитостью. Она и понятия не имела, как силен дон и  поэтому  не
поняла, для чего Хаген прилетал из Нью-Йорка. Джонни объяснил,  что  Хаген
поможет ему и во всем, что касается юридической стороны дела.  Покончив  с
кофе, он сказал, что ночью собирается  работать:  звонить  по  телефону  и
составлять необходимые планы на будущее.
     - Половина доходов будет записана на имя девочек, - сказал он Джинни.
Она благодарно улыбнулась, поцеловала его, пожелала доброй ночи и вышла из
комнаты.
     На письменном столе стоял стакан с его самыми любимыми сигаретами, на
которых золотом были выведены его инициалы, и шкатулка с  длинными,  точно
карандаши, сигарами. Джонни откинулся на спинку стула и придвинул  к  себе
телефон. Сначала он позвонил автору книги, на основе которой был поставлен
фильм. Писатель был его ровесником, известности достиг тяжелым трудом и  в
литературных  кругах  пользовался  уважением,  но  в  Голливуде,   как   и
большинство  писателей,  считался  дерьмом.  Джонни  сам  был   свидетелем
унизительной сцены в Браун Дерби, когда к писателю прицепилась  кинозвезда
с огромным бюстом. Он собирался провести вечер в городе, а потом переспать
с ней. Но еще в ресторане актриса оставила его одного, как только  похожий
на крысу кинокомик поманил ее пальцем. Благодаря тому случаю,  у  писателя
сложилось правильное представление  о  том,  кто-есть-кто  в  голливудском
курятнике. Не важно, что твоя книга принесла тебе  мировую  известность  и
славу. Кинозвезда всегда предпочтет уродливого, вызывающе  отвратительного
актера.
     Джонни поблагодарил писателя за созданный специально для  него  образ
героя романа. Как бы между прочим спросил, что со следующей книгой и о чем
она. Пока писатель пересказывал  одну  из  наиболее  интересных  глав,  он
закурил сигару, а потом воскликнул:
     - Боже, как мне хотелось  бы  прочитать  эту  книгу!  Не  мог  бы  ты
прислать мне один экземпляр? Быть может, я помогу тебе  получить  выгодный
контракт. Более выгодный, чем с Вольтцем.
     Восторженный голос писателя подтвердил предположение  Джонни:  Вольтц
нещадно эксплуатировал его и заплатил в конце концов гроши. Джонни сказал,
что собирается посетить Нью-Йорк сразу  после  праздников  и  спросил,  не
захочет ли он присоединиться к нему и нескольким его друзьям, чтобы вместе
пообедать в ресторане.
     - Кроме того, я познакомлю тебя с несколькими красотками, - как бы  в
шутку бросил Джонни. Писатель засмеялся и ответил согласием.
     Потом Джонни позвонил режиссеру и оператору фильма и поблагодарил  их
за сотрудничество. Под секретом рассказал им, что Вольтц  настроен  против
него и потому он, Джонни, вдвойне ценит их корректное к нему  отношение  и
помощь. Если они в чем-то будут нуждаться, а он в состоянии будет  помочь,
они просто обязаны позвонить ему.
     Затем состоялся наиболее трудный разговор с Джеком  Вольтцем.  Джонни
поблагодарил его за предоставленную ему возможность  сняться  в  фильме  и
сказал, что будет рад  продолжить  сотрудничество  со  столь  великолепным
продюсером. Обычно Джонни был очень искренен и говорил правду в глаза,  но
на этот раз ему необходимо было сбить Вольтца  с  толку.  Через  несколько
дней Вольтц все поймет и изумится  его  коварству.  Как  раз  этого  он  и
добивался.
     Положив трубку, Джонни затянулся сигарой. На соседнем столике  стояла
бутылка виски, но он обещал себе и Хагену больше не пить. Ему нельзя  даже
курить. Какая глупость! Отказ от курения и алкоголя не вернет  ему  голос.
Но какой-то шанс все же имеется, и  сейчас,  когда  появилась  возможность
бороться и победить, он должен использовать все шансы.
     Теперь, когда в доме было тихо,  бывшая  жена  и  дочери  спали,  ему
вспомнилось то страшное время, когда  он  их  бросил.  Бросил  из-за  этой
шлюхи, второй жены. Но и теперь он улыбнулся  при  мысли  о  ней  -  таким
прелестным  во  всех  отношениях  существом  она  была,  и,  кроме   того,
единственным, что спасло ему жизнь, был день, когда он решил, что не может
позволить себе ненавидеть детей, первую  жену,  любовниц,  вторую  жену  и
снова любовниц, вплоть до Шарон, которая оттолкнула  его  и  может  теперь
похвастать тем, что отказалась спать с великим Джонни Фонтена.
     Он пел с оркестром, потом стал звездой радио  и  театра  и,  в  конце
концов, превратился в звезду экрана. Все это время он жил, как хотел, спал
с женщинами, которых  желал,  но  никогда  не  позволял  никому  и  ничему
вмешиваться в свою личную жизнь. Потом он влюбился в  ту,  что  стала  его
второй женой, в Маргот Аштон. Он буквально сходил по ней  с  ума.  Карьера
покатилась к черту. Голос пошел к черту, семья распалась. И  пришел  день,
когда он остался у разбитого корыта.
     Он был всегда порядочным и щедрым человеком.  После  развода  он  дал
первой жене все, что мог.  Он  поклялся,  что  его  дочери  получат  часть
доходов от каждого из его занятий: от каждой  пластинки,  каждого  фильма,
каждого выступления в клубе. Богатый и  знаменитый,  он  ни  в  чем  своей
первой жене не отказывал. Он помогал всем ее братьям  и  сестрам,  отцу  и
матери, бывшим соученицам и  членам  их  семей.  Он  никогда  не  чуждался
друзей. Он даже пел на свадьбах двух сестер жены, а петь на  свадьбах  для
него было самым ненавистным  занятием.  Он  никогда  и  ни  в  чем  ей  не
отказывал.  Только  посягательств  на  свою  личную  свободу  он  не  смог
стерпеть.
     Опустившись на самое дно, когда ему не давали ролей в фильмах,  когда
он не способен был  петь,  когда  вторая  жена  изменяла  ему,  он  провел
несколько дней с Джинни  и  дочерьми.  Он  пришел  к  ней  в  день,  когда
прослушал одну из последних своих записей и она показалась  ему  настолько
плохой, что он обвинил звукооператора во вредительстве. В конце концов, он
понял, что дело в его голосе. Он сломал пластинку -  матрицу  и  отказался
петь. Он  так  устыдился,  что  после  этого  больше  не  пел  (не  считая
состязания с Нино на свадьбе Конни Корлеоне).
     Никогда не забыть ему выражения лица Джинни, когда ей стало  известно
об обрушившихся на него бедах. Оно лишь промелькнуло на ее лице и  тут  же
исчезло, но этого было достаточно, чтобы он запомнил его на всю жизнь. Это
было выражение  дикой  радости  и  удовлетворенности.  Он  мог  бы  теперь
поверить, что все двенадцать  лет  она  презирала  и  ненавидела  его.  Ей
удалось взять себя в руки, и она  даже  предложила  ему  свою  помощь.  Он
притворился, будто готов ее принять. В ближайшие три дня он навестил  трех
самых любимых девушек, девушек,  с  которыми  продолжал  дружить,  которым
помогал, как только мог, и подарки которым стоили многие тысячи  долларов.
И на их лицах он обнаружил выражение той же удовлетворенности.
     Он знал, что обязан принять решение. Он мог,  подобно  многим  другим
обитателям Голливуда -  продюсерам,  писателям,  режиссерам  и  актерам  -
наброситься с полной ненависти страстью  на  хорошеньких  женщин.  Он  мог
использовать свои силы и денежные возможности, чтобы не допустить  измены,
но в то же время сознавать, что, в конце концов, женщины изменяют, что они
твои враги и что их надо остерегаться. Он мог отказаться  от  ненависти  к
ним и продолжать им верить.
     Он знал, что не сможет себе позволить не любить их, что в  нем  самом
что-то  погибнет,  если  он  перестанет  любить   женщин   -   какими   бы
непостоянными и коварными они ни были. Не  имело  значения,  что  женщины,
которых он любил, больше всего на  свете  тайно  радовались  его  краху  и
унижению. Не имело значения, что они оказались неверны ему. У него не было
выбора. Приходилось принимать  их  такими,  какие  они  есть.  Поэтому  он
продолжал за ними ухаживать, дарил им подарки и скрывал боль, которую  они
ему причиняли. Он простил их, сознавая, что только благодаря им  свободен.
Но теперь он полностью освободился от чувства вины за свою неверность.  Он
не чувствовал вины по отношению к Джинни и хотел лишь  одного:  оставаться
единственным отцом своих детей. Вместе  с  тем  он  не  собирался  на  ней
вторично жениться и дал ей это ясно понять. Это единственное,  что  спасло
его при падении с небес. На нем выросла толстая  кожа,  невосприимчивая  к
боли, которую он причинял женщинам.
     Он очень устал и готов был отправиться спать, но одно не  давало  ему
покоя: его состязание с Нино Валенти. И вдруг он понял,  что  доставил  бы
дону  Корлеоне  наибольшее  удовольствие.  Он  снял  телефонную  трубку  и
попросил телефонистку связать его с Нью-Йорком.  Узнав  у  Сонни  Корлеоне
номер телефона Нино Валенти, позвонил ему.  Нино  ответил  обычным  пьяным
голосом.
     - Эй, Нино, почему бы тебе не приехать сюда и не поработать у меня? -
закричал в трубку Джонни Фонтена. - Мне нужен парень, на которого  я  могу
положиться.
     Нино воспринял это как шутку.
     - Не знаю, Джонни, у меня хорошая работа на грузовике, в пути  трахаю
домашних хозяек, и зарабатываю  по  150  целковых  в  неделю.  Что  можешь
предложить мне ты?
     - У меня ты можешь начать с 500 целковых  и  запросто  встречаться  с
кинозвездами. А может быть, будешь петь у меня на вечеринках.
     - Дай подумать. Позволь  мне  посоветоваться  с  моим  бухгалтером  и
помощником.
     - Кроме шуток, Нино, ты мне нужен здесь. Я хочу, чтобы ты  завтра  же
прилетел и подписал контракт на 500  долларов  в  неделю  сроком  на  год.
Потом, если стибришь одну из моих кинозвезд, я тебя  уволю,  получишь,  по
крайней мере, годовую зарплату. О'кэй?
     Последовала длинная пауза. Голос Нино протрезвел.
     - Эй, Джонни, ты не шутишь?
     - Я говорю серьезно. Отправляйся в контору моего агента в  Нью-Йорке.
Он даст тебе билет на самолет и немного наличных.  Утром  я  ему  позвоню.
Поэтому сходи туда после обеда. Потом я договорюсь, чтобы тебя встретили в
аэропорту и привели ко мне.
     Снова последовала длинная пауза, а потом раздался голос Нино, немного
удрученный и неуверенный.
     - О'кэй, Джонни.
     Джонни  положил  трубку  и  начал  раздеваться.  Он  чувствовал  себя
превосходно, как