Я давно хотел  сказать  тебе,
как я тобой горжусь... Теперь все твои неприятности позади. Через неделю
ты будешь среди своих - ну и праздник же  мы  устроим.  Все  ждут  тебя,
Майк.
   Продолжая  держать  молодого  человека  в  своих  могучих   объятиях,
Клеменца внимательно разглядывал его... За время пребывания  на  Сицилии
он возмужал, стал мужчиной... Вот теперь  он  уже  мог  занять  в  клане
принадлежащее ему по праву место.
   Майкл  был  рад  видеть  огромного  толстяка,  его  широкое,   словно
вырубленное топором лицо. Он спросил про родных. Отец выкарабкался после
того, как на него было совершено покушение, но со здоровьем у  него  все
равно неважно. Клеменца сокрушенно покачал головой.
   - Никому не пойдет на пользу, когда тебя продырявят, хоть ты потом  и
поправишься. Но в отца твоего не впервой стреляли. Он как бык - крепкий.
Выкарабкается... Все так рады, что ты возвращаешься.
   Стефан Андолини кивком  поздоровался  с  Клеменцей  -  они  явно  уже
встречались. И пожал на  прощание  руку  Майклу:  надо  ехать  назад,  в
Монтелепре.
   - Какие бы слухи до тебя ни дошли, помни, - сказал он, - я всегда был
верен Тури Гильяно и он полностью доверял мне. Если кто-то предаст  его,
это буду не я... Да и тебя я тоже никогда не предам.
   Майкл верил ему.
   - А ты не зайдешь, чтоб передохнуть, чего-нибудь съесть и  выпить?  -
спросил он.
   Стефан Андолини отрицательно покачал  головой.  Он  сел  в  "фиат"  и
выехал из ворот, которые тотчас с лязгом захлопнулись за ним.
   Клеменца  повел  Майкла  по  лужайке  к  главному  дому.  Вооруженные
охранники дежурили  на  стенах  и  прогуливались  по  пляжу,  держа  под
наблюдением подступы к вилле с моря. Там, в направлении далеких  берегов
Африки, вытянулась маленькая пристань. Возле нее стоял большой катер, на
котором развевался итальянский флаг.
   На вилле их встретили две старухи - обе в черных платках, сами черные
от солнца, в черных платьях. Клеменца велел им принести в комнату Майкла
вазу с фруктами.
   Комната  выходила  на  балкон,  откуда  открывался  вид  на   голубое
Средиземное море, которое словно расступалось, когда на него  падал  луч
солнца. На горизонте, подпрыгивая на волнах, виднелись рыбачьи  лодки  с
ярко-синими и красными парусами, похожими на цветные  шары.  На  балконе
стоял небольшой стол,  накрытый  толстой  темной  скатертью,  и  мужчины
присели на расставленные вокруг стулья.  Их  ждали  стеклянная  колба  с
кофе-экспрессо и кувшин красного вина.
   - У тебя усталый вид, - сказал Клеменца. - Поспи немного, а потом  мы
подробно поговорим обо всем.
   - Да, поспать мне не мешает, - сказал Майкл. - Но сначала скажи,  как
там матушка - в порядке?
   - В полном, - сказал Клеменца. - Ждет тебя домой...
   - А как все же отец? - спросил Майкл. Клеменца рассмеялся  неприятным
смехом.
   - В порядке. И Пять семейств очень скоро на себе это почувствуют.  Он
ждет не дождется, когда ты вернешься домой, Майк. У него  на  твой  счет
большие планы. Так что мы не можем  подвести  его.  Поэтому  не  слишком
беспокойся по поводу Гильяно: если он объявится, прихватим его с  собой.
Если же будет от нас бегать, пусть остается.
   - Так отец велел?
   - Каждый день в Тунис прилетает курьер, - сказал Клеменца, - и я езжу
на катере говорить с ним. Такие приказания получил я вчера. Сначала было
решено, что дон Кроче поможет нам, -  так  сказал  твой  отец,  когда  я
уезжал из Штатов. Но ты знаешь, что  произошло  вчера  в  Палермо  после
того, как ты уехал?  Кто-то  пытался  прикончить  Кроче.  Какие-то  люди
перелезли через стену сада и убили четырех его телохранителей. Но  Кроче
сумел удрать...
   - Боже мой! - вырвалось  у  Майкла.  Он  вспомнил,  какую  дон  Кроче
расставил охрану вокруг отеля, когда они встречались. - Боюсь,  это  был
наш друг Гильяно. Я надеюсь, вы с отцом знаете, что вы делаете. А я  так
устал, что даже думать ни о чем не могу.
   Клеменца поднялся и дружески похлопал молодого человека по плечу.
   - Поспи, Майк. Когда проснешься, я познакомлю  тебя  с  моим  братом.
Великий человек - он в этом краю полный  хозяин,  так  что  не  думай  о
Кроче.
   Майкл разделся и лег в постель. Он не  спал  больше  полутора  суток,
однако мозг его продолжал работать, не давая телу отдохнуть.  Хотя  было
еще утро, он чувствовал, как палит солнце, несмотря на закрытые  толстые
деревянные ставни. В  воздухе  стоял  душный  запах  цветов  и  лимонных
деревьев. Майкл прокрутил  в  мозгу  события  последних  дней.  Как  это
Пишотте и Андолини удается так  свободно  передвигаться  по  острову?  И
почему Гильяно вздумал сводить счеты с доном Кроче в самое  неподходящее
время? Такой просчет  недостоин  сицилийца.  Ведь  малый  уже  семь  лет
скрывается в горах.  Вроде  бы  хватит.  Ему,  конечно,  хочется  пожить
нормальный жизнью - здесь это невозможно,  а  в  Америке  -  да.  И  он,
несомненно, решил туда уехать, иначе не стал бы отправлять за океан свою
беременную жену. И вдруг Майкла осенило: Гильяно  решил  дать  последний
бой.  Он  не  боится  умереть  здесь,  на  своей  родной  земле.  Сейчас
разматываются последние нити каких-то тайных планов, о которых он, Майкл
Корлеоне, понятия не имеет, поэтому надо быть начеку. Он  не  собирается
умирать на Сицилии...
 
*** 
 
   Проснувшись в просторной  спальне,  Майкл  распахнул  ставни  -  окна
выходили на балкон  из  белого  камня,  залитый  утренним  солнцем.  Под
балконом Средиземное море раскинуло до самого горизонта свой темно-синий
ковер. Рыбачьи лодки с  красными  парусами  бороздили  воду  и  исчезали
вдали. Несколько минут Майкл любовался ими, завороженный красотой моря и
величественными утесами, вздымавшимися на севере.
   Комната была обставлена громоздкой  простой  мебелью.  На  столике  -
синяя  эмалированная  миска  и  кувшин  с  водой.  Через  спинку   стула
перекинуто грубое бурое полотенце... Майкл сполоснул  лицо  и  вышел  из
комнаты. Внизу, у лестницы, его поджидал Питер Клеменца.
   - Вот теперь вид у тебя получше, Майк, - сказал  Клеменца.  -  Поешь,
подкрепишься и поговорим о деле.
   Он провел Майкла на кухню, где  стоял  длинный  деревянный  стол.  Не
успели они сесть, как, словно по мановению волшебной  палочки,  у  плиты
возникла старуха в черном и налила им  кофе-экспрессо.  Затем  поставила
перед ними тарелки с яйцами и колбасой.  Из  печи  она  достала  большой
круглый хлеб с коричневой корочкой. И тотчас исчезла... В ту же минуту в
кухню вошел мужчина, очень похожий на Клеменцу - только постарше;  Майкл
сразу признал в нем дона Доменика, брата  Питера.  Только  одет  он  был
совсем  иначе.  Черные  вельветовые  брюки,  заправленные  в  коричневые
сапоги. Длинный черный жилет, и под  ним  -  белая  шелковая  рубашка  с
кружевными гофрированными манжетами. На голове  -  фуражка  с  маленьким
козырьком. В правой руке он держал  кнут,  который  небрежно  швырнул  в
угол. Майкл поднялся навстречу хозяину, и дон Доменик Клеменца  дружески
обнял его.
   Затем все трое уселись за стол.
   - Майкл, - торжественно возгласил дон Доменик, - это такое  для  меня
удовольствие и такая честь, что твой отец, дон  Корлеоне,  поручил  тебя
мне... Я ведь всего лишь бедный крестьянин, - вздохнул  дон  Доменик.  -
Правда, соседа приходят ко мне за советом, и здесь, в Трапани,  говорят,
я имею вес. Меня прозвали Отступником, потому что я не гну  спину  перед
доном Кроче. Возможно, это не совсем ясно, и,  возможно.  Отец  небесный
нашел бы способ сойтись с доном Кроче. Но не я. Я, может,  и  отступник,
но  только  в  отношении  людей  бесчестных.   А   дон   Кроче   продает
правительству сведения про нас. Для меня же, какими причинами  такое  ни
объясняй, это - infamita. Жить по старинке - оно куда лучше,  Майкл,  ты
сам это увидишь, как побудешь с нами несколько дней.
   - Не сомневаюсь, - поспешил заверить его Майкл. - А пока спасибо  вам
за все, что вы для меня делаете.
   - Да что там. Ну, работа не ждет, - добавил дон Доменик. - Если  тебе
что понадобится, пошли за мной. - Он поднял с пола кнут и вышел.
   - Майкл, - сказал Питер Клеменца, - твой отец согласился помочь  Тури
Гильяно только из уважения к его отцу и дружеских чувств к нему. Но твоя
безопасность - на первом месте. У твоего отца ведь  еще  остались  здесь
враги. В распоряжении Гильяно  неделя.  Но  если  за  это  время  он  не
объявится, ты должен уехать в Штаты один. В Африке наготове  самолет,  и
мы можем вылететь в любое время. Только скажи.
   - Пишотта обещал привезти Гильяно очень скоро, - сказал Майкл.
   Клеменца свистнул.
   - Ты видел Пишотту? Но на него ведь тоже объявлен розыск,  как  и  на
Гильяно. Просто удивительно, как ему удается спускаться с гор!
   Майкл передернул плечами.
   - У него есть  специальный  пропуск  с  красной  каймой,  подписанный
министром юстиции.
   Питер Клеменца с сомнением покачал головой.
   - А этого малого, что привез меня сюда, Андолини, - продолжал  Майкл,
- ты его знаешь. Пит?
   - Угу, - сказал Клеменца. - Он делал кое-что  для  нас  в  Нью-Йорке,
раза два выполнял мелкую работенку, правда, он не то что отец Гильяно  -
тот  человек  правильный,  да  и  работник   хороший:   кирпичи   кладет
артистически. Они,  конечно,  оба  дурака  сваляли,  что  вернулись.  Но
сицилийцы почти все такие. Не могут забыть свои вонючие домишки. Что тут
поделаешь? Сицилийцы - они до гроба остаются сицилийцами.
   - Это верно, - сказал Майкл, - ну а все же, как насчет Андолини?
   Клеменца передернул плечами.
   - Он приходится двоюродным братом твоему отцу. Последние пять лет  он
был одним из ближайших помощников Гильяно. Но  до  этого  был  близок  с
доном Кроче. Так что кто знает? Человек он опасный.
   - Андолини привез сюда будущую жену  Гильяно.  Она  в  положении.  Мы
должны переправить ее в Штаты, а она кодом сообщит Гильяно, что трасса в
порядке, и тогда  Гильяно  придет  к  нам.  Я  ему  это  обещал.  Ты  не
возражаешь?
   Клеменца присвистнул.
   - Я и не слыхал, что у Гильяно есть девчонка. Конечно, можно  сделать
и так.
   Они вышли в сад... Там топталось несколько мужчин, явно  дожидавшихся
разговора с Питером Клеменцей. Их было человек двадцать -  все  типичные
сицилийцы, в пропыленной одежде и фуражках, этакое жалкое  подобие  дона
Доменика.
   В глубине сада,  под  лимонным  деревом,  стояли  деревянный  стол  и
несколько простых деревянных стульев.  Клеменца  с  Майклом  уселись,  и
Клеменца крикнул толпившимся в саду мужчинам,  чтобы  они  подходили  по
очереди. От группы отделился один, подошел к столу и сел. Клеменца начал
его  расспрашивать.  Женат?  Дети  есть?  Как  давно  работает  на  дона
Доменика? Есть ли родственники в Трапани и кто они? Не хочет ли  поехать
в  Америку  и  попытать  счастья?  На  последний  вопрос  все  неизменно
отвечали: "Да".
   Одна из старух  принесла  большой  кувшин  вина,  в  котором  плавали
ломтики свежих лимонов, затем поднос со стаканами. Каждому  подходившему
к столу Клеменца предлагал стакан вина и сигарету.  Когда  он  со  всеми
поговорил и они ушли, Клеменца спросил Майкла:
   - Кто-нибудь показался тебе нестоящим?
   Майкл пожал плечами.
   - На мой взгляд, - сказал он, - все они одинаковы. Все хотят  поехать
в Америку.
   - Нам нужно пополнение, - сказал Клеменца. - Мы потеряли много  людей
и можем потерять еще. Каждые пять лет я приезжаю сюда и  увожу  с  собой
человек двенадцать. Я их сам тренирую. Сначала на всякие мелкие  дела  -
поборы, нажим на непокорных, охрана. Я проверяю их лояльность.  Когда  я
решаю, что подоспело время, да возможность подворачивается, я бросаю  им
кость. Но очень осторожно. Ну, а они понимают, что если будут верны нам,
то обеспечат себя до конца своих дней. Тут  все  знают,  что  я  набираю
людей для семьи Корлеоне, и все хотят поговорить со мной. Но  прежде  их
отбирает мой брат. Ни один человек не попадет ко мне без его согласия.
   Майкл окинул взглядом прелестный сад с его многоцветьем, с  душистыми
лимонными деревьями, древними  статуями  богов,  откопанными  в  руинах,
более новыми статуями святых,  розовую  каменную  ограду  вокруг  виллы.
Ничего  не  скажешь,  весьма  подходящее  место  для  отбора  двенадцати
апостолов-убийц.
 
*** 
 
   К вечеру маленький "фиат" вновь появился  у  ворот  виллы,  и  охрана
пропустила его. За рулем сидел Андолини, а рядом с ним молодая женщина с
черными, как вороново крыло, волосами и тонким овальным лицом сошедшей с
картины мадонны. Когда она вылезла из  машины,  Майкл  увидел,  что  она
беременна, хотя  на  ней  было  скромное  широкое  платье,  какие  носят
сицилийки, - только не черное, а белое, в аляповатых розах. Но она  была
так хороша, что это безвкусное платье можно было ей простить.
   К удивлению Майкла, с заднего сиденья машины вылез Гектор Адонис.  Он
и представил  молодую  женщину.  Звали  ее  Юстина.  Она  не  отличалась
застенчивостью, свойственной молодым,  да  и  лицо  у  нее  было  зрелой
женщины, уже познавшей трагедийность  жизни.  Она  внимательно  оглядела
Майкла и лишь потом наклонила голову, здороваясь с  ним.  Казалось,  она
пыталась понять по его лицу, может ли он предать.
   Одна из старух повела молодую женщину в отведенную для  нее  комнату,
Андолини же стал вытаскивать из машины ее багаж.
   Вечером они ужинали все вместе, кроме Андолини, который укатил  назад
в своем "фиате". Гектор Адонис остался. За ужином шел  разговор  о  том,
как они будут переправлять Юстину в Америку.  Дон  Доменик  сказал,  что
катер может отбыть в Тунис в любой момент - он у них все время наготове:
ведь  неизвестно,  когда  может  появиться  Гильяно,  а  как  только  он
появится, мешкать будет нельзя.
   - Никто ведь не знает, какие страшные люди могут прикатить следом  за
ним, - с легкой усмешкой произнес дон Доменик.
   Питер Клеменца сказал, что проводит Юстину до Туниса - он  хочет  сам
посадить ее на самолет и удостовериться, что у нее есть все  необходимые
документы для беспрепятственного въезда в Штаты. Затем  он  вернется  на
виллу.
   Как только Юстина прилетит в Америку, она  пошлет  Гильяно  письмо  с
условным словцом, и тогда начнется операция по вывозу Гильяно.
   Юстина во время ужина почти все время молчала. Дон  Доменик  спросил,
готова ли она ночью двинуться в путь после того, как большую  часть  дня
провела в машине.
   - Ехать легче, чем  работать,  и  менее  опасно,  чем  скрываться,  -
ответила она, и Майкл понял, чем она, должно  быть,  привлекла  Гильяно.
Черные глаза ее сверкали, подбородок был решительно вздернут, рот поджат
- сразу видно, что она  из  волевых  сицилиек,  -  дай  тон,  когда  она
заговорила, был непререкаемый. - Я спала в горах и в поле с овцами,  так
неужели я не могу поспать на катере или в самолете? Там наверняка  будет
не так холодно... Беспокоюсь я только за Тури -  сумеет  ли  он  бежать.
Почему он не поехал со мной?
   - Не хотел подвергать тебя опасности, Юстина, - мягко произнес Гектор
Адонис. - Ему проделать такое путешествие гораздо труднее: оно потребует
более строгих мер предосторожности.
   - Катер, на котором ты отправишься в Африку, Юстина, должен  выйти  в
море до восхода солнца,  -  сказал  Питер  Клеменца.  -  Так  что  тебе,
пожалуй, следует отдохнуть.
   - Нет, я не устала, - сказала Юстина, - я слишком взволнована  -  мне
не заснуть. А вот вина я бы выпила, можно?
   Дон Доменик налил ей полный стакан.
   - Пей, это полезно для малыша, да  и  ты  поскорее  заснешь.  Гильяно
ничего не велел нам передать?
   Юстина грустно улыбнулась.
   - Я не видела его уже несколько месяцев. Доверяет  он  одному  только
Аспану Пишотте. И не потому, что боится, думает, я его предам, а потому,
что я - его слабое место, враги могут этим  воспользоваться  и  заманить
его в западню. Он про это много книжек читал. Вот он и  считает:  любовь
ко мне - это его слабина, и, конечно, никогда не  говорит  мне  о  своих
планах.
   Майклу захотелось побольше узнать о Гильяно.
   - А как вы познакомились с Тури? - спросил он. Юстина рассмеялась.
   - Да я влюбилась в него,  еще  когда  мне  было  одиннадцать  лет,  -
сказала она. - Это было семь лет назад, и Тури тогда первый  год  был  в
бегах, но уже все знали о нем в нашей деревне. Мой братишка  и  я  -  мы
работали с папой в поле, и папа дал мне несколько лир бумажками  отнести
маме. Мой братишка и я - мы были совсем глупенькие - шли  и  размахивали
деньгами: мы ведь столько денег ни разу еще не держали в  руках.  И  вот
два карабинера увидели нас на дороге и отобрали у нас деньги, а когда мы
заплакали, принялись над нами потешаться. Мы просто не знали, как  быть:
и домок идти страшно, и назад к отцу - тоже. И  тут  выходит  из  кустов
молодой  человек.  Высокий  -  в  Сицилии  редко  такого  встретишь,   -
широкоплечий. Совсем как  американские  солдаты,  которых  мы  видели  в
войну. Под мышкой он держал автомат, а у самого глаза такие  добрые.  До
того красивый - сил нет. "Дети, - спросил он нас, - что это вы плачете в
такой прекрасный день? А вы, барышня, испортите свое хорошенькое  личико
- никто  вас  замуж  не  возьмет!.."  Мы  рассказали  ему,  что  с  нами
случилось, а он снова расхохотался и сказал, что надо  всегда  опасаться
карабинеров и что это послужит нам хорошим уроком.  Потом  дал  братишке
толстущую пачку лир - отнести домой маме, а мне дал записку для отца.  Я
до сих пор ее помню - слово в слово. "Не ругайте ваших милых  детишек  -
они будут вашей радостью и утехой в  старости.  Я  дал  им  куда  больше
денег, чем они потеряли. И знайте:  с  нынешнего  дня  вы  и  ваши  дети
находитесь под защитой ГИЛЬЯНО". Я подумала - какое замечательное имя...
И потом долго видела его во сне...
   Но полюбила я его за то, что он с таким удовольствием делал добро. Он
всегда радуется, когда может кому-то помочь. И это до сих пор так... Вот
почему люди на Сицилии любят его...
   - А как вы с ним снова встретились? - спросил Майкл.
   - Мой брат подружился с ним. А может, и отец был членом  его  отряда.
Этого я не знаю. Ведь только моя семья да командиры в отряде Тури знают,
что мы поженились. Тури заставил всех поклясться держать это в тайне: он
боялся, как бы власти не арестовали меня.
   То, что они, оказывается, женаты, явилось  для  всех  неожиданностью.
Юстина сунула руку за ворот платья и вытащила кошелек, а из него достала
бланк из плотной кремовой бумаги с  большой  печатью.  Юстина  протянула
документ Майклу, но Гектор Адонис взял его и прочел.
   - Завтра ты будешь в Америке, - с улыбкой сказал он. - А тем временем
могу я сообщить родителям Тури приятную весть? Юстина вспыхнула.
   - Они ведь все время считали, что я за ним не замужем, - сказала она.
- Знали, что я беременна, и потому плохо обо мне думали.  Да,  сообщите,
конечно.
   - А ты когда-нибудь видела или читала Завещание Тури - оно  где-то  у
него припрятано?
   Юстина отрицательно мотнула головой.
   - Нет, - сказала она. - Тури никогда не говорил  мне  об  этом.  Лицо
дона Доменика стало жестким, в то же время на нем читалось  любопытство.
"Ага, - подумал Майкл, - он слышал о  Завещании,  но  не  одобряет  его.
Сколько же народу знает о нем? Простые люди, конечно, не  знают.  А  вот
римское правительство знает. Кроме того - дон Кроче, семья Гильяно и его
ближайшие приспешники".
   - Дон Доменик, могу я пожить у вас, - спросил Гектор Адонис,  -  пока
из Америки не придет весть,  что  Юстина  благополучно  добралась  туда?
Чтобы я мог передать это Гильяно. Мне, наверное, придется  стеснить  вас
не дольше, чем на одну ночь.
   - Да что вы, дорогой профессор, это же для меня только честь! - пылко
воскликнул дон Доменик. - Живите, сколько хотите. А сейчас всем пора  на
покой. Наша молодая синьора должна хоть  немного  поспать  перед  долгим
путешествием, да и я слишком уже стар, чтобы просиживать ночи  без  сна.
Avanti.
   Он взмахнул руками, точно большая добрая птица.  Затем  взял  Гектора
Адониса