под руку и повел  в  спальню,  а  женщинам  крикнул,  чтобы  они
позаботились об остальных гостях.
   Когда наутро Майкл проснулся, Юстины уже не было.
 
*** 
 
   Гектору Адонису пришлось провести у дона Доменика  две  ночи,  прежде
чем посланец привез  известие,  что  Юстина  благополучно  добралась  до
Америки. В ее письме  Адонис  с  удовлетворением  обнаружил  условленное
словцо и утром, прежде чем двинуться в путь, сказал  Майклу,  что  хочет
поговорить с ним наедине.
   Майкл эти два дня провел в страшном напряжении  -  ему  не  терпелось
побыстрее уехать домой. Но не терпелось и встретиться с  Гильяно  -  они
ведь были одного возраста. Гильяно успел так  прославиться,  что  Майкла
перспектива встречи  волновала  необычайно.  Интересно,  думал  он,  как
собирается отец использовать Гильяно в Америке. А он не сомневался,  что
у отца есть на этот счет соображения. Иначе зачем бы  он  стал  поручать
Майклу привезти его с собой.
   Майкл  спустился  с   Адонисом   на   пляж.   Вооруженные   охранники
приветствовали их... Катер вернулся, и теперь Майкл увидел,  что  вблизи
он размером с небольшую яхту. Люди на борту были  вооружены  лупарами  и
автоматами.
   Июльское солнце пекло вовсю, и море было такое синее и спокойное, что
казалось, это металлический щит, от которого отражается солнце. Майкл  и
Гектор Адонис сели на складные стулья, стоявшие на пирсе.
   - Прежде чем уехать, я должен передать  вам  последнее  поручение,  -
тихо произнес Гектор Адонис. - Это чрезвычайно важно для Гильяно.
   - Я охотно все сделаю, - сказал Майкл.
   - Надо немедленно переслать в Америку вашему отцу Завещание  Гильяно,
- сказал Адонис. - А уж он сумеет его использовать. Нужно  сделать  так,
чтобы дон Кроче и правительство в Риме узнали, что Завещание находится в
Америке в надежных руках, и тогда они не посмеют причинить вред Гильяно.
Они дадут ему спокойно уехать.
   - Бумаги при вас? - спросил Майкл.
   Маленький человек хитро улыбнулся, потом расхохотался.
   - Они у вас, - сказал он.
   Майкл в изумлении уставился на него.
   - Вас не правильно информировали, - сказал он.  -  Мне  их  никто  не
давал.
   - Нет, дали, - сказал Гектор Адонис. - Мария Ломбарде дала. Только мы
с ней и знаем, где они, даже Пишотта не знает.
   Майкл явно ничего не понимал.
   -  Они  в  черной  мадонне,  -  сказал  Гектор  Адонис.   -   Мадонна
действительно уже не одно поколение находится в семье Гильяно, это  вещь
ценная. Все это знают. Но Гильяно сделали копию.  Она  полая.  Завещание
написано на тончайшей бумаге, и каждая страничка  подписана  Гильяно.  Я
помог ему все записать. Кроме того,  там  есть  некоторые  разоблачающие
документы. Тури ведь знал, какой его может ждать конец, и хотел быть  ко
всему готовым. Для такого молодого человека у него поразительное чувство
стратегии.
   Майкл рассмеялся.
   - А его мать - великая актриса.
   - Все мы, сицилийцы, такие, -  сказал  Гектор  Адонис.  -  Никому  не
доверяем и  скрываем  свои  чувства  от  всех.  Отец  Гильяно,  конечно,
заслуживает доверия, но он  может  проболтаться.  Пишотта  -  с  детства
верный  друг  Гильяно,  Стефан  Андолини  спас  Гильяно  в   схватке   с
карабинерами, но время меняет людей, да и пытки не все выдерживают.  Так
что лучше, чтоб они не знали.
   - Но вот вам Гильяно доверился, - заметил Майкл.
   - Меня осчастливили, - скромно сказал Гектор Адонис. - Но вы  видите,
насколько умен Гильяно! Тайну Завещания он доверил только  мне,  а  свою
жизнь - только Пишотте. И если что-то с ним случиться,  значит,  мы  его
предали.
 
Глава 17 
 
   Майкл Корлеоне и Гектор Адонис вернулись на  виллу  и  сели  рядом  с
Питером Клеменцей под лимонным деревом.  Майклу  не  терпелось  поскорее
ознакомиться с Завещанием, но Гектор Адонис сказал, что Андолини  должен
приехать за ним и отвезти в Монтелепре, и Майкл решил дождаться Андолини
- может, он привезет какие-то вести и для него.
   Прошел час. Гектор Адонис  взглянул  на  часы  -  лицо  у  него  было
встревоженное.
   - Наверное, сломалась машина, - предположил Майкл. - Этот его  "фиат"
на ладан дышит.
   Гектор Адонис отрицательно покачал головой.
   - Стефан Андолини в душе убийца, но это  пунктуальнейший  человек.  И
надежный. Он уже на час опаздывает, так что, боюсь, что-то не так. А мне
ведь надо вернуться в Монтелепре засветло, до комендантского часа.
   - Мой брат даст вам машину и шофера, - сказал Питер Клеменца.
   Адонис с минуту подумал.
   - Нет, - сказал он, - я подожду. Мне важно увидеть его.
   - А вы не возражаете, если мы вас оставим и ознакомимся с Завещанием?
- спросил Майкл. - Кстати, как вскрыть статуэтку?
   - Знакомьтесь, конечно, - сказал Гектор Адонис. - А вскрыть ее  очень
просто - никакого секрета тут нет. Она выточена из  крепкого  дерева.  И
голову ей приладили после того, как Тури вложил туда бумаги. Надо просто
отрубить голову - и все. Если  вам  трудно  будет  разобрать  почерк,  я
охотно помогу. Пошлите за мной кого-нибудь.
   Майкл и Питер Клеменца поднялись в спальню Статуэтка лежала в кармане
у Майкла - он совсем про нее забыл. Он достал черную мадонну, и они  оба
принялись ее разглядывать. Черты у нее  были  африканские,  а  выражение
лица - как у белых мадонн, которые стоят в доме почти каждого бедняка на
Сицилии. Майкл повертел статуэтку в руках. Она была очень тяжелая  -  ни
за что не догадаешься, что внутри пустота.
   Питер Клеменца подошел к двери и что-то крикнул вниз служанкам.  Одна
из них почти тотчас явилась с кухонным топориком. Клеменца  взял  у  нее
топорик и перед носом у любопытной захлопнул дверь.
   Майкл положил черную мадонну на  массивный  деревянный  комод,  одной
рукой взявшись за ее круглое основание, Клеменца примерился топориком  к
шее мадонны, взмахнул рукой и одним резким ударом отрубил ей голову, так
что она отлетела в другой конец комнаты. Из  шеи  торчал  рулон  бумаги,
перевязанный ленточкой мягкой серой кожи.
   Клеменца ударил точно по шву - иначе бы топорику ни за что не рассечь
прочное оливковое дерево. Он  положил  топорик  на  стол  и  вытянул  из
статуэтки рулон, развязал кожаную ленточку и разложил бумаги  на  столе.
Там было пятнадцать тончайших  страничек,  убористо  исписанных  черными
чернилами. В конце каждой стояла подпись Гильяно - этакая  по-королевски
небрежная загогулинка.  Кроме  того,  там  были  документы,  скрепленные
официальными правительственными печатями,  письма  на  правительственных
бланках   и   заявления,   засвидетельствованные   нотариусами.   Бумага
скручивалась, сохраняя привычную форму, и Майкл прижал страницы к  столу
двумя частями статуэтки и топориком. Затем он торжественно наполнил  два
стакана вином из кувшина, стоявшего на ночном столике, и  протянул  один
из них Клеменце. Они выпили и принялись читать Завещание.
   Это заняло у них почти два часа.
   Майкл был поражен, как Тури Гильяно,  этот  молодой  идеалист,  сумел
выжить, несмотря на столько предательств. Майкл достаточно  хорошо  знал
жизнь  и  понимал,  что  Гильяно,  видимо,  достаточно  хитер  и   имеет
представление о том, как надо удерживать власть,  чтобы  выполнить  свою
миссию.  И  Майкл  остро  почувствовал  свое  родство  с  Гильяно,   ему
захотелось помочь молодому человеку бежать.
   Не столько сам дневник, в котором Гильяно рассказывал о  своей  жизни
на протяжении последних семи лет, сколько приложенные к  нему  документы
могли способствовать падению  правительства  христианских  демократов  в
Риме. Майкл просто не понимал, как могли люди, облеченные властью,  быть
столь неосторожны: тут  и  записка,  подписанная  кардиналом,  и  письмо
министра юстиции дону  Кроче  с  просьбой  посоветовать,  как  разогнать
демонстрацию в  проходе  Джинестры,  -  все  там  сказано,  конечно,  не
впрямую, но выглядит  уничтожающе  в  свете  следующих  событий.  Каждый
документ в  отдельности  выглядел  достаточно  невинно,  но  вместе  они
составляли гору обвинений.
   Было тут и письмо от принца  Оллорто  -  он  высокопарно  превозносит
Гильяно и заверял его, что члены правительства христианских демократов в
Риме постараются сделать все, что в их силах, чтобы  добиться  для  него
прощения, - при условии, что он сделает то,  о  чем  его  просят.  Принц
Оллорто утверждал, что обо всем договорился с министром юстиции в Риме.
   Были тут и копии планов операции  по  захвату  Гильяно  карабинерами,
разработанных высокими чинами и переданных Гильяно в обмен на  оказанные
услуги.
   - Неудивительно, что они не хотят брать в  плен  Гильяно,  -  заметил
Майкл. - Он же всех их взорвет, имея такие бумаги.
   - Я увожу все это в Тунис, - заявил Питер Клеменца. - Завтра  вечером
они уже будут в сейфе твоего отца.
   Он взял обезглавленную мадонну и снова засунул в  нее  бумаги.  Затем
положил статуэтку в карман.
   - Пошли, - сказал он Майклу. - Если я сейчас выеду, то  завтра  утром
вернусь.
   Они вышли из виллы... И,  уже  спускаясь  на  пляж,  заметил  Гектора
Адониса, все еще ждавшего Андолини. Тот так и не появился.
   Маленький человечек распустил  галстук  и  снял  пиджак:  белоснежная
рубашка его потемнела от пота, хотя он сидел в тени лимонного дерева. Он
был немного под хмельком: большой кувшин с вином, стоявший на деревянном
садовом столе, был пуст.
   - Вот уже и начались предательства, - с отчаянием в  голосе  произнес
он, увидев Майкла и Питера Клеменцу. - Андолини опаздывает на три  часа.
А мне надо в Монтелепре и Палермо. Мне же необходимо дать знать Гильяно.
   - Профессор, - с легкой издевкой заметил Питер  Клеменца,  -  у  него
ведь могла сломаться машина, да и какие-то другие,  более  срочные  дела
могли его задержать - всякое бывает. Он знает, что вы тут в безопасности
и дождетесь его. Если он сегодня не приедет, проведете с нами  еще  одну
ночь.
   Однако Гектор Адонис вместо ответа пробормотал: "Плохо это  кончится,
плохо  кончится".  Потом  попросил,  чтобы  его  отвезли  в  Монтелепре.
Клеменца велел двум своим людям взять одну из  "альфа-ромео"  и  отвезти
Гектора Адониса в Палермо. Он строго наказал им вернуть машину на  виллу
до наступления сумерек.
   Майкл и Клеменца посадили Гектора Адониса в машину, всячески  убеждая
его не волноваться. Завещание Гильяно за сутки перебросят в  Америку,  и
Гильяно будет в полной безопасности.
   После того как  машина  выехала  за  ворота,  Майкл  сошел  вместе  с
Клеменцей на берег - тот сел на катер и помчался к берегам Африки; Майкл
проводил его взглядом.
   - К утру я вернусь! - крикнул ему на прощание Клеменца.
   А Майкл подумал: "Что будет, если Гильяно выберет  именно  эту  ночь,
чтобы явиться сюда?"
   Затем он поужинал - две старухи обслужили его. И пошел вдоль  берега,
пока охрана у конца владения не завернула  его  назад.  Через  несколько
минут  должна  была  наступить  темнота.  Средиземное  море  темно-синим
бархатом расстилалось перед  ним,  а  из-за  горизонта  долетали  запахи
Африки - ароматы диких цветов и запах диких зверей.
   Здесь же, у воды, стояла полнейшая тишина - даже  насекомых  не  было
слышно. Такое было впечатление, точно в машине вдруг заглох мотор. Майкл
стоял на берегу, наслаждаясь  покоем  и  красотой  сицилианской  ночи  и
сочувствуя всем тем, кто со страхом в душе проводит эту ночь: Гильяно  в
своих горах;  Пишотта,  который  проходит  сквозь  расставленные  врагом
рогатки, прикрывшись  хрупким  шитом  в  виде  специального  пропуска  с
красной каймой; профессор Адонис и  Стефан  Андолини,  которые  пытаются
найти друг друга на пыльных дорогах  Сицилии;  Питер  Клеменца,  который
держит путь по темно-синим водам Средиземного моря в  Тунис,  да  и  дон
Доменик Клеменца, который куда-то исчез, так и не  появившись  к  ужину!
Все это были  тени,  двигавшиеся  в  сицилианской  ночи,  и,  когда  они
сойдутся на сцене, разыграется последнее действие, где речь будет идти о
жизни или смерти Тури Гильяно.
 
Книга IV 
Дон Кроче 
1947 
 
Глава 18 
 
   Король Умберто II из Савойского дома был человек тихий,  мягкий,  его
любили в народе -  недаром  он  одобрил  проведение  референдума,  чтобы
решить, быть в Италии монархии или нет... Эксперты по вопросам  политики
были убеждены, что на референдуме люди выскажутся в пользу монархии.
   Можно было не сомневаться, что остров Сицилия основательно  поддержит
статус-кво. В этот исторический момент на острове существовали две  силы
- Тури Гильяно,  властвовавший  со  своим  отрядом  над  северо-западной
частью Сицилии, и дон  Кроче  Мало,  которому  вместе  с  его  "Друзьями
друзей" подчинялся весь остальной остров. Гильяно не принимал участия  в
предвыборных махинациях  ни  одной  из  партий.  А  дон  Кроче  и  мафия
прилагали все усилия к тому, чтобы обеспечить переизбрание  христианских
демократов и сохранение монархии.
   Однако, ко всеобщему удивлению, избиратели Италии высказались  против
монархии, и Италия стала республикой. При этом социалисты  и  коммунисты
получили такую серьезную поддержку, что влияние христианских  демократов
пошатнулось и они чуть не вылетели из управления страной. А  на  будущих
выборах эти безбожники-социалисты того и гляди сядут в  правительство  и
начнут править страной из  Рима.  И  вот  христианские  демократы  стали
мобилизовывать все свои ресурсы, чтобы одержать  победу  на  предстоящих
выборах.
   Самый  большой  сюрприз  преподнесла  всем  Сицилия.  Там  выбрали  в
парламент немало социалистов и коммунистов. А ведь на Сицилии  профсоюзы
все еще считались орудием дьявола и многие предприятия и  землевладельцы
отказывались иметь с ними дело. Что же произошло?
   Дон Кроче был в ярости. Его люди ведь провели работу. Они  грозили  и
запугивали крестьян во всех районах, но их угрозы явно не подействовали.
Католические священники выступали с проповедями  против  коммунистов,  а
монахини раздавали корзины со спагетти и оливковым маслом лишь тем,  кто
обещал голосовать за христианских демократов. Церковники  на  Сицилии  в
себя не могли прийти от удивления. Они  роздали  продуктов  на  миллионы
лир, а хитрый сицилийский крестьянин проглотил дармовой хлеб и  наплевал
на христианских демократов.
   Министр   юстиции   Франко   Трецца   был   тоже   зол    на    своих
сородичей-сицилийцев - презренные предатели, хитрят, даже  когда  им  от
этого никакой пользы, превыше всего ставят свою честь, а  у  самих  даже
ночного горшка нет. Они окончательно вывели  его  из  терпения.  Ну  как
могли они голосовать за социалистов и коммунистов, когда эти люди, приди
они к власти, уничтожат семью и вышвырнут  христианского  бога  из  всех
пышных соборов Италии? Только один человек мог дать ему  ответ  на  этот
вопрос и придать нужное  направление  предстоящим  выборам,  от  которых
зависит политическое будущее Италии. И министр  послал  за  доном  Кроче
Мало.
 
*** 
 
   Крестьяне Сицилии, проголосовавшие за партии левого толка и  решившие
низложить своего короля, были бы крайне удивлены, узнав,  в  какой  гнев
это  привело  многих  высокопоставленных  людей.  Они  были  бы   просто
ошарашены, если бы до них дошло, что такие  могущественные  страны,  как
Соединенные Штаты, Франция и Великобритания, крайне обеспокоены тем, что
Италия может стать союзницей России. Многие из них даже и не  слыхали  о
такой стране.
   Бедняки  Сицилии,  получившие,  впервые   за   двадцать   лет   право
демократическим путем изъявить свою волю, просто-напросто голосовали  за
тех кандидатов и  за  те  политические  партии,  которые  обещали  им  в
собственность маленький надел земли за ничтожную сумму...
   Да, сицилийцы голосовали за то, чтобы им и их семьям дали возможность
приобрести кусок земли, а вовсе  не  за  какую-то  политическую  партию.
Иметь собственный надел - большего счастья для них быть не  могло:  ведь
это значило,  что  они  будут  обрабатывать  собственную  землю  и  сами
распоряжаться продуктами своего труда. Им бы иметь несколько  акров  под
зерном, огород на склоне горы, крошечный виноградник,  лимонное  да  еще
оливковое дерево - вот предел мечтаний.
 
*** 
 
   Министр юстиции Франко  Трецца  был  уроженцем  Сицилии  и  подлинным
антифашистом, сидевшим в тюрьмах Муссолини, пока ему не удалось бежать в
Англию. Это был высокий, аристократической внешности человек с  черными,
как смоль, волосами, хотя в бородке  его  поблескивало  серебро.  Будучи
настоящим героем, он был при этом стопроцентным бюрократом и политиканом
- весьма необычная комбинация.
   У министра  был  в  Риме  огромный  кабинет,  обставленный  массивной
старинной мебелью. На стенах  висели  портреты  президента  Рузвельта  и
Уинстона  Черчилля.  В  окна,  выходившие  на  маленький  балкон,   были
вставлены цветные стекла. Министр налил вина своему уважаемому  гостю  -
дону Кроче Мало.
   Они сидели, потягивая вино, и беседовали о политической  ситуации  на
Сицилии и предстоящих выборах. Министр поделился своими опасениями. Если
Сицилия снова отдаст предпочтение левым партиям, христианские  демократы
могут утратить контроль над правительством. А католическая церковь может
утратить свое ведущее положение в качестве официальной церкви Италии.
   Дон Кроче молча слушал. Он усиленно работал челюстями и вынужден  был
признать, что еда в Риме намного лучше того,  что  едят  на  его  родной
Сицилии. Дон сидел, низко пригнув крупную, как у  императора,  голову  к
тарелке,  наполненной  спагетти  с  трюфелями;  массивные  челюсти   его
безостановочно пережевывали пищу. Время от времени он вытирал  салфеткой
тонкую ниточку усов. Мощный горбатый нос обследовал каждое новое  блюдо,
которое подносили ему слуги, словно проверяя, нет ли в нем яда. Глаза то
и дело  обегали  роскошно  сервированный  стол.  Он  молчал,  а  министр
продолжал монотонно излагать положение дел в стране.
   В завершение трапезы было подано большое блюдо фруктов и сыры.  Затем
за традиционной чашечкой кофе и пузатой рюмкой коньяка дон  приготовился
вступить  в  беседу.  Он  поерзал,  устраиваясь  поудобнее  на   слишком
маленьком для его могучего тела  стуле,  и  министр  поспешно  предложил
перейти в гостиную, где стояли мягкие кресла. Он велел  слуге  перенести
туда кофе и коньяк и отпустил его. Министр сам налил дону черного  кофе,
предложил сигару, от  которой  тот  отказался,  и  приготовился  слушать
мудрые слова: он знал, что дон всегда говорит по делу.
   Дон Кроче беззастенчиво разглядывал министра. На  него  не  произвели
впечатления аристократический  профиль,  мясистое  лицо,  исходившая  от
этого человека сила. Бородка  ему  вообще  не  понравилась,  показавшись
нарочитой. Этот человек мог произвести впечатление  в  Риме,  но  не  на
Сицилии. И, однако же, именно он  мог  помочь  мафии  вновь  обрести  на
Сицилии свою силу. Зря они в свое время плевали на Рим - вот и  получили
Муссолини и фашистов. Насчет правительства левых партий у дона Кроче  не
было  иллюзий.  Оно  вполне  могло  взяться  за  проведение   реформ   и
ликвидировать   тайное   правление   "Друзей".   Только    правительство
христианских  демократов  способно  поддержать  те  процессы,  благодаря
которым дон Кроче мог считать себя неуязвимым, и он согласился поехать в
Рим, чувствуя себя чем-то вроде целителя, посещающего калек, которые  на
самом деле просто истерики. Дон знал, что сумеет их вылечить.
   - Я могу преподнести вам Сицилию на  блюдечке  во  время  выборов,  -
сказал он министру Трецце. - Но нам нужны вооруженные люди. И вы  должны
обещать мне, что не тронете Тури Гильяно.
   - Вот этого обещания я вам дать не могу, - сказал министр Трецца.
   - Но только это обещание от вас и требуется, - возразил дон Кроче.
   Министр погладил свою бородку.
   - А что за человек этот Гильяно? - нехотя спросил он. - Такой молодой
и такой злобный. Даже для сицилийца он слишком жесток.
   - Ну что вы - он человек мягкий,  -  сказал  дон  Кроче,  не  замечая
сардонической улыбки министра и опуская то обстоя