ент,  чтобы  обо  всем  договориться  и
вернуть Марка без кровопролития.
   - Лучше продай им банки, - прошептала Николь. - Мы  все  разбогатеем.
Это же ничего не изменит.
   - Для меня изменит. Изменило бы и для дона.
   Николь молча сунула руку в сейф, достала  конверт,  положила  его  на
папку.
   - Проиграй запись, - попросил Асторре.
   Николь достала из конверта кассету, вставила в магнитофон. Силк вновь
изложил свой план поимки Портеллы.
   Асторре взял папку, конверт с вновь вложенной в него кассетой.
   - Сегодня же я тебе все верну, и Марка тоже.
   Не волнуйся. Ничего не произойдет. А если  я  ошибаюсь,  им  придется
хуже, чем нам.
 
*** 
 
   В начале первого Асторре, Альдо  Монца  и  Бруно  Портелла  сидели  в
отдельном  кабинете  ресторана  "Паладин",   расположенного   в   районе
Восточных Шестидесятых улиц.
   Бруно статус заложника совершенно не тревожил. Он весело  рассказывал
Асторре о том, как провел первую половину дня.
   - Знаешь, я всю жизнь прожил в Нью-Йорке, но понятия не имел,  что  в
Центральном парке есть зоопарк. Жаль, что многие об этом не знают.
   Зоопарк-то очень хороший.
   - Значит, ты хорошо  провел  время,  -  добродушно  ответил  Асторре,
подумав о том, что может произойти, если события будут развиваться не по
намеченному им сценарию. Что ж, в этом случае у Бруно останутся  хорошие
впечатления о последних предсмертных часах. Дверь кабинета распахнулась,
вошел владелец ресторана, за  ним  -  Тиммона  Портелла  и  Маркантонио.
Массивная фигура  Портеллы  практически  скрыла  Марка.  Бруно  бросился
Тиммоне в объятия, расцеловал в обе щеки, и Асторре лишь  подивился  той
любви, с которой Тиммона смотрел на брата.
   - Какой у меня брат, - громко воскликнул Бруно, - какой у меня брат!
   А вот Асторре  и  Маркантонио  лишь  обменялись  рукопожатием.  Потом
Асторре полуобнял его и сказал: "Все нормально, Марк".
   Маркантонио отвернулся от него и сел. Колени у  него  подогнулись  по
двум причинам. От  облегчения  -  наконец-то  все  закончилось  -  и  от
прочитанного  в  лице  Асторре.  Он  видел  перед  собой  не   мальчика,
обожающего петь, не беззаботного юнца, а ангела смерти. Даже Портелла  и
тот терялся в его присутствии, похоже, понимая, кто в доме хозяин.
   Асторре  сел  рядом,  похлопал  Маркантонио  по  колену.   Обаятельно
улыбнулся, словно они встретились за  обычным  ленчем,  спросил:  "Ты  в
порядке?"
   Маркантонио заглянул ему в глаза. Никогда раньше он не замечал, какие
они ясные и безжалостные. Посмотрел на Бруно,  которым  расплатились  за
его жизнь. Тот все рассказывал брату о чудесном зоопарке.
   - Нам надо кое-что обсудить, - напомнил Асторре Портелла.
   - Хорошо, - кивнул Портелла. - Бруно, выметайся отсюда.  У  ресторана
тебя ждет машина.
   Поговорим, когда я вернусь домой.
   В кабинет вошел Монца.
   - Отвези Маркантонио домой, - приказал ему Асторре. -  Марк,  дождись
меня там.
 
*** 
 
   Портелла и Асторре сели друг напротив друга.
   Портелла открыл бутылку вина, наполнил стакан.
   Асторре вина он не предложил.
   Асторре выложил на стол конверт из плотной  бумаги,  достал  из  него
подписанный им по требованию Силка документ, в котором ему  предлагалось
предать Портеллу, и диктофон с вставленной в него кассетой.
   Портелла взял документ с логотипом ФБР, прочитал, небрежно отбросил в
сторону.
   - Возможно, это подделка. И что заставило тебя его подписать?
   В ответ Асторре включил диктофон, и в кабинете раздался голос  Силка,
убеждающего Асторре оказать содействие и заманить  Портеллу  в  западню.
Портелла слушал, наливаясь краской. Губы его шевелились, с них срывались
беззвучные ругательства. Асторре выключил диктофон.
   - Я знаю, что последние шесть лет ты работал с Силком. Ты  помог  ему
уничтожить нью-йоркские семьи. И я знаю, что  взамен  Силк  обещал  тебе
иммунитет от уголовного преследования. Но теперь он решил  добраться  до
тебя. Эти парни не остановятся. Они хотят заполучить все. Ты вот  думал,
что он -  твой  друг.  Ради  него  ты  нарушил  омерту.  Ты  сделал  его
знаменитостью, а теперь он хочет засадить тебя в тюрьму. Потому  что  ты
ему больше не нужен. Он придет за тобой, как  только  ты  купишь  банки.
Поэтому я и не продаю их.
   Я никогда не нарушу омерту.
   Портелла помолчал, потом вскинул на Асторре глаза: он принял решение.
   - Если я разберусь с Силком, что будет с банками?
   Асторре уже убирал в кейс документ и кассету.
   - Они будут проданы за наличные.  Но  я  оставлю  в  каждом  по  пять
процентов акций.
   Они пожали друг другу руки, и Портелла  ушел  первым.  Асторре  вдруг
понял, что ужасно проголодался, и заказал толстый бифштекс с кровью.
   Одной проблемой меньше, решил он.
 
*** 
 
   В полночь Портелла встретился с  Марриано  Рубио,  Инсио  Тулиппой  и
Майклом Граззеллой в перуанском консульстве.
   По отношению к  Тулиппе  и  Граззелле  Рубио  проявил  себя  радушным
хозяином. Он сопровождал их в театр,  в  оперу,  на  балет,  знакомил  с
красивыми и уже достаточно известными актрисами,  которые  не  возражали
против того, чтобы провести с ними не только вечер, но и ночь. Тулиппа и
Граззелла наслаждались пребыванием в Нью-Йорке и не очень-то  стремились
вернуться домой.
   Они видели себя достаточно влиятельными  королями-вассалами,  которых
обхаживает правящий император с тем, чтобы они и  дальше  верно  служили
ему.
   И в тот вечер генеральный консул не изменил  себе.  Стол  ломился  от
экзотических блюд, фруктов, шоколада. Рядом с каждым стулом в ведерке со
льдом  стояла   бутылка   шампанского.   Маленькие   пирожные,   искусно
разложенные на  тарелочках,  так  и  просились  в  рот.  Над  кофеваркой
поднимался ароматный пар, коробки гаванских сигар лежали  на  расстоянии
вытянутой руки.
   Рубио и начал совещание, обратившись к Портелле:
   - Так какое же важное событие заставило нас изменить  планы  на  этот
вечер?
   Легкое пренебрежение, проступавшее  сквозь  предельно  вежливый  тон,
разъярило Портелду.
   И он знал, что упадет в их глазах, когда они узнают о двуличии Силка.
Но рассказал им все.
   Тулиппа доел конфетку и повернулся к нему.
   - Ты хочешь сказать, что его кузен Маркантонио Априле был  у  тебя  в
руках и ты поменял его на своего брата Бруно, не проконсультировавшись с
нами? - голос его сочился презрением.
   - Я не мог пожертвовать братом, - ответил Портелла. - А  кроме  того,
если б я не пошел на этот обмен, мы бы угодили в ловушку Силка.
   - Это справедливо, - кивнул Тулиппа. -  Но  ты  один  не  имел  права
принимать это решение.
   - Да? Тогда кто...
   - Мы все! - рявкнул Тулиппа. - Потому что мы - твои партнеры.
   Портелла смотрел на него, гадая, что мешает ему убить этого  сукиного
сына. Но потом вспомнил пятьдесят желтых шляп, взлетавших в воздух.
   Генеральный консул прочитал его мысли и не замедлил вмешаться:
   - Мы все воспитаны в разных культурных традициях, и шкала ценностей у
каждого из нас своя.
   Мы должны притираться друг к другу.  Тиммона  -  американец,  ему  не
чужда сентиментальность.
   - Его брат - безмозглый кусок дерьма, - вырвалось у Тулиппы.
   Рубио погрозил ему пальцем:
   - Инсио, перестань накалять атмосферу. Мы все имеем  право  улаживать
наши личные проблемы.
   Граззелла улыбнулся.
   - Совершенно верно. Вот ты, Инсио, никогда не рассказывал нам о своих
секретных лабораториях. Своем желании обзавестись новым оружием. Идея-то
глупая. Неужели ты думаешь, что  правители  этого  мира  потерпят  такую
угрозу? Они  просто  изменят  законы,  которые  сейчас  защищают  нас  и
способствуют нашему процветанию.
   Тулиппа рассмеялся. Совещание нравилось ему все больше.
   - Я - патриот. Я хочу, чтобы Южная Америка смогла  защитить  себя  от
таких стран, как Израиль, Индия, Ирак.
   Рубио усмехнулся.
   - Я и не знал, что ты у нас - националист.
   Портелле, однако, было не до смеха.
   - У меня серьезные проблемы. Я думал, что Силк мне друг. Я  вложил  в
него кучу денег. А теперь получается, что он охотится за мной и вами.
   - Мы должны отказаться от этого проекта, - твердо  заявил  Граззелла.
От его улыбчивое(tm) не осталось и следа.  -  Придется  остановиться  на
чем-то меньшем. Найти другое решение. Забыть про Курта Силка  и  Асторре
Виолу. Такие враги слишком опасны. Мы не можем  идти  по  пути,  который
может привести к нашей гибели.
   - Для меня это не выход, - ответил Портелла. - Силк с меня не слезет.
   Тулиппа его поддержал.
   - Странно слышать  от  тебя  столь  миролюбивые  речи,  -  сказал  он
Граззелле. - Учитывая твою репутацию.  На  Сицилии  ты  убивал  судей  и
полицейских. По твоему указанию застрелили губернатора и его жену. Ты  и
твой клан убили армейского генерала, посланного разгромить вас.
   А теперь ты предлагаешь отказаться от проекта, который может принести
нам миллиарды долларов. И бросить нашего друга Портеллу.
   - Я собираюсь избавиться от Силка, - продолжил Портелла. - Что бы  вы
на это ни сказали.
   - Это очень опасное решение, -  заметил  генеральный  консул.  -  ФБР
может  объявить  вендетту.  Они  задействуют  все  свои  ресурсы,  чтобы
выследить убийцу. .
   Дело,   окрещенное   журналистами   "Макаронной   резней",   получило
международную огласку.
   Чуть  оклемавшись  от  раны  (пуля  Силка  пробила  правое   легкое),
Эспинелла Вашингтон сделала несколько громких заявлений  для  прессы.  В
ожидании суда она выставила себя современной Жанной д'Арк.  Сама  подала
на ФБР в суд, обвинив Бюро в покушении на убийство, клевете и  нарушении
ее гражданских прав. Подала  она  в  суд  и  на  полицейское  управление
Нью-Йорка, требуя выплатить ей жалованье за период времени,  на  который
ее отстранили от работы.
   Несмотря на все протесты Эспинеллы, присяжным потребовалось лишь  три
часа, чтобы признать ее виновной по всем пунктам обвинения. Когда  судья
огласил вердикт, она уволила своих адвокатов и обратилась за  помощью  в
Движение  за  отмену  смертной  казни.  Более  того,   продемонстрировав
завидное умение манипулировать общественным мнением, потребовала,  чтобы
ее интересы  представляла  Николь  Априле.  Сидя  в  камере  смертников,
Эспинелла заявила прессе:
   "Ее кузен втянул меня в эту историю, теперь пусть она вытягивает меня
из нее".
   Поначалу Николь отказывалась встречаться с  Эспинеллой,  ссылаясь  на
конфликт интересов.
   Тогда Эспинелла обвинила ее в расизме, и  Николь,  чтобы  не  портить
отношений с лидерами национальных меньшинств, согласилась на встречу.
   В тюрьме Николь пришлось  прождать  двадцать  минут,  пока  Эспинелла
беседовала с представителями зарубежных стран, которые высоко оценили ее
борьбу с варварским  уголовным  законодательством  США.  Наконец  Николь
удалось подойти к стеклянной перегородке, за которой  сидела  Эспинелла.
Ее выбитый глаз закрывала желтая заплатка с надписью "СВОБОДА".
   Николь перечислила все причины, препятствующие ей взяться за  защиту,
указав  напоследок,  что  она  представляла  Асторре,  когда  тот  давал
показания против Эспинеллы.
   Та слушала внимательно, позвякивая новыми наручниками.
   - Я вас поняла, но вы многого не знаете, - ответила  она.  -  Асторре
говорил правду: я виновна во всех  тех  преступлениях,  в  которых  меня
обвиняли, и проведу остаток жизни, искупая их.
   Но, пожалуйста, помогите мне прожить достаточно долго, чтобы замолить
все мои грехи.
   Николь  решила,   что   это   еще   один   способ,   которым   решила
воспользоваться Эспинелла, чтобы вызвать сочувствие к ней, но  что-то  в
голосе осужденной тронуло Николь. Она по-прежнему верила, что человек не
имеет права приговаривать к смерти себе подобных. Она по-прежнему верила
в исправление преступников. Она чувствовала, что Эспинелла  имела  право
на защиту, как и любой другой  обитатель  камеры  смертников.  Она  лишь
хотела, чтобы ее защищал кто-то еще.
   Но Николь знала, что должна повидать еще одного человека, прежде  чем
принимать окончательное решение.
 
*** 
 
   После похорон, на которых Силка превратили В  мученика  за  торжество
закона,  Джорджетт  потребовала  встречи  с  директором.  Сотрудник  ФБР
встретил  ее  в  аэропорту  и  на  служебном   автомобиле   доставил   в
штаб-квартиру Бюро.
   Когда она вошла в кабинет директора, тот обнял ее и заверил, что Бюро
сделает все возможное, чтобы помочь ей и ее дочери пережить потерю.
   - Спасибо, - поблагодарила его Джорджетт. - Но я пришла не за этим. Я
хочу знать, почему убили моего мужа.
   Директор ответил не сразу. Он знал, что до нее доходят всякие  слухи.
И слухи эти могли представлять угрозу имиджу Бюро. То есть  он  понимал,
что должен их развеять.
   -  К  сожалению,  я  должен  признать,  что  нам  пришлось   провести
внутреннее расследование.
   Ваш муж был идеальным агентом, на  которого  равнялось  все  ФБР.  Он
любил свою работу, он четко следовал букве закона. Мне не  известны  его
действия, которые могли бы скомпрометировать Бюро или семью.
   - Тогда почему он пошел на склад один? - спросила Джорджетт. -  Какие
отношения связывали его с Портеллой?
   Директор лишь повторил строчки официального пресс-релиза:
   - Ваш муж был прекрасным специалистом.  Он  заслужил  право  работать
самостоятельно и вести расследование, как считал нужным.  Мы  не  верим,
что он брал взятки у Портеллы или закрывал глаза на его  правонарушения.
Результаты его работы говорят сами за себя. Именно он сокрушил мафию.
   Покидая штаб-квартиру ФБР, Джорджетт поняла, что не верит  директору.
Но она знала: чтобы жить в мире со своей совестью,  у  нее  нет  другого
выхода, кроме как поверить голосу сердца: ее муж был хорошим  человеком,
пусть и не ангелом.
 
*** 
 
   После гибели мужа Джорджетт Силк продолжала работать  в  нью-йоркской
штаб-квартире  Движения  за  отмену  смертной  казни,  но   после   того
фатального разговора Николь ни  разу  ее  не  видела.  Банки  не  давали
поднять головы, и Николь заявляла, что  у  нее  просто  нет  времени  на
общественную работу. На самом  деле  она  не  могла  решиться  на  новую
встречу с Джорджетт.
   Однако, едва Николь переступила порог, Джорджетт шагнула к ней, тепло
обняла.
   - Мне недоставало тебя, - сказала она.
   - Извини, что не давала о себе знать, - ответила Николь. - Я пыталась
написать письмо с соболезнованиями, но не смогла найти нужных слов.
   Джорджетт кивнула.
   - Я понимаю.
   - Нет, - у Николь вдруг пересохло в горле, - ты не  понимаешь.  Часть
вины за случившееся с  твоим  мужем  лежит  и  на  мне.  Если  бы  я  не
поговорила с тобой в тот день...
   - Это все равно бы случилось, - прервала ее Джорджетт. - Если  бы  не
из-за твоего кузена, то из-за кого-то еще. Такая  у  него  была  работа.
Курт это знал, да и я тоже. - Джорджетт замялась, прежде чем добавить:
   - Главное в том, что и сейчас мы помним его доброту. Поэтому давай не
будем говорить о прошлом. Нам всем есть о чем сожалеть.
   Николь глубоко вдохнула.
   - Есть одна проблема. Эспинелла Вашингтон хочет, чтобы я представляла
ее интересы.
   И хотя Джорджетт попыталась  это  скрыть,  Николь  заметила,  что  ее
передернуло  при   упоминании   Эспинеллы.   Джорджетт   не   отличалась
набожностью, но в тот момент она поняла, что бог испытывает ее.
   - Хорошо, - ответила она, прикусив губу.
   - Хорошо? - изумилась Николь. Она-то надеялась, что Джорджетт  станет
возражать, запретит ей браться за это дело, и  тогда  Николь  смогла  бы
отказать Эспинелле из верности подруге. Николь буквально услышала  голос
отца: "Проявить верность другу - честный поступок".
   - Да, - Джорджетт закрыла глаза. - Ты должна защищать ее.
   Николь не верила своим ушам.
   - Я ничего ей не должна. Любой меня поймет.
   - Это будет лицемерием. Или жизнь человека священна, или нет.  Мы  не
можем менять наши убеждения только потому, что это причиняет нам боль.
   Какое-то время Джорджетт молчала, затем на прощание протянула  Николь
руку. На этот раз обошлось без объятий.
   Николь  весь  день  думала  об  этом  разговоре,  а  потом  позвонила
Эспинелле и с неохотой согласилась защищать  ее.  Часом  позже  она  уже
ехала в аэропорт, чтобы улететь на Сицилию.
 
*** 
 
   Через неделю  Джорджетт  прислала  письмо  координатору  Движения  за
отмену смертной казни, в котором сообщила, что она и ее дочь  переезжают
в другой город, чтобы начать новую  жизнь,  и  пожелала  своим  коллегам
всего наилучшего. Будущего адреса она не указала.
 
*** 
 
   Асторре сдержал слово, данное дону Априле, сохранил банки и обеспечил
благополучие семьи.
   Поэтому теперь он посчитал себя свободным от всех обязательств.
   Через неделю после того, как  закончилось  расследование  убийств  на
складе и ему не предъявили никаких  обвинений,  он  встретился  с  доном
Кракси и Октавием Бьянко в кабинете, расположенном  на  последнем  этаже
склада, и сообщил им о своем желании вернуться на Сицилию. Объяснил, что
его уже давно неудержимо тянет туда, что Сицилия снится ему чуть  ли  не
каждую ночь.
   А самые счастливые воспоминания детства связаны с Виллой Грация, куда
он приезжал с доном Априле. И теперь его мечта - вернуться туда.
   - Тебе нет нужды возвращаться на  Виллу  Грация,  -  ответил  на  это
Бьянко. - Ты же крупный землевладелец. На Сицилии тебе принадлежит целая
деревня. Кастельламмаре-дель-Гольфо.
   На лице Асторре отразилось удивление.
   - Как это?
   Бенито Кракси вновь вернулся к тому дню, когда  великий  мафиозо  дон
Дзено призвал к своему смертному одру троих самых близких друзей.
   - Он знал, что у тебя его сердце и душа.  А  теперь  ты  остался  его
единственным наследником.
   Деревня передана тебе твоим отцом. Она - твоя.
   И хотя дон  Априле  увез  тебя  в  Америку,  дон  Дзено  наказал  нам
заботиться о деревне до тех пор, пока  ты  не  предъявишь  на  нее  свои
права.
   Мы и заботились, как пожелал твой отец. Если  крестьяне  страдали  от
неурожая, предлагали им деньги на покупку семян и саженцев, в общем,  не
оставляли их на произвол судьбы.
   - Почему вы никогда не говорили мне об этом? - спросил Асторре.
   - Мы поклялись дону Априле держать это в тайне. Твой отец заботился о
твоей безопасности, а дон Априле хотел, чтобы ты стал членом его  семьи.
Он давно уже понял, что только ты сможешь защитить его детей. По  правде
говоря, у тебя было два отца. Тебе очень повезло.
 
*** 
 
   Асторре ступил на землю Сицилии в  прекрасный  солнечный  день.  Двое
телохранителей Майкла Граззеллы встретили его в аэропорту и  почтительно
проводили к темно-синему "Мерседесу".
   Когда они ехали  по  Палермо,  Асторре  восхищался  красотой  города:
мраморные колонны и резьба по камню превращали иные здания  в  греческие
храмы,  а  другие,  со  статуями  святых  и  ангелов,  -   в   испанские
кафедральные соборы. До Кастельламмаре-дель-Гольфо  они  добирались  два
часа по узкой, в одну полосу, извилистой дороге.
   И   Асторре   вновь   убедился   в    том,    что    самой    большой
достопримечательностью   Сицилии   является    красота    ее    природы,
фантастические виды Средиземного моря.
   Деревня расположилась в глубокой долине, зажатой горами.  Двухэтажные
домики  притулились  на  склонах.  Асторре  заметил  несколько  человек,
прильнувших к зазору  между  белыми  ставнями,  защищающими  комнаты  от
испепеляющих солнечных лучей.
   Его встретил мэр деревни, низенький толстячок в крестьянской  одежде,
Лео Димарко. Глубоко поклонился.
   - Il Padrone , - сказал он. - Добро пожаловать.
   Асторре смущенно улыбнулся, спросил на сицилийском диалекте: "Вас  не
затруднит показать мне деревню?"
   Они прошли мимо стариков, играющих в карты на деревянных скамьях.  На
дальней стороне площади возвышалась католическая церковь.
   Именно в эту церковь Святого Себастьяна  мэр  первым  делом  и  повел
Асторре, который не произносил молитвы со дня убийства дона Априле.
   Асторре опустился  на  колени,  скло