н торопился полить свой огород. Это должно быть  сделано  до  того,
как солнце наберет силы и превратит воду в огонь, способный  сжечь  листья
салата, словно бумагу.
     Проходя между грядками, дон искал муравьев. Муравьи - верный  признак
того, что в растениях завелись паразиты, и требуется дезинфекция.
     Он полил огород вовремя. Солнце поднималось, грело все сильнее, и дон
подумал: "Осторожней, осторожней". Но надо было поднять несколько растений
и привязать их к колышкам, и он снова нагнулся. Он покончит с этим рядом и
сразу пойдет домой.
     Вдруг он почувствовал, что  солнце  опустилось  где-то  рядом  с  его
головой.  Воздух  замелькал  множеством  золотых  точек.  По   грядкам   к
пригнувшемуся к земле дону  бежал  старший  сын  Майкла.  Мальчик  казался
закутанным в ослепляюще желтый плащ.  Но  дона  не  проведешь,  он  многое
повидал на  своем  веку.  За  желтым  плащом  скрывается  смерть,  готовая
броситься на дона в любую минуту, и он  движением  руки  отогнал  от  себя
мальчика. Он сделал это вовремя. Словно кувалдой его ударило по  груди,  и
он почувствовал недостаток воздуха. Дон упал на землю.
     Мальчик побежал звать на помощь отца. Майкл Корлеоне и еще  несколько
мужчин, которые стояли возле ворот аллеи, побежали  к  огороду  и  застали
дона, лежащим на грядке. Они подняли дона и отнесли его в тень. Майкл стал
на колени рядом с отцом и взял его за руку, а остальные мужчины  бросились
к телефону вызывать скорую помощь. Невероятным усилием дон  заставил  себя
открыть глаза и еще раз взглянуть  на  сына.  Сердечный  удар  сделал  его
обычно багрово-красное лицо почти синим. Это  был  смертельный  удар.  Дон
попытался втянуть в себя огородный воздух, но желтый  плащ  снова  застлал
его глаза, и он прошептал: "Жизнь так прекрасна".
     Женских слез ему  не  пришлось  увидеть,  так  как  умер  он  еще  до
возвращения женщин из церкви, до приезда скорой помощи и врача.  Он  умер,
окруженный мужчинами и держась за руку сына, которого любил больше всех.
     Похороны были королевскими.  Пять  семейств  послали  своих  донов  и
капорегимес. Вечерние газеты отвели много места Джонни  Фонтена,  который,
ослушавшись  совета  Майкла,   приехал   на   похороны.   Фонтена   сказал
журналистам, что Вито Корлеоне был его крестным и  самым  любимым  в  мире
человеком, и он считает за честь отдать этому человеку последний долг.
     Панихида была выдержана в духе старых  обычаев.  Америго  Бонасера  в
жизни так не старался. Он погасил все долги, заботливо  подготовив  своего
старого друга, крестного отца, к переходу в лучший мир. Все замечали,  что
даже смерть не способна лишить благородства лицо  дона,  и  это  наполняло
сердце  Америго  Бонасера  гордостью.  Одному  ему  было   известно,   как
беспощадно расправилась смерть с лицом дона.
     Пришли все друзья и старые оруженосцы: Назорине  с  женой  и  детьми,
прилетела из Лас-Вегаса Люси Манчини вместе с Фредо, Том Хаген с  женой  и
детьми, доны из Сан-Франциско и Лос-Анжелеса, Бостона и  Кливленда.  Рокко
Лампоне  и  Альберт  Нери  несли  гроб  вместе  с  Клеменца  и  Тессио  и,
разумеется, сыновьями дона. Аллея и все дома были покрыты венками.
     За воротами аллеи стояли толпы журналистов  и  фоторепортеров,  среди
которых  затесался  маленький  грузовик  с  киносъемочной   группой   ФБР.
Несколько журналистов пытались прорваться на  аллею,  но  у  ворот  стояли
стражники,   которые   просили   предъявить   удостоверение   личности   и
пригласительный билет. С журналистами обращались вежливо, высылали им даже
напитки и закуски, но  на  аллею  не  пустили.  Их  попытки  заговорить  с
выходящими с аллеи тоже успехом не увенчались.
     Майкл  провел  большую  часть  дня  в  угловой  комнате-библиотеке  в
обществе Кей, Тома Хагена и Фредо. Майкл принимал посетителей,  заходивших
к нему с соболезнованиями, он был с ними вежлив, но когда некоторые из них
обращались к нему "дон Майкл" или "крестный отец", у  него,  как  заметила
Кей, недовольно сжимались губы.
     Майкл сообщил всем своим, что аллея и все дома  будут  очень  выгодно
проданы строительной компании.
     Все поняли, что империя перебирается на Запад, и  семейство  Корлеоне
занялось ликвидацией своего имущества  в  Нью-Йорке.  Начало  этому  могли
положить полный отход дона от дел или его смерть.
     Кто-то заметил, что в последний раз такое количество людей  собралось
десять лет назад, во время свадьбы Констанцы Корлеоне и Карло Ричи.  Майкл
подошел к окну. Десять лет назад он сидел с Кей здесь, в саду, и  даже  не
думал, что его ожидает подобная участь. Отец перед смертью сказал:  "Жизнь
так прекрасна". Майкл не мог припомнить, чтобы дон когда-либо так  говорил
о смерти, - он ее, видимо, слишком уважал, чтобы философствовать о ней.
     Пришло время отправляться на кладбище. Пришло время хоронить великого
дона. За Майклом с Кей шли капорегимес и солдаты, а замыкал шествие разный
люд, которым крестный отец никогда не отказывал в помощи. Пекарь Назорине,
синьора Коломбо с сыновьями и бесчисленное множество  других  граждан  его
империи, в которой он властвовал сурово, но справедливо. Были  здесь  даже
некоторые  из  его  врагов,  пришедшие  отдать  последний  долг   великому
человеку.
     Майкл смотрел на все это с натянутой вежливой  улыбкой.  "Если  сумею
умереть со словами "жизнь так прекрасна", ничто другое не имеет значения",
- подумал он. - Если сумею так  верить  в  себя,  ничто  другое  не  имеет
значения. "Он пойдет по стопам отца. Но дети его вырастут в ином мире. Они
станут врачами,  художниками,  учеными,  губернаторами,  президентами.  Он
позаботится о том, чтобы они присоединились к роду человеческому,  но  сам
он, будучи многосильным и осторожным отцом, будет их постоянно охранять.
     На следующий после похорон день на аллее собрались все "кто-есть-кто"
семейства Корлеоне. В полдень их ввели в пустой дом  дона,  где  они  были
встречены Майклом Корлеоне.
     Они почти заполнили собой угловую комнату-библиотеку.  Были  там  оба
капорегимес - Клеменца и  Тессио,  Рокко  Лампоне,  Карло  Ричи,  тихий  и
знающий свое место Том Хаген, Альберт Нери.
     Смерть дона была большим несчастьем для семейства.  Казалось,  с  его
смертью семейство потеряло половину своей мощи и не сумеет выстоять  перед
союзом Барзини-Татаглия. Все присутствующие прекрасно понимали это и ждали
слов Майкла. Они не считали его пока настоящим доном. Будь  крестный  отец
жив, он мог бы поднять сына и усадить в свое кресло.
     Майкл ждал, пока Нери кончит разносить напитки. Потом он тихо сказал:
     - Хочу вас заверить, что мне понятны чувства здесь присутствующих.  Я
знаю, что вы все уважали моего отца, но теперь вы должны сами заботиться о
себе  и  своих  семьях.  Некоторых  из  вас  интересует,   как   отразятся
происшедшие события на наших планах и данных  обещаниях.  Существует  один
ответ: никак не отразятся. Все идет по прежнему плану.
     Клеменца вопросительно поднял голову. Лицо его  было  серым,  а  жир,
заполнивший глубокие морщины, делал это лицо особенно неприятным.
     - Барзини и Татаглия собираются пойти на нас большой силой,  Майк,  -
сказал он. - Ты должен либо воевать, либо подчиниться им.
     Все обратили внимание на неофициальный тон Клеменца и на отсутствие в
его обращении слова "дон".
     - Давайте подождем и посмотрим, что произойдет,  -  сказал  Майкл.  -
Пусть они первыми нарушат мир.
     - Они его уже нарушили, - мягко проговорил Тессио.  -  Сегодня  утром
они открыли в Бруклине две игорные  конторы.  Это  мне  известно  со  слов
офицера полиции, который ведает списками получателей зарплаты. Через месяц
мне негде будет в Бруклине повесить шляпу.
     Майкл задумчиво посмотрел на него.
     - Ты что-нибудь предпринял по этому делу?
     Тессио отрицательно покачал головой.
     - Нет, - сказал он. - Я не хотел вызывать осложнений.
     - Хорошо, - сказал Майкл. - Сиди спокойно. То же  я  хочу  сказать  и
всем вам. Сидите спокойно. Не реагируйте ни на одну провокацию. Дайте  мне
несколько недель, чтобы уладить все дела и  посмотреть,  в  какую  сторону
дует ветер. И тогда я совершу сделку, которая будет выгодной для всех нас.
Тогда мы сможем  еще  раз  собраться  и  принять  несколько  окончательных
решений.
     - Том, останься на несколько минут, - резко сказал Майкл,  когда  все
присутствующие двинулись к выходу.
     Хаген подошел к окну, выходящему на аллею. Он выждал,  пока  у  ворот
показались капорегимес, Карло Ричи и Рокко  Лампоне,  потом  повернулся  к
Майклу и спросил:
     - Тебе удалось связаться со всеми, с кем нужно?
     Майкл печально покачал головой.
     - Не со всеми, - сказал он. - Мне  нужно  было  еще  примерно  четыре
месяца. Мы с доном работали над этим. Но у  меня  все  судьи  и  несколько
наиболее важных людей в конгрессе. Никаких проблем не было, разумеется,  и
с крупными партийными  боссами  здесь,  в  Нью-Йорке.  Семейство  Корлеоне
намного сильней, чем это принято считать. - Он улыбнулся Хагену. - А тебе,
я полагаю, тем временем все стало известно.
     Хаген кивнул головой.
     - Это было несложно, - сказал он. - Долго не мог я понять, почему  ты
решил вывести меня из игры. Но я надел свою сицилийскую шляпу и  понял,  в
конце концов, и это.
     Майкл засмеялся.
     - Старик сказал, что ты поймешь. Но это роскошь, которой  я  не  могу
себе позволить. Ты мне нужен здесь. По крайней мере, в ближайшие несколько
недель. Позвони в Вегас и  поговори  с  женой.  Скажи,  что  речь  идет  о
нескольких неделях.
     - Как ты думаешь, они  выступят  против  тебя?  -  задумчиво  спросил
Хаген.
     Майкл вздохнул.
     - Дон проинструктировал меня. Они воспользуются услугами близкого мне
человека. Человека, которого я не могу подозревать.
     Хаген улыбнулся.
     - Вроде меня?
     Майкл улыбнулся ему в ответ.
     - Ты ирландец, они тебе не доверятся.
     - Я американец немецкого происхождения, - сказал Хаген.
     - Для них это то же, что ирландец, - сказал Майкл. - Они не пойдут  к
тебе и не пойдут к Нери, так как Нери был полицейским. Кроме того, вы  оба
слишком близки ко мне. Они не могут позволить  себе  такого  риска.  Рокко
Лампоне не так близок. Нет, это будет Клеменца, Тессио или Карло Ричи.
     - Бьюсь об заклад, что это будет Карло, - сказал Хаген.
     - Поживем - увидим, - ответил Майкл. - Ждать долго не придется.
     Это случилось назавтра, когда Хаген и Майкл сидели за столом вместе и
завтракали. Майкла позвали к телефону в библиотеку и, вернувшись на кухню,
он сказал Хагену:
     - Все в порядке. Через неделю я встречаюсь с Барзини. Будем заключать
новый мир.
     Хаген засмеялся.
     - Кто связался с Барзини? - спросил Хаген.
     Оба они знали, что человек, связавшийся с Барзини - предатель.
     Майкл печально улыбнулся Хагену.
     - Тессио, - сказал он.
     Завтрак они доели молча. За кофе Хаген закачал головой.
     - Я готов был дать руку на отсечение, что это Карло, на худой конец -
Клеменца, - сказал он. - Никогда не думал, что это будет Тессио. Он  лучше
их всех.
     - Он умнее их всех, - сказал Майкл. - И  он  сделал  то,  что  считал
самым умным. Он подставляет меня  под  удар  Барзини,  а  потом  наследует
управление семейством Корлеоне. Согласно его расчетам, я победить не могу.
- Майкл пожал плечами. - Положение кажется безвыходным. Но  мой  отец  был
единственным человеком, который понимал, что  связи  и  политическая  сила
стоят десяти отрядов. Кажется, большая часть политической силы отца у меня
в руках, но я единственный, кому это до конца известно. - Он  успокаивающе
улыбнулся Хагену. - Я заставлю их называть себя  доном.  Но  что  касается
Тессио, я чувствую себя неважно.
     - Ты согласился встретиться с Барзини? - спросил Хаген.
     - Да,  -  ответил  Майкл.  -  Ровно  через  неделю,  в  Бруклине.  На
территории Тессио, там я буду в безопасности. - Майкл снова засмеялся.
     - Будь осторожен и до этого, - сказал Хаген.
     Впервые в это утро в голосе Майкла прозвучали холодные нотки.
     - Я не нуждаюсь в советниках и советах подобного рода, - сказал он.
     На протяжении недели, предшествовавшей встрече  Барзини  и  Корлеоне,
Майкл доказал Хагену, как он может быть осторожен. Он ни разу не вышел  за
пределы аллеи и не допускал к себе никого в отсутствие Нери.  Было  только
одно неприятное осложнение. Старшему сыну Конни  предстояло  подвергнуться
конфирмации и Майкла попросили быть крестным отцом. Майкл отказался.
     - Не часто прошу я тебя об одолжении, - сказала  ему  Кей.  -  Сделай
это, пожалуйста, для меня. Конни так этого хочет. Карло тоже. Это для  них
очень важно. Пожалуйста, Майкл.
     Майкл рассердился на Кей за ее настырность,  и  она  думала,  что  он
откажет. Поэтому она удивилась, когда он кивнул головой и сказал:
     - О'кэй, но выходить с аллеи я не могу. Пусть устроят все здесь. Я за
все заплачу. Если будут проблемы с церковью, этим займется Хаген.
     Итак, за день до встречи с Барзини Майкл  стал  крестным  отцом  сына
Конни и Карло Ричи. Он подарил  мальчику  очень  дорогие  часы  с  золотой
цепочкой. В доме Карло была  устроена  вечеринка,  на  которую  пригласили
капорегимес, Хагена,  Лампоне  и  всех  обитателей  аллеи,  в  том  числе,
разумеется, и вдову дона. Конни была  растрогана  и  весь  вечер  целовала
брата и Кей. Даже Карло Ричи расчувствовался, пожимал Майклу  руку  и  при
каждой возможности называл его, по старому обычаю родины, крестным  отцом.
Сам Майкл никогда до этого не был так весел, так приветлив.
     - Мне кажется, Карло и  Майк  будут  теперь  настоящими  друзьями,  -
прошептала Конни Кей. - Такое всегда сближает людей.
     Кей пожала руку золовки.
     - Я так рада, - сказала она.



                                    30

     Альберт Нери сидел в своей квартире  в  Бронксе  и  осторожно  чистил
голубое сукно старого полицейского мундира. Он снял кокарду и  положил  ее
на  стол,  чтобы  позже  начистить  до  блеска.  Через  спинку  стула  был
переброшен ремень с кобурой и пистолетом.  Это  обычное  занятие  странным
образом радовало его. Впервые за последние два года, после ухода жены,  он
чувствовал себя почти счастливым.
     Он женился на Рите, когда она  училась  в  последнем  классе  средней
школы,  а  он  сам  был  начинающим  полицейским.   Она   была   стыдливой
черноволосой девушкой, из консервативной  итальянской  семьи,  которая  не
позволяла ей задерживаться  на  улице  после  десяти  часов  вечера.  Нери
полюбил ее за наивность, порядочность и, разумеется, красоту.
     Вначале Рита была в восторге от своего мужа. Он был  очень  силен,  и
она видела, что люди боятся его. Тактичным его трудно было  назвать.  Если
он с кем-нибудь не соглашался, он просто  затыкал  ему  рот.  У  него  был
настоящий сицилийский темперамент и  в  гневе  он  мог  нагнать  на  людей
страху. Однако на свою жену он никогда не сердился.
     За пять лет службы Нери  превратился  в  одного  из  самых  известных
полицейских Нью-Йорк-Сити.  У  него  были  свои  методы  убеждения.  Лютой
ненавистью ненавидел он хулиганов и, завидев  где-нибудь  на  углу  ночной
улицы группу молодых людей, поднимающих шум и пристающих  к  прохожим,  он
быстро и  решительно  наводил  порядок.  При  этом  он  пользовался  своей
исключительной физической силой.
     Однажды  ночью,  находясь  в  Сентрал-Парк-Вест,   он   выскочил   из
патрульной машины и выставил в  ряд  шесть  хулиганов  в  черных  шелковых
пиджаках. Его напарник остался в машине: он слишком хорошо знал Нери и  не
хотел попасть в неприятную историю. Шестеро парней, старшему из которых не
было и двадцати лет, останавливали прохожих и  угрожая,  требовали  у  них
сигареты.
     Нери выстроил их напротив каменной стены, отделяющей Сентрал Парк  от
Восьмой авеню. Были еще ранние  сумерки,  но  Нери  носил  при  себе  свое
излюбленное оружие: огромный карманный фонарь. Он  никогда  не  вытаскивал
пистолет: в этом не было нужды. Когда  он  сердился,  лицо  его  принимало
такое зверское выражение, что бледнели даже отпетые хулиганы.
     Нери спросил первого из парней:
     - Как тебя зовут?
     Парень назвал ирландское имя.
     - Убирайся с этой улицы, - зарычал на него Нери. -  Если  увижу  тебя
еще раз, будешь распят.
     Он замахнулся  фонарем,  и  парень  испарился.  Ту  же  процедуру  он
проделал  со  следующими  двумя  парнями.  Он  позволил  им   безнаказанно
убраться. Но четвертый парень назвал итальянское имя.  Нери  посмотрел  на
него и задал лишний вопрос:
     - Ты итальянец?
     Парень уверенно улыбнулся.
     Нери ударил его фонарем по лбу. Кожа и мясо на голове потрескались, и
по лицу ручьями потекла кровь.
     - Сукин сын, - сказал Нери. -  Ты  позоришь  всех  итальянцев.  Из-за
таких как ты, нас ненавидят. Ну-ка поднимайся. - Он толкнул парня  в  бок,
далеко не дружески но и не слишком сильно. - Беги домой и не смей выходить
на улицу. И чтобы я тебя больше не видел в этом костюме. Я отправлю тебя в
больницу. Теперь убирайся. Твое счастье, что я не твой отец.
     Нери не стал тратить  время  на  остальных  парней.  Он  наградил  их
пинками в зад и погнал вниз по улице, предупредив, что этой ночью не хочет
их видеть во второй раз.
     В подобных случаях все делалось очень быстро, и  у  публики  не  было
возможности собраться и протестовать против его действий. Нери  садился  в
патрульную машину, и напарник гнал ее с места происшествия на максимальной
скорости. Иногда встречались, конечно, хулиганы, готовые  драться  и  даже
вытащить  нож.  Их  можно  было  только  пожалеть.  Нери  избивал  их   до
полусмерти, а потом швырял в патрульную машину. Их задерживали и  обвиняли
в нападении на полицейского. Но суд  обычно  откладывался  в  ожидании  их
выхода из больницы.
     Нери не ладил с сержантом своего участка, и его перевели в район, где
находилось  здание  организации   объединенных   наций.   Работники   ООН,
пользующиеся дипломатическим иммунитетом,  ставили  свои  автомобили,  где
попало, совершенно не считаясь  с  указаниями  полиции.  Нери  пожаловался
начальству,  но  ему  предложили  не  шуметь  и  просто  игнорировать  эти
нарушения. Но однажды вечером  из-за  неудачно  поставленного  автомобиля,
возникла пробка на одной из боковых улиц. Было уже после полуночи, и Нери,
прихватив свой фонарь спустился вниз по улице, разбивая  по  пути  стекла,
неправильно поставленных автомобилей. Даже у дипломатов должно  было  уйти
несколько дней,  чтобы  поставить  новое  стекло.  В  полицейский  участок
посыпались письма с требованием прекратить это  варварство.  После  недели
стеклобития кто-то понял, в чем дело, и Альберта Нери перевели в Гарлем.
     Некоторое время спустя, в воскресенье, Нери взял жену и отправился  в
Бруклин навестить сестру. Как и все сицилийцы, он дико любил сестру, и  по
меньшей мере, раз в два месяца навещал ее, чтобы выяснить все ли у  нее  в
порядке. Она была намного старше его и успела овдоветь, оставшись  одна  с
сыном. Из-за сына, Томаса, у нее в последнее время были  неприятности.  Он
участвовал в нескольких  мелких  драках  и  часто  буйствовал.  Нери  даже
пришлось  как-то  воспользоваться  своими   связями   в   полиции,   чтобы
предупредить арест парня по  обвинению  в  краже  со  взломом.  Тогда  ему
удалось справиться с собой, и он только сказал:
     - Томи, ты заставляешь мою сестру плакать, и я выпрямлю тебя.
     Это было пока родственное предупреждение, а не настоящая угроза.
     На этот раз оказалось, что Томи вернулся в субботу очень поздно и  до
сих пор спал в своей комнате. Мать  разбудила  его  и  сказала,  чтобы  он
быстрее одевался и шел завтракать с  дядей  и  тетей.  Из-за  полуоткрытой
двери послышался грубый голос мальчика:
     - Чихать я хотел на них, дай мне спать.
     Мать вернулась на кухню  с  улыбкой,  которая  должна  была  означать
просьб