ывала ему хлеба и мяса и
наполняла его стакан - мать воспитала ее как следует.  Он  с  одобрением
заметил, что у нее хороший аппетит,  а  стало  быть,  она  здорова.  Она
подняла глаза и  увидела,  что  он  на  нее  смотрит.  Улыбнувшись,  она
спросила:
   - Не хуже, чем у твоей матери?
   - Лучше, - ответил он. - Только не вздумай ей  когда-нибудь  об  этом
сказать.
   Она продолжала смотреть на него, как кошка.
   - А Венера тебя кормила так же вкусно?
   У Тури Гильяно никогда еще не было романа с молоденькой  девушкой.  И
вопрос застал его врасплох,  однако  его  аналитический  ум  быстро  все
понял. Теперь пойдут расспросы о том, какая  Венера  в  любви.  Никакого
желания выслушивать подобные вопросы, а тем более отвечать на них у него
не было. Ту, зрелую, женщину он не любил так, как  эту  девочку,  но  он
относился к Венере с нежностью и уважением. Она знала, что такое боль  и
трагедия, о которых это юное очаровательное существо и не подозревало.
   Он печально улыбнулся. Она встала из-за стола, чтобы  убрать  посуду,
но медлила в ожидании ответа. Гильяно сказал:
   - Венера отлично готовит - было  бы  несправедливо  сравнивать  ее  с
тобой.
   Над его головой пролетела тарелка, и  он  от  души  расхохотался.  Он
смеялся от счастья и радости, что стал участником семейной сцены, и  еще
потому, что с этого молоденького  хорошенького  личика  наконец  слетела
маска кротости и благовоспитанности. Но она зарыдала, и он обнял ее.
   Они стояли в серебристых сицилийских сумерках, которые опускаются так
быстро. Он ласково прошептал ей на ухо, казавшееся  прозрачным  рядом  с
черными, как агат, волосами.
   - Я пошутил. Ты готовишь лучше всех в  мире.  И  спрятал  лицо  в  ее
волосах, чтобы она не видела его улыбки. Это была их последняя ночь,  но
они не  столько  занимались  любовью,  сколько  говорили.  Юстина  снова
спросила про Венеру, но Гильяно заверил ее, что все в прошлом и не стоит
об этом вспоминать. Она хотела знать, как они будут встречаться  дальше.
Он сказал, что хочет отправить ее в Америку, а через некоторое  время  и
сам приедет туда. Но это ей уже было известно от отца - ее интересовало,
смогут ли они видеться до ее отъезда. Гильяно понял: ей и  в  голову  не
приходило, что он может никогда не  увидеть  Америки,  что  его  попытка
бежать  может  провалиться:  слишком  она  была  юна,  чтобы  предвидеть
печальные развязки.
   Рано на рассвете  за  ней  приехал  отец.  Юстина  прильнула  к  Тури
Гильяно, и они расстались.
 
*** 
 
   Гильяно пошел в часовню разрушенного  замка  и  стал  ждать  Пишотту,
который должен был доставить к нему начальников отрядов. Пока никого  не
было, он пристегнул к поясу пистолеты, спрятанные в часовне.
   Накануне  свадьбы  Гильяно  поделился  с  аббатом   Манфреди   своими
подозрениями  относительно  Стефана  Андолини  и   Пассатемпо,   которые
встречались с  доном  Кроче  за  два  дня  до  кровопролития  в  проходе
Джинестры. Он заверил аббата, что его сыну  ничего  не  грозит,  но  ему
необходимо знать правду. Аббат все рассказал. Как Тури и думал,  сын  во
всем признался ему.
   Дон Кроче  попросил  Стефана  Андолини  привести  к  нему  в  Виллабу
Пассатемпо, с которым ему-де надо наедине  поговорить.  Андолини  велено
было ждать за дверью, пока те двое разговаривали. Это было всего за  два
дня до кровопролития. Когда  же,  после  первомайской  трагедии,  Стефан
Андолини припер Пассатемпо к стенке, тот признался, что получил от  дона
Кроче кругленькую сумму и за это, вместо  того  чтобы  выполнить  приказ
Гильяно,  направил  дуло  своего  пулемета  прямо  в  толпу.  Пассатемпо
пригрозил Андолини, что, если тот  хоть  словом  обмолвится  об  этом  с
Гильяно, он поклянется, что Андолини присутствовал при заключении сделки
с доном Кроче. Андолини был до того перепуган,  что  рассказал  об  этом
только своему отцу, аббату Манфреди. Манфреди дал ему совет держать язык
за зубами. Ведь прошла всего неделя  после  расстрела,  и  гнев  и  горе
Гильяно были так велики, что он непременно расстрелял бы обоих.
   И снова Гильяно заверил аббата,  что  не  причинит  его  сыну  вреда.
Гильяно сказал Пишотте, как он поступит, но покончат они  с  этим  делом
после медового месяца, когда Юстина вернется в Монтелепре. Он  не  хотел
становиться палачом до того, как станет молодоженом.
   И вот теперь он ждал в часовне разрушенного замка,  над  головой  его
вместо крыши простиралось  средиземноморское  небо.  Он  облокотился  на
бывший  алтарь,  и  тут  Пишотта  привел  начальников  отрядов.  Пишотта
посвятил капрала в намерения Гильяно, и тот встал так, чтобы держать под
прицелом Пассатемпо и Стефана Андолини. Этих двоих  подвели  к  Гильяно,
так что они стояли лицом к алтарю. Терранова, ни о чем  не  догадываясь,
сел на одну из каменных скамей. Он командовал охраной Гильяно в  течение
ночи и сейчас валился с ног от усталости. Гильяно никому, кроме Пишотты,
не говорил, как он собирается поступить с Пассатемпо.
   Гильяно знал,  что  Пассатемпо,  подобно  дикому  зверю,  носом  чуял
малейшие перемены и мог распознать опасность по  запаху,  исходившую  от
людей. И потому Гильяно старался вести себя с Пассатемпо, как обычно. Он
всегда держался с ним на расстоянии - в большей мере, чем с  остальными.
Он и отослал Пассатемпо с его отрядом в отдаленный район Трапани, потому
что слишком ему претило видеть этого зверя. Он  использовал  Пассатемпо,
когда надо  было  казнить  осведомителя  или  пригрозить  несговорчивому
"гостю",  не  желавшему  платить  выкуп.  Достаточно  было  одного  вида
Пассатемпо, чтобы нагнать страху на пленников и сократить переговоры, ну
а если это не действовало, Пассатемпо  сообщал,  что  ждет  их  самих  и
членов их семьи  в  случае  неуплаты  выкупа,  причем  говорил  с  таким
смакованием, что "гости" тут же прекращали торговаться, лишь бы поскорее
оказаться  подальше  от  него.  Гильяно  наставил  на  Пассатемпо   свой
пистолет-автомат и сказал:
   - Прежде чем мы расстанемся, надо расквитаться с долгами. Ты  нарушил
мой приказ, взял деньги у дона Кроче  и  расстреливал  людей  в  проходе
Джинестры.
   Терранова, сузив глаза, наблюдал за Гильяно, он  начал  опасаться  за
свою жизнь: а что, если Гильяно таким способом  пытается  выяснить,  кто
виноват. Вдруг и ему он сейчас предъявит  такое  же  обвинение.  Он  уже
приготовился защищаться, но тут увидел,  что  и  Пишотта  направил  свой
пистолет на Пассатемпо.
   - Я знаю, - сказал Гильяно, обращаясь к Терранове, - что  ты  и  твой
отряд выполнили мой приказ. А Пассатемпо не выполнил. Таким образом,  он
и тебя подставил под удар: ведь не  узнай  я  правды,  мне  пришлось  бы
расстрелять вас обоих. Но сейчас мы будем судить только его.
   На лице Стефана Андолини не дрогнул ни один мускул. Он,  как  всегда,
верил в судьбу. Он был чист  перед  Гильяно  -  значит,  ему  ничего  не
грозит.
   Пассатемпо все понял. С присущим ему звериным  инстинктом  он  почуял
близкую смерть. Он сам должен пустить им кровь -  ничто  другое  его  не
спасет, но на него смотрели  два  дула.  Значит,  надо  потянуть  время,
выждать момент и в последней отчаянной попытке наброситься на них. И  он
сказал:
   - Стефан Андолини передал мне деньги и указания, с него и  спрашивай,
- в надежде, что Андолини рванется вперед, желая защититься,  и  тут  он
сможет с ними со всеми разделаться.
   - Андолини признался в своих грехах, - сказал Гильяно, - к тому же он
не сделал из пулемета ни единого выстрела. Дон Кроче обвел  его,  как  и
меня, вокруг пальца.
   Пассатемпо был все-таки до крайности туп.
   - Но я убил не меньше ста человек, - недоумевал он, -  и  все  всегда
было в порядке. И в Джинестре-то это было добрых два года тому назад. Мы
уже семь лет  как  вместе,  это  был  единственный  раз,  когда  я  тебя
ослушался.  Дон  Кроче  мне  резонно  объяснил,  что  ты   не   очень-то
расстроишься. Просто из-за своей мягкости сам бы  ты  никогда  этого  не
сделал. И потом - несколькими покойниками  больше,  несколькими  меньше,
какая разница, в первый раз, что ли? Тебя-то ведь я не предавал.
   Гильяно понял, что заставить этого человека понять всю чудовищность и
гнусность его поступка - безнадежно. А с  другой  стороны,  чем  он  сам
лучше? Разве за эти годы не посылал он людей на такие  же  преступления?
Казнь  парикмахера,  распятие  лжесвященника,  похищения,   безжалостное
истребление  карабинеров,  жестокие  расправы  со   шпионами?   И   если
Пассатемпо родился и вырос  животным,  то  кем  же  является  он,  герой
Сицилии? Все в нем протестовало против этой казни. Он сказал:
   - У тебя еще есть  время  принести  покаяние  Господу.  Становись  на
колени и молись.
   Все  отступили  от  Пассатемпо  -  он  стоял  один  посреди   пустого
пространства. Он сделал вид, что  опускается  на  колени,  и  вдруг  его
короткое сильное тело метнулось в сторону Гильяно. Тот шагнул  навстречу
ему и нажал на спусковой крючок своего автомата. Пули  продырявили  тело
Пассатемпо, и оно упало вперед,  задев  в  своем  падении  Гильяно.  Тот
отпрянул в сторону.
   А днем патруль карабинеров обнаружил труп Пассатемпо на горной тропе.
К нему была приколота записка: "ТАК УМРЕТ ВСЯКИЙ, КТО ПРЕДАСТ ГИЛЬЯНО".
 
Книга V 
Тури Гильяно и Майкл Корлеоне 
1950 
 
Глава 25 
 
   Майкл спал крепким сном и вдруг проснулся. У него было такое чувство,
точно он выбрался из глубокого колодца. В комнате стояла кромешная тьма:
он ведь закрыл  деревянные  ставни,  отгораживаясь  от  бледно-лимонного
света луны. Кругом царила тишина - ни звука, лишь стучало его сердце.  И
однако же он чувствовал, что кроме него в комнате еще кто-то есть.
   Он повернулся на бок, и ему показалось, что на полу рядом с  кроватью
что-то лежит - более светлое, чем окружающая чернота. Он протянул руку и
включил ночник. Более светлым пятном оказалась голова черной мадонны. Он
решил, что, должно  быть,  она  свалилась  со  стола  и  грохот  падения
разбудил его. Напряжение сразу исчезло, и он облегченно улыбнулся. В эту
минуту он услышал  у  двери  легкий  шорох.  Повернувшись  на  звук,  он
различил в темноте, куда не достигал оранжевый свет лампы, темное  узкое
лицо Аспану Пишотты.
   Пишотта сидел на полу,  привалившись  к  двери.  Рот  под  тоненькими
усиками победоносно склабился, словно Пишотта хотел сказать:  хороши  же
ваши охранники, здорово вы охраняете ваше святилище.
   Майкл взглянул на лежавшие на ночном  столике  часы.  Было  три  часа
ночи.
   - Несколько необычное время для визита - чего это ты тут дожидаешься?
- спросил он.
   Спустил ноги с постели, оделся и открыл ставни.  Лунный  свет,  точно
призрак, появился в комнате и тотчас исчез.
   - Почему ты меня не разбудил? - спросил Майкл.
   Пишотта подкатился к  его  ногам,  точно  змея,  поднявшая  голову  и
приготовившаяся укусить.
   - Я люблю смотреть на спящих. Они иногда во сне выбалтывают тайны.
   - Я тайн никогда не выбалтываю, - сказал Майкл. - Даже во сне.
   Он вышел на балкон и, видя, что Пишотта следует за ним, предложил ему
сигарету. Они закурили. Майкл слышал, как захрипело в груди  Пишотты  от
сдерживаемого  кашля,  да  и  костлявое  лицо  его  в  свете  луны  было
мертвенно-бледным. Оба молчали. Затем Пишотта спросил:
   - Завещание-то вы все-таки получили?
   - Да, - сказал Майкл.
   Пишотта вздохнул.
   - Тури доверяет мне, как никому на свете: он доверяет мне свою жизнь.
Ведь только я сейчас могу его разыскать. А вот свое Завещание он мне  не
доверил. Оно у вас?
   Майкл ответил не сразу. Пишотта расхохотался.
   - Вы совсем как Тури, - сказал он.
   - Завещание - в Америке, - сказал Майкл. - Оно в безопасном месте,  у
моего отца.
   Он не хотел, чтобы Пишотта знал, что Завещание еще  плывет  в  Тунис;
просто не хотел, чтобы кто-либо знал об этом.
   У Майкла вертелся на языке вопрос, но он не решался его задать.  Ведь
только одним можно было объяснить столь таинственное появление  Пишотты.
Только одна причина могла побудить его пойти на риск и прорваться сквозь
охрану, окружавшую виллу, - а может быть, он вовсе  не  прорывался,  его
пропустили? Так или иначе, это могло объясняться лишь тем,  что  Гильяно
наконец готов появиться.
   - Когда же будет здесь Гильяно?
   - Завтра ночью, - сказал Пишотта. - Но не здесь.
   - А почему? - спросил Майкл. - Тут вполне безопасно.
   Пишотта рассмеялся.
   - Но я-то ведь прошел сюда, верно?
   Это  было  действительно  так  и  не  могло  не  вызвать   у   Майкла
раздражения. И снова мелькнула мысль, не пропустила ли Пишотту охрана по
приказу дона Доменика, а может быть, его даже довели до самого дома.
   - Об этом решать самому Гильяно, - сказал он.
   - Нет, - сказал Пишотта. - Я должен решать за него.  Вы  обещали  его
родным, что он будет в безопасности. А дон Кроче знает, что вы тут, да и
инспектор Веларди тоже. У них всюду шпионы. Что вы тут надумали устроить
для Гильяно? Свадьбу? День рождения? Похороны? Чего туману-то напускать?
Вы думаете, мы здесь на Сицилии все сплошь ослы?
   Последнее он произнес угрожающим тоном.
   - Как я увезу Гильяно, я открывать не собираюсь, -  сказал  Майкл.  -
Можешь мне верить, можешь - нет, дело твое. Скажи  мне  только,  где  ты
передашь мне Гильяно, и я буду там. Ничего не скажешь - тогда  завтра  к
вечеру я уже буду в Америке, а вы с Гиль-яно будете бегать,  как  зайцы,
спасая свою жизнь. Пишотта расхохотался.
   - Вот это по-нашему, по-сицилийски, - сказал он, - не зря вы  провели
у нас не один год. - Он вздохнул. - Просто поверить не могу, что наконец
наступит нормальная жизнь. Почти семь лет  мы  в  бегах  -  перестрелки,
предательства, убийства. Но мы были королями Монтелепре, Тури  и  я,  на
нас обоих славы хватало. Он сражался за бедняков, а я  -  сам  за  себя.
Я-то сначала этому не верил, но на второй год, как мы были в  бегах,  он
доказал это и мне, и всему нашему отряду. Я ведь  его  заместитель,  его
двоюродный брат, он больше всех мне доверяет. У меня  пояс  с  такой  же
золотой пряжкой, как у него, - это он  мне  его  дал.  Но  вот  когда  я
соблазнил молоденькую дочку одного жителя Партинико, и она понесла. Отец
ее пришел к Гильяно и все ему рассказал. Знаете,  что  Тури  сделал?  Он
привязал меня к дереву и выпорол кнутом. Не перед крестьянином и не  при
наших людях. Такого он со мной никогда в не учинил. Это  осталось  между
нами. Но я-то знаю: если я еще когда нарушу его приказ, он  меня  убьет.
Такой уж он у нас, наш Тури.
   Он поднес руку к усикам - она дрожала. В бледном свете луны тоненькая
полоска усиков поблескивала, точно ниточка китового уса.
   Майкл подумал: "Странная история. Зачем он мне это рассказывает?"
   Они вернулись в спальню, и Майкл закрыл ставни. Пишотта поднял с пола
отрубленную голову черной мадонны и протянул ее Майклу.
   - Я бросил ее на пол, чтобы разбудить вас, - сказал он.  -  Завещание
было там внутри, верно?
   - Да, - сказал Майкл.
   Лицо у Пишотты вытянулось.
   - Значит, Мария  Ломбарде  соврала  мне.  Я  ведь  спрашивал  ее  про
Завещание. Она сказал, что его у нее нет. А потом отдала вам у  меня  на
глазах. - Он горько рассмеялся. - А ведь я был ей все равно как сын.
   И, помолчав, добавил:
   - А она была мне как мать.
   Пишотта попросил дать ему еще одну  сигарету.  В  кувшине  на  ночном
столике оставалось немного вина. Майкл налил  им  обоим  по  стакану,  и
Пишотта со благодарностью выпил.
   - Спасибо, - сказал он. - Ну а теперь - к делу. Я привезу  Гильяно  к
городу Кастельветрано.  Приезжайте  за  ним  по  дороге,  что  ведет  из
Трапани, в открытой машине, чтоб я мог вас узнать. Я остановлю вас  там,
где мне будет удобней. Если что не так, наденьте кепку - мы поймем и  не
выйдем. Время встречи - на рассвете. Сумеете там быть?
   - Да, - сказал Майкл.  -  Все  готово.  Я  только  одно  должен  тебе
сказать: Стефан Андолини  вчера  не  явился  на  встречу  с  профессором
Адонисом. Это очень обеспокоило  профессора.  На  лице  Пишотты  впервые
появилось удивление. Затем он передернул плечами.
   - С этим маленьким всегда что-нибудь не так, - сказал он. - А  теперь
мы должны проститься до завтра - встретимся на  заре.  -  Он  взял  руку
Майкла в свои руки.
   У Майкла вырвалось:
   - Поедем с нами в Америку. Пишотта отрицательно покачал головой.
   - Я всю жизнь прожил на Сицилии, и я люблю эту мою жизнь. А когда мне
придет время умирать, я и умереть должен на  Сицилии.  Но  все  равно  -
спасибо.
   Майкла почему-то глубоко тронули эти слова...
   - Я выведу тебя за ворота, - сказал Майкл.
   - Нет, - сказал Пишотта. - Наша маленькая встреча должна  остаться  в
тайне.
 
*** 
 
   После ухода Пишотты Майкл снова лег в постель и пролежал до зари  без
сна. Наконец-то он встретится  с  Тури  Гильяно;  они  вместе  поедут  в
Америку. Интересно, думал он, каким окажется этот Тури. Соответствует ли
он легендам, которые ходят о нем?
   Наконец Майкл встал и открыл ставни. Наступал рассвет; Майкл стоял  и
смотрел, как солнце медленно поднимается  в  небе,  отбрасывая  на  море
золотую дорожку, и в  этом  широком  солнечном  луче  он  увидел  катер,
мчавшийся к пристани. Он выскочил из виллы и побежал на берег  встречать
Питера Клеменцу.
   Они позавтракали вместе, и Майкл рассказал Питеру о том, что  к  нему
приходил Пишотта. Клеменцу, казалось, не удивило то, что  Пишотта  сумел
проникнуть на виллу, несмотря на охрану.
   Остаток  утра  они  провели,  прикидывая,  как  лучше  встретиться  с
Гильяно.  Ведь  за  виллой  вполне  могут  наблюдать  шпионы,  и   выезд
нескольких автомобилей, несомненно,  привлечет  их  внимание.  Да  и  за
Майклом они, конечно,  пристально  следят.  Правда,  сицилийская  Служба
безопасности, которой командует инспектор Веларди, не будет вмешиваться,
но кто знает, какого рода козни здесь еще можно ожидать?
   Выработав план встречи, они пообедали,  и  Майкл  отправился  в  свою
комнату поспать. Ему  хотелось  быть  свежим  ночью,  а  она  предстояла
долгой.  Питеру  же  Клеменце  надо  было  еще  многое  сделать:  отдать
приказания своим людям, договориться о транспорте и рассказать обо  всем
дону Доменико, когда тот  вернется  домой.  Майкл  закрыл  ставни  своей
комнаты и лег. Но напряжение не оставляло его - он  не  мог  заснуть.  В
ближайшие сутки следовало ожидать любых ужасов. Его не  покидало  дурное
предчувствие. Но потом он стал представлять себе, как вернется в  родной
дом на Лонг-Айленде, где у дверей его будут встречать отец с матерью,  и
долгому изгнанию его придет конец.
 
Глава 26 
 
   Тури Гильяно уже седьмой год был в бегах и понимал, что настало время
покинуть свое горное царство и уехать в Америку,  о  которой  он  еще  в
детстве слышал от своих родителей  столько  замечательных  рассказов.  В
сказочную страну, где нищий сицилиец,  по  словам  его  родителей,  если
будет честно трудиться, может стать богачом.
   Дон Кроче, заверявший Гильяно в своих дружеских чувствах, связался  с
доном Корлеоне в Америке и попросил его помочь вывезти  Гильяно  и  дать
ему у себя прибежище. Тури Гильяно  прекрасно  понимал,  что  дон  Кроче
сделал это, заботясь прежде всего о своей выгоде, но понимал  он  и  то,
что у него почти нет выбора. Его власти над округой пришел конец.
   И вот настала ночь, когда он должен двинуться в путь,  встретиться  с
Аспану Пишоттой и отдать себя на милость американца -  Майкла  Корлеоне.
Сейчас ему предстояло  проститься  со  своими  горами.  Горами,  которые
служили ему прибежищем в течение семи  лет.  Он  распростится  со  своим
царством, своей властью, своими родными и всеми своими  товарищами.  Его
отряды  растаяли;   его   горами   завладели   враги;   народ   Сицилии,
поддерживавший его, поставлен на колени отрядом специального  назначения
полковника Луки. Если он останется,  то  еще  может  одержать  кое-какие
победы, но конечный разгром его неминуем. Словом, выбора у него нет.
   Тури  Гильян