овился,  с   нескрываемым   удовольствием   наблюдая   за
удивленным лицом Гильяно. Затем его  костлявое  лицо  исказила  ухмылка.
Пнув ногой гору деревянных дощечек, он сказал чуть ли не с ликованием:
   - Вот это было  нашим  лучшим  товаром.  Сотни  кусочков  креста,  на
котором распяли нашего  Господа.  А  в  этом  бидоне  -  останки  любого
святого, какого хочешь. На Сицилии не найти дома, в котором не  было  бы
мощей какого-нибудь святого. А в  специальной  кладовой  под  замком  мы
держим тринадцать рук святого Андрея, три  головы  Иоанна  Крестителя  и
семь комплектов доспехов, которые носила Жанна д'Арк. Зимой наши  монахи
отправляются по городам и весям продавать эти сокровища.
   Тут уж Тури рассмеялся, и аббат улыбнулся ему. А Гильяно думал о том,
что бедняков всегда обманывали даже те, кто указывал дорогу к  спасению.
Это важное обстоятельство стоило запомнить.
   Человека столь  молодого  не  могла  не  ошеломить  встреча  с  таким
мастером лицемерия.
   Аббат решил, что дон Кроче должен  наставить  Тури  Гильяно  на  путь
истинный.
   Однажды, когда Тури отдыхал на своем ложе, к нему пришел  неизвестный
посетитель. Аббат представил  его  как  отца  Беньямино  Мало,  близкого
друга, а затем оставил их вдвоем.
   - Мой дорогой юноша, - сказал заботливо отец Беньямино, - надеюсь, ты
совсем выздоровел после своей раны. Святой аббат говорит, что  это  было
поистине чудо.
   - Божья милость, - вежливо сказал Гильяно.
   И отец Беньямино склонил голову, словно это он получил благословение.
   Гильяно изучал его. Этот священник никогда не работал в  поле.  Подол
его сутаны был чересчур чистым, лицо - излишне белым,  руки  -  чересчур
мягкими. Но лицо было достаточно благообразное, в нем читались  кротость
и христианское смирение.
   Голос тоже был мягкий и нежный.
   - Сын мой, - сказал отец Беньямино, - я выслушаю твою исповедь и  дам
тебе отпущение грехов. Избавленный от греха, ты  можешь  идти  в  мир  с
чистым сердцем.
   Тури Гильяно внимательно посмотрел на священника,  обладавшего  такой
силой.
   - Простите меня, отец, - сказал он. - Я еще не дошел до  покаяния,  и
это  было  бы  лицемерием  с  моей  стороны,  если  бы  я  решил  сейчас
исповедоваться. Но спасибо за благословение.
   Священник кивнул и сказал:
   - Да, это лишь усугубит твои  прегрешения.  Но  у  меня  есть  другое
предложение, которое, вероятно, имеет более практический  смысл  в  мире
сем. Мой брат, дон  Кроче,  прислал  меня  спросить,  не  хочешь  ли  ты
укрыться у него в Виллабе. Тебе будут хорошо  платить,  и,  конечно,  ты
понимаешь, что власти никогда не осмелятся  потревожить  тебя,  пока  ты
находишься под его покровительством.
   Гильяно крайне удивился,  узнав  о  том,  что  весть  о  его  деяниях
достигла ушей такого человека, как дон Кроче.  Он  понимал,  что  должен
быть осторожен. Он питал отвращение к мафии и совсем не хотел попасть  в
ее паутину.
   - Это очень большая честь, - сказал он.  -  Благодарю  вас  и  вашего
брата. Но я должен посоветоваться с семьей,  я  должен  уважать  желание
моих родителей.  Так  что  пока  разрешите  мне  отклонить  ваше  доброе
предложение.  -  Он  увидел,  что  священник  удивлен.  Кто  на  Сицилии
откажется от защиты дона Кроче? Поэтому добавил:
   - Может, через две-три недели я передумаю и приеду к вам в Виллабу.
   Отец  Беньямино,  несколько  оправившись  от  удивления,  поднял  для
благословения руку.
   - Да будет Бог с тобой, сын мой, - сказал он.  -  Тебе  всегда  будут
рады в доме моего брата.
   Он сотворил крестное знамение и вышел.
 
*** 
 
   Тури Гильяно понимал, что пора уходить  из  монастыря.  Когда  Аспану
Пишотта зашел к нему в тот вечер,  Гильяно  дал  указание  готовить  его
возвращение в большой  мир.  Он  видел,  что  друг  его  изменился,  как
изменился и он сам. Пишотта не заколебался и не стал возражать,  услышав
о том, что, как  он  понимал,  перевернет  его  жизнь.  Наконец  Гильяно
сказал:
   - Аспану, ты можешь  пойти  со  мной,  а  можешь  остаться  в  семье.
Поступай, как считаешь нужным. Пишотта улыбнулся.
   - Думаешь, я уступлю тебе все удовольствия и всю славу? Позволю  тебе
забавляться в горах, а сам  буду  водить  ослов  на  работу  и  собирать
оливки? А как же наша дружба? Чтобы ты жил один  в  горах,  когда  мы  с
детских  лет  вместе  играли  и  трудились?  Только  когда  ты  свободно
вернешься в Монтелепре, вернусь и я. Я приду за тобой через четыре дня.
 
*** 
 
   Эти  четыре  дня  Пишотта  был   очень   занят.   Он   уже   выследил
контрабандиста на лошади, который предлагал отыскать  раненого  Гильяно.
Его звали Маркуцци, человек он был опасный, занимавшийся контрабандой по
крупному под защитой дона Кроче и Гвидо Кинтаны. Его дядя был  одним  из
главарей мафии.
   Пишотта  выяснил,  что  Маркуцци  регулярно  совершает   поездки   из
Монтелепре в Кастелламмаре.  Аспану  знал  крестьянина,  который  держал
мулов для  контрабандиста,  и  когда  увидел,  что  животных  забрали  с
пастбища и отвели в стойло около городка, понял, что Маркуцци на  другой
день отправляется в путь. На рассвете Пишотта  расположился  на  дороге,
которой должен воспользоваться Маркуцци,  и  стал  ждать.  У  него  была
лупара - многие сицилийские семьи держали ее дома как часть инвентаря...
   Он решил убить Маркуцци не только потому, что контрабандист предложил
полиции добить раненого Гильяно, но и потому,  что  тот  хвастался  этим
перед друзьями. Убив контрабандиста, он тем самым предостережет всякого,
кто захочет предать Гильяно.  К  тому  же  Пишотте  нужно  было  оружие,
которое, как он знал, Маркуцци возил с собой.
   Ему не пришлось долго ждать. Маркуцци вел пустых мулов, чтобы забрать
товар в Кастелламмаре, и был беспечен. Он ехал на переднем муле вниз  по
горной тропе, перекинув ружье через плечо, вместо того чтобы держать его
на изготовку. Когда он заметил Пишотту, оказавшегося перед ним на тропе,
то не встревожился. Ведь он  увидел  всего  лишь  невысокого  худощавого
парнишку с тонкими фатоватыми усиками и какой-то  раздраженной  улыбкой.
Лишь когда Пишотта вытащил из-под куртки лупару, Маркуцци насторожился.
   - Ты просчитался, - буркнул он. - Я еще не забрал товар.
   И эти мулы под  защитой  "Друзей".  Не  дури  и  найди  себе  другого
клиента.
   - Мне нужна только твоя жизнь, - тихо произнес Пишотта, и улыбка  его
стала жесткой. - Однажды ты  захотел  стать  героем  в  глазах  полиции.
Два-три месяца назад, помнишь?
   Маркуцци вспомнил. Он словно  случайно  повернул  мула  боком,  чтобы
прикрыть руку от взгляда Пишотты. А сам сунул  ее  за  пояс  и,  вытащим
пистолет, дернул мула  за  уздечку,  чтобы  развернуться  и  выстрелить.
Последнее, что он увидел, была  улыбка  Пишотты,  когда  выстрел  лупары
выбил тело Маркуцци из седла и бросил на землю.
   Мрачно улыбаясь, Пишотта встал над телом и выпустил еще один заряд  в
голову Маркуцци. Затем вынул из его руки пистолет  и  снял  висевшее  на
ремне ружье. Он выгреб из кармана его куртки патроны и положил  в  свою.
Затем быстро и методично пристрелил всех четырех мулов -  предупреждение
всем, кто намеревался - даже косвенно  -  помочь  врагам  Гильяно...  Он
стоял на дороге  с  лупарой  в  руках,  ружьем  убитого  через  плечо  и
заткнутым за пояс пистолетом. Никакого чувства жалости он не испытывал и
был удовлетворен сделанным. Ибо, несмотря на любовь к своему  другу,  он
по-своему состязался с ним. И хотя Аспану признавал главенство Тури,  но
всегда считал, что должен доказать свое право на дружбу, предстать таким
же смелым и таким же умным. Теперь он тоже  перешагнул  магический  круг
юности, общества и присоединился  к  Тури  уже  вне  этого  круга.  Этим
поступком он навсегда связал себя с Тури Гильяно.
 
*** 
 
   Через два дня, как раз  перед  вечерней  трапезой,  Гильяно  ушел  из
монастыря.
   Аббат проводил его до ворот, где  ждал  Пишотта.  Он  вручил  ему  на
прощанье  подарок,  статуэтку  черной  девы  Марии,   копию   той,   что
принадлежала Марии Ломбарде, матери Гильяно. У Пишотты была американская
зеленая спортивная сумка, и Гильяно положил черную деву туда.
   Хотя  аббат  искренне  привязался  к   Гильяно,   его   привязанность
объяснялась и корыстью. Он  понимал,  что  этот  парень  однажды  станет
силой, с которой будут считаться на Сицилии.  Ну,  а  Тури  Гильяно  был
полон благодарности. Аббат спас ему жизнь, более того, он многому научил
его и был прекрасным собеседником. Аббат разрешил ему даже  пользоваться
своей библиотекой.
   Аббат и Тури Гильяно обнялись.
   - Я ваш должник, - сказал Тури. - Вспомните обо мне, если потребуется
какая-либо помощь. Что бы вы ни попросили, я сделаю.
   Аббат похлопал его по плечу.
   - Христианское милосердие не требует оплаты, - сказал он.
   Но это была просто затверженная формула...  Обещание  же  Гильяно  он
запомнит.
   Несмотря на протесты Пишотты, Гильяно  взвалил  спортивную  сумку  на
плечо, и они вышли из монастырских ворот. И ни разу не оглянулись.
 
Глава 6 
 
   С выступа скалы близ вершины Монте  д'Оро  Гильяно  и  Пишотта  могли
наблюдать за городком. Всего в нескольких километрах под  ними  в  домах
зажигались  огни,  сражаясь  с  наступающей   темнотой.   Гильяно   даже
почудилось, что  он  слышит  музыку  из  громкоговорителей  на  площади,
которые регулярно транслировали передачи из Рима для увеселения горожан,
если им вздумалось погулять перед ужином.
   Но расстояния в горах обманчивы. Потребовалось  бы  два  часа,  чтобы
спуститься в Монтелепре, и четыре часа, чтобы вернуться наверх.  Гильяно
и Пишотта играли здесь еще детьми; они знали каждый камень на этой горе,
каждую пещеру и каждый туннель. За краем ближайшей скалы находился  грот
Бьянка, любимая  пещера  их  детства,  размером  больше  любого  дома  в
Монтелепре.
   Аспану хорошо выполнил приказания, подумал  Тури  Гильяно.  В  пещере
лежали спальные мешки, сковородки, коробки  с  боеприпасами  и  мешки  с
продовольствием  и  хлебом.  Там  же   находился   деревянный   ящик   с
электрическими и керосиновыми фонарями и  ножами,  несколько  канистр  с
керосином.
   - Аспану, - рассмеялся Гильяно, - мы можем поселиться здесь навсегда.
   - Лишь на несколько дней,  -  сказал  Аспану.  -  Сюда  перво-наперво
сунутся карабинеры, когда снова начнут разыскивать тебя.
   - Эти трусы  рыскают  лишь  днем,  -  ответил  Тури.  -  Ночью  мы  в
безопасности.
   Густой покров темноты опустился на горы, но небо было все в  звездах,
так что они отчетливо могли видеть друг друга. Пишотта открыл спортивную
сумку и стал вытаскивать оружие и одежду. Медленно и  торжественно  Тури
Гильяно  начал  вооружаться.  Сняв   монашескую   сутану,   он   натянул
молескиновые брюки, затем большую куртку  из  овчины  с  многочисленными
карманами. Два пистолета он заткнул за пояс,  а  пистолет-автомат  сунул
под куртку так, чтобы он был прикрыт и в то же  время  его  легко  можно
было выхватить. Он застегнул на талии  пояс  с  патронами  и  положил  в
карманы куртки коробочки  с  пулями.  Пишотта  подал  ему  нож,  Гильяно
засунул его за голенище - на нем были армейские сапоги. Затем  еще  один
маленький пистолет сунул в плетеную  кобуру,  подвязанную  с  внутренней
стороны  к  отвороту  куртки.  Он  тщательно  проверил  все   оружие   и
боеприпасы.
   Ружье он перекинул на ремне через плечо.  Наконец  он  был  готов.  И
улыбнулся Пишотте, у которого была лишь  лупара  на  плече  да  сзади  в
футляре нож.
   -  Я  чувствую  себя  голым,  -  сказал  Пишотта.  -  Как  ты  будешь
передвигаться со всем этим железом? Ведь если упадешь, я не  смогу  тебя
поднять.
   Гильяно продолжал  улыбаться  той  тайной  улыбкой  ребенка,  который
считает, что весь мир принадлежит ему.
   - Теперь я готов и с семьей увидеться,  и  встретиться  с  врагом,  -
сказал он Пишотте.
   И двое молодых людей ступили на  длинную  извилистую  тропу,  которая
вела с вершины Монте д'Оро вниз, к Монтелепре.
   Они шагали под россыпью звезд. Тури Гильяно еще никогда не чувствовал
себя так спокойно. Он уже не беспомощен перед  лицом  случайного  врага.
Если он силою воли сумел вернуть себя к жизни, силою воли заставил  раны
затянуться, то он сможет заставить свое тело сделать это снова и  снова.
Он больше не сомневался, что его ждет великая судьба.
   Он никогда не покинет этих гор, этих оливковых деревьев, эту Сицилию.
Он никогда больше не будет бедным крестьянским  парнем,  который  боится
карабинеров, судей,  коррумпированного  закона,  стирающего  человека  в
порошок.
   И вот они уже спустились с гор и вышли  к  дорогам,  которые  вели  в
Монтелепре. Они миновали запертую  на  замок  придорожную  часовню  девы
Марии с  младенцем  -  при  лунном  свете  ее  голубые  гипсовые  одежды
переливались подобно морю. Аромат садов наполнял воздух такой сладостью,
что у  Гильяно  чуть  не  закружилась  голова.  Он  видел,  как  Пишотта
остановился и сорвал дикую грушу, казавшуюся сладкой в ночном воздухе, и
почувствовал, как к сердцу прихлынула любовь к другу, который  спас  ему
жизнь, - любовь, уходящая корнями в их общее детство.
 
*** 
 
   Гора плавно перешла в пастбище метров сто шириной.  Оно  упиралось  в
задние стены домов на виа Белла. За этими стенами у каждого дома  имелся
свой огород с  помидорами,  а  в  некоторых  -  одинокое  оливковое  или
лимонное дерево. Калитка в  огород  Гильяно  была  не  заперта,  и  двое
юношей, тихонько проскользнув в нее, обнаружили, что мать  Гильяно  ждет
их. Она кинулась в объятия Тури, обливаясь слезами...
   Было около полуночи, луна светила еще ярко, и они  поспешили  в  дом,
чтобы их не увидели соглядатаи. Окна были занавешены, и родственники  из
обеих семей  Гильяно  и  Пишотты  рассыпались  вдоль  всех  улиц,  чтобы
предупредить о полицейских патрулях. В доме друзья и родственники  ждали
Гильяно, чтобы отпраздновать его возвращение. На столе стояло  угощение,
достойное святой Пасхи. В их распоряжении была одна только эта  ночь,  а
потом Тури отправится жить в горы.
   Отец обнял Гильяно и одобрительно похлопал по спине. Тут же были  две
сестры Тури и Гектор Адонис. А также соседка по имени Венера. Вдова  лет
тридцати пяти. Ее муж был известным бандитом, звали его Канделериа;  его
предали, и он попал в засаду всего год тому назад. Венера подружилась  с
матерью Гильяно, и тем не менее Тури  удивило  ее  присутствие  в  доме.
Пригласить ее могла только матушка. На мгновение Тури подумал - зачем?
   Они ели, пили и так ухаживали за Тури, словно он вернулся из  долгого
путешествия в далекие страны. Затем отец захотел  посмотреть  его  рану.
Гильяно  вытащил  рубашку   из   брюк   и   продемонстрировал   огромный
ярко-красный шрам - кожа вокруг него все еще была синей от  винтовочного
выстрела. Мать запричитала.
   - А ты что, хотела бы видеть меня в тюрьме, избитого? -  обратился  к
ней с улыбкой Гильяно.
   Хотя  знакомая  обстановка  напоминала  счастливые  дни  детства,  он
чувствовал, какое огромное расстояние отделяет его от них. Тут были  все
его любимые блюда - кальмары, макароны под томатным соусом со  специями,
жареная баранина, большая  миска  с  оливками,  овощной  салат,  политый
очищенным, только что отжатым оливковым маслом,  бутылки  с  сицилийским
вином в бамбуковой сетке. Все - плоды сицилийской земли.  Гектор  Адонис
развлекал их рассказами о славном прошлом Сицилии. О  Гарибальди  и  его
знаменитых краснорубашечниках. О Сицилии порабощенной -  сначала  Римом,
затем маврами, норманнами, французами, немцами  и  испанцами.  Горестная
Сицилия! Никогда не была она свободна, люди ее всегда голодны,  труд  их
ничего не стоил, и так легко проливалась здесь кровь.
   Поэтому теперь не найти сицилийца, который  верил  бы  правительству,
закону, обществу - всем  этим  институтам,  с  помощью  которых  простых
сицилийцев испокон веков превращали во вьючных животных. Гильяно  слышал
эти истории на протяжении многих лет, и они врезались в его  память.  Но
лишь теперь он понял, что может изменить все это.
   Он увидел, что Аспану закурил сигарету, когда принесли кофе. Даже  во
время этой радостной встречи на губах его продолжала играть  ироническая
улыбка.  Гильяно  представил  себе,  что  тот  думает   и   что   скажет
когда-нибудь  потом:  надо  свалять  дурака  и  дать  подстрелить   себя
полицейскому, затем совершить убийство и оказаться вне закона  -  только
тогда дорогие тебе люди проявят свою  любовь  и  будут  чтить  тебя  как
святого. И все же  Аспану  был  единственным,  с  кем  что-то  связывало
Гильяно.
   А еще с этой женщиной, Венерой. Зачем матушка пригласила ее и  почему
она пришла? Он  видел  ее  лицо,  все  еще  привлекательное,  дерзкое  и
сильное, с черными бровями и такими  темными,  красными  губами,  что  в
дымном свете при зашторенных окнах они казались почти вишневыми.  Трудно
было сказать, какая у нее фигура под этим бесформенным  черным  одеянием
сицилийской вдовы.
   Тури  Гильяно  пришлось  рассказать  им  всю  историю  перестрелки  у
перекрестка четырех дорог.
   Наконец Гектор Адонис изложил свой план спасения Тури.
   Семье убитого будет выплачена компенсация. Родителям Гильяно придется
заложить свой клочок земли, чтобы набрать  денег,  Адонис  тоже  кое-что
даст. Но со всем этим придется  подождать,  пока  не  улягутся  страсти.
Затем следует воспользоваться влиянием дона Кроче  на  правительственных
чиновников и семью убитого.  В  конце  концов  это  же  был  всего  лишь
несчастный случай. Ни с той, ни с другой стороны не было  злого  умысла.
Можно держаться такой позиции, если, конечно,  семья  жертвы  и  ведущие
правительственные чиновники пойдут на это. Единственная сложность -  то,
что на месте убийства осталось удостоверение  Тури.  Но  через  год  дон
Кроче сумеет сделать так, что оно исчезнет  из  досье  прокурора.  Самое
главное, чтобы Тури Гильяно за это время не ввязался ни в какую историю.
Он должен раствориться в горах.
   Тури Гильяно слушал всех терпеливо, с улыбкой,  кивая  головой  и  не
показывая раздражения. Они все еще считали его таким, каким  он  был  во
время фесты два месяца назад. Но они и представить себе  не  могли,  что
тот выстрел разорвал не только его плоть, но и его сознание. Он  никогда
уже не будет тем юношей, какого они знали прежде.
   Сейчас в этом доме он был в безопасности. Люди, которым  он  доверял,
патрулировали на улицах и  наблюдали  за  казармами  карабинеров,  чтобы
вовремя предупредить его. Сам дом, построенный много  веков  назад,  был
сложен из камня, окна его были закрыты толстыми деревянными ставнями  на
запоре. Крепкой была и деревянная дверь с  железной  щеколдой.  Ни  один
лучик света не мог вырваться из этого дома, никакой враг не  мог  быстро
вломиться в него. И все же над Тури Гильяно нависала опасность.  Любимые
им люди хотели загнать его в привычные рамки, они хотели, чтобы он снова
стал крестьянином, сложил оружие, не поднимал  его  против  сограждан  и
оказался бы беспомощным перед лицом их законов.  И  тут  он  понял,  что
придется проявить жестокость по отношению к тем, кого  он  больше  всего
любил.
   - Дорогой крестный, - учтиво обратился он к Гектору Адонису и другим.
- Я знаю, вы говорите, любя и заботясь обо мне. Но я не могу  позволить,
чтобы матушка и отец лишились своего клочка земли, помогая мне выбраться
из затруднения. И вы все, пожалуйста, не беспокойтесь  обо  мне.  Я  уже
достаточно взрослый и сам могу расплатиться за свой промах. И  я  никому
не позволю  выплачивать  компенсацию  за  того  карабинера,  которого  я
пристрелил. Запомните, он  пытался  убить  меня  только  за  то,  что  я
незаконно вез кусок сыра. Я никогда бы не выстрелил в него, если  бы  не
считал, что умираю, я ведь только хотел расквитаться с ним. Но все это в
прошлом. В следующий раз подстрелить меня будет не так просто.
   - Во всяком случае, в горах куда интереснее жить, - сказал Пишотта