я  в  прибылях.
Это просто высасывание нашей крови.
   - Ну, и что же Молли ответила?
   - Да обычным вздорным адвокатским письмом. Я велел ей отправляться  в
задницу.
   Бентс снял трубку телефона и позвонил своему психоаналитику. Его жена
много лет подряд настаивала, чтобы он прошел курс терапии и  стал  более
приятным в общении.
   - Я только хотел подтвердить назначенную на четыре  часа  встречу,  -
сказал Бентс в трубку. - Да, о вашем сценарии мы  поговорим  на  будущей
неделе.
   Повесив трубку, он лукаво ухмыльнулся Диру.
   Дир знал, что у Бентса назначено свидание с Фалиной  Фант  в  бунгало
студии в отеле "Беверли". Так что психоаналитик служил Бобби прикрытием,
потому  что  студия  приняла  к   рассмотрению   оригинальный   сценарий
психоаналитика о психиатре - убийце-маньяке. Весь юмор тут заключался  в
том, что Дир прочитал сценарий и подумал, что из него получится отличный
низкобюджетный фильм, хотя Бентс счел сценарий  дерьмовым.  Дир  сделает
кино, а Бентс будет убежден, что Скиппи просто оказывает ему любезность.
   Затем Бентс с Диром поболтали о  том,  почему  времяпрепровождение  с
Фалиной доставляет  им  такую  радость.  Оба  сошлись  в  том,  что  это
ребячество для таких важных людей, как они. Вдобавок они сошлись в  том,
что секс с  Фалиной  настолько  приятен,  потому  что  доставляет  массу
радости и потому что она не предъявляет никаких прав на них. Конечно, не
обошлось без косвенных требований, но она талантлива, и в свое время они
дадут ей шанс.
   - Меня беспокоит, - заметил Бентс, - что, если она станет более-менее
приличной звездой, нашим забавам придет конец.
   - Угу, - поддержал Дир. - Так всегда  ведут  себя  Таланты.  Впрочем,
наплевать, зато тогда она заработает нам кучу денег.
   Они вдвоем прошлись по планам  производства  и  выпуска.  "Мессалина"
будет закончена через два месяца и  станет  локомотивом  рождественского
сезона. А продолжение сериала по Вейлу уже печатается и будет выпущено в
ближайшие две недели.  Эти  два  фильма  принесут  "ЛоддСтоун"  миллиард
долларов при мировом прокате, включая  видео.  Бентс  получит  премию  в
двадцать миллионов долларов, а Дир миллионов  пять.  Бобби  провозгласят
гениальным  преемником  Марриона  в  первый   же   год.   Его   признают
администратором Номер Один.
   - Жаль, что нам приходится  платить  Кроссу  пятнадцать  процентов  с
валового дохода "Мессалины", - задумчиво проронил Дир. - Почему  бы  нам
просто не вернуть ему деньги с небольшим барышом, а  если  это  придется
ему не по вкусу, пускай подает иск. Яснее  ясного,  что  в  суд  его  не
тянет!
   - А он не связан с мафией? - поинтересовался Бентс.
   "Этот субъект - настоящий трус", - подумал Дир. А вслух произнес:
   - Я знаю Кросса. Он  вовсе  не  крутой  парень.  Его  сестра  Клавдия
сказала бы мне, будь он по-настоящему опасен. Кто  меня  беспокоит,  так
это Молли Фландерс. Мы обвели вокруг пальца двоих ее клиентов за раз.
   - Ладно, - согласился Бобби. - Господи, да мы  в  самом  деле  славно
поработали! Сэкономили двадцать  "лимонов"  на  Вейле  и  еще  "лимонов"
десять на Де Лене. Это покроет наши премиальные. Мы просто герои.
   - Ага, - согласился Дир, бросив взгляд на часы. - Без малого  четыре.
Не пора ли тебе отправляться к Фалине?
   В этот миг дверь кабинета Бобби Бентса с грохотом распахнулась, и  на
пороге выросла Молли Фландерс в боевом костюме - брюки,  жакет  и  белая
шелковая блузка. Туфли без каблука.  Ее  красивое  лицо  побагровело  от
гнева. В глазах стояли слезы, отчего она стала прекрасна, как никогда. А
в голосе звучали нотки горького злорадства.
   - Лады, выродки, - провозгласила она, - Эрнест Вейл мертв. Я получила
судебное постановление, запрещающее выпуск  вашей  новой  серии  по  его
книге. Ну,  дуболомы,  теперь  вы  готовы  сесть  за  стол  и  прийти  к
соглашению?
 
*** 
 
   Эрнест Вейл понимал, что  самое  трудное  для  него  в  осуществлении
самоубийства - избежать насильственных методов. Он был чересчур труслив,
чтобы прибегнуть к наиболее популярным средствам. Пистолеты внушали  ему
ужас, ножи и  яд  -  чересчур  прямолинейны  и  не  гарантируют  успеха.
Надышаться газом в духовке или угореть  в  автомобиле  -  тоже  чересчур
ненадежные способы. Вскрывать себе вены - метод слишком  кровавый.  Нет,
ему хотелось умереть смертью приятной  -  быстрой,  верной,  да  еще  не
изувечив себя и сохранив благородный вид.
   Эрнест гордился рациональностью своего решения, выгодного  для  всех,
кроме студии "ЛоддСтоун". Оно принесет ему финансовую  выгоду  и  вернет
ему самоуважение. Он снова станет хозяином собственной жизни; эта  мысль
вызвала у него  смех.  Еще  одно  доказательство  его  интеллектуального
здоровья - он сохранил чувство юмора.
   Заплыть далеко в море - чересчур "киношный" ход; броситься под колеса
автобуса - чересчур болезненно, да еще и унизительно, будто он  какой-то
бездомный бродяжка. Пока что его больше  всего  прельщал  один  вариант:
снотворное, уже вышедшее из моды, - свеча,  которую  надо  всего-навсего
сунуть в задний проход. Но опять же это выглядит не очень достойно, да и
не внушает особой уверенности.
   Отринув все эти средства, Эрнест подыскивал какой-нибудь иной способ,
обеспечивающий  верную  и  счастливую  смерть.  Процесс  изысканий   так
развеселил его, что Эрнест чуть было не отказался от задуманного. Как  и
написание набросков посмертных писем. Ему хотелось  пустить  в  ход  все
свое искусство, чтобы в письмах не прозвучали нотки жалости к  себе  или
обвинения в чей-либо адрес. Более всего ему хотелось, чтобы самоубийство
выглядело совершенно рациональным поступком, а не трусливым бегством  от
жизни.
   Начал он с послания первой жене, которую  считал  своей  единственной
истинной любовью. Очень  старался,  чтобы  первая  же  фраза  прозвучала
сугубо объективно и практично.
   "Как только получишь это  письмо,  свяжись  с  моим  адвокатом  Молли
Фландерс. У нее для тебя важные  новости.  Благодарю  тебя  и  детей  за
череду счастливых лет, подаренных мне. Не хочу, чтобы ты думала, будто я
решился  на  подобное  тебе  в  укор.  Перед  расставанием  мы  с  тобой
невыносимо наскучили друг  другу.  Пожалуйста,  не  считай,  что  я  так
поступил из-за больного рассудка или  несчастья.  Мой  адвокат  объяснит
тебе, что подоплека моих действий совершенно рациональна. Передай детям,
что я их люблю".
   Эрнест  отодвинул   письмо.   Его   еще   придется   переписывать   и
переписывать. Набросал записки  второй  и  третьей  женам,  показавшиеся
холодными даже ему самому, где извещал их, что оставил им небольшие доли
своей недвижимости, благодарил за дарованное счастье и заверял, что  они
ничуть не повинны в его поступке. Пожалуй, сегодня он отнюдь не настроен
на лирический лад.  Так  что  написал  короткую  записку  Бобби  Бентсу,
простое "На-ка, выкуси".
   Потом  начертал  записку  Молли  Фландерс,  гласившую:  "Возьми  этих
ублюдков за жабры". Это немного развеселило его.
   Кроссу  Де  Лене  он  написал:  "Наконец-то  я  поступил  правильно",
чувствуя, что Де Лена презирал его за пустозвонство.
   Когда же он принялся за  письмо  к  Клавдии,  сердце  его  наконец-то
раскрылось. "Ты доставила мне счастливейшие моменты в жизни, а  ведь  мы
даже не любили друг друга.  Что  ты  думаешь  по  этому  поводу?  И  как
получилось, что все, что ты делала в своей  жизни,  было  правильным,  а
все, что делал я, - ошибочным? До сих пор. Пожалуйста, выбрось из головы
все, что я сказал о твоем творчестве. То, как я  принижал  твою  работу,
проистекало только из зависти старого  романиста,  чье  ремесло  так  же
устарело, как ремесло кузнеца. И спасибо за то,  что  сражалась  за  мои
проценты, хотя в конечном итоге проиграла.  Я  всем  сердцем  благодарен
тебе за эту попытку".
   Он сложил в стопку послания, написанные на желтой писчей бумаге.  Они
ужасны,  но  он  их  перепишет,  вся  хитрость  всегда   заключается   в
переписывании. Но  составление  посланий  расшевелило  его  подсознание.
Наконец-то он придумал идеальный способ самоубийства.
 
*** 
 
   Кеннет Кальдон  был  величайшим  дантистом  в  Голливуде,  славой  не
уступавшим ни одной Суперзвезде  в  этом  тесном  мирке.  Он  знал  свое
ремесло от и до, а в частной  жизни  был  затейлив  и  предприимчив.  Он
отвергал литературные и  киношные  образы  дантистов,  изображающие  тех
типичными буржуа, и делал все возможное, чтобы разрушить это клише.
   И его манера одеваться, и его манера поведения были очаровательны,  в
приемной его  шикарного  стоматологического  кабинета  стоял  стеллаж  с
сотней лучших журналов, публикуемых в  Америке  и  Англии.  И  еще  один
стеллаж  поменьше  для  журналов  на   иностранных   языках:   немецком,
итальянском, французском и даже русском.
   Стены приемной были увешаны  первоклассными  образчиками  современной
живописи, а коридоры при входе в лабиринт  лечебных  кабинетов  украшали
портреты величайших лиц в Голливуде - его пациентов - с их автографами.
   Он всегда лучился искрометным весельем и отличался легким жеманством,
поначалу вводившим в заблуждение касательно его сексуальной  ориентации.
Он любил  женщин,  но  никоим  образом  не  понимал,  как  можно  к  ним
привязываться. Он считал секс не  более  важным  занятием,  чем  хороший
обед, чудесное вино или замечательная музыка.
   Единственное, во что Кеннет верил, было искусство стоматологии. Вот в
нем он был художник, он поспевал за всеми техническими и  косметическими
новинками.  Он  отказывался  ставить  своим  клиентам   съемные   мосты,
настаивая на стальных имплантатах, на которые можно  навечно  установить
искусственные зубы. Он читал лекции на симпозиумах дантистов, он был так
авторитетен,  что  однажды  его  даже  вызвали  лечить  зубы  одному  из
представителей королевской династии Монако.
   Никому из пациентов Кеннета Кальдона не приходилось  класть  зубы  на
ночь в стакан с водой. Ни один из пациентов ни разу не почувствовал боли
в его ультрасовременном зубоврачебном кресле.  Он  щедро  использовал  в
своей практике медикаменты, особенно  "веселящий  газ"  -  смесь  закиси
азота и кислорода, вдыхаемую пациентом через резиновую маску. Эта  смесь
чудесным образом  ликвидировала  всякую  боль  и  погружала  пациента  в
полубессознательное состояние почти так же приятно, как опиум.
   Эрнест и  Кеннет  подружились  во  время  первого  визита  Эрнеста  в
Голливуд, почти за двадцать  лет  до  того.  Эрнест  ощутил  невыносимую
зубную боль за обедом, который задал ему продюсер, обхаживающий его ради
прав на одну из книг. Продюсер позвонил  Кеннету  в  полночь,  и  Кеннет
покинул вечеринку, чтобы отвести  Эрнеста  в  свой  кабинет  и  излечить
больной зуб. Затем отвез Эрнеста в отель, велев прийти на прием завтра.
   Позднее  Эрнест  заметил  продюсеру,  что  он,  должно  быть,  держит
дантиста на коротком поводке, раз тот позволяет  срывать  себя  из  дому
среди ночи. На что продюсер сказал, нет, просто у Кеннета Кальдона такой
характер. Человек с зубной болью для него  словно  тонущий  -  его  надо
спасать. Вдобавок к этому Кальдон прочитал все книги Эрнеста  и  обожает
его творчество.
   Назавтра, придя на прием к Кеннету,  Эрнест  принялся  выражать  свою
чрезмерную благодарность. Кеннет прервал его излияния, подняв ладонь:
   - Я все еще в долгу перед  вами  за  удовольствие,  доставленное  мне
вашими  книгами.  А  теперь  позвольте  мне  поведать  вам  о   стальных
имплантатах. - И прочел длинную лекцию, основным  тезисом  которой  было
то, что никогда не рано позаботиться о  полости  собственного  рта.  Что
Эрнест скоро потеряет еще кое-какие зубы, а стальные  имплантаты  спасут
его от необходимости класть зубы на ночь в стакан с водой.
   - Я поразмыслю об этом, - сказал Эрнест.
   - Нет, - отрезал Кеннет, - я не могу лечить пациента, не согласного с
моими методами работы.
   - Хорошо, что вы не романист, - рассмеялся Эрнест. - Ну,  тогда  будь
по-вашему.
   Они стали друзьями. Всякий раз, приезжая в Голливуд,  Вейл  приглашал
Кеннета на обед, а порой специально  ездил  в  Лос-Анджелес  только  для
того, чтобы нюхнуть "веселящего газа". Кеннет очень разумно рассуждал  о
книгах Эрнеста, зная литературу почти так же хорошо, как стоматологию.
   Эрнест обожал "веселящий газ". Он ни разу  не  почувствовал  боли,  а
некоторые лучшие его идеи пришли к нему в полубессознательном состоянии,
вызванном этой смесью. За следующие несколько лет их с Кеннетом  связала
дружба настолько  крепкая,  что  в  результате  Эрнест  обзавелся  новым
комплектом зубов с корнями из стали, каковой отправится вместе с  ним  в
могилу. Но прежде всего интерес к Кеннету у Эрнеста  проявлялся,  как  к
типажу для  романа.  Эрнест  всегда  считал,  что  в  характере  каждого
человека есть какое-то  ошеломительное  извращение.  Кеннет  открыл  ему
свое, и оно оказалось сексуальным,  но  не  в  обычном  порнографическом
стиле.
   Они всегда немного болтали перед лечением, прежде чем Эрнесту  давали
"веселящий газ". Кеннет упомянул, что его основная подружка,  "серьезная
дама", вдобавок занимается сексом со  своим  псом  -  огромной  немецкой
овчаркой.
   Эрнест, только начавший погружаться  в  транс,  навеянный  "веселящим
газом", снял резиновую маску и без задней мысли поинтересовался:
   - Ты дрючишь женщину, трахающуюся  со  своим  псом?  И  тебя  это  не
беспокоит? - Он имел в виду медицинские и психологические осложнения.
   Кеннет не уловил, что он подразумевал.
   - А с чего бы мне беспокоиться? Собака мне не конкурент.
   Поначалу Эрнест подумал, что тот шутит. Но потом  понял,  что  Кеннет
абсолютно серьезен, так что снова надел  маску  и  погрузился  в  грезы,
навеянные закисью азота и  кислорода.  Его  подстегнутый  рассудок,  как
обычно, произвел полный анализ характера стоматолога.
   Кеннет оказался человеком, напрочь лишенным представления, что любовь
- возвышенное упражнение духа. Удовольствие было для него превыше всего,
так же как его умение убивать боль. Ублажаемая плоть  должна  находиться
под контролем.
   В тот же вечер они вместе отобедали, и Кеннет более-менее  подтвердил
анализ Эрнеста.
   - Секс лучше, чем "веселящий газ", - заявил Кеннет. - Но также, как с
закисью азота, в  него  надо  подмешивать  хотя  бы  тридцать  процентов
кислорода. - Он бросил на Эрнеста лукавый взгляд. - Эрнест,  тебе  очень
нравится "веселящий газ", я же вижу. Я даю  тебе  максимум  -  семьдесят
процентов, и ты прекрасно его переносишь.
   - Это опасно? - поинтересовался Эрнест.
   - Вообще-то нет. Разве что ты пробудешь в маске пару дней, да  и  то,
даже тогда неопасно. Конечно, чистая закись азота убьет тебя за время от
пятнадцати до тридцати минут. Правду говоря,  примерно  раз  в  месяц  я
устраиваю в офисе небольшой полночный  прием,  на  который  приглашается
только  избранное  "красивое"  общество.  Сплошь  мои  пациенты.  Сплошь
здоровые. Закись азота заводит их. Ты никогда  не  испытывал  вожделение
под газом?
   - Когда одна из твоих медсестер проходит мимо, - рассмеялся Эрнест, -
мне хочется схватить ее за попку. Я уверен, что она простила бы тебя,  -
с кривой улыбкой отозвался Кеннет. - Почему бы тебе не зайти  ко  мне  в
офис завтра в полночь? Это и вправду ужасно весело. - Увидев ошарашенный
взгляд Эрнеста, он добавил:
   - Закись азота не кокаин. Кокаин делает женщин беспомощными, а закись
азота просто снимает у них все запреты. Это все равно что отправиться на
коктейль. Тебя ни к чему не обязывают.
   "А собаки допускаются?" - злорадно  подумал  Эрнест.  И  сказал,  что
заглянет, найдя утешение в мысли, что только произведет исследование для
романа.
 
*** 
 
   Он не получил от вечеринки ни малейшего удовольствия. И  даже  толком
не участвовал в ней. Правду говоря, закись азота пробуждала в нем скорее
духовное начало, нежели  сексуальное,  будто  некий  священный  напиток,
предназначенный  только  для  поклонения  милосердному  Богу.  Копуляция
гостей была столь животной, что Эрнест впервые понял небрежное отношение
Кеннета к своей серьезной подружке и ее немецкой  овчарке.  Это  действо
было настолько лишено всего человеческого, что казалось просто  скучным.
Сам  Кеннет  в  оргии  не  участвовал,  потому  что  был  слишком  занят
манипуляциями с вентилями аппарата.
   Теперь, годы спустя, Эрнест понял, что нашел способ самоубийства. Это
будет подобно безболезненной стоматологии. Он  не  станет  страдать,  не
будет изувечен, не будет бояться. Он воспарит из этого мира  в  иной  на
облаке блаженных видений. Как говорится, умрет счастливым.
   Осталось только разрешить проблему, как пробраться в кабинет  Кеннета
среди ночи и как разобраться в рукоятках управления... Для  разведки  он
пришел на прием к Кеннету.  Пока  тот  разглядывал  его  рентгенограммы,
Эрнест сообщил, что в новом романе  героем  будет  дантист,  и  попросил
показать, как надо манипулировать вентилями аппарата "веселящего газа".
   Будучи  прирожденным  педагогом,  Кеннет  показал  работу   аппарата,
подключенного к  баллонам  с  закисью  азота  и  кислородом,  подчеркнув
безопасные пропорции и прочитав подробнейшую лекцию на эту тему.
   - Но не опасно ли это? - осведомился Эрнест. - Что,  если  ты  будешь
под хмельком и напортачишь? Ты можешь прикончить меня.
   - Нет, тут предусмотрена автоматическая регулировка,  не  позволяющая
снизить уровень кислорода ниже тридцати процентов, - пояснил Кеннет.
   Немного поколебавшись, Эрнест напустил на себя смущенный вид.
   - Знаешь, мне очень понравилась та вечеринка много лет назад.  Теперь
я  завел  красивую  подружку,  которая  малость  смущается.  Мне   нужна
небольшая помощь... Не дашь ли ты мне ключ от  кабинета,  чтобы  я  смог
привести ее  сюда  как-нибудь  ночью?  Закись  азота  послужит  для  нее
необходимым толчком.
   Кеннет внимательно разглядывал рентгенограммы.
   - Твой рот в потрясающем виде. Я воистину великий стоматолог.
   - Так как насчет ключа? - напомнил Эрнест.
   - И вправду красивая девушка? Скажи мне, когда  именно,  и  я  приду,
чтобы поманипулировать аппаратом.
   - Нет-нет, - возразил Эрнест, - она по-настоящему правильная девушка,
она не согласится даже на газ, если  ты  будешь  здесь.  -  Он  выдержал
паузу. - Она по-настоящему старомодна.
   - Хватит пороть вздор. - Кеннет поглядел Эрнесту  прямо  в  глаза.  -
Минуточку, - и вышел из лечебного кабинета.
   Вернувшись, он держал в руке ключ.
   - Отнеси это в мастерскую, чтобы сделали дубликат. Постарайся,  чтобы
тебя узнали. Затем возвращайся и верни мне ключ.
   - Я вовсе не имел в виду прямо сейчас, - удивился Эрнест.
   Убрав рентгенограммы, Кеннет обернулся к Эрнесту. Чуть ли не  впервые
за долгие годы знакомства жизнерадостность покинула его лицо.
   - Когда легавые тебя найдут, - проговорил Кеннет, - покойным  в  моем
кресле, я не хочу, чтобы на меня пала хоть  малейшая  тень.  Я  не  хочу
ставить под удар свой профессиональный статус, равно как и  напарываться
на то, чтобы пациенты разбежались от меня.  Фараоны  найдут  дубликат  и
проследят его путь до мастерской.  Они  разгадают  трюкачество  с  твоей
стороны. Как я подозреваю, ты оставишь записку?
   Эрнест был изумлен и пристыжен. Он вовсе не собирался причинить  вред
Кеннету. Кеннет глядел на него с усмешкой и  упреком  во  взоре  не  без
примеси печали. Взяв у него ключ, Эрнест в редком наплыве чувств  горячо
обнял Кеннета.
   - Значит, ты понимаешь. Я делаю это совершенно в здравом рассудке.
   - Еще бы мне не понять. Я часто подумывал об этом и сам,  на  случай,
если состарюсь или дела  пойдут  скверно.  -  Радостно  улыбнувшись,  он
заявил:
   - Смерть - не конкуренция.
   Оба рассмеялись.
   - Ты и в самом деле знаешь почему? - спросил Эрнест.
   - Об этом в Голливуде известно всем и  каждому.  Скиппи  Дир  был  на
вечеринке, и кто-то спросил его, в самом ли деле он  собирается  снимать
картину. Он сказал: "