ивая, достаточно ли узким он получился.
     Они  отвезли  Люси  в  послеоперационную  палату,  и   Джул   остался
поговорить с Келнером. Келнер был весел, значит операция прошла удачно.
     - С моими отверстиями осложнений не бывает, - сказал он Джулу. -  Там
ничего не выросло, случай очень простой. У нее удивительно гибкое для этих
заболеваний тело, и теперь  она  может  отдаться  удовольствиям  и  играм.
Завидую  тебе,  юноша.  Разумеется,  тебе  придется  обождать,  но  потом,
ручаюсь, ты будешь доволен моей работой.
     Джул засмеялся.
     - Ты настоящий Пигмалион, доктор, - сказал он. - Нет, в  самом  деле,
работа изумительная.
     - Это все детские игры, - проворчал  доктор  Келнер.  -  Вроде  твоих
абортов. Будь общество немного реалистичнее, а люди - такими же, как мы  с
тобой,  мы  могли  бы  заняться  более  важной  работой,  а  эту  оставить
ремесленникам. Кстати, на следующей неделе пошлю  к  тебе  девушку.  Очень
хорошая девушка, такие, по-моему, чаще всего попадают в беду.
     Джул пожал ему руку.
     - Спасибо, доктор, - сказал он. - Приезжай ко мне,  и  я  позабочусь,
чтобы ты отведал всех удовольствий нашей гостиницы.
     Келнер сухо улыбнулся.
     - Я рискую каждый день и не нуждаюсь в рулетке  и  костях.  Я  и  так
слишком часто сталкиваюсь с  судьбой.  Ты  тратишь  себя  там,  Джул.  Еще
несколько лет, и ты сможешь забыть о серьезных операциях.
     Он повернулся и ушел. Джул знал, что эти слова  были  не  упреком,  а
дружеским предостережением, но они здорово подействовали  на  него.  Зная,
что Люси пробудет в палате по меньшей мере двенадцать часов,  он  вышел  в
город и напился.
     Придя назавтра в больницу, он удивился, застав в палате двоих  мужчин
и разбросанные по всей комнате цветы. Люси  опиралась  на  подушки  и  вся
сияла. Он  удивился,  потому,  что  Люси,  по  ее  словам,  давно  порвала
отношения с семьей и просила сообщить  им  об  операции  только  в  случае
осложнений. Фредо Корлеоне, разумеется, знал, что она легла в больницу  на
легкую операцию; Джул рассказал ему об этом и попросил отпуск для  Люси  и
для себя. Фредо тут же согласился дать им отпуск и добавил, что  гостиница
оплатит все ее счета.
     Люси представила посетителей, и одного из них Джул тут же узнал.  Это
был знаменитый Джонни Фонтена. Второй был высоким  мускулистым  итальянцем
по имени Нино Валенти. Оба пожали Джулу руку и больше не обращали на  него
внимания. Они шутили, вспоминали детство, проведенное вместе  в  одном  из
кварталов Нью-Йорка. Все это были разговоры, в которых Джул не мог принять
участия. Поэтому он сказал Люси:
     - Я зайду к доктору Келнеру, а потом вернусь.
     -  Эй,  дружище,  -  сказал  Джонни,  -  мы  тоже   должны   уходить.
Оставайся-ка ты с Люси. Присматривай за ней хорошенько, док.
     Джул обратил внимание на особые хрипы в голосе Джонни Фонтена и вдруг
вспомнил, что знаменитый актер, завоевавший приз  Оскара,  вот  уже  более
года не выступает перед публикой. Как могло  случиться,  что  голос  певца
изменился в столь позднем возрасте, и пресса об этом  молчит?  Джул  любил
закулисные тайны и с напряжением продолжал вслушиваться в  голос  Фонтена,
пытаясь определить причину хрипоты.  Возможно,  он  просто  переработался.
Может быть, дело в алкоголе, сигаретах или  даже  женщинах.  Голос  звучал
безобразно, и никак нельзя было подумать, что  он  принадлежит  одному  из
самых лучших исполнителей прекрасных неаполитанских песен.
     - Ты, кажется, простужен, - сказал Джул Джонни Фонтена.
     - Это просто усталость, я пытался вчера петь,  -  ответил  Джонни.  -
Кажется, не смогу больше работать. Стареем, дружище, и голос меняется.
     Он улыбнулся Джулу, как бы говоря: "А тебе какое дело?"
     - А ты не проверялся у врача? Быть может, это  исправимо?  -  спросил
Джул.
     Теперь Джонни Фонтена не был  так  любезен.  Он  посмотрел  на  Джула
долгим и холодным взглядом.
     - Это я  сделал  первым  делом,  два  года  назад.  Мой  личный  врач
считается лучшим в Калифорнии. Мне посоветовали много отдыхать. Там все  в
порядке, просто я старею, а к старости голос меняется.
     Сказав это, Джонни Фонтена  отвернулся  от  Джула  и  принялся  снова
развлекать Люси. Джул продолжал прислушиваться к  его  голосу.  Непременно
должна быть опухоль на голосовых связках. Но почему, черт побери, этого не
сумели  определить  специалисты?  Неужели  это  злокачественная   опухоль,
которую невозможно оперировать? Но тогда существуют другие пути.
     Он перебил Фонтена и спросил его:
     - Когда ты в последний раз был у специалиста?
     Видно было, что Фонтена не на шутку  рассердился,  но  в  присутствии
Люси старался соблюдать вежливость.
     - Около восемнадцати месяцев назад, - сказал он.
     - Твой врач осматривает тебя время от времени? - спросил Джул.
     - Конечно, - сердито ответил Джонни Фонтена. - Он осматривает меня  и
назначает аэрозоль кодеина. Он говорит,  что  это  из-за  старения,  из-за
алкоголя, курения и всего прочего. Может быть, ты знаешь больше него?
     - А как его имя? - спросил Джул.
     - Такер. Доктор Джеймс Такер, - ответил Фонтена с оттенком гордости в
голосе. - Каково твое мнение о нем?
     Имя  было  знакомо,  оно  связывалось   в   памяти   со   знаменитыми
кинозвездами и лучшими курортами.
     - Он хорошо одевается, - ответил, улыбаясь, Джул.
     Теперь Фонтена не скрывал ярости.
     - Ты считаешь себя лучше него? - спросил он.
     Джул засмеялся.
     - А ты поешь лучше Кармена Ломбардо? - задал он контрвопрос.
     Его удивила реакция Нино Валенти, который засмеялся  и  начал  биться
головой о кресло. Шутка этого не стоила. Потом до  Джула  донесся  тяжелый
запах спирта: этот Валенти, кем бы он, черт побери, ни был, просто пьян.
     - Эй, ты должен смеяться не его шуткам, а моим, - зарычал Фонтена.
     Тем временем Люси придвинулась к нему и прошептала:
     - Он кажется пацаном, но на самом деле это блестящий хирург. Если  он
говорит, что он лучше доктора Такера,  значит  он  лучше  доктора  Такера.
Слушай его, Джонни.
     Вошла медсестра и сказала, что им пора уходить. Джула рассмешило, что
Люси подставила Джонни и Нино для поцелуя вместо губ щеку, но  они  этого,
кажется, ждали. Джулу она  позволила  поцеловать  себя  в  губы,  а  потом
прошептала:
     - Возвращайся, пожалуйста, после обеда.
     Он кивнул головой.
     В коридоре Валенти спросил его:
     - А что за операция была у нее? Что-нибудь серьезное?
     Джул отрицательно покачал головой.
     - Нет, всего-навсего маленькое исправление женской канализации. Самое
обычное дело, поверь мне. Я волнуюсь больше тебя, потому  что  надеюсь  на
этой девушке жениться.
     Они посмотрели на него оценивающим взглядом, и он спросил:
     - А как вам стало известно, что она в больнице?
     - Нам позвонил Фредо и попросил, чтобы мы  ее  навестили,  -  ответил
Фонтена. - Мы росли в одном квартале. Люси была подружкой на  свадьбе  его
сестры.
     - А-а, - сказал Джул. Он не открыл им, что ему известна вся  история,
а они ничего не рассказали ему о Сонни.
     Идя по коридору, Джул как бы невзначай сказал Фонтена:
     - Я пользуюсь здесь правами приходящего  врача,  почему  бы  тебе  не
позволить мне взглянуть на твое горло?
     - Я тороплюсь, - отмахнулся от него Джонни.
     - Это горло стоит миллион долларов, - сказал Нино Валенти.  -  Он  не
может позволить смотреть в него каждому дешевому врачу.
     Джул заметил улыбку на лице Валенти, тот был  явно  на  его  стороне.
Джул весело сказал:
     - Я не дешевый врач. До того, как  меня  поймали  на  аборте,  я  был
лучшим из хирургов и диагностов восточного берега.
     Как он и  предполагал,  эти  слова  изменили  их  отношение  к  нему.
Признавшись в преступлении, он заставил их поверить в свои качества врача.
Первым очнулся Валенти.
     - Если Джонни не хочет воспользоваться твоими услугами, то я пошлю  к
тебе свою подругу. Не с горлом, разумеется.
     - Сколько это отнимет времени? - раздраженно спросил Джонни.
     - Десять минут, - ответил Джул. Это  была  ложь,  но  такую  ложь  он
считал святой.
     - О'кэй, -  сказал  Фонтена.  Его  голос  казался  теперь  еще  более
хриплым.
     Джул тут же попросил освободить для него комнату и пригласить сестру.
В больнице были не все необходимые инструменты,  но  для  первого  осмотра
этого было достаточно. Менее, чем через десять минут, Джул  знал,  что  на
голосовых связках действительно имеется опухоль. Даже Такер, этот сапожник
и бездарный сукин сын, должен был  суметь  поставить  диагноз.  "Иисус,  у
этого  парня  имеется,  наверно,  даже  разрешение  на  работу.  Надо  его
немедленно отнять", - подумал Джул. Джул не  обращал  больше  внимания  на
обоих  мужчин.  Он  снял  телефонную   трубку   и   попросил   больничного
отоларинголога зайти в кабинет. Потом  он  повернулся  к  Нино  Валенти  и
сказал:
     - Тебе, по-моему, придется долго ждать. Лучше иди домой.
     Фонтена с недоверием посмотрел на него.
     - Сукин сын, ты что, собираешься держать меня здесь? - спросил он.
     Джул ответил ему с удовольствием:
     - Можешь делать все, что тебе вздумается, -  сказал  он.  -  В  твоей
глотке сидит опухоль. Если останешься здесь еще  на  несколько  часов,  мы
сумеем определить, не злокачественная ли  это  опухоль.  Мы  сможем  также
определить, требуется ли операция или можно обойтись  лечением.  Я  назову
тебе лучшего в Штатах специалиста в этой области, и мы сможем привезти его
сегодня  вечером  сюда,  за  твои  деньги,  разумеется.   Но   ты   можешь
отправляться к своему идолу или попотеть в  поисках  другого  врача.  Если
опухоль  злокачественная,  они  вырежут  тебе  всю  глотку  и  ты  умрешь.
Оставайся здесь, и через несколько часов все будет улажено.
     - Давай останемся, Джонни, - сказал Валенти. - Я позвоню  на  студию.
Скажу только, что мы задерживаемся. Потом вернусь сюда и буду с тобой.
     Рентгеновский снимок и картина мазка под микроскопом убедили Джула  в
правильности диагноза. Когда Джонни смазывали горло йодом,  он  вырвал  на
марлевый тампон и хотел уйти. Нино Валенти схватил его за плечо и усадил в
кресло. Когда все кончилось, Джул улыбнулся и сказал:
     - Бородавка.
     Фонтена не понял. Джул повторил.
     - Всего несколько бородавок.  Соскоблим  их,  как  снимают  кожуру  с
колбасы. Через несколько месяцев все будет в порядке.
     Валенти вскрикнул, но Фонтена все еще сердился.
     - А как это отразится на моем голосе, я смогу петь?
     Джул пожал плечами.
     - Гарантировать нельзя. Но какое это  имеет  значение,  ты  ведь  все
равно не можешь теперь петь?
     Фонтена с отвращением посмотрел на него.
     - Мальчик, ты не знаешь, что говоришь. Тебе кажется, что ты сообщаешь
мне хорошую новость, а на самом деле ты говоришь, что я, возможно, никогда
больше не смогу петь. Это правда, я никогда больше не буду петь?
     Все это, в конце концов, Джулу надоело. Он действовал, как  настоящий
врач,  и  это  доставляло  ему  удовольствие.  Он  сделал  этому  мерзавцу
одолжение, а тот ведет себя, будто его смертельно оскорбили.
     - Слушай, мистер Фонтена, - холодно сказал  Джул.  -  Я  врач,  и  ты
можешь звать меня  "доктор".  Не  "мальчик".  И  сообщил  я  тебе  хорошую
новость. Придя сюда с тобой, я  был  уверен,  что  в  твоей  глотке  сидит
злокачественная опухоль и ты  скоро  умрешь.  Мне  бы  очень  не  хотелось
сообщать,  что  дело  безнадежно,  и  я  обрадовался  возможности  сказать
"бородавка". Твое пение всегда доставляло мне  удовольствие,  а  по  твоим
фильмам я учился соблазнять девушек. Ты настоящий актер.  Но  ты  и  очень
избалованный парень. Тебе кажется, что раз ты Джонни Фонтена,  у  тебя  не
может быть рак? Или что в твоем  мозгу  не  может  вырасти  неоперабельная
опухоль? Или что у тебя  не  может  быть  порок  сердца?  Может  быть,  ты
думаешь, что никогда не умрешь? Все это не так приятно, и я  советую  тебе
пройтись по больнице и спеть панегирик бородавкам. Брось глупости, и делай
то, что ты должен делать.  Твой  идол  может  подыскать  тебе  подходящего
хирурга, но если в операционную войдет он сам, то советую арестовать его и
обвинить в попытке убийства.
     Джул уже выходил из комнаты, когда его остановил Валенти и сказал:
     - А ты свойский парень, док, сказал ему все, как надо.
     Джул повернулся и сказал:
     - Ты всегда нагружаешься до обеда?
     - Конечно, - сказал Валенти и улыбнулся.
     - Если будешь продолжать в том же духе,  через  пять  лет  умрешь,  -
сказал Джул.
     Валенти танцующей  походкой  приблизился  к  нему.  Он  обнял  Джула,
задышал ему прямо в лицо и тяжело засмеялся.
     - Пять лет? - переспросил он. - Так много?
     Через  месяц  после  операции  Люси  Манчини  сидела  возле  бассейна
гостиницы, держа в одной руке стакан, а второй поглаживая  Джула,  который
лежал, положив голову на ее живот.
     - Ты не должна пить для храбрости, -  сказал  Джул.  -  Я  приготовил
шампанское.
     - Ты уверен, что прошло достаточно времени? - спросила Люси.
     - Я врач, - ответил Джул. - Сегодняшняя ночь - великая ночь. Пойми, я
первый в истории хирург, испытывающий результаты  сделанной  им  операции.
Понимаешь, я испытываю тебя "перед" и "после". Я  с  удовольствием  напишу
отчет об этом исследовании в научный журнал.  Слушай:  "Если  до  операции
удовольствие  достигалось  только  благодаря  психологическим  причинам  и
нежности  хирурга,  то  после  операции  к  быстрому   оргазму   приводила
конгруэнтность половых органов исследователя и пациентки".
     Люси с силой дернула его за волосы, и он вынужден  был  остановиться.
Она улыбнулась.
     - Если этой ночью ты не будешь доволен, я смогу со спокойной совестью
утверждать, что это твоя вина, - сказала она.
     - Я за свою работу ручаюсь. Я все запланировал сам, а  черную  работу
предоставил делать Келнеру, - сказал Джул. - Теперь пойдем  отдохнем,  нам
предстоит трудная ночь исследований.
     Когда они поднялись в его квартиру - они жили теперь  вместе  -  Люси
ждал сюрприз: великолепный ужин и рядом с бокалом шампанского -  коробочка
с обручальным кольцом, на котором блестел огромный алмаз.
     - Это еще одно доказательство моей уверенности  в  результатах  своей
работы, - сказал Джул. - Теперь пойдем посмотрим, достойна ли ты этого.
     Он был с ней очень нежен. Вначале она боялась,  но  успокоившись,  ее
тело наполнилось такой сладкой истомой, какой она никогда не знала.
     - Я проделал хорошую работу, - сказал он.
     - О, да, - прошептала она.
     Они рассмеялись и теперь уже без слов бросились в пучину любви.




                              ЧАСТЬ ШЕСТАЯ


                                    23

     Пять месяцев пребывания в Сицилии понадобилось Майклу Корлеоне, чтобы
понять людей, подобных Луке Брази, жестокому капорегиме  Клеменца,  понять
беспрекословное подчинение матери отцу. В Сицилии он увидел, что стало  бы
с ними, откажись они от борьбы. Он  понял  слова  дона  "у  человека  одна
судьба".  Ему  стало  понятно  их  презрительное  отношение  к  властям  и
ненависть к людям, нарушившим закон молчания - омерту.
     Майкла, одетого в старую потрепанную одежду, переправили  с  корабля,
который бросил якорь в Палермо, в глубь острова Сицилия,  в  самое  сердце
района, подвластного мафии. Местный дон был должником  его  отца.  В  этом
районе  находился  и  городок  Корлеоне,   чьим   именем   воспользовался,
эмигрировав в Америку, отец Майкла. Никого из родных и близких не осталось
здесь. Женщины умерли от старости. Мужчины либо погибли, либо эмигрировали
- кто в Америку, кто в Бразилию. А кто и просто в  другие  районы  Италии.
Число убийств в этом городке было самым большим в мире.
     Майкла поселили в доме дяди  главаря  мафии.  Дядя,  семидесятилетний
холостяк, был единственным в районе врачом. Сам глава мафии (капо-мафиозо)
дон Томасино, был мужчиной лет шестидесяти и работал управляющим  усадьбой
(габелотто) одной  из  наиболее  аристократических  семей  Сицилии.  Кроме
основных  обязанностей,  управляющий  нес  ответственность  за  то,  чтобы
бедняки  не  требовали  необрабатываемой  земли,  не  переходили   границу
усадьбы, - во время охоты или в  попытке  незаметно  обработать  бесхозную
землю. Короче, дон  Томасино  за  определенную  мзду  защищал  богачей  от
посягательств - как законных, так и незаконных.  Когда  один  из  бедняков
пытался воспользоваться законом, дающим ему право купить  необрабатываемую
землю, габелотто заставлял его под угрозой смерти отказаться  от  подобной
мысли. Все было очень просто.
     Дон Томасино владел также правами на воду и не допускал строительства
новых плотин. Подобные плотины могли также  уничтожить  доходное  дело  по
продаже воды из артезианских  колодцев,  делали  воду  слишком  дешевой  и
вообще разрушали с трудом построенное водное хозяйство. Дон  Томасино  был
капо-мафиозо старой  закалки  и  не  хотел  и  слышать  о  наркотиках  или
проституции.  На  этой  почве  у  него  возникали  частые  споры  с  новым
поколением руководителей мафии, которое находилось  под  сильным  влиянием
реэмигрантов  из  Америки,  и  было  избавлено  от  свойственных   старому
поколению комплексов.
     Капо-мафиозо был "человеком с брюхом", то есть  он  был  в  состоянии
наводить страх на людей. Находясь под его покровительством, Майклу  нечего
было опасаться, но вместе с тем его личность решено было держать в  тайне.
Майклу запретили выходить за  пределы  усадьбы  доктора  Таца,  дяди  дона
Томасино.
     Доктор Таца, очень высокий для сицилийца  (почти  метр  восемьдесят),
был румяным стариком  с  белыми,  как  снег  волосами.  Несмотря  на  свои
семьдесят лет, он раз в неделю навещал молодых проституток Палермо. Другой
страстью  доктора  Таца  было  чтение.  Он  читал  все  подряд,  а   потом
разглагольствовал о прочитанном в кругу  своих  больных,  которые  были  в
основном  безграмотными  крестьянами  и  считали  его  слегка  помешанным.
Вечерами доктор Таца, дон Томасино  и  Майкл  сидели  в  саду,  окруженные
мраморными статуями, которые,  казалось,  росли  в  садах  этого  острова.
Доктор Таца любил рассказывать об истории  мафии,  и  в  Майкле  он  нашел
внимательного слушателя. Иногда дон Томасино,  опьяненный  покоем,  чистым
воздухом сада и крепким вином, рассказывал истории  из  своей  собственной
жизни.
     В этом старинном саду Майкл ощутил корни, из которых вырос его  отец.
Ему рассказали, что слово "мафия"  означало  вначале  "убежище",  а  потом
превратилось в название подпольной организации, целью которой была  борьба
с властями, угнетавшими население страны. Сицилию эксплуатировали особенно
жестоко. Инквизиторы пытали и бедного, и богатого, а  богатые  помещики  и
руководители католической церкви всячески навязывали стране  свою  власть.
Полиция была полностью  на  их  стороне  и  настолько  солидаризовалась  с
властями,  что  кличка  "полицейский"   превратилась   в   самое   тяжелое
оскорбление для сицилийца.
     Не знающая пощады жестокость властей научила людей не выдавать  своей
ненависти и страха. Они научились не произносить угроз, способных  вызвать
ответные действия. Они поняли,  что  общество  является  их  врагом  и  за
помощью обращались к восставшему подполью, к мафии.  И  мафия  укрепилась,
создав свой закон молчания - омерту. Путник, спрашивавший,  как  пройти  в
ближайший город, не удостаивался ответа. Член мафии, показав  полиции,  на
того, кто в него только что стрелял, совершал самое тяжелое  преступление.
Омерта превратилась в религию народа. Женщина отказывалась назвать полиции
имена людей, убивших ее мужа и детей или изнасиловавших ее дочь.
     Власти не отличались справедливостью, и людям приходилось  обращаться
к мафии. И мафия  в  определенной  степени  выполняла  эту  роль.  Местный
капо-мафиозо всегда был готов обеспеч