тельство, что сам он ни
разу в глаза не видел Гильяно.
   Министр Трецца покачал головой.
   - Не думаю, - сказал он. - Человека,  убившего  столько  карабинеров,
едва ли можно назвать мягким.
   А ведь это правда. Дон Кроче подумал, что Гильяно в  самом  деле  вел
себя крайне безрассудно последний год. Расправившись  с  отцом  Доданой,
Гильяно стал бешено преследовать всех своих врагов - и мафию, и  римских
чиновников.
   Он разослал во все газеты письма, в которых объявлял себя  правителем
Западной Сицилии... А кроме того, разослал  предупреждения  карабинерам,
чтобы они  не  смели  после  полуночи  патрулировать  улицы  Монтелепре,
Корлеоне и Монреале. Нужно же его людям навещать друзей и родных,  и  он
вовсе не желает, чтобы их арестовали в постели  или  пристрелили,  когда
они будут выходить из дома; да и он сам  захочет  ведь  навестить  своих
родных в Монтелепре.
   Газеты напечатали это с ехидным комментарием. Это что же,  Сальваторе
Гильяно запрещает cassetta? Этот бандит запрещает  полиции  осуществлять
свои законные функции и патрулировать улицы сицилийских  городов?  Какая
наглость! Какое возмутительное бесстыдство! Этот молодой человек что же,
считает себя королем Италии? Появились карикатуры, на которых карабинеры
прятались в темных закоулках Монтелепре, в то время как огромный Гильяно
величественно шагал по площади.
   Естественно, фельдфебелю в Монтелепре оставалось только одно:  каждую
ночь высылать патрули на улицы. Каждую ночь он приводил  свой  гарнизон,
раздутый до сотни человек, в состояние  боевой  готовности  и  заставлял
карабинеров охранять все подступы к городу со стороны гор, чтобы Гильяно
не мог в него ворваться.
   Но однажды он послал карабинеров в горы, и Гильяно вместе  со  своими
пятью  командирами:  Пишоттой,  Террановой,  Пассатемпо,  Сильвестро   и
Андолини - а каждый из  них  возглавлял  отряд  в  пятьдесят  человек  -
устроил им засаду. Гильяно открыл  по  ним  безжалостный  огонь  и  убил
шестерых. Остальные бежали, спасаясь от пулеметного огня.
   Рим взялся за оружие, однако именно удаль Гильяно и  могла  сослужить
им всем сейчас службу, если только дону Кроче  удастся  переубедить  это
парниковое растение - министра.
   - Поверьте, - сказал дон Кроче министру Трецце, - Гильяно может  быть
нам полезен. Я уговорю его объявить войну социалистам и  коммунистам  на
Сицилии. Он нападет на их центры, уничтожит их активистов. Он будет моей
вооруженной рукой. Ну и, конечно, я и мои  друзья  проведем  необходимую
работу исподтишка.
   Министр Трецца не возмутился, лишь презрительно произнес:
   -  Гильяно  уже  опозорил  нашу  страну.  Опозорил  в   международном
масштабе. У меня на столе лежит план,  разработанный  начальником  штаба
нашей армии, согласно которому  против  Гильяно  и  его  бандитов  будут
двинуты  войска.  За  его  голову  назначено  вознаграждение  в   десять
миллионов лир. Тысяча карабинеров прибывает на Сицилию для подкрепления.
А вы просите, чтобы я поберег его? Дорогой дон Кроче, я рассчитывал, что
вы поможете нам и выдадите его, как выдавали других бандитов. Гильяно  -
это позор Италии. Все считают, что с ним надо кончать.
   Дон Кроче отхлебнул кофе и провел пальцами по усикам, вытирая  влагу.
Ему начинало  надоедать  это  римское  двоедушие.  Он  медленно  покачал
головой.
   - Нам куда важнее сохранить жизнь Тури Гильяно - пусть совершает свои
героические дела в горах. Народ Сицилии молится на него  -  люди  читают
молитвы во спасение его души, чтобы он остался цел и невредим.  На  моем
острове не найти человека, который предал бы его. Да и  сам  он  намного
хитрее всех других бандитов. В его лагере есть  мои  шпионы,  но  такова
сила его личности, что я не знаю, насколько они  мне  верны.  Вот  каков
этот человек.
   Он всех располагает  к  себе.  Если  вы  пошлете  туда  тысячу  своих
карабинеров  да  еще  солдат,  и  вся  эта  операция   провалится,   как
проваливались все попытки раньше, - что тогда? Я вам вот что скажу: если
на ближайших выборах Гильяно решит поддержать левые партии, вы потеряете
Сицилию, а значит, как вам, должно быть, известно, ваша партия  потеряет
Италию.
   Он долго молчал, глядя в упор на министра.
   - Вы должны прийти к соглашению с Гильяно.
   - И как же это устроить? - спросил министр Трецца с вежливой  улыбкой
превосходства, глубоко возмутившей дона Кроче. Улыбка-то была римлянина,
а ведь министр - урожденный сицилиец. Тем временем министр продолжал:
   - Я знаю из достоверных источников,  что  Гильяно  не  питает  к  вам
любви.
   Дон Кроче передернул плечами.
   - Если бы он держал на меня зло, ему бы не  протянуть  последние  три
года, а он малый умный. И кроме того, у меня есть  к  нему  ход.  Доктор
Гектор Адонис - мой человек, и одновременно он - крестный Гильяно и один
из тех, кому Гильяно больше всего доверяет.  Гектор  Адонис  будет  моим
посредником и помирит нас с Гильяно. Но я должен  получить  от  вас  все
необходимые заверения, причем в конкретной форме.
   - Вы, может быть, хотите, чтобы я написал вам письмо  и  признался  в
любви  к  бандиту,  которого  пытаюсь  поймать?  -  иронически  произнес
министр.
   Сила дона заключалась в том, что он никогда не  обращал  внимания  на
оскорбительный тон или отсутствие уважения, хотя и делал пометку в душе.
Вот и сейчас он ответил вполне спокойно -  ничто  в  его  лице  даже  не
дрогнуло.
   - Нет, - сказал он. - Просто дайте мне копии планов  поимки  Гильяно,
которые составил начальник вашего штаба, а также копию вашего приказа  о
направлении тысячи карабинеров на остров. Я покажу  все  это  Гильяно  и
пообещаю ему, что вы не дадите хода этим бумагам, если  он  поможет  нам
просветить сицилийских избирателей. На вас никакой тени  не  упадет:  вы
всегда сможете сказать, что у вас украли копию приказа. А кроме того,  я
пообещаю Гильяно, что, если христианские демократы победят  на  выборах,
он будет полностью прощен.
   - Ах, вот это - нет, -  сказал  министр  Трецца.  -  Полное  прощение
бандита не в моей власти.
   - Но пообещать-то вы можете, - сказал дон  Кроче.  -  А  потом,  если
удастся простить - прекрасно. Если же вы увидите, что это невозможно, то
я сам сообщу ему скверную весть.
   Министр все понял. Он понял то, что и следовало понять: дон Кроче под
конец избавится от Гильяно, так как вдвоем им на Сицилии не жить.  Понял
он и то, что дон Кроче возьмет все на себя и ему не придется  заниматься
этой проблемой. Ну а обещания -  почему  бы  их  не  дать?  Надо  только
вручить дону Кроче копии двух планов операции.
   Министр задумался. Дон Кроче опустил свою  массивную  голову  и  тихо
произнес:
   - Я бы настаивал на полном прощении, если это вообще возможно.
   Министр зашагал по комнате, обдумывая,  какие  тут  могут  возникнуть
сложности. Дон Кроче сидел не шевелясь, застыв. Наконец министр сказал:
   - Обещайте ему помилование от моего имени, но вы должны понимать, что
это будет нелегко. Слишком большой  может  подняться  шум.  Да  если  бы
газеты узнали хотя бы то, что мы  с  вами  встречались,  они  бы  заживо
содрали с меня шкуру, мне пришлось бы выйти в отставку и отправиться  на
мою  ферму  в  Сицилии  сгребать  навоз  и  стричь  овец.  Скажите,  вам
действительно совершенно необходимы копии этих планов и моего приказа?
   - Без них ничего не сделать, - сказал дон  Кроче.  Голос  его  звучал
звонко и убедительно. - Гильяно нужны  доказательства,  что  мы  с  вами
друзья, и  какое-то  предварительное  вознаграждение  за  те  услуги,  о
которых мы его просим. Подтверждением и того и другого явятся эти  планы
и обещание, что они не будут осуществлены. И что он  может  действовать,
как прежде, не боясь засад со стороны армии и полицейских  подкреплений.
То, что эти планы находятся у меня, подтверждает мою  связь  с  вами,  а
когда Гильяно увидит, что они не осуществляются, то поймет, что  я  могу
влиять на Рим.
   Министр Трецца налил дону Кроче еще чашечку кофе.
   - Согласен, - сказал он. - Я доверяю вам, поскольку мы  друзья...  Но
меня волнует ваша  безопасность.  Когда  Гильяно  сделает  свое  дело  и
обнаружит, что помилования нет, он, конечно, будет считать вас  во  всем
виноватым.
   Дон кивнул, но ничего не сказал. Потягивал  кофе  и  молчал.  Министр
долго смотрел на него, затем сказал:
   - Вам вдвоем тесно на таком маленьком острове.
   Дон улыбнулся.
   - Я потеснюсь, - сказал он. - Поживем - увидим.
   - Прекрасно, прекрасно,  -  сказал  министр  Трецца.  -  И  запомните
следующее. Если я могу пообещать моей партии голоса избирателей  Сицилии
на будущих выборах и если затем я смогу решить проблему Гильяно к  чести
нашего правительства, то вы  и  не  представляете  себе,  как  высоко  я
поднимусь в Италии. Но как бы высоко я ни взлетел, я никогда  не  забуду
вас, дорогой друг. Вы всегда сможете обратиться ко мне.
   Дон Кроче передвинул в кресле свое массивное тело и подумал, будет ли
прок, если сделать этого дубаря-сицилийца премьер-министром  Италии.  Но
"Друзья друзей", конечно, сумеют использовать его глупость,  а  если  он
вздумает предать, то и прикончить такого ничего не стоит.  И  дон  Кроче
проникновенно  сказал  (а  он   славился   своим   умением   производить
впечатление искреннего человека):
   - Спасибо вам  за  дружбу,  я  все  сделаю,  что  в  моих  силах.  Мы
договорились. Завтра днем я уезжаю в Палермо и буду вам благодарен, если
утром вы пришлете планы и остальные  бумаги  мне  в  отель.  Что  же  до
Гильяно, то, если вы не сумеете добиться для него прошения  после  того,
как он сделает свое дело, я устрою так, что  он  исчезнет.  Может  быть,
уедет в Америку или в какое-нибудь другое место,  где  не  будет  больше
доставлять вам беспокойства.
   Засим эти двое расстались.  Трецца,  сицилиец,  поставивший  себя  на
службу государству, и  дон  Кроче,  считавший  римское  право  и  власть
исчадием ада, существующим, чтобы поработить его. Ибо дон Кроче верил  в
свободу, свободу для него лично, которой он не обязан никому  и  которую
он сам завоевал, сумев снискать уважение своих сограждан. Дон Кроче  был
убежден, что сражаться с Тури Гильяно, человеком, так похожим на него, а
не с этим двуликим мерзавцем министром вынуждает его сама судьба.
 
*** 
 
   Вернувшись в Палермо, дон Кроче призвал к себе  Гектора  Адониса.  Он
рассказал ему о своей встрече с Треццой и о том, к какому соглашению они
пришли. Затем показал ему копии планов кампании,  которую  правительство
решило начать  против  Гильяно.  Маленький  человечек  пришел  в  полное
отчаяние, чего как раз и добивался дон.
   - Министр обещал мне, что эти планы не будут одобрены и осуществлены,
- сказал дон Кроче. - Но твой  крестник  должен  использовать  всю  свои
власть, чтобы повлиять  на  ход  будущих  выборов.  Он  должен  проявить
твердость и силу и не печься так о  бедняках.  Надо  все-таки  думать  о
собственной шкуре. Он должен понимать, что не  всегда  ему  представится
такая возможность - союз с Римом и  с  министром  юстиции.  Ведь  Трецце
подчиняются все карабинеры, вся полиция, все судьи. Он может даже  стать
премьер-министром. Если это произойдет. Тури Гильяно сможет вернуться  в
лоно своей семьи, а возможно, даже и сам  сделать  карьеру  в  политике.
Народ Сицилии любит его. Но  прежде  он  должен  простить  и  забыть.  Я
рассчитываю на тебя - повлияй на него.
   - Но как же он может поверить обещаниям Рима? - сказал Гектор Адонис.
- Да и потом, Тури всегда сражался на стороне  бедняков.  Он  ничего  не
станет делать, если это не в их интересах.
   - Он же не коммунист, -  резко  возразил  дон  Кроче.  -  Устрой  мне
встречу с Гильяно. Я постараюсь  его  убедить.  Мы  все-таки  два  самых
влиятельных человека на Сицилии. Почему же нам  не  действовать  сообща?
Раньше он отказывался, но ведь  времена  меняются.  Сейчас  в  этом  его
спасение - как и  наше.  Коммунисты  нас  обоих  раздавят  с  превеликим
удовольствием. Я готов приехать для встречи с ним, куда он  пожелает.  И
скажи  ему,  я  гарантирую,  что  Рим  сдержит   свои   обещания.   Если
христианские демократы победят на выборах, я гарантирую, что он  получит
прощение. Готов поручиться жизнью и честью.
   Гектор Адонис понял. Дон Кроче готов рискнуть и навлечь на себя  гнев
Гильяно, если министр Трецца не сдержит свои обещания.
   - Можно я покажу эти планы Гильяно? - спросил он.
   Дон Кроче с минуту подумал. Он понимал, что никогда уже не получит их
назад и, посылая их Гильяно, дает  таким  образом  ему  в  руки  могучее
оружие. Он улыбнулся Гектору Адонису.
   - Дорогой профессор, - сказал он, - конечно, ты  можешь  взять  их  с
собой.
 
*** 
 
   Поджидая Гектора Адониса, Тури Гильяно раздумывал, как быть.  Он  уже
давно понял, что победа левых партий на выборах  приведет  к  нему  дона
Кроче и тот станет просить о помощи.
   Вот уже четыре года  Гильяно  распределял  деньги  и  продукты  среди
бедняков в своей части Сицилии, но по-настоящему  помочь  им  он  сумеет
только в том случае, если у него будет хоть какая-то власть.
   Книги по экономике и политике, которые приносил  ему  Адонис,  совсем
сбили его с толку. Весь ход истории показывал, что надежды  бедняков  во
всех странах связаны с левыми партиями. Однако он не  мог  стать  на  их
сторону. Не мог он смириться с тем, что они выступают  против  церкви  и
высмеивают существующую на Сицилии со времен  средневековья  преданность
семье. Понимал он и то, что правительство  социалистов  станет  активнее
выкуривать его из гор, чем христианские демократы.
   Наступила ночь; Гильяно смотрел, как по всему склону горы  загораются
разложенные  его  людьми  костры.  Здесь,  на  выступе,   обращенном   к
Монтелепре, он иногда слышал музыку, звучавшую  по  радио  на  городской
площади, - музыку, которую передавали из Палермо.  Городок  лежал  внизу
геометрически правильным кольцом  огней.  Гильяно  подумал,  что,  когда
придет  Адонис,  и  они  обо  всем  переговорят,  он  пойдет   проводить
крестного, а потом зайдет к родителям и навестит Венеру.  Он  не  боялся
совершать такие вылазки. Вся провинция  находилась  под  его  контролем.
Отряд карабинеров в городке не мог и  пальцем  шевельнуть,  а  если  они
все-таки  осмелятся  появиться  возле  дома  его  матери,  с  ним  будет
достаточно ребят, чтобы перебить  их  всех.  У  него  теперь  были  свои
вооруженные люди даже среди тех, кто жил на виа Белла.
   Когда явился Адонис, Тури провел его  в  большую  пещеру,  освещенную
американскими лампами на батареях; там  стояли  стол  и  стулья.  Гектор
Адонис обнял Тури и вручил ему небольшую  сумку  с  книгами...  А  кроме
того, дал чемоданчик, полный бумаг.
   - Я думаю, ты  сочтешь  это  любопытным.  Ты  должен  сейчас  же  это
прочесть.
   Гильяно  выложил  бумаги  на  стол.  Это  были  приказы,  подписанные
министром Треццой: еще тысяча карабинеров направлялась  на  Сицилию  для
борьбы с отрядами Гильяно. Были тут и  планы  кампании  против  Гильяно,
составленные начальником штаба армии.
   Гильяно с интересом ознакомился с ними. Это не испугало его -  просто
придется уйти глубже в горы, но предупреждение пришло вовремя.
   - Кто вам их дал? - спросил он Адониса.
   - Дон Кроче, - сказал Адонис. - Он  получил  их  от  самого  министра
Треццы.
   Тури, казалось, это не удивило. Он даже слегка улыбнулся.
   - Это что, должно напугать меня? - спросил Гильяно. - Горы - большие.
Сколько бы они сюда ни послали людей, все  тут  и  останутся,  а  я  как
засыпал у дерева под собственный свист, так и буду засыпать.
   - Дон Кроче хочет встретиться с тобой. Он готов прибыть в любое место
по твоему выбору, - сказал Адонис. - И эти планы он  посылает  как  знак
своей доброй воли. Он хочет сделать тебе предложение.
   - А вы, крестный, - спросил Тури, - вы советуете  мне  встретиться  с
доном Кроче?
   Гильяно впился глазами в Гектора Адониса.
   - Да, - только и сказал Адонис.
   Тури Гильяно кивнул.
   - Тогда мы встретимся в вашем доме, в Монтелепре. Вы уверены, что дон
Кроче рискнет туда приехать?
   - А почему нет? - вопросом на вопрос ответил  Адонис.  -  Я  дам  ему
слово, что он будет в безопасности. А ты в свою очередь дашь мне слово -
я ведь абсолютно верю тебе.
   Гильяно взял обе руки Адониса в свои.
   - А я - вам, - сказал он. - Спасибо за планы  и  спасибо  за  книжки,
которые вы мне принесли. Вы не поможете мне в  них  разобраться  сегодня
вечером, до того как уйдете?
   - Конечно, - сказал Гектор Адонис. И весь вечер объяснял Тури трудные
места.
   Гильяно внимательно слушал и задавал вопросы. Точно  вернулись  былые
дни, и они снова были учитель и ученик.
   В тот вечер  Гектор  Адонис  и  посоветовал  Гильяно  вести  дневник,
который будет его завещанием. Вносить  в  него  все,  что  происходит  в
отряде, все подробности сделки, на какую Гильяно пойдет с доном Кроче  и
министром Треццой. Это может очень даже пригодиться для самозащиты!
   Гильяно тотчас с восторгом принял эту идею. Хотя это и не официальный
документ, но, если он затеряется, может, через  сотню  лет  какой-нибудь
другой бунтарь обнаружит его.  Как  они  с  Пишоттой  обнаружили  скелет
одного из слонов Ганнибала.
 
Глава 19 
 
   Историческая встреча состоялась два  дня  спустя.  За  это  время  по
городку распространились слухи, что сам великий дон Кроче  Мало  едет  к
ним со шляпой в руке, чтобы встретиться с их героем - Тури Гильяно.  Как
это стало известно, никто не знает. Возможно,  люди  догадались  потому,
что  Гильяно  принял  чрезвычайные  меры  для  обеспечения  безопасности
встречи. Его патрульные перекрыли дорогу на Палермо, и человек пятьдесят
его людей, чьи родственники жили в Монтелепре, явились к ним в  гости  и
провели ночь в их домах.
   Пассатемпо был направлен вместе со своими людьми к  казарме  Беллампо
на случай, если карабинеры  вздумают  выслать  патруль.  Люди  Террановы
держали под прицелом дорогу из Кастелламмаре  и  Трапани.  Капрал  Канио
Сильвестро  вместе  с  пятью  лучшими  стрелками  и  тяжелым  пулеметом,
прикрытым бамбуковыми жердями, на  которые  многие  семьи  в  Монтелепре
нанизывают помидоры, чтобы затем  делать  из  них  пасту,  устроился  на
крыше.
   Дон  Кроче  прибыл,  когда  уже   смеркалось,   -   большой   лимузин
"альфа-ромео" остановился перед домом Гектора Адониса. Дон Кроче  прибыл
со своим братом, отцом  Беньямино,  и  двумя  вооруженными  охранниками,
которые остались в машине вместе с шофером.  Гектор  Адонис  ждал  их  у
дверей, одет он был даже еще элегантнее, чем обычно, - сшитый лондонским
портным серый костюм, ослепительно белая рубашка  и  галстук  в  красную
полоску. А дон, словно нарочно, был  одет  еще  небрежнее  обычного:  он
переваливался, точно гусь, в  широченных  брюках,  обтягивавших  толстый
живот, в расстегнутой рубашке без воротничка и черном пиджаке из толстой
материи, не сходившемся  спереди,  так  что  все  могли  любоваться  его
простыми белыми  подтяжками  в  дюйм  шириной.  На  ногах  у  него  были
комнатные туфли.
   Отец Беньямино  явился  в  своем  священническом  одеянии  и  обычной
запыленной круглой черной шляпе.  Он  осенил  дона  крестным  знамением,
прежде чем войти, и прошептал положенные слова.
   У Гектора Адониса был самый красивый дом в  Монтелепре,  и  профессор
гордился им. Обставлен он был  французской  мебелью,  на  стенах  висели
картины малоизвестных современных итальянских художников, но в их отборе
чувствовался вкус. Посуда у него была из  Германии,  а  прислуживала  за
столом пожилая итальянка, выдрессированная в Англии до войны. Когда трое
мужчин уселись в гостиной в ожидании Гильяно, она подала им кофе.
   Дон Кроче был абсолютно спокоен. Он знал, что Гильяно  не  обесчестит
своего крестного и не нарушит данного  ему  слова.  Дон  уже  предвкушал
дальнейшее развитие событий. Вот сейчас он встретится с этой  восходящей
звездой и сможет составить себе собственное  мнени