жчин очень любезно беседовали между  собой.  Сердце
Кросса ушло в пятки. Пити и  Лиа  Вацци.  Наблюдавший  за  ними  Винсент
выглядел сердитым.
   Пити и Лиа вроде бы держались на самой короткой ноге. Но Лиа был одет
только в брюки и рубашку, без пиджака и галстука. Обычно  Лиа  одевается
очень официально, значит, его обыскали и обезоружили. Он и в самом  деле
смахивал на жизнерадостную мышку в окружении веселых,  злых  котов.  Лиа
печально кивнул Кроссу. Пити даже не посмотрел в его сторону.  Но  когда
Джорджио повел Кросса в покой, Пити встал и последовал за  ними,  как  и
Винсент.
   Там их уже дожидался дон  Клерикуцио.  Сидя  в  огромном  кресле,  он
покуривай одну из своих кривых сигарок. Подойдя к нему,  Винсент  вручил
дону бокал с вином, взятый со стойки бара. Кроссу не предложили  ничего.
Пити остался стоять у дверей. Джорджио сел на  диван  рядом  с  доном  и
жестом пригласил Кросса сесть рядом.
   Лицо дона, изможденное годами, не выдавало  ни  следа  эмоций.  Кросс
поцеловал его в щеку. Дон поглядел на него, и печаль смягчила его черты.
   - Итак, Кроччифисио, все проделано очень искусно. Но теперь ты должен
растолковать нам свои основания. Я дед Данте, а моя дочь - его мать. Эти
люди были ему дядями. Ты должен отвечать перед всеми нами.
   Кросс старался держать себя в руках.
   - Не понимаю.
   - Данте, - хрипло выговорил Джорджио. - Где он?
   - Боже мой, да откуда мне знать? -  с  напускным  удивлением  ответил
Кросс. - Он мне не докладывается. Может быть, развлекается в Мексике.
   - Ты не понимаешь, - произнес Джорджио. - Нечего  дурака  валять.  Ты
уже признан виновным. Куда ты его сбыл?
   Стоявший у бара Винсент отвернулся, будто был  не  в  силах  смотреть
Кроссу в лицо.  Сзади  послышались  шаги  Пити,  подошедшего  поближе  к
дивану.
   - А где доказательства? - осведомился Кросс. -  Кто  говорит,  что  я
убил Данте?
   - Я, - прозвучал ответ дона. - Пойми, я провозгласил тебя виновным. А
этот приговор обжалованию не подлежит. Я  привез  тебя  сюда,  чтобы  ты
попросил о помиловании, но ты должен оправдать убийство моего внука.
   Услышав этот голос, его сдержанные интонации, Кросс  понял,  что  все
кончено и для него, и для Лиа Вацци. Но Вацци уже знает  обо  всем,  это
было видно по его глазам.
   Винсент обернулся к Кроссу, и его гранитные черты оттаяли.
   - Скажи моему отцу правду, Кросс, это твой единственный шанс.
   Дон кивнул.
   - Кроччифисио, твой отец был не просто моим племянником, в чьих жилах
текла кровь Клерикуцио, как и у тебя.  Твой  отец  был  моим  доверенным
другом. И потому я выслушаю твои основания.
   Кросс собрался с духом.
   - Данте убил моего отца. Я признал  его  виновным,  как  вы  признали
виновным меня. И убил он моего отца ради мести и из-за своих амбиций.  В
душе он был Сантадио.
   Дон не отозвался.
   - Как я мог не отомстить за своего отца? - продолжал Кросс. -  Как  я
мог забыть, что он подарил мне жизнь? И я  чересчур  уважал  Клерикуцио,
как и мой отец,  чтобы  заподозрить,  что  вы  имеете  отношение  к  его
убийству. И все же, думаю, вы знали о вине Данте и  не  шевельнули  даже
пальцем. Так как же я мог прийти к вам, чтобы просить  о  восстановлении
справедливости?
   - Доказательства, - потребовал Джорджио.
   - Человека, подобного Пиппи Де Лене, невозможно застать  врасплох,  -
заявил Кросс. - А появление Джима Лоузи, с другой стороны,  чересчур  уж
невероятное совпадение. Ни один  из  присутствующих  здесь  не  верит  в
совпадения. Всем вам известно,  что  Данте  виновен.  Дон,  вы  же  сами
рассказывали мне историю  Сантадио.  Кто  знает,  что  планировал  Данте
совершить после того, как убьет меня? А он наверняка не сомневался,  что
должен со мной покончить. Затем со своими дядьями.  -  Упомянуть  самого
дона Кросс не осмелился. - Он рассчитывал на вашу любовь,  -  сказал  он
дону.
   Дон отложил свою сигарку. Лицо  его  хранило  непроницаемое,  чуточку
печальное выражение.
   И тут заговорил Пити. Пити был с Данте ближе других.
   - Куда ты девал тело? - снова спросил Пити.
   И Кросс не смог ответить ему, не смог проронить ни слова.
   Последовало долгое молчание. А затем дон  наконец-то  поднял  голову,
оглядел всех и заговорил:
   - Похороны для молодых - дело пустое,  что  они  свершили,  чтобы  их
поминать? Разве они  заслужили  великое  уважение?  У  молодежи  нет  ни
сострадания, ни благодарности. А моя дочь и без того сумасшедшая, так  к
чему же нам множить ее горести, зачеркнув надежды на  ее  выздоровление?
Ей будет сказано, что ее сын бежал, и пройдет не один  год,  прежде  чем
она поймет правду.
   И тут все в комнате как-то расслабились. Пити наконец-то вышел вперед
и сел на диван рядом с Кроссом. И Винсент, оставшийся за стойкой, поднес
бокал бренди к губам жестом, смахивающим на приветственный тост.
   - Но, по справедливости или  нет,  ты  совершил  преступление  против
Семьи, - продолжал дон. -  И  должен  понести  наказание.  Ты  потеряешь
деньги, а Лиа Вацци - жизнь.
   - Лиа не имеет к Данте ни малейшего отношения, - возразил Кросс. -  К
Лоузи -  да.  Позвольте  мне  выкупить  его.  Мне  принадлежит  половина
"Занаду", я передам права на собственность этой половины вам в  качестве
уплаты за меня и Вацци.
   Дон Клерикуцио поразмыслил над его словами.
   - Ты лоялен, -  подытожил  он,  повернулся  к  Джорджио,  а  затем  к
Винсенту и Пити. - Если вы трое согласны, то согласен и я.
   Те промолчали. Дон вздохнул, будто сожалея о чем-то.
   - Отпишешь нам половину своей доли, но ты должен покинуть  наш  круг.
Вацци должен вернуться на Сицилию - либо вместе со  своей  семьей,  либо
без оной, как пожелает. Больше я ничего сделать  не  могу.  Вы  с  Вацци
больше никогда не должны  беседовать  между  собой.  А  еще  я  в  твоем
присутствии  приказываю  моим  сыновьям  никогда  не  мстить  за  смерть
племянника. Ты имеешь  неделю  на  улаживание  своих  дел  и  подписание
необходимых бумаг для Джорджио. - Затем  интонации  дона  смягчились.  -
Позволь мне заверить тебя, что я не догадывался о планах Данте. А теперь
ступай с миром и помни, что я всегда любил твоего отца, как сына.
   Когда Кросс покинул дом, дон Клерикуцио выбрался  из  кресла,  сказав
Винсенту:
   - В постель.
   Винсент помог ему подняться по лестнице, потому что  ноги  уже  плохо
держали дона. Возраст наконец-то начал подтачивать его тело.
 
Эпилог 
 
Ницца, Франция 
Квог 
 
   В свой последний день  в  Вегасе  Кросс  Де  Лена  сидел  на  балконе
пентхауза,   озирая   залитый   солнцем   Стрип.   Огромные   отели    -
"Кесарс-Пэлас", "Фламинго", "Дезерт-Инн", "Мираж" и "Сэндз"  -  сверкали
своими неоновыми вывесками, бросавшими вызов самому солнцу.
   Дон Клерикуцио отдал весьма конкретные указания об условиях изгнания:
Кросс больше никогда не должен возвращаться в  Лас-Вегас.  Как  счастлив
был здесь его отец Пиппи, а Гронвельт и вовсе  превратил  этот  город  в
собственную  Валгаллу,  но  Кросс  никогда  не   разделял   их   чувств.
Действительно, он наслаждался удовольствиями Вегаса, но эти удовольствия
всегда отдавали для него металлическим привкусом стали.
   Зеленые флаги семи вилл вяло обвисли в недвижном воздухе пустыни,  но
один из них висел на пепелище - черном скелете, призраке Данте. Но Кросс
больше никогда не увидит всего этого. Он любил  "Занаду",  любил  своего
отца, Гронвельта и Клавдию. И все же он в  каком-то  смысле  предал  их.
Гронвельта - тем, что изменил отелю; отца - тем, что был несправедлив  к
Клерикуцио; а Клавдию - тем, что она верит в его невинность.  Теперь  он
освободился от всех. И начнет новую жизнь.
   К чему приведет его любовь к Афине? Его  предупреждали  об  опасности
романтической любви и Гронвельт, и отец, и даже  старый  дон.  Любовь  -
гибельный недостаток для великого человека, которому  предстоит  править
собственным миром. Так почему же  он  пропустил  их  советы  мимо  ушей?
Почему он вверил свою участь в руки женщины?
   Все просто: ее облик, звук  ее  голоса,  плавность  ее  движений,  ее
радость и печаль - все это приносит ему счастье. В  ее  присутствии  мир
для Кросса окрашивается всеми цветами радуги.  Еда  становится  вкусней,
солнце теплей, а сладостная жажда близости с ней делает жизнь священной.
И когда Кросс спал с Афиной, предрассветные кошмары не тревожили его.
   Прошло уже три недели с той поры, как он в последний  раз  виделся  с
Афиной, но голос ее  слышал  только  сегодня  утром.  Он  звонил  ей  во
Францию, чтобы сообщить о своем приезде, и уловил  нотки  счастья  в  ее
голосе при вести, что он еще жив. Возможно, она  любит  его.  И  теперь,
меньше чем через двадцать часов, он свидится с ней.
   Кросс верил, что когда-нибудь Афина полюбит  его  по-настоящему,  что
она вознаградит его за любовь, что она никогда не будет осуждать его  и,
словно некий ангел, спасет его от ада.
 
*** 
 
   Афина Аквитана была, пожалуй, единственной женщиной во  Франции,  при
помощи косметики и одежды старавшейся  уничтожить  собственную  красоту.
Нельзя сказать, чтобы она хотела выглядеть уродиной, она не  мазохистка,
но она начала  считать  свою  физическую  красоту  слишком  опасной  для
собственного внутреннего мира. Власть над другими людьми, приносимая  ей
красотой, стала претить Афине.  Ей  стало  претить  тщеславие,  все  еще
пагубно влияющее на душу. Оно мешало окончательно выйти на ту  жизненную
стезю, которую Афина избрала для себя раз и навсегда.
   В первый день работы в Институте детей-аутистов в  Ницце  она  хотела
выглядеть, как дети, ходить, как ходят они. Она чересчур  отождествилась
с ними. В тот день она  расслабила  мимические  мышцы,  отчего  лицо  ее
приобрело  бездушную  невозмутимость,  и  нелепо  ковыляла  бочком,  как
некоторые из детей с нарушениями двигательных функций.
   - О, очень хорошо, - с сарказмом сказал заметивший это доктор  Жерар,
- но вы идете не в том направлении. - Затем взял  ее  руки  в  ладони  и
мягко произнес:
   - Вы не должны отождествлять себя с их несчастьем, вы должны бороться
против него.
   Афина устыдилась. Снова ее актерское тщеславие подвело ее. Но  забота
об этих детях принесла ей душевный покой. Им неважно, что ее французский
не идеален, они все равно не улавливают смысла слов.
   Даже огорчительные реалии жизни не  обескуражили  Афину.  Дети  порой
ведут себя, как вандалы, не признают общепринятых  норм.  Дерутся  между
собой  и  со  своими  няньками,  размазывают  свои  фекалии  по  стенам,
справляют малую нужду  где  вздумают.  Порой  они  просто  пугают  своим
неистовством, своим отвращением к окружающему миру. И только по ночам  в
тесной квартирке, снятой  в  Ницце,  Афина  чувствовала  свою  полнейшую
беспомощность, штудируя труды института. Там приводились истории болезни
детей, и эти истории повергали  ее  в  ужас.  Потом  Афина  заползала  в
постель и рыдала. В отличие от историй,  прожитых  ею  в  кино,  истории
болезни невероятно редко кончались счастливо.
   Когда же Кросс позвонил, что приедет повидаться с ней, Афина ощутила,
как ее душу захлестнула радость и надежда. Он все еще жив и поможет  ей!
Затем  ее  охватила  тревога,  и  Афина  решила  проконсультироваться  с
доктором Жераром.
   - Как по-вашему, что будет лучше всего? - спросила она.
   - Он может весьма помочь Бетани, - ответил доктор Жерар. - Я бы очень
хотел увидеть, как девочка будет общаться с ним на протяжении некоторого
периода времени. И это может очень благотворно повлиять на  вас.  Матери
не должны становиться мученицами из-за детей.
   Афина думала о его словах всю  дорогу  до  аэропорта  в  Ницце,  куда
поехала встретить Кросса.
 
*** 
 
   В аэропорту Кроссу пришлось перейти из самолета в  низко  подвешенный
терминал. Воздух  оказался  ароматным  и  свежим,  совсем  непохожим  на
обжигающую сернистую жару Вегаса. Вокруг бетонной площадки перед выходом
из терминала росло множество роскошных алых и лиловых цветов.
   На площадке его дожидалась Афина, и Кросс  подивился  ее  гениальному
умению преображаться. Полностью скрыть свою красоту Афина не  могла,  но
зато сумела замаскировать ее. За темными стеклами очков  в  позолоченной
оправе ее изумрудно-зеленые глаза посерели. Одежда сделала Афину толще и
тяжеловеснее. Светло-русые волосы она  спрятала  под  синюю  широкополую
шляпу из джинсовой ткани с висячими полями.  Кросс  ощутил  восторженный
трепет собственника,  ибо  только  одному  ему  было  ведомо,  насколько
прекрасна эта женщина на самом деле.
   Увидев приближающегося Кросса, Афина сняла очки и сунула их в  карман
блузки. Кросс улыбнулся ее непреодолимому тщеславию.
 
*** 
 
   Менее часа спустя они были  в  номере  отеля  "Негреско",  в  котором
когда-то Наполеон уложил в  постель  Жозефину.  Во  всяком  случае,  так
утверждала реклама на дверях отеля. Пришедший  официант  постучал,  внес
поднос с бутылкой вина и изящной тарелкой крохотных канапе и оставил его
на столике балкона с видом на Средиземное море.
   Поначалу оба ощутили неловкость. Афина доверчивым, но все же каким-то
повелительным жестом взяла Кросса за руку,  и  прикосновение  ее  теплой
кожи наполнило его жаждой близости. Но  Кросс  видел,  что  она  еще  не
совсем готова.
   Номер был прекрасно обставлен -  куда  изящнее,  чем  любая  из  вилл
"Занаду".  Кровать  покрывал  темно-красный  шелковый  балдахин,  в  тон
шторам,  украшенным  золотыми  лилиями.  Столы   и   стулья   отличались
элегантностью, просто неведомой в мире Вегаса.
   Афина вывела Кросса на балкон, и он мимоходом вслепую поцеловал ее  в
щеку. А  потом  Афина  просто  не  могла  удержаться,  схватила  влажную
хлопчатобумажную салфетку, обернутую вокруг бутылки с вином, и стерла  с
лица всю маскировочную  косметику.  Оставшиеся  на  лице  капельки  воды
сверкали, розовая кожа будто светилась изнутри. Положив ладонь Кроссу на
плечо, Афина ласково поцеловала его в губы. С балкона отрывался  вид  на
каменные дома Ниццы, окрашенные в  зеленовато-голубоватые  блеклые  тона
древнего полотна. Внизу жители Ниццы шагали  по  Променад-дез-Англе,  на
каменистом пляже молодежь чуть ли не нагишом плескалась  в  сине-зеленой
воде, а дети тем временем  копались  в  пересыпанном  галькой  песке.  А
подальше патрулировали горизонт сверкающие  белизной  яхты,  похожие  на
чаек.
   Когда Афина с Кроссом сделали по первому глотку  вина,  до  их  слуха
донесся негромкий рокот. Из устья  в  каменном  парапете,  напоминающего
пушечное жерло, а на самом деле представляющего собой  огромную  сточную
трубу, в девственно синюю морскую воду хлынул бурый поток.
   Отвернувшись, Афина спросила у Кросса:
   - И долго ты тут пробудешь?
   - Пять лет, если ты мне позволишь.
   - Это глупо, - нахмурилась Афина. - Что ты тут будешь делать?
   - Я богат. Может, куплю небольшую гостиницу.
   - А что случилось с "Занаду"?
   - Мне пришлось продать свою долю.  -  Кросс  немного  помолчал.  -  О
деньгах нам беспокоиться незачем.
   - У меня есть деньги, - возразила Афина. - Но  ты  должен  понять,  я
собираюсь прожить  здесь  пять  лет,  а  затем  отвезти  ее  домой.  Мне
наплевать, что об этом скажут, я больше никогда не верну ее в лечебницу,
я буду заботиться о  ней  до  конца  жизни.  А  если  с  ней  что-нибудь
случится, то посвящу свою жизнь детям вроде нее. Так что, как видишь, мы
никогда не сможем жить с тобой вместе.
   Кросс прекрасно ее понял и не торопился с ответом.
   Когда же он заговорил, голос его звучал уверенно и решительно:
   - Афина, единственное, в чем я уверен, - это то, что я люблю  тебя  и
Бетани. Ты должна поверить в это. Я понимаю, это будет  нелегко.  Но  мы
должны  приложить  все  силы.  Ты  хочешь  помочь  Бетани,  а  не  стать
великомученицей. Для этого нам надо совершить последний рывок. Я  сделаю
все на свете, чтобы помочь тебе.  Послушай,  мы  словно  игроки  в  моем
казино. Все шансы против нас, но всегда остается возможность перехитрить
судьбу.
   Кросс видел, что Афина поддается, и продолжал бить в ту же точку.
   - Давай поженимся. Давай заведем других детей  и  заживем  нормальной
человеческой жизнью. И давай попытаемся с детьми  выправить  то,  что  в
нашем мире не так. В каждой семье случаются несчастья. Я  знаю,  что  мы
можем преодолеть их. Поверишь ли ты мне?
   Наконец-то Афина посмотрела ему прямо в глаза.
   - Только если ты поверишь, что я по-настоящему люблю тебя.
   В спальне, во время близости, они приняли друг друга на  веру;  Афина
поверила, что Кросс в самом деле поможет ей спасти Бетани, а Кросс - что
Афина действительно  любит  его.  Наконец-то  обернувшись  к  нему,  она
прошептала:
   - Я люблю тебя. Правда, люблю.
   Кросс склонил голову, чтобы поцеловать ее. Она снова проговорила:
   - Я воистину люблю тебя. - И Кросс  подумал:  "Какой  же  человек  на
свете способен ей не поверить?"
 
*** 
 
   Оставшись  в  одиночестве  своей  спальни,  дон  натянул   прохладные
простыни до подбородка. Смерть уже на подходе, а  он  чересчур  искушен,
чтобы не  уловить  ее  близости.  Но  все  прошло  именно  так,  как  он
запланировал. Ах, как легко перехитрить молодежь!
   В последние пять лет он видел, какую великую  опасность  представляет
Данте для его генерального плана.  Данте  противился  бы  окончательному
переходу Семьи Клерикуцио в законопослушное общество. И все же  что  мог
он, дон,  поделать  сам?  Приказать  убить  сына  своей  дочери,  своего
собственного внука? Но  подчинились  ли  бы  Джорджио,  Винсент  и  Пити
подобному приказу?  А  если  бы  подчинились,  не  считали  ли  бы  отца
чудовищем? Не стал бы их  страх  перед  ним  сильнее  любви  к  нему?  А
Роз-Мари, что сталось бы тогда с ее рассудком, ибо она наверняка угадала
бы правду?
   Но когда был убит Пиппи Де Лена, смерть Данте  была  предрешена.  Дон
тотчас же постиг истинную суть происшествия, выяснил связь Данте с Лоузи
и вынес свое суждение.
   Он послал Винсента и Пити  охранять  Кросса,  бронеавтомобиль  и  все
прочее. А затем, чтобы предупредить Кросса, поведал ему историю Войны  с
Сантадио.  Как   же   мучительно   трудно   утверждать   в   этом   мире
справедливость. А когда он уйдет в мир иной, кто  сможет  принимать  эти
ужасные решения? И сейчас, раз и навсегда,  дон  решил,  что  Клерикуцио
должны совершить последнее отступление.
   Винни и Пити будут  заниматься  исключительно  своими  ресторанами  и
строительными  компаниями.  Джорджио   станет   покупать   компании   на
Уолл-стрит. Отступление пройдет  по  полной  программе.  Даже  анклав  в
Бронксе больше не будет пополняться. Клерикуцио  наконец-то  окажутся  в
безопасности и станут бороться против новых преступников, взрастающих по
всей Америке. Дон не станет винить себя за  прошлые  ошибки,  за  утрату
счастья дочери и смерть внука.  Как  ни  крути,  он  все-таки  освободил
Кросса.
   Уже погружаясь в сон, дон вдруг узрел видение. Он будет  жить  вечно,
кровь Клерикуцио на веки вечные вольется в жилы человечества. И это  он,
собственной персоной, один-одинешенек положил начало  этой  родословной,
положил это деяние на чашу своих добродетелей.
   Но... о, как же порочен этот мир, ввергающий человека во грех!
 
 
      i Место действия поэмы "Кубла Хан" Колриджа. В переносном смысле - идиллическое, прекрасное место, нечто вроде Эльдорадо. - Здесь и далее прим. переводчика. 
      ii Порученцем, доверенным лицом (итал.). 
      iii Боччи - итальянские кегли. 
      iv Croccifixio - распятие (итал.). 
      v Речь идет об американском футболе. 
      vi Игра слов. Если полное имя Кроччифисио означает "распятие", то уменьшительное - Кросс - означает "крест". 
      vii В гольфе - легкий удар возле самой лунки, когда мяч надо просто вкатить в нее. 
      viii Грин - тщательно обработанный, с наиболее низко подстриженной травой участок поля для гольфа. 
      ix Университет в штате Индиана (США). 
      x Разновидность лото, аналог нашего "Лотто-миллион". 
      xi Церем