т сильнее. Он полагал, что так и  должно
быть. Это вовсе не значит, что они совершили правильный выбор.
   - Тут нечего обсуждать, - презрительно бросила Налин. - Ты обещал.
   Пиппи даже не представлял, насколько ужасно выглядит со  стороны.  Он
не мог видеть могильный холод в собственных глазах. Ему казалось, что он
вполне контролирует свой голос, говорит спокойно и рассудительно.
   - Ты должна сделать выбор. Я обещаю тебе, что, если из  этого  ничего
не получится, будет так, как решила ты. Но я хочу попробовать.
   Налин мотнула головой.
   - Ты невыносим. Я обращусь в суд.
   В этот момент Пиппи понял, что делать.
   - Это не имеет значения. Можешь поступать как вздумается.  Но  прежде
вспомни о нашей с тобой жизни, о том, кто ты и  кто  я.  Я  умоляю  тебя
проявить благоразумие и подумать о будущем каждого из нас.  Кросс  похож
на меня, Клавдия - на тебя. Кроссу будет лучше  со  мной,  Клавдии  -  с
тобой. Вот как обстоит дело. - Он помолчал и затем договорил:
   - Неужели тебе не достаточно того, что они оба  любят  тебя  сильнее,
чем меня? Что они будут скучать по тебе гораздо сильнее, чем скучали  бы
по мне?
   Последняя фраза повисла в воздухе. Пиппи не хотел, чтобы дети  поняли
его намек. Но Налин его поняла. В ужасе  она  обхватила  дочь  и  крепко
прижала к себе. В этот момент Клавдия бросила на брата умоляющий взгляд,
проронив:
   - Кросс...
   Удивительно красивый мальчик двигался с необычайной грацией.  Секунда
- и он уже возле отца.
   - Я остаюсь с тобой, папа.
   Пиппи с благодарностью взял его за руку.
   Налин заплакала.
   - Кросс, ты будешь навещать меня когда захочешь. В Сакраменто у  тебя
будет собственная комната, и никто, кроме тебя, туда даже не войдет.
   Она понимала, что предает сына, но была бессильна что-либо изменить.
   Пиппи чуть не прыгал от восторга. Какой тяжкий груз упал с его  плеч!
Теперь ему не придется делать то,  на  что  в  какой-то  момент  он  уже
решился.
   - Мы должны это отпраздновать, - провозгласил он. - Ну и что, что  мы
расходимся? Теперь у нас будет не одна счастливая семья, а целых две!  И
мы будем счастливо жить-поживать да добра  наживать.  -  Трое  остальных
уставились  на  него  с  каменными  лицами.  -  Должны  же  мы  хотя  бы
попробовать, черт побери!
 
*** 
 
   В течение первых двух лет после развода родителей Клавдия ни разу  не
навестила отца и брата в Лас-Вегасе. Что касается Кросса, то он ездил  к
сестре и матери в Сакраменто очень часто, хотя к тому времени, когда ему
исполнилось  пятнадцать,  стал  навещать  их  только  на  рождественские
каникулы.
   Двое родителей были двумя разными полюсами в жизни. Клавдия все более
походила на мать. Ей нравилось учиться, она любила книги, театр,  фильмы
и купалась в материнской любви. А  Налин  все  чаще  замечала  в  дочери
жизнерадостность  и  обаяние  отца.  Ей  нравилась  открытость  Клавдии,
начисто лишенная отцовской резкости  и  грубоватой  прямолинейности.  Им
было хорошо друг с другом.
   Окончив  колледж,   Клавдия   отправилась   в   Лос-Анджелес,   чтобы
попробовать силы в кино. Расставание с дочерью далось Налин нелегко,  но
к тому времени она с помощью друзей успела  выстроить  для  себя  вполне
сносную жизнь и стала заместителем директора школы. Кросс и  Пиппи  тоже
являли собой вполне счастливую, хотя и по-другому, семью. Кросс считался
одним из лучших спортсменов в школе, но учеником он был так себе.  Учеба
его не интересовала. И, несмотря  на  свою  неординарную  внешность,  он
также мало интересовался девушками.
   Кроссу нравилось  жить  с  отцом,  так  что,  каким  бы  жестоким  ни
выглядело принятое Пиппи решение, жизнь доказала его  правильность.  Это
были и впрямь две счастливые семьи - правда,  не  соприкасавшиеся  между
собой. Пиппи оказался таким же хорошим отцом для  Кросса,  как  Налин  -
матерью для Клавдии. Вернее, он лепил сына по своему образу и подобию.
   Кроссу нравилась работа в "Занаду", нравилось иметь дело с клиентами,
противостоять нечистым на руку игрокам. И у него  был  вполне  умеренный
аппетит на танцовщиц. В конце  концов,  сын  необязательно  должен  быть
таким же неугомонным бабником, как отец.
   Пиппи решил, что Кросс должен войти в Семью. Он верил в  правильность
слов, которые любил повторять дон: "Главное для мужчины  -  зарабатывать
свой хлеб насущный".
   Пиппи принял Кросса партнером в инкассаторское  агентство.  Он  очень
рано стал брать его  с  собой  в  отель  "Занаду"  и  всячески  старался
заинтересовать им Альфреда Гронвельта. Они вместе с  самыми  знаменитыми
клиентами казино играли в гольф, причем Пиппи  всегда  ставил  Кросса  в
пару, которая играла против него. К семнадцати годам Кросс достиг в этом
деле необычайных успехов, научился хитрить, и лучше всего он играл у тех
лунок, ставки на которые были  особенно  высоки.  Кросс  и  его  партнер
обычно выигрывали. Пиппи принимал поражения  с  достоинством,  тщательно
скрывая, что его буквально распирает от восторга. Пусть эти сознательные
проигрыши стоили ему денег, но благодаря  им  сын  завоевывал  любовь  и
доброе отношение со стороны сильных мира сего.
   Он  стал  брать  Кросса  в  Нью-Йорк  на  различные  торжества  Семьи
Клерикуцио и праздники - в  первую  очередь  праздник  Четвертого  июля,
который   Семья   неизменно   отмечала   с   невиданным   патриотическим
энтузиазмом, а также на все свадьбы и похороны членов Семьи. Пиппи  имел
на это право, ведь он был племянником дона, и в их жилах текла одна и та
же кровь.
   Когда Пиппи устраивал свой традиционный еженедельный набег на игровые
столы "Занаду", чтобы "выиграть" у специально выделенного для этой  цели
человека положенные ему по негласному соглашению восемь  тысяч  долларов
(это была скрытая форма оплаты его специальных услуг, и  игра  для  него
была беспроигрышной), Кросс сидел рядом и  наблюдал.  Пиппи  рассказывал
ему, каковы шансы выигрыша в  различных  азартных  играх,  какой  суммой
можно рискнуть у зеленого сукна, учил никогда не играть, если плохо себя
чувствуешь, не играть больше двух часов кряду и чаще трех раз в  неделю,
никогда не ставить большие суммы,  если  с  самого  начала  идет  полоса
невезения, а если начало везти, поднимать ставки, не теряя  благоразумия
и осмотрительности.
   Пиппи не терзали угрызения совести от того, что он  знакомит  сына  с
уродливыми сторонами  жизни.  Поскольку  Кросс  стал  его  партнером  по
инкассаторскому агентству, ему положено знать все  эти  вещи.  Выбивание
долгов отнюдь не всегда такое невинное  занятие,  каким  Пиппи  когда-то
пытался представить его Налин.
   В нескольких особо сложных случаях Кросс не выказал никаких признаков
отвращения. Он был еще  слишком  молод  и  слишком  хорош  собой,  чтобы
внушать страх, но его физической силы хватало для того, чтобы  выполнить
любой приказ, отданный Пиппи.
   Наконец, желая испытать сына,  Пиппи  поручил  ему  особенно  трудное
дело, в  котором  можно  было  использовать  лишь  силу  убеждения,  без
насилия. То,  что  к  должнику  явился  Кросс,  должно  было  стать  для
неплательщика знаком доброй воли и намеком, что на  него  не  собираются
слишком давить. Должник, мелкий Bruglione из какого-то  медвежьего  угла
Калифорнии, задолжал  "Занаду"  сто  тысяч.  Этот  случай  был  довольно
мелким, не из  тех,  когда  приходится  козырять  именем  Клерикуцио,  и
браться за него  нужно  было  не  железной  рукой,  а  скорее  бархатной
перчаткой.
   Не в добрый час встретился Кросс с бароном мафии.  Выслушав  разумные
доводы молодого человека, этот тип по имени Фалько  вытащил  пистолет  и
приставил его к горлу Кросса.
   - Еще одно слово, и я удалю тебе гланды, - пообещал он.
   Кросс, к собственному удивлению, не ощутил ни капли страха.
   - Соглашайся на пятьдесят тысяч. Неужели ты убьешь меня из-за  жалких
пятидесяти тысяч? Моему отцу это не понравится.
   - А кто твой отец? - поинтересовался Фалько.
   - Пиппи Де Лена. Кстати, он сам пристрелит меня за то, что  я  снизил
сумму до пятидесяти тысяч.
   Рассмеявшись, Фалько спрятал пистолет.
   - Хорошо, скажи ему, что я  расплачусь  в  свой  следующий  приезд  в
Вегас.
   - Сообщите мне о приезде  заранее,  и  я  обеспечу  вам  традиционный
пансион, - отозвался Кросс.
   Имя Пиппи было знакомо Фалько, но привести угрозу  в  исполнение  ему
помешало не только это, а еще нечто увиденное в лице Кросса:  отсутствие
страха, хладнокровие, прозвучавшее в его ответе на угрозу, и даже легкая
насмешка в голосе. Все это вместе подсказало мафиози: случись что с этим
парнем, за него жестоко отомстят. Однако после этого случая, отправляясь
к  очередному  должнику,  Кросс  неизменно  брал  с   собой   оружие   и
телохранителя.
   Первый успех сына Пиппи отпраздновал, устроив себе  и  ему  небольшой
отпуск, который они провели в "Занаду". Альфред Гронвельт предоставил им
два роскошных номера, а Кросс вдобавок получил от него кошелек с черными
фишками на пять тысяч долларов.
   К этому времени Гронвельт был уже седым восьмидесятилетним  стариком,
но тело его все  еще  оставалось  живым  и  гибким.  У  него  тоже  была
педагогическая жилка, и при случае он с  огромным  удовольствием  поучал
Кросса. Вручая ему стопку черных фишек, он сказал:
   - Выслушай меня внимательно. Выиграть тебе все равно не удастся,  так
что они в любом случае вернутся ко мне. Но в моем отеле, помимо  казино,
существует много других развлечений.  Тут  есть  великолепное  поле  для
гольфа, на котором любят поразмяться игроки из  Японии.  У  нас  имеются
изумительные рестораны и прекрасные шоу, в которых участвуют  величайшие
звезды кино  и  музыки.  У  нас  есть  теннисные  корты  и  плавательные
бассейны. У нас есть специальный туристический самолет, на котором можно
пролететь над Великим каньоном.  Все  это  -  бесплатно.  Поэтому  будет
непростительной ошибкой, если ты бездарно просадишь пять тысяч,  которые
лежат в этом кошельке. Не увлекайся.
   В следующие три дня Кросс следовал совету Гронвельта. Каждое утро  он
играл в гольф с Гронвельтом, своим отцом и одним из крупнейших  игроков,
живших в отеле. Ставки  в  этой  игре  всегда  были  серьезными,  но  не
слишком. Гронвельт с одобрением заметил, что  лучших  результатов  Кросс
достигал тогда, когда на кону были особенно крупные суммы.
   -  У  этого  мальчика  стальные  нервы,  -  восхищенно  повторял  он,
обращаясь к Пиппи.
   Но больше всего Гронвельта восхищали  разумные  суждения  юноши,  его
острый ум и умение поступать правильно даже в  тех  случаях,  когда  ему
ничего  не  подсказывали.  В  последний  день  их  пребывания  в   отеле
знаменитый игрок находился в подавленном состоянии духа, причем  не  без
оснований. Умелый  и  азартный  предприниматель,  сколотивший  несметное
состояние на широко разветвленной сети  порнографических  кинотеатров  и
секс-шопов, накануне ночью проиграл почти пятьсот  тысяч  долларов.  Его
угнетала даже не потеря денег, а то, что, попав в полосу  невезения,  он
утратил контроль над  собой  и  попытался  переломить  ход  игры,  делая
неимоверно высокие ставки. Ошибка, обычная для  начинающего  игрока,  но
для профессионала она непростительна.
   Когда в то утро они пришли на поле для  гольфа,  Гронвельт  предложил
умеренные ставки - по пятьдесят долларов за лунку, но игрок  рассерженно
фыркнул и сказан:
   - Учитывая то, сколько вы содрали с  меня  прошлой  ночью,  могли  бы
предложить ставки покрупнее - хотя бы по тысяче.
   Гронвельт обиделся. Его традиционная утренняя партия в гольф являлась
чисто личным делом, и связывать ее с его работой  в  отеле  было  дурным
тоном. Однако со своей неизменной вежливостью он ответил:
   - Конечно, как пожелаете. Я даже дам вам в партнеры Пиппи, а сам буду
играть на пару с Кроссом.
   Они начали игру. Магнат порнобизнеса бил хорошо.  Гронвельт  -  тоже.
Невезение преследовало только Кросса. Он играл из рук вон  плохо.  Такой
отвратительной игры его  партнеры  еще  не  видели.  Он  подкручивал  на
прямых, загонял мяч в ловушки, а  один  раз  даже  в  пруд  (сооруженный
посреди пустыни за колоссальные деньги), а  под  конец  игры  нервы  его
окончательно сдали, и  он  вообще  утратил  контроль  над  собой,  когда
оставалось пробить всего-навсего путтvii.  Игрок,  став  на  пять  тысяч
богаче,   полностью   восстановил   уязвленное   чувство    собственного
достоинства и настоял, чтобы партнеры по игре позавтракали с ним.
   - Извините, что я вас подвел, - сказал Кросс Гронвельту.
   Посмотрев на него внимательным, изучающим взглядом, старик произнес:
   - Когда-нибудь, если твой папа не будет  против,  я  возьму  тебя  на
работу.
   На протяжении  многих  лет  Кросс  наблюдал  взаимоотношения  отца  с
Гронвельтом. Они были хорошими друзьями, непременно раз в неделю ужинали
вместе, и Пиппи прислушивался к мнению старика даже внимательнее, чем  к
мнению Клерикуцио. Гронвельт, в свою очередь, позволял ему  пользоваться
всеми преимуществами "Занаду", за  исключением  разве  что  вилл.  Затем
Кроссу стал известен секрет еженедельного выигрыша отца на одну и ту  же
сумму в восемь тысяч долларов, и он  окончательно  понял:  Клерикуцио  и
Гронвельт управляют отелем на правах партнеров.
   Гронвельт проявлял к Кроссу особое внимание, и тот не сомневался, что
у старика существуют на его  счет  какие-то  свои,  тайные  соображения.
Свидетельством тому были и черные фишки на пять тысяч,  которые  подарил
ему Гронвельт на каникулы. Старик  осыпал  юношу  и  другими  милостями.
Например,  услуги  всех  служб  отеля  были  для  Кросса  и  его  друзей
совершенно бесплатными. Когда Кросс окончил школу, Гронвельт подарил ему
автомобиль  с  откидным  верхом.  После  того  как   парню   исполнилось
семнадцать,  Гронвельт  познакомил  его  с  танцовщицами  отеля,  причем
представил  его  с  подчеркнутым,  многозначительным  почтением,   чтобы
придать этому знакомству дополнительный вес. Спустя  годы  Кросс  узнал,
что Гронвельт и сам, несмотря на преклонный возраст, частенько приглашал
женщин в свой пентхауз и, по словам все тех же девиц, был  ходок,  каких
мало. У него никогда не было серьезных  увлечений,  но  в  отношениях  с
женщинами он неизменно проявлял такую фантастическую щедрость,  что  они
считали себя у него в долгу. Любая женщина, остававшаяся его  фавориткой
хотя бы в течение месяца, обогащалась.
   Как-то раз, когда Гронвельт делился с юношей практическими познаниями
в  искусстве  управлять  огромным  отелем  и  казино,  каковым   являлся
"Занаду", Кросс осмелился задать  старику  вопрос  о  том,  как  строить
отношения с женщинами, работающими вместе с тобой. Гронвельт  с  улыбкой
сказал:
   - Строить отношения с женщинами, которые  выступают  в  разных  наших
шоу, я предоставляю нашему импресарио, со всеми же остальными веду  себя
так, как если бы это были мужчины. Если же ты спрашиваешь совета о  том,
можно ли тебе крутить с ними романы, то могу сказать следующее: умный  и
здравомыслящий мужчина в большинстве случаев может не опасаться  женщин.
Бойся только двух вещей. Первая, и самая опасная, - дамочка в  отчаянии.
Вторая - женщина более амбициозная, чем ты сам. Не подумай, что  у  меня
нет сердца. Тот же совет, только в  отношении  мужчин,  я  мог  бы  дать
женщинам, но это не наше с тобой дело. Что  же  касается  меня,  то  мне
повезло; всю  свою  жизнь  я  любил  "Занаду"  больше  всего  на  свете.
Единственное, о чем я жалею, это о том, что у меня нет детей.
   - По-моему, вы прожили прекрасную жизнь, - сказал Кросс.
   - Ты так считаешь? Что ж, я заплатил за это сполна.
 
*** 
 
   Каждое появление Кросса в Квоге неизменно вызывало большое  оживление
среди женской  части  Семьи  Клерикуцио.  В  возрасте  двадцати  лет  он
находился в расцвете юношеской красоты - мужественный, сильный,  изящный
и необычно учтивый для своего возраста. Члены Семьи нередко отпускали на
его счет шуточки, которые попахивали грубоватой  сицилийской  простотой,
говоря, что внешностью парень, слава Богу, вышел в мать, а не в отца.
   В первый день Пасхи, когда более ста членов  Семьи  собрались,  чтобы
отпраздновать Светлое Христово Воскресение, кузен Кросса Данте  подкинул
последний фрагмент головоломки, благодаря которому  Кросс  наконец  смог
окончательно понять, кем является его отец.
   В большом саду особняка  Клерикуцио  Кросс  увидел  красивую  молодую
девушку,  окруженную  стайкой  молодых  людей.  Подойдя  к   одному   из
поставленных прямо под открытым небом столов, его отец положил  на  свою
тарелку жаренную на  гриле  сардельку  и,  возвращаясь  обратно,  бросил
какую-то фразу этой группе молодежи. И тут Кросс увидел, как чуть ли  не
шарахнулась  от  Пиппи  эта  девушка.  Странно.  Отец  обычно   нравился
женщинам; его некрасивые, грубые черты, его чувство  юмора  и  веселость
привлекали их.
   Данте тоже наблюдал эту картину.
   -  Гляди,  какая  красотка,  -  с  ухмылкой  сказал  он.  -   Пойдем,
поздороваемся.
   Когда они подошли к группе, он представил родственника:
   - Лайла, познакомься с моим кузеном. Его зовут Кросс.
   Лайла была их ровесницей, но  еще  не  полностью  сформировалась  как
женщина, и красота  ее  была  чудесной,  свежей  красотой  подростка.  У
девушки были волосы цвета меда, маленький ротик, а лицо светилось, будто
подсвеченное изнутри. На ней был надет белый свитер из ангоры,  на  фоне
которого ее загорелая кожа казалась золотой.  Кросс  влюбился  в  нее  с
первого взгляда.  Но  когда  попытался  заговорить  с  девушкой,  та  не
удостоила его даже взглядом и, повернувшись, отошла к другому столу,  за
которым собрались пожилые матроны.
   - Вероятно, ей не понравился мой  вид,  -  чуть  растерянно  проронил
Кросс, а Данте ехидно улыбнулся.
   Данте к тому времени превратился в подвижного,  энергичного  юношу  с
острой  лисьей  мордочкой.  У  него  была   черная   смоляная   шевелюра
Клерикуцио, на которой обычно красовалась забавная шапочка по моде эпохи
Возрождения. Он был низкорослым - не выше пяти футов и пары дюймов, - но
обладал  непомерной  самоуверенностью,  возможно,  потому,  что  являлся
любимчиком самого дона. Вокруг  Данте  постоянно  витала  некая  злобная
аура.
   - Ее фамилия Анакоста, - сообщил он Кроссу.
   Кросс  вспомнил  эту  фамилию.  Год  назад  семья  Анакоста  пережила
настоящую трагедию. Глава семьи и его  старший  сын  были  застрелены  в
гостиничном номере в Майами. Данте глядел на Кросса и, казалось,  ожидал
от него  какой-то  реакции.  Кросс  придал  своему  лицу  индифферентное
выражение.
   - Ну и что?
   - Ты ведь работаешь на своего отца, верно? - спросил Данте.
   - Разумеется.
   - И при этом хочешь закадрить Лайлу? Значит, ты не  в  своем  уме.  -
Данте засмеялся.
   Кросс почувствовал, что тут кроется какая-то западня,  и  молча  ждал
продолжения. Данте снова заговорил:
   - Ты разве не знаешь, чем занимается твой отец?
   - Собирает долги.
   Данте покачал головой.
   - Тебе следует знать. Твой папочка изымает из Семьи людей.  Он  Молот
номер один.
   Кроссу  показалось,  что  все  существовавшие  до  этого  дня   тайны
развеялись как по мановению волшебной палочки. Все встало на свои места:
отвращение, которое питала к отцу мать, почтение, с которым относились к
Пиппи друзья и члены Семьи  Клерикуцио,  загадочные  исчезновения  отца,
пропадавшего иногда  неделями,  то,  что  он  никогда  не  расстается  с
оружием,  кое-какие  из  его  грубоватых  шуток,  до  сегодняшнего   дня
остававшиеся непонятными Кроссу. В его  памяти  всплыло  давнее  детское
воспоминание о том, как отца судили за убийство. Внезапно Кросс  испытал
теплое чувство к отцу, желание любым способом защитить его, словно  того
обнажили  перед  всем  честным  народом.  Но  самым  сильным   чувством,
охватившим Кросса, была дикая злость на Данте, осмелившегося открыть ему
эту страшную правду.
   - Нет, - сказал он, - я этого не знаю. И ты не  знаешь.  И  никто  не
знает