аю пятьдесят процентов  только
за первоначальное капиталовложение и судебную защиту. Ты  хочешь  сказать,
что сама операция - не мое дело?
     Солоццо подтвердил слова дона кивком головы.
     - Если ты считаешь, что два миллиона  долларов  -  это  "всего  лишь"
капиталовложение, мне остается только приветствовать тебя, дон Корлеоне.
     Дон заговорил тихим голосом:
     - Я согласился на встречу с тобой, потому что питаю глубокое уважение
к семейству Татаглия и потому что слышал о тебе много хорошего. Я вынужден
ответить отказом на твое предложение.  Но  считаю  долгом  объяснить  свой
отказ. Доходы в твоем деле огромны, но и  риск  не  мал.  Согласись  я  на
участие  в  твоих  операциях,  это  могло  бы  повредить  остальным   моим
интересам. Верно, что у меня немало друзей в политике. Но они откажутся от
меня, если вместо азартных игр я займусь  наркотиками.  Они  считают,  что
азартные игры - это что-то вроде спиртных напитков: грех, но безвредный. В
то же время наркотики они считают делом грязным. Нет, не возражай, это  их
мнение, а не мое. Меня не интересует, каким способом человек  зарабатывает
на жизнь.
     Скажу только одно: твой бизнес слишком опасен. Все члены  моей  семьи
жили последние десять лет, не подвергаясь опасности. Я не  могу  рисковать
их жизнью и благополучием ради погони за деньгами.
     Единственным признаком разочарования Солоццо было то, что  его  глаза
быстро забегали по комнате, будто ища поддержки у Хагена и Сонни. Потом он
спросил:
     - Ты волнуешься за свои два миллиона?
     - Нет, - холодно ответил дон и усмехнулся.
     Солоццо предпринял новую попытку:
     - Семейство Татаглия тоже будет гарантировать твое капиталовложение.
     И тут Сонни совершил непростительную ошибку.
     -  Семейство  Татаглия  гарантирует  возвращения  нашего  вклада  без
процентов? - спросил он.
     Хаген пришел в ужас от этого вмешательства. Он  видел,  как  холодеет
дон, как смотрят его злые глаза на  старшего  сына,  застывшего  в  испуге
непонимания. Глаза Солоццо снова  блуждали,  на  этот  раз  довольные.  Он
обнаружил трещину в крепости дона. Снова заговорил дон:
     - Сегодня молодежь думает только о деньгах, - сказал  он.  -  Они  не
признают никаких правил приличия.  Прерывают  старших,  вмешиваются  в  их
разговоры. Но я питаю слабость к своим  детям  и,  как  ты  мог  заметить,
избаловал их. Синьор Солоццо, мое "нет" окончательно. От себя  лично  хочу
пожелать тебе успехов в твоем деле. Оно  противоречит  моим  принципам.  Я
сожалею, что мне приходится разочаровывать тебя.
     Солоццо  пожал  дону  руку  и  позволил  Хагену  проводить  себя   до
автомобиля. Его лицо ничего не выражало, когда он прощался с Хагеном.
     Когда Хаген вернулся в комнату, дон спросил его:
     - Ну, что ты скажешь об этом человеке?
     - Он сицилиец, - сухо ответил Хаген.
     Дон глубокомысленно кивнул головой. Потом повернулся к сыну  и  нежно
сказал:
     - Никогда, Сантино, не позволяй никому,  кроме  членов  твоей  семьи,
знать, о чем ты думаешь. Пусть они  никогда  не  знают,  что  у  тебя  под
ногтями. Мне кажется, твой мозг немного размягчился от комедии, которую ты
играешь с этой девушкой. Теперь прочь с моих глаз!
     Хаген видел,  что  изумление  на  лице  Сонни  сменилось  злостью  за
выслушанную нотацию. "Неужели он и в самом деле думал, что дон никогда  не
узнает про его последнюю победу? - изумился Том. - И неужели он до сих пор
не понимает, какую ошибку совершил утром?" Если так, то Хаген  никогда  не
согласится быть советником Сантино Корлеоне.
     Дон Корлеоне подождал, пока  Сонни  вышел  из  комнаты.  Потом  снова
уселся в обитое кожей кресло и жестом показал, что хочет пить. Хаген налил
ему стакан арака. Дон посмотрел на него.
     - Пришли ко мне Луку Брази, - сказал он.
     Прошло три месяца. Хаген сидел в своей городской конторе и  торопился
покончить со всеми делами, чтобы успеть побегать  по  магазинам  и  купить
рождественские подарки жене и детям. Зазвонил телефон, и в трубке раздался
радостный и возбужденный голос Джонни Фонтена. Фильм снят, все получилось,
как в сказке. Он пошлет дону такой  рождественский  подарок,  что  у  всех
глаза на лоб вылезут. Он привез  бы  подарок  сам,  но  надо  доснять  еще
несколько мелочей. В Хагене проснулось любопытство.
     - А что это за подарок? - спросил он.
     - Я не могу  сказать,  секрет  -  это  лучшая  часть  рождественского
подарка.
     Хаген тут же потерял интерес ко всему делу и, наконец,  ему  удалось,
соблюдая правила приличия, положить трубку.
     Через десять минут секретарша сообщила,  что  с  ним  хочет  говорить
Конни Корлеоне. Хаген вздохнул. Конни была прелестной девочкой,  но  выйдя
замуж стала докучливой бабой. Она беспрестанно жалуется на  мужа  и  часто
уезжает к матери на два - три дня. Оказалось,  Карло  Ричи  -  безнадежный
неудачник. Ему  дали  маленькое,  но  надежное  дело,  и  он  умудрился  в
кратчайшие сроки обанкротиться.  Он  много  пьет,  ходит  к  проституткам,
играет в карты и часто избивает жену.  Конни  пока  ничего  не  рассказала
отцу, она делится своими бедами только с Хагеном. Хаген пытался  отгадать,
что за страшную историю она поведает ему сегодня.
     Но и на нее, наверно, положительно повлияло приближающееся Рождество.
Она решила узнать у Хагена, что отец хотел  бы  получить  к  Рождеству,  а
также, что подарить Сонни, Фредо и  Майку.  Что  купить  матери,  она  уже
знала. Хаген предложил кое-что, но она все отклонила,  и  в  конце  концов
оставила его в покое.
     Снова зазвонил телефон, и раздраженный Хаген  швырнул  все  бумаги  в
корзину. К черту! Он уходит. Отказаться от разговора  он,  разумеется,  не
посмел. Когда секретарша сказала, что говорить с ним хочет Майкл Корлеоне,
он взял трубку с удовольствием. Он всегда любил Майка.
     - Том, - сказал Майкл Корлеоне, - завтра я еду в город вместе с  Кей.
Хочу сказать старику что-то важное перед  Рождеством.  Завтра  вечером  он
будет дома?
     - Конечно, - ответил Хаген. -  До  праздника  он  уже  не  выедет  из
города. Я могу тебе чем-то помочь?
     Майкл был также немногословен, как и его отец.
     - Нет, - сказал он. - Увидимся в Рождество.  Соберемся  в  Лонг-Биче,
верно?
     - Да, - ответил Хаген.
     Майк повесил трубку.
     Хаген попросил секретаршу позвонить  его  жене  и  передать,  что  он
немного задержится, но чтобы она  готовила  ужин.  Выйдя  из  здания,  где
находилась контора он быстрыми шагами направился к торговому центру Мэйси.
Кто-то преградил ему путь. Это был Солоццо.
     Солоццо взял его под руку и тихо сказал:
     - Не бойся, я просто хочу поговорить с тобой.
     Внезапно открылась дверца  машины,  которая  стояла  возле  тротуара.
Солоццо торопливо проговорил:
     - Входи. Я хочу с тобой поговорить.
     Хаген высвободил руку. Он не был напуган, но неожиданная встреча  его
рассердила.
     - Мне некогда, - сказал он.
     В этот  момент  сзади  подошли  двое.  Хаген  почувствовал  внезапную
слабость в ногах.
     Солоццо повторил:
     - Входи в машину. Если бы я хотел убить тебя, тебя уже не было  бы  в
живых. Поверь мне.
     Хаген сел в машину.
     Майкл Корлеоне солгал Хагену. Он был уже в Нью-Йорке и звонил  Хагену
из гостиницы "Пенсильвания". Когда он повесил трубку, Кей  Адамс  потушила
сигарету и сказала:
     - Я и не знала, Майк, что ты такой актер.
     Майкл сел на кровать рядом с ней.
     - Все ради тебя, сладость моя. Скажи я, что мы в городе, нам  тут  же
пришлось бы пойти к отцу. И тогда мы  не  смогли  бы  сходить  в  ресторан
поужинать, пойти в театр, не могли бы спать эту ночь вместе.  Пока  мы  не
женаты, отец нам этого делать в своем доме не позволит.
     Он обнял ее и нежно поцеловал в губы. Ее рот был так сладок,  что  он
не удержался и осторожно потянул Кей к кровати. Она закрыла глаза, и Майкл
почувствовал огромную радость. Он провел войну на тихом океане и  там,  на
залитых кровью островах, мечтал о такой девушке, как Кей Адамс. О такой же
красоте. О красивом и  хрупком  теле,  молочно-белой  и  наэлектризованной
страстью коже. Она открыла глаза  и  наклонила  к  себе  его  голову.  Они
провалялись в постели до самого вечера, пока не  пришло  время  ужинать  и
идти в театр.
     После  ужина  они  прошлись  возле  ярко  освещенного  универсального
магазина, переполненного людьми, и Майкл спросил ее:
     - Что подарить тебе к Рождеству?
     Она прижалась к нему.
     - Тебя, - сказала она. - Думаешь, что твой отец нормально отнесется к
нашему браку?
     - Какой вопрос! - ответил Майкл. - А вот примут ли меня твои?
     Кей пожала плечами.
     - Это меня не волнует, - ответила она.
     - Я даже думал сменить фамилию, - сказал  Майкл.  -  Но  если  что-то
случится, это вряд ли поможет. Ты и в самом деле хочешь стать Корлеоне?
     Этот вопрос был задан в шутливом тоне.
     - Да, - ответила она, нисколько не улыбаясь.
     Они прижались к друг другу. Они решили пожениться на  Рождество,  без
религиозного обряда,  в  маленьком  городке,  в  присутствии  всего  двоих
друзей, которых пригласят в качестве свидетелей. Но Майкл настоял на  том,
чтобы  поделиться  своими  планами  с  отцом.  Он  сказал,  что  отец   не
воспротивится свадьбе. Кей сомневалась. Своим родителям она расскажет  все
только после свадьбы.
     - Они сразу подумают, что я беременна, - сказала она.
     Майкл улыбнулся.
     - Мои родители тоже.
     Они старались не говорить  о  том,  что  Майклу  придется  порвать  с
семьей. Они собирались закончить учебу в колледже, видеться только в конце
недели и проводить  вместе  летние  каникулы.  Все  предвещало  счастливую
жизнь.
     Они попали на оперетту "карусель" - веселую историю о  воре-зазнайке,
и часто с удовольствием смеялись. Когда они вышли из театра, на улице  был
жуткий холод, Кей прижалась к Майклу и спросила его:
     - После свадьбы ты тоже будешь меня бить, а потом своруешь  для  меня
звезду?
     Майкл засмеялся.
     - Я собираюсь стать  профессором  математики.  Потом  он  спросил.  -
Хочешь что-нибудь поесть, перед тем, как отправиться в гостиницу?
     Кей отрицательно покачала головой и многозначительно подняла на  него
глаза. Он улыбнулся ей, и они расцеловались посреди холодной улицы.  Майкл
почувствовал голод и решил заказать в гостинице бутерброды.
     В регистрационном зале гостиницы Майкл  подтолкнул  Кей  к  газетному
киоску и сказал:
     - Ты купи газеты, а я пока пойду за ключом.
     Ему пришлось постоять в  очереди:  несмотря  на  окончание  войны,  в
гостинице  недоставало  рабочих  рук.  Взяв   ключи,   Майкл   нетерпеливо
осмотрелся в поисках Кей. Она стояла  у  киоска,  не  отрывая  взгляда  от
только что купленной газеты, а глаза ее были полны слез.
     - Ой, Майк, - сказала она. - Ой, Майк.
     Майкл вырвал газету из ее рук. Первое, что он увидел, была фотография
его отца, лежавшего на улице в луже крови. Рядом с ним, на тротуаре, сидел
человек и плакал, как ребенок. Это был  его  брат  Фредо.  Майкл  Корлеоне
почувствовал, как его тело превращается в лед.  Не  было  ни  жалости,  ни
страха, один лишь холод. Он сказал Кей:
     - Поднимись в комнату.
     Но ему самому пришлось взять ее под руку и отвести наверх.  В  номере
Майкл сел на кровать и снова развернул газету. Заголовок гласил:
     -  Вито  Корлеоне  смертельно   ранен.   Оперирован   в   присутствии
полицейских. Возможна кровопролитная война "между бандами".
     Майкл почувствовал слабость в ногах. Он сказал Кей:
     - Он не умер. Этим выродкам не удалось убить его.
     Он перечитал всю заметку. В отца стреляли в пять часов вечера. В  тот
момент, значит, когда он спал с Кей, ужинал и наслаждался представлением в
театре, отец был близок к смерти. Майкл почувствовал себя виноватым.
     - Мы пойдем в больницу? - спросила Кей.
     Майкл отрицательно покачал головой.
     - Сначала я позвоню домой. Люди, которые это сделали, в  отчаянии  от
того, что он не умер. Кто знает, на что они сейчас способны.
     Два телефона в доме в Лонг-Биче были все время заняты,  и  прошло  по
меньшей мере двадцать минут, пока Майклу  удалось  дозвониться.  В  трубке
раздался голос Сонни:
     - Да.
     - Сонни, это я, - сказал Майкл.
     Он услышал, как вздохнул с облегчением Сонни.
     - О, боже, мы волновались за тебя,  мальчик.  Где,  черт  побери,  ты
находишься? Я уже отправил людей узнать, что с тобой случилось.
     - Как старик? - спросил Майкл. - Он тяжело ранен?
     - Как следует, - ответил Сонни. - Они выстрелили в него пять раз.  Но
он мужик крепкий. - В голосе Сонни послышались  нотки  гордости.  -  Врачи
говорят, что он выкарабкается. Слушай, мальчик, я занят и  много  говорить
не буду. Где ты находишься?
     - В Нью-Йорке, -  ответил  Майкл.  -  Разве  Том  не  сказал,  что  я
приезжаю?
     Голос Сонни немного ослабел.
     - Они схватили Тома. Потому я так и  тревожился  за  тебя.  Его  жена
здесь. Она ничего не знает, полицейские тоже. Мне не  хочется,  чтобы  они
знали. Ублюдки, которые это сделали, должны  быть  сумасшедшими.  Я  хочу,
чтобы ты сейчас же пришел сюда, но держи рот на замке. О'кэй?
     - О'кэй, - ответил Майкл. - Я тебе известно, кто это сделал?
     - Разумеется, - сказал Сонни. - И в момент, когда в игру вступит Лука
Брази, они превратятся в дохлых трупов. Все нити пока в наших руках.
     - Через час буду дома, - сказал Майк. - Приеду на такси.
     Он положил трубку. Газеты вышли из типографии три  часа  назад.  Были
наверняка сообщения по радио. Не может быть, чтобы Лука  ничего  не  знал.
Где же Лука Брази?
     Тот же вопрос задавал себе в этот  момент  Хаген,  и  тот  же  вопрос
волновал Сонни Корлеоне в Лонг-Биче.
     В тот день, без пяти минут пять, дон  Корлеоне  кончил  просматривать
документы, которые приготовил  для  него  директор  компании  по  экспорту
оливкового масла. Он надел пиджак и локтем коснулся  головы  Фредо,  давая
ему понять, что пора оторвать нос от вечерней газеты.
     - Скажи Гатто, чтобы вывел машину, -  велел  он.  -  Через  несколько
минут я буду готов, и мы поедем домой.
     Фредо проворчал:
     - Мне придется самому везти тебя. Пауло утром сообщил, что болен.  Он
снова простыл.
     Дон Корлеоне на минуту задумался.
     - Это уже третий раз в этом месяце. Может быть, стоит подобрать более
здорового парня для этой работы. Передай это Тому.
     Фредо запротестовал:
     - Пауло хороший парень. Если он говорит, что болен, значит он  болен.
Мне ничего не стоит отвезти тебя.
     Он вышел из конторы. Дон Корлеоне наблюдал в окно за тем, как его сын
пересекает девятое авеню, направляясь к стоянке автомобилей. Дон  позвонил
Хагену, но никто не ответил. Тогда он позвонил домой в Лонг-Бич, но и  там
никто не поднял трубку. Рассерженный, он снова посмотрел  в  окно.  Машина
была уже возле тротуара, возле нее стоял  Фред  и  смотрел  на  очереди  в
магазинах. Дон Корлеоне застегнул пиджак,  пробурчал  "спасибо"  директору
компании, который помог ему надеть пальто, и начал спускаться по  лестнице
второго этажа.
     На улице уже сгущались сумерки. Фредо все еще стоял, опираясь о крыло
тяжелого "бьюика". Увидев отца, Фредо сошел с тротуара и сел в машину. Дон
Корлеоне тоже собирался забраться в машину, но вдруг повернул к  фруктовой
лавке на углу улицы. Он очень любил персики и  апельсины,  и  в  последнее
время часто сам покупал их.
     Когда дон Корлеоне взял кулек с фруктами  и  сдачу  с  пятидолларовой
бумажки и повернул к  поджидавшей  его  машине,  он  увидел  двух  мужчин,
неожиданно вынырнувших из-за угла. Эти двое были в черных пальто и  черных
шляпах, натянутых на глаза. Быстрая реакция дона  Корлеоне  оказалась  для
них неожиданной. Он швырнул кулек, и со скоростью, поразительной  для  его
комплекции, бросился к поджидавшей его машине. На бегу он кричал:  "Фредо!
Фредо!" Только тогда двое выхватили пистолеты и начали стрелять.
     Первая пуля попала в спину дона Корлеоне. Он почувствовал  сильнейший
удар, но заставил себя продвигаться к машине. Две следующие пули попали  в
бедро и сбили его с  ног.  Стараясь  не  поскользнуться  на  рассыпавшихся
фруктах, эти двое стали приближаться к  нему,  чтобы  прикончить.  В  этот
момент (после первого крика дона  прошло  не  более  пяти  секунд),  Фредо
выскочил  из  машины  и  склонился  над  отцом.  Преследователи  в  спешке
выстрелили еще два раза по дону, лежащему в канализационной  канаве.  Одна
пуля попала ему в руку, вторая в правое колено. Ранения  были  неопасными,
но дон потерял много крови. Она собиралась в виде лужиц  возле  его  тела.
Наконец, дон Корлеоне потерял сознание.
     Фредо сначала услышал крики отца, а потом два  сильных  выстрела.  Он
был в таком шоке, что  не  вытащил  даже  пистолет.  Убийцы  вполне  могли
прикончить и его,  но  испугались.  Они  знали,  что  сын  дона  наверняка
вооружен и, кроме того, на  операцию  у  них  и  так  ушло  слишком  много
времени... Они быстро исчезли за углом.
     Фредо все еще не вытаскивал своего оружия, а  пристально  смотрел  на
тело отца, лежащего на асфальте в луже крови. Вокруг  тела  дона  Корлеоне
сгрудилась толпа, которая рассеялась  при  первых  же  звуках  полицейской
машины. За полицейской машиной следовала машина радиослужбы "Дейли  Ньюз",
с которой с ходу спрыгнул фоторепортер.  Спустя  несколько  минут  прибыла
машина скорой помощи. Фредо плакал уже в открытую, и это,  в  сочетании  с
грубым лицом купидона, являло собой зрелище смешное  и  странное.  Тяжелый
нос и толстые губы были покрыты  пеной.  Один  из  сыщиков  склонился  над
Фредо, пытаясь выяснить, кто  это,  но  так  как  Фредо  находился  еще  в
состоянии шока, сыщик запустил  руку  в  карман  пальто  Фредо  и  вытащил
бумажник  и  пистолет.  Заглянув  в  удостоверение  личности,  полицейский
присвистнул и позвал одного из своих коллег. Через несколько  минут  Фредо
от толпы уже отделял целый полк сыщиков  в  гражданском.  Фредо  заставили
подняться на ноги  и  затолкали  в  машину  без  номера.  Как  только  она
тронулась с места, за ней направилась машина радиослужбы "Дейли Ньюз".
     Через полчаса после первого выстрела Сонни Корлеоне пять  раз  подряд
подзывали к телефону.  Первым  позвонил  Джон  Филипс,  детектив,  который
получал зарплату от семейства и командовал прибывшей на место происшествия
группой следователей.
     - Ты узнаешь мой голос? - были его первые слова.
     - Да, - ответил Сонни. Он только что-то проснулся и  к  телефону  его
позвала жена.
     Филипс проговорил быстро и без вступления:
     - Кто-то стрелял в твоего отца при выходе из конторы.  Четверть  часа
тому назад. Он жив, но ранен тяжело. Его отвезли во Французский госпиталь.
Фредо  отвезли  в  участок  в  Челси.  Позаботься  о  том,   чтобы   после
освобождения его обследовал врач. Я иду теперь в больницу, чтобы быть  при
допросе старика. Буду с тобой в контакте.
     Сандра, жена Сонни, заметила, что лицо мужа налилось кровью, а  глаза
остекленели.
     - В чем дело? - прошептала она.
     Он раздраженно махнул рукой, прося ее  замолчать,  повернулся  к  ней
спиной и спросил в трубку:
     - Ты уверен, что он жив?
     - Да, уверен. Потерял  много  крови,  но  состояние  его  лучше,  чем
кажется.
     - Спасибо, - сказал Сонни. - Завтра в восемь утра будь дома.  К  тебе
прибудет десять тысяч.
     Сонни положил трубку. Он заставил себя спокойно сесть. Самый  большой
его недостаток - неукротимый гнев, на этот раз мог привести к непоправимой
катастрофе. Прежде всего следует разыскать Тома  Хагена.  Он  потянулся  к
трубке, но его опередил телефонный звонок. Звонил владелец игорного  дома,
который находился возле конторы дона. Он сказал, что дон  убит,  застрелен
на улице насмерть. Сонни  задал  несколько  вопросов  и,  убедившись,  что
осведомитель не подходил близко к телу, пришел к выводу, что это сообще