должны  совершить
покушение  на  главу  нашей  державы,  одного  из  его  сотоварищей   по
правительству?
   - Сенатор же сказал,  что  они  из  разных  партий,  -  сухо  заметил
Джорджио.
   - Сенатор ни за что не станет выставлять себя в невыгодном  свете,  -
ответил Кросс  дону.  -  Он  всего  лишь  изложил  факты.  По-моему,  он
полагает, что мы будем действовать на их основании.
   Тут подал голос Данте, пришедший в неописуемый восторг от этой  идеи,
от ожидаемой славы, от предвкушения наживы.
   - Мы  можем  загрести  весь  азартный  бизнес,  и  притом  совершенно
легально. Дело того стоит. Это величайшая награда.
   - А что думаешь ты, мой верный  Молот?  -  ласково  осведомился  дон,
обернувшись к Пиппи.
   - Это невозможно осуществить, - с нескрываемым гневом бросил Пиппи, -
и не следует этого осуществлять.
   - Кузен Пиппи, если это тебе  не  по  зубам,  то  я  справлюсь,  -  с
издевкой встрял Данте.
   - Ты мясник, а не стратег, - презрительно поглядел на него  Пиппи.  -
Да тебе не запланировать  подобную  операцию  и  за  миллион  лет.  Риск
чересчур велик. Подымется чересчур большой хай. А  выполнить  этот  план
неизмеримо трудно. Тебе нипочем не ускользнуть.
   - Дедушка, - высокомерно заявил Данте, -  дай  эту  работу  мне.  Она
будет выполнена.
   - Я ничуть не сомневаюсь в этом, - с уважением ответил дон внуку. - И
награда чрезвычайно велика. Но Пиппи прав. Последствия  чересчур  опасны
для нашей Семьи. Человеку свойственно ошибаться, но не следует совершать
фатальные ошибки. Даже если мы успешно выполним план и  достигнем  цели,
сие деяние ляжет на нас пятном на веки  вечные.  Это  непомерно  большое
преступление. Вдобавок это  не  тот  случай,  когда  наше  существование
находится под  угрозой.  Это  просто  средство  осуществления  замыслов.
Замыслов, для воплощения каковых довольно одного лишь  терпения.  Мы  же
тем временем находимся в замечательном положении.  Джорджио,  ты  прочно
расположился на Уолл-стрит, Винсент, у тебя есть твои рестораны, Пити, у
тебя - строительная компания. Кросс, у  тебя  есть  твой  отель,  а  ты,
Пиппи, сможешь уйти от дел, провести остаток дней в мире и покое. Ты же,
Данте, внук мой, должен проявлять терпение,  когда-нибудь  в  твои  руки
перейдет империя  азарта,  она  станет  твоим  наследием.  И  когда  сие
случится,  над  твоей  головой  не  будет  тяготеть  ни  малейшей   тени
ужасающего деяния. Так что... пусть себе  сенатор  отправляется  на  дно
морское.
   Все присутствующие явно расслабились,  напряжение  рассеялось.  Всех,
кроме Данте, это решение обрадовало. И  все  поддержали  пожелание  дона
сенатору, чтобы тот утоп, раз осмелился поставить их перед этой  опасной
дилеммой.
   Возмутился один только Данте.
   - У тебя кишка не тонка, раз ты обозвал меня мясником,  -  бросил  он
Пиппи, - ты кто такой, дерьмовая Флоренс Найтингейлxiv?
   Винсент и Пити рассмеялись. Дон неодобрительно покачал головой.
   - Еще одно, - изрек дон Клерикуцио.  -  Думаю,  пока  что  мы  должны
поддерживать с сенатором все связи. Я не  в  претензии  за  то,  что  он
обошелся нам в лишних  пять  миллионов,  но  считаю  оскорбительной  его
мысль, что мы можем убить президента нашей страны ради успеха в бизнесе.
К тому же какой еще жар он рассчитывает загрести  нашими  руками?  Какая
ему личная выгода от  вышеозначенного  акта?  Он  жаждет  манипулировать
нами. Кросс,  когда  он  придет  в  твой  отель,  подкопи  его  векселя.
Постарайся, чтобы он провел время на славу, он слишком опасный  человек,
чтобы враждовать с ним.
   Итак, все решено. Поколебавшись, Кросс все-таки поднял вопрос  о  еще
одной щепетильной проблеме. И рассказал о случае с Лиа  Вацци  и  Джимом
Лоузи.
   - Возможно, в Семью затесался информатор, - подытожил он.
   - Это была твоя операция, твоя и проблема, - холодно отозвался Данте.
   Но дон решительно тряхнул головой.
   - Информатор  не  может  быть  только  его  проблемой.  Детектив  мог
пронюхать что-то случайно и теперь хочет получить премию за  прекращение
дознания. Джорджио, позаботься об этом.
   - Еще пятьдесят штук, - кислым тоном промолвил Джорджио. - Кросс, это
твоя сделка. Ты должен заплатить их из денег отеля.
   Дон прикурил потухшую сигару.
   - Ну, пока мы все здесь, нет ли у нас каких других проблем?  Винсент,
как поживает твой ресторанный бизнес?
   Гранитные черты Винсента смягчились.
   - Открываю еще три заведения. Одно в Филлиxv, одно в  Денвере  и  еще
одно  в  Нью-Йорке.  Высшего  класса.  Папа,  поверишь  ли,  я  беру  по
шестнадцать долларов за тарелку спагетти! Когда я готовлю  их  дома,  то
оцениваю их стоимость в половину "зеленого" за  тарелку.  Как  бы  я  ни
старался, не могу выйти за  эту  цену.  Даже  включив  в  нее  стоимость
чеснока. А тефтели, - у меня единственные итальянские рестораны  высшего
класса, подающие тефтели - уж и не знаю почему, но я получаю за  них  по
восемь долларов. Притом за  небольшие.  Мне  они  обходятся  в  двадцать
центов.
   Он продолжал бы  и,  дальше,  но  дон  прервал  его,  повернувшись  к
Джорджио.
   - Джорджио, а как дела на твоей Уолл-стрит?
   -  То  вверх,  то  вниз,  -  осторожно  отозвался  Джорджио,   -   но
комиссионные,  которые  мы  получаем  за  перепродажу,  если  достаточно
попотеем, ничуть не хуже  тех,  которые  получают  уличные  перекупщики.
Притом мы не рискуем напороться на побои или угодить за решетку. Нам  бы
следовало выбросить из головы все  другие  наши  дела,  кроме,  пожалуй,
азартных игр.
   Дон упивался этими декларациями, успех в легальном бизнесе тешил его.
   - Пити, а твой строительный бизнес? Я слыхал, на  днях  у  тебя  были
какие-то проблемы...
   - У меня дел невпроворот, - развел  руками  Пити.  -  Все  что-нибудь
строят, а мы держим в руках магистральные  контракты.  Все  мои  солдаты
сидят на зарплате и очень недурно зарабатывают.  Но  неделю  назад  этот
чернорылый заявился на самую большую мою строительную площадку. А с  ним
сотня негров со всяческими плакатами насчет гражданских прав. Так что  я
зазвал его в свой кабинет, и  тут,  как  по  волшебству,  он  стал  сама
любезность. Мне всего  лишь  понадобилось  приставить  к  работе  десять
процентов негров и заплатить ему двадцать штук под столом.
   Это задело Данте за живое.
   - Мы что, позволяем выкручивать  себе  руки?  -  хмыкнул  он.  -  Мы,
Клерикуцио?
   - Я старался думать, как папа, - пояснил Пити. - Почему бы не дать им
заработать на жизнь? Вот я и дал чернорылому его двадцать штук и сказал,
что приставлю десять процентов негров к работе.
   - Ты поступил отлично, - сказал  ему  дон.  -  Ты  не  дал  маленькой
проблеме перерасти в большую. И кто такие Клерикуцио, чтобы не  уплатить
свою долю за улучшение жизни других людей и самой цивилизации?
   - Я бы предпочел прикончить этого черного сукина сына, - изрек Данте.
- А теперь он придет просить новых уступок.
   - И мы пойдем на новые уступки, - откликнулся дон. - До тех пор, пока
они не выйдут за пределы разумного. - Он повернулся к Пиппи. -  А  какие
проблемы у тебя?
   - Никаких. Не  считая  того,  что  сейчас  Семья  почти  не  проводит
операций, и я сижу без работы.
   - Это твое счастье.  Ты  достаточно  потрудился  на  своем  веку.  Ты
избежал многих бед, так что  теперь  наслаждайся  цветом  своей  мужской
зрелости.
   Данте вопросов не дожидался.
   - Я в той же западне. Да еще  я  чересчур  молод,  чтобы  уходить  на
пенсию.
   - Играй в гольф, как Bruglione, - сухо обронил дон Клерикуцио, - и не
тревожься, жизнь всегда подкидывает работу и проблемы. А пока что  храни
терпение. Боюсь, твое время придет. И мое тоже.
 
Глава 14 
 
   В утро похорон Элая Марриона Бобби Бентс вопил на Скиппи Дира:
   - Это полнейшее умопомешательство, вот в чем беда кинобизнеса! Какого
дьявола  ты  позволил  этому  случиться?  -   верещал   он,   размахивая
скрепленной стопкой листов перед носом у Дира. Посмотрев на  листы,  Дир
понял, что это транспортный график съемок фильма в Риме.
   - Ага, ну и что же?
   - Всем, кто занят в картине, заказаны билеты на рейс до  Рима  первым
классом - съемочной группе,  занятым  в  эпизодических  ролях,  окаянным
статистам, гримерам, стажерам... Исключение только одно.  И  знаешь,  на
кого оно  распространяется?  На  бухгалтера  "ЛоддСтоуна",  которого  мы
посылаем контролировать затраты. Он летит экономическим классом.
   - Ага, и что же? - осведомился Дир.
   - А еще в бюджете есть организация школы для детей всех  подряд,  кто
только ни занят в картине, - нарочито гневно вещал  Бентс.  -  В  бюджет
входит аренда яхты на  две  недели.  Я  только  что  внимательно  прочел
сценарий. Там двенадцать актеров и актрис, появляющихся в фильме  минуты
на две-три. Яхта заявлена всего  лишь  для  двухдневной  съемки.  Теперь
объясни мне, как ты все это позволил.
   - Разумеется, - осклабился Скиппи  Дир.  -  Наш  режиссер  -  Лоренцо
Таллуфо. Он настаивает на том,  чтобы  его  люди  путешествовали  первым
классом. Эпизодические актеры и статисты вписаны в сценарий, потому  что
они трахали звезд. Яхта снята на две недели, потому  что  Лоренцо  хочет
посетить Каннский кинофестиваль.
   - Ты же продюсер, потолкуй с Лоренцо.
   - Только не я, - возразил Дир. -  На  счету  Лоренцо  четыре  фильма,
принесшие по сто миллионов чистой прибыли, да еще два "Оскара". Да  я  в
задницу его поцелую, когда буду провожать на яхту. Сам с ним и говори.
   На это ответа у Бентса не нашлось. Теоретически  в  иерархии  отрасли
глава  студии  занимает  наивысшее  положение.   Продюсер   -   человек,
собирающий все элементы воедино и надзирающий над разработкой бюджета  и
сценария. Но на самом деле истина заключается в  том,  что,  как  только
отсняты первые кадры, высшая власть переходит в руки режиссера. Особенно
если у него на счету ряд удачных фильмов.
   - Я не могу потолковать с Лоренцо, - покачал головой Бентс, - теперь,
когда у меня за спиной не стоит Элай,  подстраховывающий  мои  действия.
Лоренцо пошлет в задницу, и мы лишимся картины.
   - И он будет прав, - заметил Дир.  -  Какого  черта,  Лоренцо  всегда
ворует по пять миллионов на картине. Все они  так  поступают.  А  теперь
успокойся, чтобы мы могли явиться на похороны.
   Но Бентс уже взял в руки другой финансовый отчет.
   - Твоей картине был  выставлен  счет  в  пятьсот  тысяч  долларов  за
китайскую пищу  навынос.  Никто,  даже  моя  жена,  не  может  потратить
полмиллиона долларов на китайскую еду. На французскую - еще куда ни шло.
Но китайскую?! Да еще китайскую навынос?!
   Скиппи Дир изо всех сил соображал; на сей  раз  Бобби  загнал  его  в
угол.
   - Это японский ресторан, а еда -  суши.  Это  самая  дорогая  еда  на
свете.
   Бентс внезапно успокоился. Насчет  суши  вечно  все  жалуются.  Глава
конкурирующей студии рассказывал ему, как водил  японского  инвестора  в
японский ресторан, специализирующийся  на  суши.  "Тысяча  "зеленых"  на
двоих за двадцать дерьмовых рыбьих голов", - сказал он.  На  Бентса  это
произвело немалое впечатление.
   - Ладно, - сказал Бентс Скиппи Диру, - но тебе надо урезать  расходы.
Попробуй во время съемок следующей картины взять  побольше  стажеров  из
колледжа.
   Стажеры работают бесплатно.
 
*** 
 
   Голливудские  похороны  Элая  Марриона  -  куда  более   сенсационная
новость, чем похороны Суперзвезды. Перед ним преклонялись главы  студий,
продюсеры  и  агенты,  даже  уважали,  а  порой  и  любили  Суперзвезды,
режиссеры и даже сценаристы. А секрет заключался в его обходительности и
ошеломительном интеллекте, разрешившем в кинобизнесе множество  проблем.
Вдобавок он пользовался репутацией человека справедливого -  в  разумных
пределах.
   В последние годы он вел аскетический образ  жизни,  не  злоупотреблял
властью, не  требовал  от  звездочек  сексуальных  любезностей.  Да  еще
"ЛоддСтоун" выпустила больше великих картин, чем любая другая студия,  а
для тех, кто делает настоящие фильмы, нет более ценного качества.
   Президент  Соединенных  Штатов  послал  главу   своей   администрации
произнести краткую прощальную речь.  Франция  прислала  своего  министра
культуры, хоть он и был  врагом  голливудских  фильмов.  Ватикан  послал
папского поверенного - молодого кардинала, достаточно миловидного, чтобы
получать предложения на эпизодические роли. Как по волшебству  появилась
японская группа бизнесменов.  Высочайшие  администраторы  кинокорпораций
Нидерландов, Германии, Италии и Швеции прибыли, чтобы воздать  последние
почести Элаю Марриону.
   Начали возглашать речи. Сначала мужчина - Суперзвезда, затем  женщина
- Суперзвезда, затем первоклассный режиссер; даже сценарист  Бенни  Слай
воздал Марриону должное. Затем глава  администрации  президента.  Затем,
только для того, чтобы представление не  сочли  чересчур  претенциозным,
два величайших кинокомика немного пошутили на  предмет  могущества  Элая
Марриона и его деловой хватки. И, наконец, сын Элая Кевин, его дочь Дора
и Бобби Бентс.
   Кевин Маррион превозносил Элая Марриона, как заботливого  отца  -  не
только по отношению к собственным детям, но и ко  всем,  кто  работал  в
"ЛоддСтоун". Дескать, это был человек,  высоко  несший  факел  Искусства
Кино. Факел, заверил Кевин скорбящих, по эстафете перешедший  из  рук  в
руки преемникам.
   Дочь Элая Марриона Дора произнесла самую поэтическую речь, написанную
Бенни Слаем. Она была выразительна, одухотворена и поминала  добродетели
и достижения Элая Марриона с юмористическим уважением.
   - Я любила отца больше, чем любого другого человека, - сказала она, -
но я рада, что  мне  никогда  не  приходилось  торговаться  с  ним.  Мне
приходилось иметь дело только с Бобби Бентсом,  а  его  я  всегда  могла
обвести вокруг пальца.
   Она получила свою долю смеха, и теперь настала очередь Бобби  Бентса.
В глубине души он отнесся к шутке Доры неодобрительно.
   - Я потратил тридцать лет на строительство "ЛоддСтоун" вместе с Элаем
Маррионом, - провозгласил он,  -  он  был  интеллигентнейшим,  добрейшим
человеком на свете. Под его  руководством  мое  тридцатилетнее  служение
было счастливейшим временем моей жизни. И я буду продолжать служение его
мечте. Он выказал свою веру в меня, передав студию в мое распоряжение на
ближайшие пять лет, и я его не подведу. Я не могу надеяться сравняться с
достижениями Элая. Он дарил сны миллиардам людей  на  всей  планете.  Он
делился своими богатствами и любовью со своей семьей и всеми  гражданами
Америки.   Он   действительно   был   для   нас   компасом,    магнитным
камнем-талисманом, притягивающим удачу.
   Собравшиеся на панихиду знали, что Бобби Бентс написал эту речь  сам,
потому что ему нужно было передать важную весть всей  киноиндустрии:  он
будет править студией "ЛоддСтоун" в следующие пять лет и рассчитывает на
то, что все будут выказывать ему то же уважение, которое выказывали Элаю
Марриону. Бобби Бентс больше не Номер Два, он стал Номером Один.
   Через два дня после похорон Бобби призвал  Скиппи  Дира  в  студию  и
предложил  ему  работу  главы  производственного  отдела  "ЛоддСтоун"  -
работу, которую прежде выполнял сам. Теперь он  взвалил  на  свои  плечи
работу Марриона  в  качестве  главы  совета  директоров.  Устоять  перед
искушениями, которые он предложил Диру,  было  невозможно.  Дир  получит
долю от доходов с каждого фильма,  выпущенного  студией.  Сможет  давать
зеленый свет любому фильму, укладывающемуся в бюджет не  свыше  тридцати
миллионов долларов. Сможет образовать свою собственную компанию в рамках
"ЛоддСтоун" в качестве независимой и самостоятельно назначить главу этой
компании.
   Скиппи Дир был ошеломлен щедростью этого предложения. Он  оценил  его
как признак ненадежности положения Бентса. Бентс знал, что слаб по части
творчества, и рассчитывал, что Дир прикроет его.
   Дир принял предложение и назначил главой своей  компании  Клавдию  Де
Лену. Не только потому, что она творчески одарена, не только потому, что
она на самом деле знает хитрости кинопроизводства, но и потому, что  она
чересчур честна, чтобы  тянуть  из-под  него.  С  ней  ему  не  придется
постоянно оглядываться через плечо. Вдобавок -  а  это  немалое  дело  в
кинопроизводстве - он всегда наслаждался ее компанией, ее добрым нравом.
А их сексуальные взаимоотношения давным-давно остались позади, не  мешая
взаимоотношениям человеческим.
   Скиппи Дир просто сиял, думая о том, какими богатыми они все  станут.
Ведь Дир крутился в этом бизнесе достаточно давно, чтобы знать, что даже
Капитальные  Звезды  порой  под   конец   жизни   влачат   полунищенское
существование. Дир и без того был уже богат, но считал,  что  существует
десять степеней богатства, а сам он добрался только до  первой  из  них.
Определенно, он может прожить в роскоши до конца своих дней, но не может
завести собственный самолет, не может завести пять домов и  поддерживать
их. Не может содержать гарем. Не может позволить себе стать  законченным
игроком. Не может позволить себе пять разводов. Не может позволить  себе
содержать  сотню  слуг.  Не  может  даже  позволить  себе  финансировать
собственные картины в течение хотя бы какого-то периода  времени.  И  не
может позволить себе дорогую коллекцию произведений живописи, что-нибудь
из известных работ Моне или Пикассо, как Элай. Но теперь он когда-нибудь
поднимется  с  первого  уровня  примерно  аж  до  пятого.  Ему  придется
трудиться не покладая рук, быть очень хитроумным и, самое главное, очень
внимательно изучать Бентса.
   Бентс изложил свои планы, и Дир изумился их размаху. Очевидно,  Бентс
твердо решил занять свое место в мире могущества.
   Для начала он собирался заключить соглашение с Мело Стюартом  о  том,
чтобы  Мело  предоставил  "ЛоддСтоун"  приоритетное  право  отбора  всех
Талантов из своего агентства.
   - Это я могу уладить, - сообщил Дир. - Я дам  ему  ясно  понять,  что
открою зеленый свет его любимым проектам.
   - Я особенно заинтересован в том, чтобы Афина Аквитана участвовала  в
нашей следующей картине, - сказал Бобби Бентс.
   Ага, подумал Дир, теперь, когда студия оказалась в руках у Бентса, он
надеется затащить Афину в постель. Диру пришло в  голову,  что  у  него,
руководителя производства, тоже появился шансик на это.
   - Я велю Клавдии начать работу над проектом для нее прямо сейчас.
   - Великолепно, - одобрил Бентс. - Тогда помни,  что  я  всегда  знал,
чего Элай хотел на самом деле, но не мог  осуществить,  потому  что  был
слишком мягок. Нам надо избавиться от кинокомпаний Доры  и  Кевина.  Они
всегда работали в убыток, а, кроме того, я не хочу делиться с ними.
   - Тут тебе надо быть поосторожней, - заметил Дир.  -  Им  принадлежит
изрядная часть пакета акций компании.
   - Ага, - ухмыльнулся Бентс, - но Элай передал мне власть на пять лет.
Так что мальчиком для битья будешь ты.  Ты  перестанешь  давать  зеленый
свет их проектам. Думаю, через годик-другой они сами выйдут из студии  в
гневе, виня в этом тебя. Такова методика Элая. При нем всегда все  шишки
сыпались на меня.
   - По-моему, тебе будет нелегко вывести их. Здесь их второй  дом,  они
тут прижились.
   - Я постараюсь. Еще одно. В ночь перед смертью Элай  согласился  дать
Эрнесту Вейлу проценты с валовых доходов всех картин, сделанных нами  по
его дерьмовому роману. Элай дал это обещание, потому что Молли  Фландерс
и Клавдия терзали его на смертном одре - очень нечистоплотный поступок с
их стороны. Я письменно уведомил Молли, что ни юридически,  ни  морально
не обязан выполнять это обещание.
   Дир немного поразмыслил над этой проблемой.
   - Он ни за что не покончит с собой,  но  может  умереть  естественной
смертью в ближайшие пять лет. Нам надо как-то  подстраховаться  на  этот
случай.
   - Нет,  -  возразил  Бентс.  -  Мы  с  Элаем  проконсультировались  с
юристами, и те  сказали,  что  доводы  Молли  в  суде  рухнут.  Я  готов
поторговаться насчет каких-то денег, но не насчет  участи