,
вызывавшему наибольший страх, ФБР не удалось подступиться. А дон Тиммона
Портелла, могуществом практически не уступавший дону Априле,  но  сильно
проигрывающий в человеческих качествах, по всеобщему  убеждению,  уцелел
лишь благодаря счастливому стечению обстоятельств.
   Но будущее не сулило радостных перспектив.
   Принятый в 1970 году закон РИКО , энергичность действий  следственных
бригад ФБР, солдаты американской мафии, забывшие об омерте,  -  все  это
убедило дона Раймонде Априле, что ему пора уходить со сцены.
   Свою семью дон Априле возглавлял тридцать лет и  уже  стал  легендой.
Вырос он на Сицилии, так что не было в нем напыщенности и самодовольства
главарей мафии, рожденных в Америке.
   Куда больше напоминал  он  сицилийцев,  которые  правили  городами  и
деревнями в девятнадцатом веке, обладая личной харизмой,  руководствуясь
законом чести, не зная пощады к врагу. Дон Априле также доказал, что ему
свойственна и стратегическая мудрость славных героев прошлого.
   И теперь, в шестьдесят два года, он  навел  полный  порядок  в  своих
делах. Избавился от врагов, выполнил свои обязательства перед друзьями и
детьми. Он  мог  с  чистой  совестью  наслаждаться  старостью,  забыв  о
дисгармонии  мира,  в  котором   довелось   жить,   свыкаясь   с   ролью
джентльмена-банкира и столпа общества.
   Трое его детей выросли, выучились, стали первоклассными специалистами
в выбранной  ими  сфере  деятельности  и  продолжали  успешно  работать.
Старший сын дона  Априле,  Валерий,  тридцати  семи  лет  от  роду,  сам
счастливый отец семейства, полковник американской  армии,  преподавал  в
Уэст-Пойнте . Его карьеру предопределила детская застенчивость  Валерия.
Чтобы выработать в нем мужской характер, дон  Априле  определил  сына  в
кадетское училище в Уэст-Пойнте.
   Второй сын дона Априле,  Маркантонио,  благодаря  загадочной  мутации
генов к тридцати  пяти  годам  стал  одним  из  директоров  национальной
телевещательной компании. Еще ребенком он частенько уходил в себя и  жил
в воображаемом мире.
   Дон полагал это недостатком. И даже теперь, когда имя сына  частенько
мелькало в прессе, а  созданные  им  программы  получали  самые  лестные
отзывы,  дону  это  нравилось,  но  не  убеждало,  что  его  Маркантонио
состоялся как личность. В конце концов, он был его отцом.  И  кто  может
знать сына лучше, чем отец?
   Его дочь Николь в детстве  любя  называли  Никки,  но  в  шестилетнем
возрасте девочка на полном серьезе заявила, что будет откликаться только
на полное имя. Во всех спорах она была главным и любимым партнером  дона
Априле. Получив юридическое образование, к  двадцати  девяти  годам  она
стала известным специалистом по корпоративному праву,  активно  боролась
за права женщин и защищала бедных и несчастных преступников, которые  не
могли позволить себе компетентного, а следовательно, дорогого адвоката.
   Особенно преуспела она в  спасении  убийц  от  электрического  стула,
женщин, отправляющих на тот свет мужей, - от тюрьмы,  насильников  -  от
пожизненного заключения. Она яростно  боролась  против  смертной  казни,
верила в исправление  любого  преступника  и  критиковала  экономическое
устройство Соединенных Штатов. Она полагала, что такая  богатая  страна,
как Америка, обязана заботиться о бедных, невзирая на их недостатки. При
всем этом она досконально  знала  корпоративное  право,  могла  провести
самые сложные переговоры, добиваясь нужного результата, а железная  воля
сочеталась в ней с потрясающей внешностью. Дон не соглашался с Николь ни
в чем.
   Асторре звался племянником дона Априле, хотя проводил с  ним  гораздо
больше  времени,  чем  Валерий,  Маркантонио  или  Николь.  С  трех   до
шестнадцати лет дон не выделял его среди остальных детей, до того самого
момента, как одиннадцать лет тому назад отправил в ссылку на Сицилию.  В
Америку Асторре вернулся уже после того, как дон отошел от дел.
 
*** 
 
   Дон тщательно спланировал свой уход. Он разделил свою империю,  чтобы
успокоить потенциальных врагов, и вознаградил верных друзей.  Дон  знал,
что благодарность долго не живет и поток подарков  не  должен  иссякать.
Особые усилия дон предпринял, чтобы задобрить Тиммону Портеллу.
   Портелла  представлял  опасность  в  силу  своей  эксцентричности   и
патологической страсти к убийствам. Зачастую он приказывал  убивать  без
всякой надобности, не говоря уже о поводе.
   Как Портелла избежал ареста в устроенной ФБР охоте на главарей мафии,
для всех осталось загадкой. Все-таки он был типичным доном, родившимся в
Америке, привыкшим переть напролом, не стесняясь  в  выборе  средств,  с
взрывным  темпераментом.  Здоровенный,  с  огромным  животом,  в  одежде
Портелла отдавал предпочтение ярким цветам, словно палермский picciotto,
молодой член мафии, стоящий на низшей  ступени  иерархической  лестницы.
Дожив до пятидесяти лет, он так и не женился и постоянно менял женщин.
   А если кого и любил, так это своего младшего брата  Бруно,  умственно
отсталого, но такого же жестокого, как и Тиммона.
   Дон Априле никогда не доверял Портелле  и  дело  с  ним  имел  крайне
редко. Но прекрасно понимал, насколько тот опасен,  а  потому  попытался
нейтрализовать. И пригласил Тиммону Портеллу на деловую встречу.
   Портелла приехал со своим братом Бруно. Априле принял  их  радушно  и
сразу перешел к делу.
   - Мой дорогой Тиммона, я отхожу  от  всех  моих  дел,  оставляя  себе
только банки. Теперь ты будешь у всех на глазах, так что тебе надо  быть
вдвойне осторожным. Если тебе потребуется  совет,  не  колеблясь,  звони
мне. Кое-какие связи у меня все равно останутся.
   Бруно, которого репутация  дона  приводила  в  благоговейный  трепет,
радостно улыбнулся, довольный тем уважением, которое дон  выказывал  его
брату. Но Тиммона понял и тайный смысл  слов  дона.  Он  знал,  что  его
предупредили.
   И почтительно кивнул в ответ.
   - Никому из нас не сравниться с тобой в здравомыслии, - ответил он. -
И я с уважением отнесусь к любому твоему решению.  Рассчитывай  на  меня
как на друга.
   - Очень хорошо, очень хорошо. - Дон чуть улыбнулся. - И вот о  чем  я
хочу тебя предупредить. Этот агент ФБР, Силк, дьявольски хитер.
   Ни в чем и никогда не доверяй ему. Он опьянел от успехов, и следующей
его мишенью станешь ты.
   Они выпили, после чего братья Портелла откланялись и отбыли.
   - Великий человек! - уже в машине воскликнул Бруно.
   - Да, - протянул Портелла. - Был великим.
   Дон остался доволен  встречей.  Он  заметил  тревогу,  мелькнувшую  в
глазах Портеллы, и окончательно убедился,  что  этого  человека  он  уже
может не опасаться.
 
*** 
 
   Дон Априле попросил Курта Силка, главу Нью-Йоркского отделения ФБР, о
личной  встрече.  За  долгие  годы  их  противостояния  дон,  к   своему
удивлению, начал восхищаться Силком. Тому  удалось  отправить  в  тюрьму
большинство главарей мафии Восточного побережья.
   Дон  Раймонде  избежал  общей  участи,  потому   что   знал   тайного
информатора Силка, того самого, кто и обеспечил его успех. А  восхищался
дон Силком  потому,  что  последний  всегда  играл  честно,  не  пытался
подтасовывать факты или бросить тень на детей дона. Поэтому дон  и  счел
необходимым предупредить Силка о грозящей опасности.
 
*** 
 
   Встреча произошла в загородном доме дона в Монтауке. Силк должен  был
приехать один, что запрещалось правилами Бюро.  Но  директор  ФБР  лично
разрешил Силку принять участие в этой встрече, хотя и  настоял  на  том,
чтобы Силк  воспользовался  специальным  записывающим  устройством.  Его
вживили в тело  Силка,  пониже  грудной  клетки,  и  обнаружить  его  не
представлялось возможным.  Широкая  общественность  ничего  не  знала  о
существовании таких приборов,  и  их  изготовление  велось  под  строгим
контролем. Силк прекрасно понимал цель записи -  зафиксировать  все  то,
что он скажет дону Априле.
   Они встретились в золотой октябрьский полдень на просторной  веранде.
Силку не удалось установить в доме подслушивающие устройства, а судья не
разрешил вести круглосуточное наблюдение за домом. В тот день люди  дона
его не обыскали, что в немалой степени удивило Силка.
   Очевидно, дон Раймонде Априле  не  собирался  предлагать  ему  что-то
противозаконное.
   Как всегда, Силка удивляло и даже чуть тревожило впечатление, которое
производил на него дон. Даже зная о том, что этот человек приказал убить
добрую сотню людей и бессчетное число раз нарушал законы, Силку никак не
удавалось возненавидеть его. Но при этом он верил, что такие  люди  есть
зло, и винил их в том, что они разрывали  и  без  того  непрочную  ткань
общественного порядка.
   Дон Априле был одет в темный костюм, темный галстук и белую  рубашку.
В  лице  его  не  было  ничего  жестокого,  наоборот,  на  нем  читались
доброжелательность и сострадание. И Силку оставалось только гадать,  как
в  одном   человеке   могли   сочетаться   такое   лицо   и   абсолютная
безжалостность.
   Дон тактично не протянул Силку руки, чтобы не ставить  агента  ФБР  в
неудобное положение.
   Знаком предложил гостю сесть и приветственно кивнул.
   - Я хочу, чтобы вы взяли меня и мою семью под вашу защиту..,  точнее,
защиту общества.
   Силк изумленно воззрился на него. Куда клонит старик?
   - Последние двадцать лет я был для вас врагом. Вы преследовали  меня,
но я всегда испытывал к вам чувство благодарности, потому что играли  вы
честно. Не пытались подсунуть компрометирующие улики, никого не склоняли
к даче ложных показаний. Вы отправили в тюрьму большинство моих друзей и
прилагали все силы, чтобы я последовал за ними.
   Силк улыбнулся.
   - До сих пор прилагаю.
   Дон согласно кивнул.
   - Я избавился от всех сомнительных  предприятий,  оставив  себе  лишь
несколько банков, а это, безусловно,  респектабельный  бизнес.  Я  отдаю
себя под защиту общества. И вы в немалой степени облегчите  себе  жизнь,
если больше не будете преследовать меня. Потому что теперь  в  этом  нет
никакой необходимости.
   Силк пожал плечами:
   - Это решает Бюро. Я столько лет пытался добраться до вас,  так  чего
останавливаться? Вдруг мне повезет.
   Дон помрачнел, его лицо прорезали морщины усталости.
   - В обмен я могу вам кое-что предложить. На мое решение  повлияли  те
огромные успехи, которых вы достигли в последние годы. Но  дело  в  том,
что я знаю вашего главного осведомителя. Знаю, кто он. И никому об  этом
не говорил.
   Силк на  несколько  секунд  замялся  с  ответом,  а  потом  заговорил
бесцветным голосом:
   - У меня такого осведомителя нет. И потом, решает Бюро -  не  я.  Так
что вы напрасно потратили мое время.
   - Нет, нет, я не ищу  никакой  выгоды,  речь  идет  лишь  об  услуге.
Позвольте мне, учитывая мой возраст, поделиться с вами личным опытом.
   Не пользуйтесь силой только потому, что она на вашей стороне. И пусть
ощущение победы не кружит вам голову, если сердце подсказывает вам,  что
в этой победе есть капелька трагедии. Позвольте сказать,  что  теперь  я
воспринимаю вас как друга, а не врага, и прошу подумать о  том,  что  вы
приобретете или потеряете, отказавшись от моего предложения.
   - Если вы действительно отошли от дел,  какая  мне  польза  от  вашей
дружбы? - улыбнулся Силк.
   - Мое доброе отношение, - ответил дон. - А это немаловажно, даже если
речь идет о ничтожнейшем из людей.
 
*** 
 
   Позднее,  когда  Силк  прокрутил  пленку  своему  заместителю   Биллу
Бокстону, тот спросил:
   - И что сие должно означать?
   - Тебе еще есть чему учиться. Слышать надо не только слова, но и  то,
что стоит за ними. Дон поставил меня в известность, что он далеко не так
беззащитен, как может показаться, и будет приглядывать за мной.
   - Ерунда, - отмахнулся Бокстон. - Они  не  посмеют  поднять  руку  на
федерального агента.
   - Это правда. Поэтому я не откажусь  от  намерения  отправить  его  в
тюрьму, независимо от того, отошел он от дел или нет. Однако сомнения  у
меня остаются. Может, он действительно хочет...
 
*** 
 
   Изучив   истории   наиболее   известных   династий   Америки,    этих
"баронов-разбойников"  ,  которые,  не  зная  жалости,  создавали   свои
империи, попирая все законы и нормы человеческой морали, дон Априле, как
и они, увлекся благотворительностью. Он мог себе это  позволить,  потому
что построил свою империю: ему принадлежали десять банков  в  крупнейших
городах мира. Он участвовал в  строительстве  больницы  для  бедных.  Он
поддерживал художников, писателей, актеров. Он учредил кафедру  изучения
эпохи Возрождения в Колумбийском университете.
   Действительно, Йельский и Гарвардский университеты отказались от  его
двадцати миллионов на постройку студенческого общежития имени Христофора
Колумба (первооткрывателя Америки в ту пору в интеллектуальных кругах не
жаловали). Йель, впрочем,  согласился  взять  деньги  при  условии,  что
общежитие назовут в честь Сакко и Ванцетти , но дона Сакко и Ванцетти не
вдохновляли. Он презирал мучеников.
   Человек не столь достойный посчитал бы себя униженным и  оскорбленным
и затаил обиду, но только не дон Раймонде Априле. Он  просто  отдал  эти
деньги католической церкви на ежедневные мессы в память  его  жены,  уже
двадцать пять лет пребывавшей на небесах.
   Он  пожертвовал  миллион  долларов  Ассоциации  друзей   нью-йоркской
полиции и еще миллион - Обществу защиты нелегальных иммигрантов. Все три
года, прошедших после его отхода от дел, он стремился  улучшить  мир,  в
котором  ему  довелось  жить.  Он   откликнулся   на   все   просьбы   о
пожертвованиях, кроме одной. Дон Априле отказал в материальной поддержке
развернутой Николь кампании за запрещение смертной казни, ее  крестового
похода,  конечной  целью  которого  являлось  исключение   высшей   меры
наказания из уголовного законодательства.
   Пусть это покажется удивительным, но три года добрых дел  и  щедрости
позволили практически вычеркнуть из памяти общества те тридцать лет,  на
протяжении которых  дона  Раймонде  Априле  выставляли  исключительно  в
черном цвете.
   Многие  великие  покупали  доброе  отношение  к  себе,  прощение   за
предательство друзей и жестокие, непопулярные решения. И дон был не чужд
этой слабости.
   Тридцать лет он прожил, ни на йоту  не  отходя  от  установленных  им
строгих моральных норм, пусть они и расходились с моральными нормами, по
которым жило общество. В своде заповедей, которыми он  руководствовался,
и следовало искать причины уважения, которым  пользовался  дон  все  эти
годы, и безграничного страха, который  служил  основой  его  могущества.
Потому что главная заповедь гласила: никакой жалости.
   - И дело тут было не в особой внутренней  жестокости,  патологическом
желании причинять боль, а в абсолютной убежденности, что неповиновение у
людей в крови. Даже Люцифер, ангел, и тот посмел пойти против воли бога,
за что его и низвергли с небес.
   Поэтому честолюбивому человеку,  стремящемуся  к  власти,  просто  не
оставалось другого выбора. Конечно, можно попытаться убедить  оппонента,
заинтересовать.  Но  если  все  усилия  не  давали  нужного  результата,
оставалось только одно  -  убить.  Никаких  иных  угроз,  которые  могли
вызвать желание отомстить. Непонятливых  и  упрямых  просто  убирали  из
этого мира.
   Предательство  дон  почитал  величайшим  из  преступлений.  А  потому
страдал  не  только  предатель,  но  его  семья  и   ближайшие   друзья.
Уничтожалось все, связанное с ним. Ибо многие храбрые, гордые люди  ради
достижения своих целей могли рискнуть жизнью, но думали  дважды,  прежде
чем подставить под удар  своих  близких.  Отсюда  и  тот  ужас,  который
наводил на всех дон Априле. А для завоевания  не  столь  уж  необходимой
любви он полагался на свою щедрость в земных благах.
   Необходимо отметить, что  он  не  знал  жалости  и  к  себе.  Обладая
невероятной властью, он  не  смог  предотвратить  смерть  молодой  жены,
которая родила ему троих детей. Шесть месяцев на его глазах она  умирала
от рака долгой и мучительной смертью. Этого времени  вполне  хватило  на
то, чтобы прийти к печальному выводу: она наказана за все совершенные им
смертные грехи. И он  сам  наложил  на  себя  покаяние:  второй  раз  не
женится;  детей  отошлет,  чтобы  они  учились  жить  в  законопослушном
обществе, не  имея  ничего  общего  с  его  миром,  полным  опасности  и
ненависти; поможет им найти свой путь, но они не будут принимать участия
в его делах. С печалью в  душе  он  отказал  себе  в  истинных  радостях
отцовства.
   Итак,  Николь,  Валерий   и   Маркантонио   отправились   в   частные
школы-интернаты. От своей личной жизни дон Априле  отгородил  их  глухой
стеной. Когда они приезжали домой на каникулы, он  играл  роль  любящего
отца, но не подпускал к себе. Они так и не стали частью его мира.
   Несмотря ни на что, даже зная  о  его  репутации,  дети  любили  дона
Априле, пусть никогда и не говорили об этом между собой.
   Никто не мог упрекнуть дона в сентиментальности.  Близких  друзей  он
мог пересчитать  по  пальцам,  домашних  животных  не  держал,  всячески
избегал праздничных мероприятий. Лишь однажды, много лет тому назад,  он
совершил поступок, изумивший всех его коллег.
   Дон Априле, вернувшись с Сицилии с  маленьким  ребенком,  узнал,  что
жена его умирает от рака, а трое детей пребывают в отчаянии.  Не  желая,
чтобы тягостная атмосфера отрицательно подействовала на впечатлительного
ребенка, дон решил  поручить  его  заботам  одного  из  своих  ближайших
сподвижников, Фрэнку Виоле, и его жене. Как выяснилось, выбор дон сделал
неудачный. В то время Фрэнк Виола уже лелеял планы занять место дона.
   Но едва жена дона умерла, трехлетний Асторре Виола вновь стал  членом
его семьи, после того как его приемный отец покончил с собой в багажнике
своего автомобиля, а мать умерла от мозгового кровотечения. Именно тогда
дон Априле взял Асторре в свой дом и стал для него дядей.
   Когда Асторре подрос и начал спрашивать  о  родителях,  дон  Раймонде
сказал, что забрал его из сиротского приюта. Асторре, не по годам  умный
и проницательный, по-прежнему пытался докопаться до истины, и дон, чтобы
избежать дальнейших расспросов, объяснил  мальчику,  что  его  родители,
бедные  крестьяне,  не  могли  прокормить  ребенка  и  отдали   богатому
иностранцу, а сами умерли в маленькой сицилийской деревушке. Дон  видел,
что такое объяснение не устроило мальчика.  Ему,  конечно,  не  хотелось
обманывать Асторре, но он прекрасно понимал, что происхождение  ребенка,
его мафиозные корни -  все  это  пока  должно  оставаться  тайной.  Ради
безопасности как Асторре, так и собственных детей дона Априле.
   Дон Раймонде обладал даром предвидения и знал,  что  успех  не  может
навеки вечные сопутствовать ему, слишком предательский его окружал  мир.
Возможно, поначалу он даже не осознавал  цели,  которую  поставил  перед
собой, но великие интуитивно чувствуют, что  может  потребоваться  им  в
будущем. И в этом случае, честно говоря, он действовал  из  сострадания.
Едва ли дон разглядел в трехлетнем Асторре мужчину,  которым  тот  стал,
когда вырос. И едва ли он уже тогда мог предположить, какую важную  роль
будет играть Асторре в его семье.
   Дон не сомневался, что источником славы и процветания  Америки  стало
появление великих семей, а высший свет общества сформировался из  людей,
предки которых совершили  тягчайшие  преступления  против  этого  самого
общества.
   Именно эти люди,  гонясь  за  богатством,  построили  Америку,  а  их
прегрешения за давностью лет были забыты и обратились в пыль.  Но  разве
могли  они  поступить  иначе?  Им  следовало  оставить  Великие  равнины
индейцам, которые не могли построить трехэтажный  дом?  А  Калифорнию  -
мексиканцам,  которые  и  представить  себе  не  могли,  как   соорудить
акведуки, давшие жизнь тысячам и тысячам акров земли? Америка привлекала
со всего мира миллионы бедняков, чтобы их трудом  прокладыва