искренне заботится о его благополучии. Но  это  вовсе
не значило, что он доверял суждениям старика. Гильяно понимал,  что  еще
недостаточно силен, чтобы бороться с "Друзьями друзей"; более  того,  он
нуждался в их помощи. Но никаких иллюзий относительно  конечного  исхода
он не испытывал. Если он послушается крестного, то  в  итоге  попадет  в
полную зависимость к дону Кроче. А этого, решил он,  никогда  не  будет.
Пока же надо выиграть время.
 
Глава 11 
 
   Отряд Гильяно насчитывал уже тридцать человек.  Некоторые  пришли  из
шаек Пассатемпо и Террановы. Другие были  жителями  Монтелепре,  которых
Гильяно вызволил из тюрьмы. Они поняли, что никакого прощения со стороны
властей, хоть они и  не  виновны,  ждать  нечего;  за  ними  по-прежнему
охотились. Вот они и решили, что пусть лучше за ними охотятся, когда они
будут с Гильяно, чем выловят поодиночке.
   В один прекрасный апрельский день осведомители Гильяно  в  Монтелепре
сообщили, что какой-то опасный  с  виду  человек,  возможно  полицейский
шпион, расспрашивает о  том,  как  бы  вступить  в  отряд.  Он  ждет  на
центральной площади. Гильяно послал Терранову и еще четверых  проверить,
кто он. Если человек этот шпион, они убьют его; если же  он  может  быть
полезен, примут в отряд.
   Вскоре после полудня Терранова вернулся и сообщил Гильяно:
   - Мы привели парня, но подумали - познакомься-ка  с  ним  сам,  а  уж
потом мы его ухлопаем.
   Гильяно рассмеялся, увидев крупного  мужчину  в  традиционной  одежде
сицилийских крестьян.
   - Ну, приятель, неужели ты думаешь, я забуду когда-нибудь твое  лицо!
На этот раз ты пришел с исправными патронами?
   Это был капрал карабинеров Канио Сильвестро, стрелявший из  пистолета
в голову Гильяно во время знаменитого налета отряда на тюрьму.
   Сильное,  со  шрамом  лицо  Сильвестро  было  напряжено.  Чем-то   он
привлекал к себе  Гильяно.  Он  испытывал  симпатию  к  этому  человеку,
помогшему доказать его неуязвимость.
   - Я хочу вступить в отряд, - сказал Сильвестро. - Могу оказаться  вам
очень полезным.
   Он сказал это с гордостью, словно собирался сделать подарок.
   Это также понравилось Гильяно. И он попросил Сильвестро рассказать, в
чем дело.
   После налета отряда на тюрьму капрала Сильвестро отправили в Палермо,
где он предстал перед военным трибуналом за нарушение  воинского  долга.
Фельдфебель был разъярен  и  долго  допрашивал  Сильвестро,  прежде  чем
отдать под суд. Как ни странно, единственное, что вызвало  подозрение  у
фельдфебеля, была попытка капрала убить Гильяно. Фельдфебель  утверждал,
что капрал  намеренно  зарядил  пистолет  испорченным  патроном,  а  вся
попытка сопротивления была разыгранной пантомимой. На самом деле  капрал
Сильвестро помог Гильяно разработать план  операции  и  разместил  своих
солдат так, чтобы налет удался.
   - Интересно, - прервал его Гильяно, - как же, по их  мнению,  ты  мог
знать, что патрон был с дефектом? Вид у Сильвестро был смущенный.
   - Я должен был знать. Я же был каптенармусом в пехоте,  экспертом.  -
Лицо его помрачнело, и он пожал плечами. - Конечно, я допустил промашку.
Они назначили  меня  ответственным  за  оружие,  а  я  не  слишком  этим
занимался. Но я могу быть вам полезен. Могу быть  у  вас  каптенармусом.
Могу проверять ваше оружие и ремонтировать его.  Могу  следить  за  тем,
чтобы с ним правильно обращались, и чтобы ваши боеприпасы не взлетели на
воздух. Могу переделать ваше оружие, чтобы оно подходило для ваших  нужд
здесь, в горах.
   - Доскажи, как с тобой-то все было, до конца, - сказал Гильяно.
   Он внимательно наблюдал за  гостем.  Это  ведь  могло  быть  попыткой
подсадить в  отряд  доносчика.  Он  видел,  что  Пишотта,  Пассатемпо  и
Терранова полны недоверия.
   Сильвестро продолжал:
   - Фельдфебель понимал, что с его стороны глупо было увести почти всех
солдат в горы, когда в  казармах  полно  арестованных.  Карабинеры  ведь
смотрят на Сицилию как на иностранную оккупированную страну.  Я  не  раз
возражал против такого отношения и за это попал на заметку. А  власти  в
Палермо хотели защитить своего фельдфебеля -  в  конце  концов,  они  же
несут ответственность за него. Все выглядело  бы  куда  лучше,  если  бы
заговор созрел в самой казарме Беллампо, а так ее захватили более смелые
и толковые люди. Меня не судили  военным  трибуналом.  Велели  подать  в
отставку. Сказали, что никаких последствий не будет, но я-то  хорошо  их
знаю. Меня теперь никогда уже не примут на государственную службу. Я  ни
на что больше не годен, но я - сицилийский патриот. Вот я и подумал: как
же мне распорядиться своей жизнью? И сказал себе: пойду-ка я к Гильяно.
   Гильяно  послал  за  едой  и  кофе,  затем  посоветовался  со  своими
помощниками.
   Пассатемпо сказал резко и определенно:
   - Они что, думают, мы идиоты? Застрелить его и сбросить тело с утеса.
Нам не нужны карабинеры в отряде.
   Пишотта же видел, что Гильяно снова проявляет слабость к капралу.  Он
знал об импульсивных реакциях друга и потому сказал осторожно:
   - Скорей  всего  это  хитрость.  Но  даже  если  это  не  так,  зачем
рисковать? Будем  все  время  беспокоиться.  Вечно  сомневаться.  Почему
просто не отослать его назад?
   - Он знает наш лагерь, - сказал Терранова. -  Он  видел  кое-кого  из
наших и знает, сколько нас. Это уже ценная информация.
   - Он настоящий сицилиец, - сказал Гильяно.  -  Им  руководит  чувство
гордости. Я не верю, что он шпион...
   - Помни, он хотел убить  тебя,  -  сказал  Пишотта.  -  У  него  было
спрятано оружие, и, когда его схватили, он попытался убить  тебя  просто
из злости, не надеясь на спасение.
   "Вот это-то и делает его ценным для меня", - подумал Гильяно. А вслух
сказал:
   - Разве  это  не  доказывает,  что  он  человек  чести?  Он  потерпел
поражение, но считал, что, прежде чем умереть, должен отомстить за себя.
Да и что он может нам сделать? Просто станет  членом  отряда  -  в  свои
замыслы мы посвящать его не будем. А приглядывать за ним будем.  Я  беру
это на себя. Со временем мы подвергнем его испытанию, если он  откажется
его выполнить, то он шпион.
   Позже, вечером, когда Гильяно сказал Сильвестро, что он  теперь  член
их отряда, бывший капрал ответил просто:
   - Рассчитывайте на меня во всем.
   Он понимал, что Гильяно снова спас его от смерти.
 
*** 
 
   На Пасху Гильяно решил навестить свою семью. Пишотта возражал  против
этого, говоря, что полиция может  устроить  ловушку.  Пасха  на  Сицилии
всегда была традиционным днем смерти  для  разбойников.  Полиция  делала
ставку на  то,  что  крепкие  семейные  узы  побудят  людей  вне  закона
спуститься с гор и они придут повидать своих  любимых.  Но  осведомители
Гильяно донесли, что фельдфебель поедет к семье на континент, а половине
гарнизона в казарме  Беллампо  дали  увольнительные,  чтобы  люди  могли
провести праздник в Палермо. Гильяно решил, что для безопасности возьмет
с собой кое-кого из своих. Явился он в Монтелепре в святую субботу.
   Гильяно известил  своих  родителей  заранее,  и  матушка  приготовила
угощение. В ту ночь он лежал в кровати, в которой спал с детства,  и  на
следующий день, когда мать пошла к утренней мессе, отправился  с  ней  в
церковь. Его сопровождала охрана из шести человек, которые  тоже  пришли
повидаться с родными, но обязаны были всюду сопровождать  Гильяно,  куда
бы он ни направился.
   Когда он с матерью вышел из церкви, то рядом с телохранителями увидел
Пишотту, бледного от ярости.
   - Тебя предали, Тури, - сказал он. - Фельдфебель вернулся из  Палермо
с подкреплением в двадцать солдат, чтобы арестовать тебя.  Они  окружили
дом твоей матушки. Думают, что ты там.
   На мгновение Гильяно почувствовал, что  сейчас  вспылит  из-за  своей
неосмотрительности и глупости, и твердо решил  никогда  больше  не  быть
таким неосторожным. И не потому, что фельдфебель с  двадцатью  солдатами
мог захватить его в доме матушки. Его телохранители устроили бы  засаду,
и завязалась бы кровавая схватка. Но это  испортило  бы  все  пасхальное
настроение.
   Он поцеловал на прощание мать,  велел  ей  вернуться  домой  и  прямо
заявить полиции, что она оставила его возле церкви. Таким образом, ее не
смогут обвинить в сговоре с ним. Он велел ей  не  беспокоиться,  сказал,
что он и  его  люди  вооружены  и  легко  сумеют  ускользнуть  даже  без
перестрелки. Карабинеры не посмеют преследовать их в горах.
   Гильяно и его люди ушли так, что полицейские даже и не видели  их.  В
тот вечер в горном лагере Гильяно стал расспрашивать Пишотту. Откуда, по
его мнению, фельдфебель узнал,  что  они  пошли  к  родным?  Кто  донес?
Необходимо сделать все, чтобы выяснить.
   - Это тебе задание, Аспану, - сказал он. - А коль  есть  один,  могут
быть и другие. Мне наплевать, сколько времени  это  займет  или  сколько
денег мы израсходуем, но ты должен выяснить.
 
*** 
 
   Даже в детстве Пишотта не любил фигляра-парикмахера в Монтелепре... И
теперь с мрачным удовлетворением Пишотта сообщил Гильяно, что парикмахер
Фризелла - полицейский осведомитель и нарушил  священный  закон  omerta.
Было ясно, что фельдфебель не  случайно  вернулся  в  Монтелепре  в  тот
пасхальный день. Он, должно быть, узнал, что туда явится Тури. Но как он
мог это узнать, если Тури сообщил своей  семье,  что  придет,  всего  за
сутки.
   Осведомители выясняли каждый шаг фельдфебеля за те сутки. А поскольку
только мать и  отец  Гильяно  знали  о  предстоящем  посещении,  Пишотта
спросил их между прочим, не говорили ли они случайно кому-нибудь о сыне.
   Мария Ломбарде сразу поняла, в чем дело.
   - Я никому не говорила, - сказала она, -  даже  соседям.  Я  все  это
время провела дома - готовила, чтобы угостить Тури праздничным обедом.
   А вот отец Гильяно утром  того  дня  ходил  к  парикмахеру  Фризелле.
Старик был немного тщеславен и хотел выглядеть получше в те часы,  когда
сын навещал их в Монтелепре.  Фризелла  брил  и  стриг  старика  и,  как
обычно, шутил. "Синьор что, едет  в  Палермо  повидать  там  молоденьких
дамочек? Или принимает важных гостей из  Рима?"  Он,  Фризелла,  сделает
синьора Гильяно таким красивым, что тот сможет принимать хоть короля.  И
Пишотта представил себе, как все было. Как  отец  Гильяно  с  загадочной
улыбкой  на  лице  пробурчал,  что  человеку,  может,  охота   выглядеть
джентльменом и без всякой причины, просто для своего удовольствия.  И  в
то же время надулся от гордости, что у него такой знаменитый сын  -  его
даже  называют  Королем   Монтелепре.   Наверное,   старик   заходил   в
парикмахерскую  и  в  другие  разы,  когда  Гильяно  посещал  родителей,
парикмахер потом узнавал об этом, так что теперь ему все стало ясно, как
дважды два.
   А  фельдфебель  Роккофино  заглядывал  в  парикмахерскую   побриться.
Никакого особого разговора, во время которого  парикмахер  мог  передать
полицейскому ту или иную информацию, вроде и не происходило. Но  Пишотта
не сомневался. Он подослал  своих  людей  в  парикмахерскую,  чтобы  они
толклись там целыми днями и играли в  карты  с  Фризеллой  за  столиком,
который тот выставлял на улицу. Они пили вино, разговаривали о  политике
и выкрикивали скабрезности проходившим мимо приятелям.
   За несколько недель люди Пишотты собрали немало  сведений.  Фризелла,
когда брил и стриг, всегда насвистывал  какую-нибудь  мелодию  из  своих
любимых опер; но иногда большое  овальное  радио  передавало  музыку  из
Рима. И радио было включено всегда, когда он обслуживал  фельдфебеля.  В
какой-то момент Фризелла наклонялся над полицейским и что-то шептал ему.
Если ничего не подозревать,  то  это  выглядело  так,  будто  парикмахер
прислушивается к пожеланиям  клиента.  Затем  один  из  агентов  Пишотты
присмотрелся к банкноту, которым расплатился  фельдфебель.  Он  заметил,
что бумажка сложена, и парикмахер сунул  ее  в  кармашек  для  часов  на
поясе. Тогда агент и один из его помощников заставили Фризеллу  показать
бумажку - банкнот оказался стоимостью в  десять  тысяч  лир.  Парикмахер
поклялся, что получил это сразу за несколько месяцев, и  агенты  Пишотты
сделали вид, что поверили ему.
   Пишотта  рассказал  обо  всем  Гильяно   в   присутствии   Террановы,
Пассатемпо и капрала Сильвестро. Они находились в горном лагере; Гильяно
подошел к обрыву на одном  из  утесов,  с  которого  открывался  вид  на
Монтелепре, и долго смотрел на город.
   Парикмахер Фризелла был частью этого города с тех  пор,  как  Гильяно
себя помнил. Мальчишкой он ходил к Фризелле стричься перед конфирмацией,
и тот подарил ему маленькую серебряную монетку. Гильяно знал жену и сына
Фризеллы. Фризелла шутил  с  ним,  когда  он  проходил  мимо,  и  всегда
справлялся о здоровье родителей.
   Но теперь Фризелла нарушил священный закон omerta. Он продавал  тайны
врагу; он был платным агентом полиции... Как  же  ему,  Гильяно,  с  ним
быть? Одно дело - убить полицейского во время горячей схватки, другое  -
хладнокровно казнить человека, который  значительно  старше  тебя.  Тури
Гильяно был всего двадцать один год, и  сейчас  ему  впервые  предстояло
хладнокровно прибегнуть к жестокости, без которой в  великих  начинаниях
не обойтись.
   Гильяно вернулся к дожидавшимся его людям.
   - Фризелла знает меня всю жизнь. Он угощал меня  в  детстве  лимонным
мороженым, ты помнишь, Аспану? И ведь очень может быть,  что  он  просто
болтает с фельдфебелем, а  вовсе  не  сообщает  ему  какие-то  сведения.
Другое дело, если бы ему сказали, что я  приду  в  город,  а  он  донес.
Может, он просто высказывает предположение и берет за  это  деньги,  раз
дают? Кто откажется?
   Пассатемпо смотрел на Гильяно, сузив глаза, точно гиена, глядящая  на
тело умирающего льва и размышляющая, не пришло ли время и достаточно  ли
безопасно кинуться на жертву и отхватить кусок  мяса.  Терранова  слегка
покачал головой - на губах его играла улыбка, словно он слушал  ребенка,
который рассказывал глупую историю. Ответил только Пишотта.
   - Он виноват, как был бы виноват священник,  пошедший  в  бордель,  -
сказал он.
   - Мы можем его предупредить, - заметил Гильяно. - Можем переманить на
нашу сторону и,  когда  нужно,  передавать  через  него  властям  ложные
сведения.
   Еще произнося это, он уже сознавал, что не прав. Больше таких  жестов
позволять себе нельзя.
   - А почему бы не преподнести ему  подарочек,  -  вспылил  Пишотта,  -
мешок зерна или куренка, коли так? Тури, наши жизни и жизни  всех  наших
людей здесь, в горах, зависят от твоего мужества, от  твоей  силы  воли,
твоего руководства. Как мы можем следовать за тобой,  если  ты  прощаешь
такого предателя, как  Фризелла?  Человека,  нарушившего  закон  omerta.
"Друзья друзей", даже имей они меньше оснований,  уже  вывесили  бы  его
печень и сердце рядом с парикмахерской. Если ты спустишь ему,  то  любой
алчный тип будет знать, что можно разок донести и никто его не  накажет.
И один из таких "разков" может стоить нам жизни.
   - Фризелла - шут и дурак, человек жадный и  по  натуре  предатель,  -
рассудил  Терранова.  -  В  обычные  времена  его  бы   просто   считали
пустобрехом. Теперь же он опасен. Спустить ему - слишком рискованно: ума
у него не хватит исправиться. Просто он решит, что мы несерьезные  люди.
И многие другие тоже так решат. Тури, ты поприжал "Друзей" в Монтелепре.
Их человек Кинтана теперь осторожничает, хоть иной раз и брешет  лишнее.
Если ты спустишь Фризелле и не убьешь его,  "Друзья"  подумают,  что  ты
слаб, и начнут тебя испытывать. Карабинеры осмелеют и станут опаснее для
нас. Ты упадешь  даже  в  глазах  жителей  Монтелепре.  Нельзя  Фризеллу
оставить в живых.
   Последнее он произнес чуть ли не с сожалением. Гильяно  слушал  их  и
размышлял. Они правы. Он чувствовал на себя взгляд Пассатемпо  и  видел,
что у него  на  сердце.  Доверять  Пассатемпо  уже  нельзя  будет,  если
Фризелла останется жить. Придется прикончить Фризеллу, и таким  образом,
чтобы людям стало очень страшно.
   У Гильяно появилась  идея.  Он  повернулся  к  капралу  Сильвестро  и
спросил:
   - А ты что думаешь? Фельдфебель наверняка рассказывал  тебе  о  своих
доносчиках. Виноват парикмахер?
   Сильвестро с бесстрастным видом  пожал  плечами.  Он  молчал.  И  все
поняли, что он не может говорить, иначе станет  предателем,  -  это  для
него вопрос  чести.  Ничего  не  ответив,  он  как  бы  сказал  им,  что
парикмахер связан с фельдфебелем. И все же Гильяно хотел быть уверенным.
Он улыбнулся капралу и сказал:
   - Теперь настала пора проверить твою лояльность. Мы вместе  пойдем  в
Монтелепре, и ты прикончишь парикмахера на площади.
   Аспану Пишотта восхитился хитростью  друга.  Гильяно  всегда  удивлял
его. Они уже все поняли, что капрал -  правдивый  и  честный  человек  и
поступает по справедливости. Каковы бы  ни  были  последствия  для  него
самого, он никогда не согласится казнить парикмахера,  если  не  уверен,
что тот виноват. Пишотта  видел,  что  Гильяно  слегка  улыбнулся:  если
капрал откажется, можно будет считать парикмахера ни в чем не  виноватым
- пусть себе живет.
   Однако капрал погладил свои пушистые усы и обвел их всех взглядом.
   - Фризелла так плохо стрижет, что заслуживает смерти уже за одно это,
- сказал он. - Я буду готов завтра утром.
   На рассвете Гильяно, Пишотта и  бывший  капрал  Сильвестро  двинулись
вниз в Монтелепре. Пассатемпо с отрядом из десяти  человек  вышел  часом
раньше, чтобы перекрыть  все  улицы,  выходящие  на  площадь.  Терранова
остался начальником в лагере - он придет на выручку, если отряд  попадет
в серьезный переплет.
   Было еще совсем рано, когда Гильяно и Пишотта появились на  городской
площади. Брусчатые мостовые и узкие тротуары  были  вымыты,  и  какие-то
дети уже играли невдалеке.  Гильяно  приказал  Сильвестро  прогнать  их,
чтобы они не видели того, что произойдет.
   Когда Гильяно и Пишотта  вошли  в  парикмахерскую  с  автоматическими
пистолетами наготове, Фризелла  стриг  одного  богатого  землевладельца.
Парикмахер  подумал,  что  они  пришли  похитить  клиента,  и  с  хитрой
усмешкой,  словно  выдавая  им  награду,  сдернул   с   него   простыню.
Землевладелец, старый сицилийский  крестьянин,  разбогатевший  во  время
войны на продаже скота итальянской  армии,  встал  с  гордым  видом.  Но
Пишотта отодвинул его в сторону и сказал с ухмылкой:
   - У тебя не хватит денег, чтобы расплатиться с нами, чего нам с тобой
связываться?
   Гильяно был весь как струна и не спускал глаз с Фризеллы.  Парикмахер
все еще держал в руках ножницы.
   - Положи их, - сказал Гильяно. - Тебе не придется стричь там, куда ты
отправишься. Выходи.
   Фризелла уронил ножницы и попытался улыбнуться но  вместо  улыбки  на
его широком лице появилась гримаса.
   - Тури, - сказал он,  -  у  меня  нет  денег,  я  только  что  открыл
парикмахерскую. Я ведь бедный человек.
   Пишотта схватил его за густую шевелюру и вытащил из парикмахерской на
булыжную мостовую, где ждал Сильвестро. Фризелла упал на колени  и  стал
кричать:
   - Тури, Тури, я стриг тебя в детстве.  Разве  не  помнишь?  Моя  жена
умрет с голоду. У меня сын полоумный.
   Пишотта видел, что Гильяно колеблется. Он пнул парикмахера и сказал:
   - Надо было думать об этом раньше, когда ты доносил.
   Фризелла зарыдал.
   - Я никогда не доносил на Тури.  Я  сказал  фельдфебелю,  кто  ворует
овец. Клянусь женой и сыном.
   Гильяно посмотрел на него сверху вниз. В этот момент он почувствовал,
что сердце его сейчас разорвется, что, убив этого человека, он уничтожит
себя. И тем не менее он тихо произнес:
   - У тебя минута - покаяться перед богом.
   Фризелла взглянул вверх на окружавших его троих людей и  увидел,  что
пощады ждать нечего. Он  склонил  голову  и  забормотал  молитву.  Затем
взглянул на Гильяно и сказал:
   - Не дай умереть с голоду жене и сыну.
   - Обещаю тебе, что хлеб у них будет, - сказал Гильяно. И повернулся к
Сильвестро:
   - Убей