, а после разгуливать на свободе как ни в  чем  не  бывало?!  Хуже
того, возлюбленное дитя губернатора выставили в газетах и на телевидении
этакой безмозглой стервой, вполне заслуживающей смерти.
   Бывают жизненные трагедии, не поддающиеся целительной силе времени, и
гибель дочери стала для губернатора как раз такой. Он старался проводить
в отеле "Занаду" как можно больше  времени,  но  его  прежнюю  веселость
словно рукой сняло. Его уже не интересовали ни танцовщицы, ни  мелькание
заветных цифр на гранях катящихся по сукну костей. Он просто напивался и
играл  в  гольф,  что  поставило  перед  Гронвельтом   проблему   весьма
деликатного толка.
   Он от всей души сочувствовал горюющему  губернатору.  Как  ни  крути,
невозможно  пестовать  человека  двадцать  лет  подряд,  пусть  даже  из
эгоистических побуждений, и не проникнуться к нему чувством.  Но  правда
заключалась в том, что губернатор Уолтер Уэввен,  ушедший  от  политики,
перестал быть ценным вкладом, лишился грядущего потенциала. Стал обычным
человеком, убивающим себя алкоголем. Кроме того, играл он так рассеянно,
что у Гронвельта скопилось на двести тысяч его векселей.  Итак,  настало
время отказать губернатору от виллы. Несомненно, ему будет  предоставлен
роскошный номер  в  отеле,  но  подобный  шаг  станет  явным  понижением
статуса, и, прежде чем пойти на такое, Гронвельт сделал последнюю ставку
на то, что губернатор возьмет себя в руки.
   Убедил Уэввена однажды утром сыграть с ним в гольф.  Чтобы  игра  шла
двое на двое, позвал Пиппи Де Лену и его сына Кросса. Губернатор  всегда
ценил грубоватый юмор Пиппи, а Кросс был таким милым и любезным  юношей,
что старшие всегда радовались  его  компании.  После  игры  все  четверо
направились на виллу к губернатору ради позднего ленча.
   Сильно похудевший, осунувшийся Уэввен не придавал своей внешности  ни
малейшего значения: был одет в замызганный спортивный костюм и  каскетку
с эмблемой "Занаду", небритые щеки покрывала густая  щетина.  Губернатор
часто  усмехался,  но  не  улыбкой  политика,  а  какой-то   застенчивой
гримаской, демонстрируя сильно пожелтевшие зубы. Да вдобавок  успел  так
нагрузиться, что не вязал лыка.
   - Губернатор, - с места в карьер  начал  Гронвельт,  -  вы  подводите
собственную семью, вы подводите  друзей,  да  и  народ  Невады  вы  тоже
подводите. Так дальше нельзя.
   - Отчего ж нельзя? - отозвался Уолтер Уэввен. - Да пошел  этот  народ
Невады в задницу! Кому какое дело?
   - Мне. Мне вы небезразличны. Я  соберу  деньги,  а  вы  на  следующих
выборах должны баллотироваться в сенат.
   - На кой ляд мне это? В  этой  дерьмовой  стране  это  ровным  счетом
ничего не значит. Я губернатор большого штата  Невада,  а  этот  ублюдок
убил мою дочь и выскочил на волю. Придется смириться. Народ рассказывает
про моего погубленного ребенка  анекдоты  и  молится  за  ее  убийцу.  А
знаете, о чем молюсь я? Чтобы атомная бомба стерла эту дерьмовую  страну
с лица земли, особенно штат Калифорния.
   Все это время Пиппи и Кросс  хранили  молчание.  Вспышка  губернатора
немного потрясла их, к тому же оба понимали, что Гронвельт  знает,  куда
клонит.
   - Вы должны выбросить это  из  головы.  Забыть.  Не  позволяйте  этой
трагедии разрушить вашу жизнь. - Елейный  тон  Гронвельта  даже  святого
вывел бы из себя.
   Швырнув каскетку в дальний угол, губернатор подошел к бару  и  подлил
себе виски.
   - Да не могу я  забыть.  Не  сплю  по  ночам  и  все  воображаю,  как
выковыриваю этому вафлеришке  глаза.  Я  бы  с  радостью  поджарил  его,
ей-Богу, руки-ноги ему бы пообрывал. И чтоб он остался жив, чтоб  я  мог
проделывать все это снова и снова. - Он пьяно ухмыльнулся, едва не упал,
осклабив желтые зубы и дыхнув на собеседников гнилью изо рта.
   И будто почти протрезвел  у  них  на  глазах.  Куда  более  спокойным
голосом, едва ли походя, обронил:
   - Вы видели, как он  ее  зарезал?  Заколол  сквозь  глаза.  Судья  не
позволил присяжным взглянуть на фотографии. Дескать,  чтобы  не  вызвать
предубежденности. Но мне-то, ее отцу, позволили увидеть их. И  вот  шкет
Тео разгуливает на свободе с ухмылкой  на  роже.  Заколол  мою  доченьку
сквозь глаза, но встает каждое утро и видит солнечный свет.  О,  как  бы
мне хотелось поубивать их всех - судью, присяжных,  адвокатов,  всех  до
единого. - Наполнив бокал, губернатор в бешенстве  зашагал  по  комнате,
речь его обратилась в безумный лепет. - Не могу я  идти  туда  и  пороть
чушь, в которую больше не верю. Не могу, пока этот ублюдок  недоношенный
живет на свете. Он сидел за моим столом, мы с женой обхаживали его,  как
человека, хотя он и был нам не по душе. Мы снизошли до него, усомнившись
в своем собственном мнении о нем. Никогда, ни за что не  сомневайтесь  в
собственном мнении. Мы ввели его в свой дом, предоставили  ему  постель,
чтобы он спал с нашей доченькой, а он все это время потешался над  нами.
Он говорил: "Да всем накласть на то, что вы губернатор! Да всем накласть
на то, что у вас есть деньги! Да всем накласть на то, что вы культурные,
порядочные люди! Я порешу вашу  дочь,  когда  захочу,  и  вы  ничего  не
сможете поделать. Я всех вас посажу в дерьмо. Я затрахаю  вашу  дочь,  а
после прикончу ее, а потом засуну это вам в задницу и  буду  разгуливать
на воле". - Уэввен покачнулся, и Кросс поспешно  шагнул  к  нему,  чтобы
поддержать. Губернатор  поглядел  поверх  Кросса,  на  высокий  потолок,
украшенный лепниной - сплошь розовые ангелы и святые в белых одеяниях. -
Хочу, чтобы он издох, - выговорил Уэввен и залился слезами. - Хочу, чтоб
он издох.
   - Уолтер, все  уладится,  дайте  только  срок,  -  негромко  проронил
Гронвельт. - Баллотируйтесь в сенаторы. У вас впереди  лучшие  годы,  вы
еще можете сотворить массу добра.
   Стряхнув руку Кросса, Уэввен спокойно произнес:
   - Да неужто вы еще не уяснили, что я больше не верю  в  добрые  дела?
Мне возбраняется говорить хоть кому-нибудь, каково  у  меня  на  сердце,
даже собственной жене. О ненависти, кипящей в душе. И вот еще что я  вам
скажу. Избиратели презирают  меня,  в  их  глазах  я  бессильный  дурак.
Человек, позволивший убить  собственную  дочь  и  не  сумевший  наказать
убийцу. Кто ж доверит подобному человеку благосостояние такого  большого
штата, как Невада? - Он осклабился. - У этого голозадого  больше  шансов
быть избранным, чем у меня. - Мгновение помолчал.  -  Альфред,  выкиньте
это из головы. Я больше никуда не баллотируюсь.
   Гронвельт внимательно разглядывал его, уловив  что-то,  ускользнувшее
от внимания Пиппи и Кросса. Бурная скорбь зачастую ведет к слабости,  но
Гронвельт решил рискнуть.
   - Уолтер, пойдете ли вы в сенаторы, если этот человек будет  наказан?
Станете ли вы прежним?
   Губернатор будто и не понял его. Чуточку покосился на Пиппи и Кросса,
потом уставился в лицо Гронвельту.
   - Подождите меня в моем кабинете, - сказал тот Пиппи и Кроссу.
   Оба немедленно удалились. Оставшись наедине с губернатором, Гронвельт
угрюмо произнес:
   - Уолтер, впервые в жизни мы оба должны быть крайне прямолинейны.  Мы
знакомы  уже  двадцать  лет,  и  разве  я  хоть   когда-нибудь   проявил
несдержанность или неосмотрительность? Так что отвечайте. Все  останется
строго между нами. Вы вернетесь в игру, если мальчишка умрет?
   Подойдя к бару, губернатор плеснул себе виски. Но пить не стал.
   -  Начну  кампанию,  как  только  схожу  на   его   похороны,   чтобы
продемонстрировать, что не держу на него зла, -  улыбнулся  он.  -  Моим
избирателям такое придется по нраву.
   Гронвельт вздохнул с облегчением. Итак, решено. И, капельку  отпустив
узду, дал выход своим чувствам. - Сперва сходите к дантисту, - бросил он
губернатору. - Чтоб почистил ваши дерьмовые зубы.
 
*** 
 
   Пиппи и Кросс  ждали  Гронвельта  в  административном  пентхаузе.  Он
провел их в свои жилые апартаменты,  чтобы  расположиться  с  удобством,
после чего изложил суть разговора.
   - А губернатор в порядке? - поинтересовался Пиппи.
   -  Губернатор  вовсе  не  так  пьян,  как  прикидывался,  -   ответил
Гронвельт. - Он выложил все, что хотел, не сунув голову в петлю.
   - Вечером  вылетаю  на  восток,  -  сообщил  Пиппи.  -  Нужно,  чтобы
Клерикуцио дали добро.
   - Скажи им, что, по моему мнению, губернатор  из  тех,  кто  способен
дойти до самого верха. Он будет бесценным другом.
   - Джорджио и дон поймут. Я просто должен доложить обстоятельства дела
и получить их одобрение.
   С улыбкой поглядев на Кросса, Гронвельт обернулся  к  Пиппи  и  мягко
проговорил:
   - Пиппи, по-моему, настало время Кроссу  войти  в  Семью.  Думаю,  он
должен полететь на восток с тобой.
   Но  Джорджио  Клерикуцио  предпочел  лично  прибыть  на   Запад   для
совещания, чтобы услышать обо всем из уст Гронвельта, а тот  уже  десять
лет не покидал Лас-Вегас.
   Хотя Джорджио и не был игроком, его с  телохранителями  разместили  в
одной из вилл.  Гронвельт  всегда  догадывался,  когда  следует  сделать
исключение. Он отказывал в виллах могущественным  политикам,  финансовым
магнатам, некоторым из  знаменитейших  кинозвезд  Голливуда,  прекрасным
женщинам, ложившимся с ним в постель, близким  друзьям.  Даже  Пиппи  Де
Лене. Зато предоставил виллу Джорджио Клерикуцио, хотя и знал,  что  тот
отличается спартанскими запросами и не ценит  экстраординарную  роскошь.
Просто, исподволь накапливаясь, в счет идет каждый знак уважения и любой
сбой, пусть самый крохотный, рано или поздно будет вспомянут.
   Гронвельт, Пиппи и Джорджио собрались в его вилле.
   Гронвельт изложил ситуацию, подытожив:
   - Губернатор может стать грандиозным активом Семьи. Если  он  возьмет
себя в руки, то способен дойти до самой  вершины.  Сначала  в  сенаторы,
потом в президенты. Если такое случится, у вас появится  отличный  шанс,
что спортивный тотализатор легализуют на территории всей  страны.  Семья
получит миллиарды, и эти миллиарды не будут  черными.  Это  будут  белые
деньги. Я бы сказал, что мы должны это сделать.
   Белые деньги куда ценней черных. Но  к  числу  величайших  достоинств
Джорджио относилось и то, что он никогда не принимал поспешных решений.
   - А губернатору известно, что вы на нашей стороне?
   -  Уверенности  у  него  такой  нет,  но  кое-какие  слухи  до  него,
несомненно, доходили. Он ведь не болван. Я делал для него кое-что такое,
что мне нипочем бы не сделать в одиночку, и он это понимает. Он умен. Он
только-то и сказал, что будет пробиваться наверх, если  парнишка  умрет.
Не просил меня ни о чем. Он грандиозный жулик и  вовсе  не  был  так  уж
пьян, когда вывернул душу наизнанку. Полагаю, он все заранее  просчитал.
Он  говорил  искренне,  но  не  без  наигрыша.  Не  мог  измыслить,  как
отомстить, зато догадывался, что я могу кое-что предпринять. Он  горюет,
но в то же время интригует. - Гронвельт помолчал. -  Если  мы  провернем
дело, он станет сенатором, и притом нашим сенатором.
   Джорджио  беспокойно  расхаживал  по  комнате,   огибая   статуи   на
пьедесталах и джакузи, блиставшую мрамором сквозь ткань занавесей.
   - И вы дали ему обещание, не получив нашего одобрения? -  осведомился
Джорджио.
   - Да, - подтвердил Гронвельт. - Иначе я не смог бы его  убедить.  Мне
необходимо было говорить уверенно, чтобы у него возникло ощущение, будто
он по-прежнему у руля, будто он все еще способен влиять на ход  событий,
- чтобы власть снова стала привлекательной для него.
   - Терпеть не могу эту отрасль бизнеса, - вздохнул Джорджио.
   Пиппи  усмехнулся.   Джорджио   вечно   порет   чушь.   Сам   помогал
ликвидировать Семью Сантадио с такой свирепостью, что дон гордился им.
   - Полагаю, в этом деле нам потребуется компетенция Пиппи, - подсказал
Гронвельт. - Кроме того, думаю, настало время его сыну войти в Семью.
   - По-твоему, Кросс уже готов? - поглядел Джорджио на Пиппи.
   - Он уже работал на побегушках, -  подтвердил  тот,  -  пора  уж  ему
начать зарабатывать на жизнь самому.
   - Но по силам ли ему такое? - уточнил Джорджио.  -  Это  большой  шаг
вперед.
   - Я с ним поговорю. Он справится.
   - А что, если мы сделаем это для губернатора, - обернулся Джорджио  к
Гронвельту, - а он забудет о нас? Мы пойдем на риск, и все впустую. Этот
человек заправлял всей Невадой, но едва убили его дочь,  как  он  сложил
руки. У него кишка тонка.
   - Он совершил поступок, он пришел ко мне,  -  возразил  Гронвельт.  -
Если бы вы знали людей, подобных губернатору, то поняли бы, что для него
это весьма решительный шаг.
   - Значит, он выбьется?
   - Мы прибережем его для пары крупных дел. Я имел с ним дело в течение
двадцати лет и гарантирую, что он выбьется наверх, если с ним  правильно
обращаться. Он знает, что к чему, весьма ушлый человек.
   -  Пиппи,  -  распорядился  Джорджио,  -  это  должно  выглядеть  как
несчастный случай. Дело будет шумным.  Надо,  чтобы  ни  его  враги,  ни
газеты, ни это окаянное телевидение не строили никаких инсинуаций насчет
губернатора.
   - Да, - поддержал Гронвельт, - важно, чтобы не было  никаких  намеков
на губернатора.
   - Может, это чересчур щекотливое дело, чтобы Кросс попробовал на  нем
свои силы, - заметил Джорджио.
   - Нет, оно просто создано для него, - не согласился Пиппи.  Возразить
тут не мог никто. Во время операции  командование  находится  целиком  в
руках Пиппи. Он завоевал  свою  репутацию  во  множестве  подобных  дел,
особенно в большой войне против Сантадио, и  частенько  говаривал  Семье
Клерикуцио: "Это  ведь  я  подставляю  задницу,  и  если  подзалечу,  то
предпочитаю,  чтобы  это  случилось  по  моей  собственной  вине,  а  не
чьей-нибудь еще".
   - Ладно, тогда за дело! - хлопнул Джорджио в ладоши. -  Альфред,  как
насчет партиечки в гольф поутру? Завтра вечером я отправляюсь по делам в
Лос-Анджелес, а послезавтра возвращаюсь на восток. Пиппи, дай мне знать,
кто тебе нужен будет для помощи из анклава, и сообщи мне, с  нами  Кросс
или нет.
   Чем дал Пиппи понять, что, если Кросс откажется от этой операции, его
никогда не примут в Семью.
 
*** 
 
   В Семье Клерикуцио все ровесники Пиппи страстно  увлекались  гольфом;
дон частенько злорадно подшучивал, что это игра для Bruglione. В тот  же
вечер Пиппи и Кросс отправились на поле. Тележки они не  взяли  -  Пиппи
хотел  ради  упражнения  походить  пешком  и  побыть  на  гринахviii   в
одиночестве.
   Неподалеку от девятой лунки была небольшая  рощица  со  скамейкой  на
опушке, и они присели там.
   - Я буду жить не вечно, - начал Пиппи. - А тебе надо зарабатывать  на
жизнь.  Инкассирующее  агентство  -  грандиозный  источник  прибыли,  но
содержать его нелегко. Ты должен быть своим в Семье Клерикуцио. -  Пиппи
уже взялся за подготовку Кросса: посылал его на ряд сложных  заданий  по
инкассации, где требовалось прибегать к угрозам и насилию, посвятил  его
в семейные сплетни; он-то знал, что к чему.  Пиппи  терпеливо  дожидался
подходящей ситуации, мишени, неспособной вызвать сочувствие.
   - Понимаю, - негромко отозвался Кросс.
   - Этот тип убил дочь губернатора. Хулиган вонючий. И это сошло ему  с
рук. Так не годится.
   Кросса позабавили психологические экивоки отца.
   - А губернатор - наш друг, - подсказал он.
   - Верно. Кросс, ты можешь сказать и "нет", помни об этом. Но я  хочу,
чтобы ты помог мне в деле, которое я должен выполнить.
   Кросс поглядел на плавные перекаты  зеленых  лужаек,  на  флажки  над
лунками, недвижные в атмосфере пустыни, серебристые горные  цепи  вдали,
небо, отражающее  сияние  неоновых  вывесок  Стрипа,  невидного  отсюда.
Понимая, что отныне его  жизнь  разительно  переменится,  Кросс  испытал
мгновение ужаса.
   - Если мне придется это не по нраву, я всегда могу пойти работать  на
Гронвельта, - промолвил он, но  на  мгновение  положил  ладонь  отцу  на
плечо, давая понять, что это лишь шутка.
   - Это и есть работа для Гронвельта, - ухмыльнулся ему Пиппи. - Ты  же
видел его с губернатором. Ладно, мы удовлетворим его желание.  Гронвельт
должен был получить одобрение Джорджио. А я сказал, что ты мне поможешь.
   Кросс глядел на четверку игроков  далеко-далеко  на  лужайках  -  две
женщины, двое мужчин, - мельтешивших в горячем  воздухе  пустыни,  будто
мультипликационные фигурки.
   - Должен же я испытать, на что гожусь, - сказал он отцу, понимая, что
должен согласиться или  зажить  совершенно  иной  жизнью.  А  он  обожал
нынешнюю  жизнь,  работу  на  отца,  времяпрепровождение   в   "Занаду",
наставления Гронвельта,  красивых  танцовщиц,  легкие  деньги,  ощущение
власти. Пойдя на это дело, он навсегда освободится от рока,  тяготеющего
над простыми людьми.
   - Я разработаю всю операцию, - поведал  Пиппи.  -  Буду  с  тобой  от
самого начала и до самого конца. Не  будет  ни  малейшей  опасности.  Но
стрелком должен быть ты.
   Кросс поднялся со скамейки. Флаги на семи виллах трепетали, хотя  над
полем для гольфа не проносилось ни единого дыхания ветерка.  Впервые  за
свою молодую жизнь Кросс ощутил горечь от того, что вот-вот  невозвратно
утратит. И сказал:
   - Я с тобой.
 
*** 
 
   В последующие три недели Пиппи вводил Кросса в курс  дела.  Объяснил,
что сейчас они дожидаются рапорта группы, ведущей внешнее наблюдение  за
Тео, за его поездками и привычками, и его  свежих  фотопортретов.  Кроме
того, в лос-анджелесском доме,  где  Тео  снимает  квартиру,  поселилась
команда из шести  оперативников  из  нью-йоркского  анклава.  План  всей
операции будет строиться на основе рапорта  команды  соглядатаев.  Пиппи
ввел Кросса в философскую подоплеку вопроса.
   - Это бизнес, -  рассказывал  он.  -  Во  избежание  провала  следует
соблюсти  все  предосторожности.  Человека  может  убрать  кто   угодно.
Хитрость в том, чтобы не попасться. Именно это  -  грех.  И  никогда  не
думай о  людях,  вовлеченных  в  дело.  Когда  глава  "Дженерал  моторс"
выбрасывает на улицу пятьдесят тысяч рабочих - это бизнес. Он  не  может
не сломать их жизни, он обязан так поступить.  Сигареты  убивают  тысячи
человек, но что же  тут  поделаешь?  Люди  хотят  курить,  и  невозможно
запретить бизнес, приносящий миллиарды долларов прибыли. То же  самое  с
оружием, пистолеты есть у всех подряд, все подряд убивают друг друга, но
это индустрия с миллиардными оборотами, и от нее  так  вот  запросто  не
отделаешься. Люди должны зарабатывать на жизнь, это главное.  При  любых
обстоятельствах. А если не веришь в это, ступай и живи в дерьме.
   Нравы Семьи Клерикуцио весьма строги, поведал он Кроссу.
   - Ты обязан получить "добро". Нельзя убивать людей направо  и  налево
только потому, что тебе плюнули  на  ботинок.  Семья  должна  поддержать
тебя, потому что именно она прикрывает тебя от тюрьмы.
   Кросс все выслушал, задав один-единственный вопрос:
   - Джорджио хочет, чтобы это выглядело как несчастный случай? И как же
этого добиться?
   - Никогда не позволяй никому диктовать, каким образом тебе  проводить
операцию. Пусть засунут  свои  идеи  себе  в  задницу.  Они  всего  лишь
излагают личные пожелания. А я делаю  то,  что  больше  устраивает  меня
самого. Лучше, чтобы все обстояло просто - очень-очень просто. А уж если
ты пускаешься на ухищрения, все должно быть очень-очень хитроумно.
   Как только прибыли рапорты группы внешнего наблюдения, Пиппи заставил
Кросса проштудировать все сведения. Там имелись фотографии  Тео,  снимки
его машины с номерными знаками. Карта дороги, по которой  тот  ездил  из
Брентвуда в Окснард, чтобы навестить подружку.
   -  Он  все  еще  способен  заводить  подружек?  -  не  без  удивления
поинтересовался Кросс.
   - Ты просто  не  знаешь  женщин,  -  ответил  Пиппи.  -  Если  ты  ей
нравишься, то можешь мочиться в рукомойник.  А  если  не  нравишься,  то
сделай ее хоть английской королевой, ей будет наплевать на тебя.
   Затем Пиппи слетал в Лос-Анджелес, чтобы  устроить  свою  оперативную
группу. А вернувшись два дня спустя, сказал Кроссу:
   - Завтра ночью.
   Назавтра они выехали