Гильяно
могут убить в схватке или предать. Он может эмигрировать  в  Америку.  И
вся проблема будет решена, с грустью подумал он...
   Насмешливый голос Пишотты прервал мысли Гектора Адониса.
   - Пожалуйста, скажите "да",  профессор.  Я  заместитель  командира  в
отряде Гильяно, но мне некому давать приказания. -  Он  ухмылялся.  -  Я
готов начать с малого.
   Хотя Адонис не поддался на этот тон, глаза Гильяно сверкнули  гневом.
Но он произнес спокойно:
   - Так что же ты скажешь?
   - Да, - сказал Гектор Адонис. - Какой еще ответ может дать крестный?
   Тогда  Гильяно  сказал,  что  ему  надо  сделать  по  возвращении   в
Монтелепре, и  наметил  план  на  следующий  день.  Адонис  был  поражен
смелостью и жестокостью молодого человека. И когда Гильяно  посадил  его
на осла, он наклонился и поцеловал своего крестника.
   Пишотта и Гильяно наблюдали, как он ехал вниз по тропе к Монтелепре.
   Вечером, перед тем как лечь спать, они обнялись.
   - Ты мой брат, - сказал Гильяно. - Помни это.
   Они завернулись в одеяла и заснули  -  это  была  последняя  ночь  их
безвестности.
 
Глава 9 
 
   Тури Гильяно и Аспану Пишотта поднялись до рассвета, еще  до  первого
проблеска зари, ибо карабинеры - хотя это и было мало вероятно  -  могли
выйти в темноте, чтобы с первыми лучами солнца  внезапно  обрушиться  на
них. Накануне вечером они видели, как  из  Палермо  в  казармы  Беллампо
прибыл броневик с двумя джипами, набитыми карабинерами. Ночью Гильяно не
раз спускался вниз и прислушивался, не подходит ли кто  к  их  утесу,  -
предосторожность, высмеянная Пишоттой.
   - Мы должны вырабатывать в себе  полезные  привычки,  -  сказал  Тури
Гильяно. Он знал, что придет день, когда им придется столкнуться с более
сильным противником.
   Тури и Аспану изрядно потрудились - они выложили оружие на  одеяло  и
досконально проверили его. Затем съели немного пирога  Венеры  и  запили
вином из фляжки,  которую  оставил  Гектор  Адонис.  Это  дало  им  силы
построить из молоденьких веток  и  камней  заграждение  на  краю  утеса.
Оттуда они из бинокля могли наблюдать за  городком  и  горными  тропами.
Гильяно  зарядил  оружие  и  положил  коробки  с  патронами  в   карманы
безрукавки из овчины, пока Пишотта вел  наблюдение.  Гильяно  действовал
осторожно и медленно. Сам зарыл  боеприпасы  и  завалил  землю  большими
камнями. Никому нельзя передоверять такие мелочи.
   Пишотта  первым  заметил,  как  бронеавтомобиль  выехал   из   казарм
Беллампо.
   - Ты прав,  -  сказал  он,  -  машина  движется  от  нас  по  равнине
Кастелламмаре.
   Они улыбнулись друг другу. Броневик  исчезнет  за  поворотом  дороги,
затем развернется и поползет в горы  позади  их  утеса.  Власти,  должно
быть, знают о туннеле и  рассчитывают,  что  они  воспользуются  им  для
бегства и выскочат прямо на броневик. И его пулеметы.
   А через  час  карабинеры  пошлют  отряд  на  склоны  Монте  д'Оро  во
фронтальное наступление, чтобы выбить их. Хорошо, что полиция считает их
дикими юнцами, простыми  разбойниками.  Алый  с  золотом  флаг  Сицилии,
который  они  вывесили  на  краю  утеса,  свидетельствует  лишь  об   их
бесстыдной наглости - так, должно быть, думала полиция.
   Часом позже из ворот казарм Беллампо выехали грузовик с  солдатами  и
джип с фельдфебелем Роккофино. Обе машины не спеша доехали  до  подножия
Монте д'Оро и остановились, чтобы высадить людей. Двенадцать карабинеров
с винтовками рассыпались по узким, ведущим  вверх  тропкам.  Фельдфебель
Роккофино снял фуражку с тесьмой и  махнул  ею  в  сторону  ало-золотого
флага, развевающегося наверху.
   Тури  Гильяно  наблюдал  все  это  в  бинокль  из-за  устроенной   им
загородки. На мгновение он с беспокойством подумал о броневике на другой
стороне горы. А если они высадят солдат и на противоположном склоне?  Но
тем понадобится не один час, чтобы забраться  сюда.  И  он  тогда  решил
выбросить это из головы и сказал Пишотте:
   - Аспану, если мы не такие умные, как думаем, то сегодня  вечером  не
бывать нам дома и не  есть  у  наших  мамочек  спагетти,  как  бывало  в
детстве.
   Пишотта рассмеялся.
   - Нам всегда не хотелось идти домой, помнишь? Но  должен  признаться,
сейчас куда интереснее. Ухлопаем двоих-троих?
   - Нет, - сказал Гильяно. - Стреляй поверх голов.
   Он вспомнил, как Пишотта поступил две ночи назад. И сказал:
   - Смотри, Аспану, слушайся меня. Убивать их незачем. На сей  раз  это
бессмысленно.
   Они терпеливо прождали еще час. Затем Гильяно просунул свой  дробовик
сквозь изгородь из веток и дважды выстрелил.  Поразительно,  как  ровная
линия уверенных в себе солдат моментально  рассыпалась,  и  они,  словно
кузнечики, исчезли в траве. Пишотта  выстрелил  четыре  раза.  В  разных
местах на склоне появились облачка дыма - это карабинеры отвечали огнем.
   Гильяно  опустил  дробовик  и  взялся  за  бинокль.  Он  видел,   как
фельдфебель с сержантом возятся с радиопередатчиком. Они  связывались  с
броневиком по другую  сторону  горы,  предупреждая,  что  бандиты  скоро
двинутся в путь. Гильяно снова поднял дробовик и дважды выстрелил, затем
сказал Пишотте:
   - Пора мотать.
   Они  переползли  к  дальней  стороне  утеса,  чтобы  их  не   увидели
приближавшиеся  карабинеры,  затем,  не  выпуская  оружия,   спустились,
вернее, скатились метров на пятьдесят по склону, усеянному  валунами,  и
только тогда встали на  ноги.  Низко  пригнувшись,  они  побежали  вниз,
останавливаясь лишь на минуту, чтобы Гильяно мог посмотреть в бинокль на
атакующих.
   Карабинеры все еще  стреляли  по  утесу,  не  догадываясь,  что  двое
преследуемых находятся сбоку от них. Гильяно бежал впереди по  маленьким
невидимым тропкам, петляя среди валунов, и  наконец  вступил  в  рощицу.
Передохнув несколько минут, двое друзей легко и быстро побежали по тропе
вниз. Менее чем через час они  оказались  в  поле,  отделявшем  горы  от
городка Монтелепре, и  пошли  к  дальней  его  стороне;  теперь  городок
находился между ними и грузовиком, на котором уехали солдаты. Гильяно  и
Пишотта спрятали оружие под одеждой и двинулись через поле, словно  двое
крестьян, идущих на работу. Они вошли в Монтелепре в  конце  виа  Белла,
всего в сотне метров от казарм Беллампо.
   Именно в этот момент фельдфебель Роккофино  приказал  своим  солдатам
лезть вверх по склону к флагу на краю утеса. Ответного огня не было  уже
в течение часа, и он был уверен, что двое бандитов убежали через туннель
и теперь спускаются  по  другую  сторону  горы  к  броневику.  Он  хотел
захлопнуть ловушку. Прошел еще час, пока его солдаты добрались  до  края
утеса и сорвали флаг. Фельдфебель  Роккофино  вошел  в  пещеру  и  велел
отвалить валуны, чтобы открыть туннель. Он послал  солдат  по  каменному
коридору и велел на том склоне сойти вниз к броневику.
   Поняв, что добыча улизнула, он был потрясен. Тогда он  разбил  солдат
на поисковые и разведывательные группы, не сомневаясь, что  они  выкурят
преследуемых из укрытия.
 
*** 
 
   Гектор Адонис четко выполнил указания Гильяно.  В  начале  виа  Белла
стояла раскрашенная повозка - рисунки  с  эпизодами  из  древних  легенд
покрывали каждый сантиметр ее как внутри,  так  и  снаружи.  Даже  спицы
колес и ободья были расписаны маленькими фигурками  в  латах,  так  что,
когда колеса катились, создавалась иллюзия сражающихся  воинов.  Оглобли
тоже были в ярко-красных завитушках с серебряными точками.
   Повозка походила на человека,  татуированного  с  ног  до  головы.  В
оглобли был впряжен сонный белый мул. Гильяно вскочил на место возчика и
оглянулся на повозку. Она была заставлена огромными бутылями с  вином  в
бамбуковых плетеных корзинах. Их было по  меньшей  мере  штук  двадцать.
Гильяно сунул свой дробовик между  ними.  Бросил  взгляд  на  горы;  там
ничего не было видно, за исключением все еще  развевавшегося  флага.  Он
ухмыльнулся Пишотте.
   -  Все  в  порядке,  -  сказал  он.  -  Теперь  устрой-ка   маленькое
представление.
   Пишотта откозырял, застегнул куртку, чтобы не видно было пистолета, и
направился к воротам казарм Беллампо. Походя он бросил взгляд на дорогу,
которая вела в Кастелламмаре, и удостоверился, что броневик с гор еще не
возвращается.
   Тури Гильяно с высоты облучка видел,  как  Пишотта  медленно  пересек
открытое пространство и вступил на уложенную камнем дорожку, что вела  к
воротам. Тогда Тури посмотрел вдоль виа Белла. Увидел свой дом, но перед
ним никого не было. Он надеялся хотя бы мимолетно  увидеть  мать.  Перед
одним из домов, в тени нависавшего балкона, сидели какие-то  мужчины  за
столом. Внезапно Тури вспомнил про бинокль,  висевший  у  него  на  шее,
отцепил ремень и бросил его в глубину повозки.
   У ворот  на  часах  стоял  молодой  карабинер,  мальчишка  не  старше
восемнадцати лет. Розовые щеки и  безволосое  лицо  свидетельствовало  о
том,  что  он  из  северных  провинций  Италии;  черная  форма  с  белой
окантовкой, мешковатая и неухоженная, фуражка, расшитая тесьмой,  делали
его похожим на марионетку или клоуна. Вопреки уставу во рту у него, юном
и очертаниями похожем на лук Купидона, торчала сигарета.
   Часовой увидел перед собой неотесанного деревенщину,  который  посмел
отрастить себе элегантные усики.
   - Эй ты, увалень, - сказал он грубо, - куда прешь?
   Винтовку он с плеча не снял.  Пишотта  мог  запросто  перерезать  ему
глотку.
   Вместо этого он постарался придать  себе  подобострастный  вид  и  не
смеяться над этим высокомерным младенцем.
   - Пожалуйста, - сказал он, - я хотел бы видеть  фельдфебеля.  У  меня
есть кое-какие ценные сведения.
   - Можешь сообщить их мне, - сказал часовой.
   Тут уж Пишотта не сдержался.
   - А ты что, тоже можешь мне заплатить? - язвительно спросил он.
   Часовой оцепенел от такого нахальства. Затем сказал презрительно,  но
уже немного осмотрительнее:
   - Я не заплачу и лиры, даже -  если  ты  сообщишь  мне  о  пришествии
Христа.
   Пишотта усмехнулся:
   - Кое-что получше. Я знаю, где  снова  появился  Тури  Гильяно,  тот,
который расквасил вам носы.
   - С каких это  пор  сицилиец  помогает  правосудию  в  этой  чертовой
стране? - подозрительно спросил часовой.
   Пишотта подошел поближе.
   - A y меня есть мечта, - сказал он. - Подал заявление в карабинеры. В
следующем месяце поеду в Палермо на экзамены. Кто знает, может, мы скоро
будем носить одну и ту же форму.
   Часовой посмотрел на  Пишотту  более  дружелюбно  и  заинтересованно.
Действительно,  многие  сицилийцы  стали   полицейскими.   Спасение   от
бедности, маленький кусочек власти...
   Популярная шутка гласила, что сицилийцы становятся либо уголовниками,
либо полицейскими. Но обе стороны одинаково вредят друг другу.
   - Хорошенько сначала подумай, - сказал часовой,  не  желая  допускать
всякого к лакомому куску. - Жалованье маленькое, и мы все  умерли  бы  с
голоду, если бы не брали взяток с контрабандистов. Только на этой недели
этот чертов Гильяно убил двоих из наших казарм, моих приятелей. А  какие
наглецы ваши крестьяне - даже к парикмахеру в городе дороги не покажут.
   - Мы их научим хорошим манерам с помощью bastinado, -  весело  сказал
Пишотта.
   И с самым естественным видом, словно  они  уже  стали  товарищами  по
оружию, спросил:
   - У тебя не найдется сигареты?
   К   радости   Пишотты,   благодушное   настроение   часового   тотчас
улетучилось. Он вспылил.
   - Тебе сигарету? - скептически спросил он. - С какой это стати,  черт
побери, я должен давать куску сицилийского дерьма сигарету? - И  часовой
наконец скинул с плеча винтовку.
   На какое-то мгновенье  Пишотта  почувствовал  прилив  дикого  желания
броситься и перерезать часовому глотку.
   - Ас той, что я могу сказать, где найти Гильяно, - заявил он. -  Твои
товарищи, обыскивающие горы, чересчур глупы, им и ящерицы не найти.
   Часовой несколько  растерялся.  Такая  наглость  смущала  его,  да  и
сведения  предлагались   такие,   что   лучше   проконсультироваться   у
начальства. Он почувствовал, что этот парень слишком скользкий  и  может
доставить ему неприятности. Солдат открыл  ворота  и  винтовкой  показал
Пишотте, что он может войти. Сам он стоял спиной к улице. В этот  момент
Гильяно, находившийся метрах в ста оттуда, стегнул  мула  и  двинулся  в
своей повозке по булыжной мостовой к воротам.
   Территория казарм  Беллампо  занимала  четыре  акра.  На  ней  стояло
большое административное Г-образное здание, в крыле которого  находились
тюремные камеры. Позади были жилые казармы для  карабинеров,  достаточно
большие, чтобы  разместить  сотню  солдат,  со  специально  отгороженной
секцией - личными апартаментами фельдфебеля. Справа был гараж для машин,
который раньше служил амбаром и частично так и остался им, поскольку при
отделении находилось стадо мулов и ослов для передвижения по горам,  где
машины были бесполезны.
   Сзади, в глубине, стоял сарай для  боеприпасов  и  продовольствия  из
рифленой стали. Всю территорию  отгораживал  высокий  забор  из  колючей
проволоки с  двумя  вышками  для  часовых,  но  они  уже  много  месяцев
пустовали. Казармы были построены при Муссолини, а затем  расширены  для
войны против мафии.
   Войдя в ворота, Пишотта огляделся - нет ли признаков опасности. Вышки
- пусты, часовых нигде не видно. Все это походило на мирную  заброшенную
ферму. В гараже машин не было; машин вообще нигде не было  заметно,  что
удивило его и заставило с беспокойством подумать, не вернется ли  вскоре
одна из них. До чего же глуп этот фельдфебель, оставивший  гарнизон  без
автомобиля. Надо предупредить Тури, что к ним могут прибыть  неожиданные
визитеры.
   В сопровождении молодого  часового  Пишотта  вошел  в  широкие  двери
административного здания. Он попал в огромную комнату с вентиляторами на
потолке. Жару они отнюдь не уменьшали. В комнате господствовал  стоявший
на возвышении стол. Вдоль стен за перилами располагались столы  поменьше
для чиновников и деревянные скамьи. Кругом было пусто, только за  столом
на возвышении сидел карабинер-капрал, человек совсем другого склада, чем
юный часовой. Изысканно выгравированная  золотистая  табличка  на  столе
возвещала: "Капрал Канио  Сильвестро".  У  него  был  массивный  торс  -
огромные плечи и толстая, прямая, как колонна, шея, увенчанная огромной,
точно валун, головой. Розовый шрам - блестящая, вздувшаяся мертвая ткань
- был словно наклеен от уха до  твердого,  будто  каменного  подбородка.
Длинные густые усы простирались над ртом, как два черных крыла.
   На рукаве Сильвестро были нашиты капральские  полоски,  за  поясом  -
огромный  пистолет,  и  самое  скверное  -  он  рассматривал  Пишотту  с
чрезвычайным подозрением и недоверием, пока часовой рассказывал,  в  чем
дело. Когда капрал заговорил, по акценту стало ясно, что он - сицилиец.
   - Дерьмо ты трепливое, - сказал он Пишотте.
   Но тут под окнами послышался голос Гильяно:
   - Эй вы, карабинеры, вина не хотите? Да или нет?
   Пишотта пришел в  восторг:  тон  у  Гильяно  был  грубый,  и  он  так
произносил слова, что никто ничего не смог бы разобрать, за  исключением
жителей этой провинции, да и выбор слов был типичен  для  преуспевающего
крестьянина. Капрал зарычал от раздражения:
   - Боже мой, чего орет этот парень?  -  и  большими  шагами  вышел  из
помещения.
   Часовой и Пишотта последовали за ним.
   Раскрашенная повозка и белый мул стояли у ворот. Голый  до  пояса,  с
вспотевшей широкой грудью. Тури Гильяно раскачивал бутыль  с  вином.  По
лицу расплылась широкая идиотская улыбка. Вид  его  не  вызывал  никаких
подозрений. Оружия при нем ясно не было, он был  пьян  и  изъяснялся  на
самом примитивном диалекте Сицилии.  Рука  капрала  выпустила  пистолет,
часовой  опустил  винтовку.  Пишотта  шагнул  назад,  готовый   вытащить
пистолет из-под куртки.
   - У меня полная телега вина  для  вас,  -  снова  заорал  Гильяно.  И
высморкался с помощью пальцев.
   - Кто заказывал вино? - спросил капрал. Но он уже шел  к  воротам,  и
Гильяно знал, что сейчас широко раскроет их, чтобы пропустить повозку.
   -  Отец  велел  мне  отвезти  его  фельдфебелю,  -  сказал   Гильяно,
подмигивая.
   Капрал уставился на  Гильяно.  Вино,  безусловно,  было  подарком  от
какого-то крестьянина за право немного баловаться  контрабандой.  Капрал
не без удивления подумал, что, как настоящий сицилиец, отец  должен  был
бы сам привезти вино, дабы знали, кого благодарить за подарок. Но  затем
он пожал плечами.
   - Разгружай товар и неси в казармы.
   - Только не я, я не буду.
   И снова капрала кольнуло  сомнение.  Какой-то  инстинкт  предупреждал
его. Поняв это, Гильяно слез с повозки - так,  чтобы  легче  можно  было
вытащить спрятанную лупару,  и,  подняв  бутыль  с  вином  в  бамбуковой
оплетке, сказал:
   - У меня для вас двадцать таких красоток.
   Капрал рявкнул в сторону  казарм,  и  оттуда  выбежали  двое  молодых
карабинеров в расстегнутых куртках и без фуражек. Они были  без  оружия.
Стоя на повозке, Гильяно передавал им бутыли с  вином.  Одну  бутыль  он
сунул часовому с винтовкой - тот попытался было отказаться.
   - Пить-то, конечно, будешь, так  что  работай,  -  грубовато  пошутил
Гильяно.
   Теперь, когда трое карабинеров,  державших  каждый  по  бутыли,  были
выведены из строя, Гильяно  оценил  обстановку.  Все  шло  так,  как  он
задумал. Пишотта находился прямо за капралом, единственным  из  военных,
у, которого руки заняты не были. Гильяно оглядел горы: никакого признака
возвращающихся поисковых групп. Он посмотрел на дорогу в  Кастелламмаре:
броневика не видно. На виа Белла все еще играли дети.  Он  наклонился  к
повозке, выхватил оттуда лупару и вскинул ее на обалдевшего  капрала.  В
то же мгновение Пишотта вытащил из-под рубашки пистолет. И прижал его  к
спине капрала.
   - Не двигайся, - сказал он, - или я сбрею свинцом твои шикарные усы.
   Гильяно держал под прицелом троих перепуганных солдат.
   - Вот так, - сказал он, - с бутылями в руках все двигаемся к зданию.
   Часовой уронил винтовку на землю. Пишотта подобрал  ее.  В  помещении
Гильяно взял табличку и восхищенно сказал:
   - Капрал Канио Сильвестро. Ваши ключи, пожалуйста.
   Рука капрала лежала на пистолете,  он  свирепо  смотрел  на  Гильяно.
Пишотта подтолкнул его руку вперед и вытащил оружие. Капрал повернулся и
смерил его холодным  испытующим  взглядом  -  взгляд  был  убийственный.
Пишотта улыбнулся.
   - Извините.
   Капрал повернулся к Гильяно.
   - Мой мальчик, - сказал он, - мотай отсюда в актеры,  у  тебя  хорошо
получается. Но такого больше не делай, живым не выйдешь.  Фельдфебель  с
солдатами вернутся до наступления вечера и будут гнаться за  тобой  хоть
до края земли. Обдумай, мой юный друг, что значит быть вне закона, когда
за твою голову объявлено вознаграждение. Я сам буду за тобой  охотиться,
а я никогда не забываю ни одного лица. Узнаю твое  имя  и  достану  тебя
хоть из ада.
   Гильяно  улыбнулся  ему.  Непонятно  почему,  но  этот  человек   ему
нравился.
   - Если хочешь знать мое имя, почему же не спросишь? - сказал он.
   Капрал посмотрел на него презрительно:
   - И ты, как идиот, скажешь?
   - Я никогда не лгу, - ответил тот. - Меня зовут Гильяно.
   Капрал потянулся за пистолетом,  но  Пишотта  уже  вынул  его.  Своей
инстинктивной реакцией человек этот еще больше  понравился  Гильяно.  Он
смел, и у него есть чувство ответственности. А  остальные  солдаты  были
просто в ужасе. Это же тот Сальваторе Гильяно,  который  убил  троих  их
товарищей. Есть ли основание считать, что их он оставит живыми?
   Капрал внимательно посмотрел на Гильяно, запоминая  его  лицо,  затем
медленным и осторожным движением повернулся  и  достал  из  ящика  стола
большую связку ключей. Гильяно приставил дробовик к его спине,  а  ключи
перебросил Пишотте.
   - Освободи арестованных, - сказал он.
   В тюремном крыле административного  здания,  в  большой  зарешеченной
камере