ить бедняков едой, работой и защитой.
     Доктор  Таца  ничего  не  сказал  о  том,   что   сицилийская   мафия
превратилась, в конце  концов,  в  марионетку  богачей,  в  дополнительную
полицейскую силу.  Она  стала  организацией,  облагающей  своими  налогами
каждое предприятие, как бы мало оно ни было.
     Майкл впервые понял, почему люди, подобные его отцу, предпочли  стать
ворами и убийцами, а не уважаемыми  гражданами  общества.  Эти  люди  были
слишком свободолюбивы, чтобы покориться нищете  и  унижениям.  Сицилийские
эмигранты в Америке справедливо полагали, что местные власти  отнесутся  к
ним не менее жестоко, чем власти Сицилии.
     Доктор  Таца  предложил  Майклу  составить  ему  компанию  во   время
очередного посещения публичного дома, но Майкл отказался. Побег в  Сицилию
лишил его возможности вовремя подлечиться, и левая  щека  стала  для  него
постоянным напоминанием о капитане Мак-Клуски. Кости неправильно срослись,
и это придавало его лицу, особенно в профиль, злодейское выражение.  Майкл
всегда гордился своей красотой, и искривленное лицо огорчало  его  больше,
чем  он  мог  предполагать.  Появлявшуюся  временами  боль  Майкл   снимал
таблетками. Их давал ему доктор Таца, и он предложил Майклу  заняться  его
лицом. Майкл пробыл в Сицилии достаточно времени, чтобы понять: нет  здесь
хуже врача, чем доктор Таца, и наотрез отказался от  операции.  Этот  врач
читал все, кроме медицинской литературы, в  которой  он,  по  собственному
признанию, ничего не понимал. Экзамены на медицинском факультете  он  сдал
благодаря  вмешательству  капо-мафиозо,  который  специально   съездил   в
Палермо, чтобы побеседовать с профессорами факультета  об  оценках  своего
подопечного.
     Днем Майкл гулял по саду в сопровождении двух пастухов, прикрепленных
к усадьбе доктора  Таца.  Те  часто  добывали  себе  пропитание  тем,  что
нанимались  на  работу  к  мафии.  Майкл  думал  о  том,  что,   продолжая
процветать, мафия способна окончательно разрушить общество. Жители Сицилии
бежали теперь во все страны мира в поисках хлеба и убежища.
     Красота здешней природы поражала Майкла. Он  проходил  по  цитрусовым
плантациям, расположенным в горных расселинах, перепрыгивал через  древние
оросительные каналы, в которые вода втекала через рты высеченных из  камня
змей. Дома, построенные в римском стиле с огромными мраморными воротами  и
комнатами со сводчатыми потолками,  постепенно  разрушались  и  служили  в
лучшем случае убежищем для  заблудших  коз.  На  горизонте,  словно  груды
обглоданных костей, поблескивают холмы. Зеленые сады  окаймляют  пустынный
пейзаж  светлым  изумрудом.  Иногда  он  доходил   до   города   Корлеоне,
восемнадцать тысяч жителей которого населяли разбросанные по  склону  горы
хижины, окруженные черными каменными склепами. За последний год в  городке
было шестьдесят убийств, и смерть тенью легла на Корлеоне.
     Сопровождая  Майкла,  телохранители  брали  с  собой  люпары.   Мафия
превратила это охотничье ружье в основное свое оружие. Начальник  полиции,
посланный в Сицилию по приказу Муссолини, приказал уничтожить  все  ограды
высотой более метра, с тем, чтобы убийцы с люпарой  не  были  в  состоянии
устраивать засады. Это  не  помогло,  и  министр  полиции  решил  проблему
массовыми арестами и ссылками на острова.
     Союзные  войска,  освободившие   Сицилию,   предположили,   что   все
арестованные фашистским режимом люди - демократы, и  многие  мафиози  были
назначены старостами  деревень  и  переводчиками.  Благодаря  этому  мафия
восстановила свои силы.
     В библиотеке доктора Таца были  исключительно  итальянские  книги,  и
Майклу, несмотря на полученные им в колледже уроки  итальянского  языка  и
неплохие знания в разговорной речи, приходилось при чтении прилагать много
усилий. В его речи совершенно исчез акцент и, несмотря на то, что  местным
жителем он считаться не мог, его  принимали  за  одного  из  тех  странных
итальянцев, что живут на границе с Германией и Швейцарией.
     Искривленная левая половина лица увеличивала его шансы быть  принятым
за коренного жителя Сицилии. Почти полное  отсутствие  медицинской  помощи
делало подобное уродство очень распространенным в Сицилии - многие мужчины
и даже дети ходили со шрамами.
     Майкл часто  вспоминал  Кей,  ее  улыбку,  тело  и  всегда  испытывал
угрызения совести от того, что не попрощался с ней. К собственному  своему
удивлению, он не раскаивался в совершенном убийстве: Солоццо пытался убить
его отца, а капитан Мак-Клуски оставил ему подарок на всю жизнь.
     Боль в сломанной челюсти становилась день ото дня сильнее,  и  доктор
Таца все настойчивее предлагал Майклу сделать операцию. Таца объяснил, что
под глазом находится  нерв,  который  разветвляется  на  множество  мелких
нервов, и именно этот  нерв  задет  у  Майкла  осколком  кости.  Несложная
операция в больнице Палермо навсегда избавит его от боли.
     Майкл отказался. Когда врач спросил его, почему,  Майкл  улыбнулся  и
ответил:
     - Это сувенир из дому.
     Боль и в самом деле не  особенно  его  беспокоила:  это  было  скорее
легким   постукиванием   по   черепу   и   напоминало   работу   аппарата,
перекачивающего и очищающего воду.
     Только после семи месяцев пребывания  в  деревне  Майкл  почувствовал
настоящую скуку. К тому времени у дона Томасино появилось много работы,  и
он стал редко показываться в деревне. У него были  неприятности  с  "новой
мафией" из Палермо, молодыми людьми, которые  наживались  на  послевоенном
строительстве. Они старались урезать  по  возможности  власть  деревенских
капо-мафиозо, которых называли старыми зазнайками. Дон Томасино был  занят
защитой  своих  владений.  Лишенному  его  общества   Майклу   приходилось
довольствоваться рассказами доктора Таца, которые  к  тому  времени  стали
повторяться.
     Однажды утром Майкл решил дойти до гор, расположенных по  ту  сторону
Корлеоне. Его, разумеется, сопровождали  оба  пастуха-телохранителя.  Речь
шла не только о его защите от врагов семейства Корлеоне  -  просто  опасно
было бродить одному по этой местности. Район  кишмя  кишел  грабителями  и
враждующими группировками мафии.  Его  могли  заподозрить  и  в  краже  из
паглиато.
     Паглиато - это покрытые соломой хижины, в  которых  крестьяне  прячут
орудия труда и пищу. В Сицилии крестьяне не живут  на  обрабатываемой  ими
земле. Это слишком опасно и, кроме того, жить на дорогой пахотной земле  -
большая роскошь. Крестьянин живет в деревне и на рассвете  отправляется  к
своим  садам.  Обнаружив  свой  паглиато   пустым,   он   чувствует   себя
оскорбленным. В этот день он не может работать, и его жена и дети остаются
без хлеба. Закон оказался беспомощным, и мафия, занявшись этой  проблемой,
решила ее по-своему. Она преследовала и убивала грабителей  паглиато.  При
этом часто страдали невиновные. Если Майкл случайно окажется возле  только
что ограбленной паглиато, его примут за вора.
     Итак,  в  одно  солнечное  утро  Майкл  вышел  в  сопровождении  двух
преданных пастухов на прогулку. Один из пастухов был простым  и  уродливым
парнем, почти идиотом. Он все время молчал, словно  мертвый,  и  лицо  его
было бесстрастным, как у  индейца.  У  него  было  типичное  для  молодого
сицилийца худое крепкое тело, которое к старости обычно полнеет и  жиреет.
Звали его Кало.
     Второй пастух был моложе его, подвижнее и кое-что успел  повидать  на
своем веку. Во время второй мировой войны он служил в итальянском флоте  и
перед тем, как попасть в плен к англичанам, ему успели сделать татуировку.
Татуировка превратила его  в  местную  знаменитость.  Сицилийцы  не  часто
позволяют татуировать себя - у них для этого нет ни времени,  ни  желания.
Вернувшись в деревню, Фабрицио не особенно хвастал своей татуировкой, хотя
она и отображала дорогую сердцу каждого сицилийца тему: на волосатой груди
и животе Фабрицио обнимались голые мужчина и женщина.
     Фабрицио перебрасывался с Майклом шутками,  задавал  ему  вопросы  об
Америке (от них невозможно было скрыть истинное происхождение  Майкла,  но
они не знали в точности, кто он, и понимали, что сплетничать на  эту  тему
не стоит) и приносил иногда Майклу свежий  сыр,  приятно  пахнущий  парным
молоком.
     В это утро они  шли  по  пыльным  деревенским  дорогам,  мимо  ослов,
впряженных  в  разукрашенные  веселыми  красками  повозки.  Кругом   цвели
апельсиновые деревья, миндаль и маслины, вся земля была  покрыта  розовыми
цветами. Майкл думал увидеть здесь голую пустыню, а  встретил  плодородную
землю, покрытую цветами, издающими аромат лимона. Земля была так  красива,
что он перестал понимать людей, оставляющих ее. Видимо, люди слишком плохо
относились друг к другу, раз им приходилось покидать этот рай.
     Майкл собирался пройтись пешком до прибрежной  деревеньки  Мазара,  а
вечером вернуться на автобусе в Корлеоне. Утомившись, он  легче  уснет.  У
пастухов были полные котомки с сыром и хлебом; свои  люпары  они  даже  не
пытались спрятать.
     Майкла охватило такое же чувство, какое  бывало  у  него  в  детстве,
когда он выходил в летний день поиграть в бейсбол.  Сицилия  была  покрыта
цветами, а аромат лимонных  и  апельсиновых  цветов  был  так  силен,  что
действовал на невосприимчивое после ранения обоняние Майкла.
     Рана давно залечилась, но кости  срослись  неправильно  и  давили  на
левый глаз. По той же причине у него постоянно текли  из  носу  сопли,  он
часто наполнял слизью носовые платки, но еще чаще сморкался прямо на землю
по крестьянскому сицилийскому обычаю, который в  детстве  вызывал  у  него
глубокое отвращение.
     В этот день они так и не дошли до берега моря. Пройдя  двадцать  пять
километров, Майкл и пастухи присели в тени зеленых апельсиновых  деревьев,
чтобы отдохнуть, съесть свой обед и выпить вино. Фабрицио  болтал  о  том,
что в один прекрасный день поедет в Америку. Когда они, поев и выпив вина,
все трое растянулись на  траве,  Фабрицио  снял  рубашку  и  напряг  мышцы
живота, чтобы "вдохнуть жизнь" в татуировку. И тут Майкла поразило то, что
сицилийцы называют "градом".
     За цитрусовой плантацией тянулись зеленые сады помещичьих  усадеб,  а
невдалеке виднелась вилла, словно извлеченная из-под обломков Помпеи.  Это
был настоящий маленький дворец с мраморными колоннами, среди которых вдруг
показалась стайка деревенских девушек в сопровождении двух толстых  одетых
в черное матрон. Следуя старинному обычаю, девушки, видимо, выполняли свой
долг по отношению к местному помещику: чистили усадьбу  и  готовили  ее  к
приближающейся зиме. Теперь они вышли  за  цветами,  чтобы  наполнить  ими
комнаты усадьбы. Они собирали букеты из розовой суллы  и  синей  вистерии,
перемешивая их с цветками апельсина и лимона. Девушки не замечали  мужчин,
расположившихся в тени деревьев, и шли прямо на них.
     На них были дешевые цветистые платья, плотно облегающие их  тела.  Им
не было и двадцати лет, но  палящее  солнце,  ускоряющее  любое  цветение,
заставило их рано созреть и вдохнуло в них женственность. Трое или четверо
из них пустились вдогонку за  девушкой,  которая  побежала  в  направлении
цитрусовой плантации. Она держала  в  руке  крупную  гроздь  винограда  и,
отрывая по виноградине, обстреливала своих преследовательниц. У  нее  были
иссиня-черные волосы, и тело ее, казалось, рвалось из  плотно  облегающего
платья.
     Вдруг девушка заметила  незнакомых  ей  мужчин  и  остановилась.  Она
поднялась на цыпочки  и  походила  теперь  на  оленя,  готового  в  минуту
опасности сорваться с места и убежать.
     Все в ней было овальным - глаза, лоб, лицо. У нее была  молочно-белая
кожа, большие темно-синие глаза с длинными ресницами, которые бросали тень
на прелестное лицо. У нее  был  сочный,  но  не  вульгарный  рот  и  губы,
вымазанные  темно-синим  виноградным  соком.  Она  была  так  хороша,  что
Фабрицио в шутку промямлил: "Иисус Христос, возьми мою душу, я умираю", но
в его голосе чувствовалось подозрительное  волнение.  Будто  услышав  его,
девушка повернулась и побежала к  своим  подругам.  Подбежав  к  ним,  она
повернулась, и лицо ее  красотой  своей  затмило  покрытые  цветами  луга.
Девушки засмеялись и побежали. Подгоняемые одетыми в черное матронами.
     Майкл Корлеоне стоял неподвижно, и сердце гулко стучало в его  груди;
он чувствовал легкое головокружение. Кровь вскипела в его теле и билась  о
кончики пальцев рук и ног. Все ароматы сада  -  запах  апельсина,  лимона,
винограда и цветов  -  смешались  и  нахлынули  на  него.  Казалось,  тело
отделилось от души. Потом он услышал смех пастухов.
     - Тебя побил град, а? - спросил Фабрицио, похлопывая Майкла по плечу.
     Даже Кало сделался  дружелюбнее.  Он  притронулся  к  руке  Майкла  и
сказал:
     - Спокойнее, человек, спокойнее.
     Фабрицио протянул бутылку вина,  и  Майкл  сделал  несколько  больших
глотков. Вино рассеяло туман в его голове.
     - О чем вы, козолюбы, говорите? - спросил он.
     Пастухи засмеялись.
     - Град не спрячешь, - сказал Кало. - Когда тебя  ударяет,  это  видят
все. О, иисус, не стыдись ты этого, многие молят  бога,  чтобы  послал  им
град. Тебе, парень, повезло.
     Майкл не был в восторге от того, что его мысли и чувства  читаются  с
такой легкостью. Но с ним такое случилось впервые в  жизни.  Это  не  было
похоже на влюбленность в пору созревания, это не напоминало его  любовь  к
Кей. Он страстно желал эту девушку и понимал, что она  будет  преследовать
его вечно, если он ее не получит. Вся  его  жизнь  мгновенно  упростилась,
сконцентрировалась в одной точке, все  остальное  было  забыто.  Во  время
своего добровольного изгнания он все время думал о Кей,  хотя  и  понимал,
что они никогда не смогут быть вместе. Ведь он убийца, мафиози, "сделавший
кости". Но теперь и Кей исчезла из его сознания.
     - Пойду в деревню, узнаю, кто она, - спешно  проговорил  Фабрицио.  -
Кто знает, может она  свободнее,  чем  мы  думаем.  Существует  лишь  одно
лекарство от града, и вы знаете, что я имею в виду.
     Второй пастух опустил голову. Майкл не сказал  ничего.  Он  пошел  за
пастухами, которые направились к ближайшей деревеньке.
     Деревня была расположена вокруг обычной для этой местности площади  с
фонтаном. На этой площади было несколько лавок, винный магазин и маленький
трактир с тремя стульями на крошечной веранде. Деревня казалась  вымершей,
и на дороге не было никого, кроме нескольких ребятишек и заблудшего осла.
     Вышел хозяин трактира - низкорослый и жирный человечек, почти карлик,
который с радостью поставил перед посетителями тарелку с горохом.
     -  Вы  нездешние,  -  сказал  он.  -  Поэтому  осмелюсь  вам  кое-что
посоветовать. Попробуйте мое вино. Его сделали мои сыновья из  выращенного
мной винограда. Они смешивают его с апельсинами  и  лимонами.  Это  лучшее
вино во всей Италии.
     Они позволили ему принести кувшин вина,  которое  в  действительности
оказалось даже лучше, чем на словах: темно-синее и крепкое, как водка.
     - Ручаюсь, что  ты  знаешь  всех  местных  девок,  -  сказал  хозяину
трактира Фабрицио. - По пути мы встретили нескольких красоток, и  одна  из
них поразила градом нашего приятеля, - и он показал на Майкла.
     Хозяин трактира с интересом взглянул на  Майкла.  Рассеченное  шрамом
лицо было явлением обычным и не заслуживало особого внимания. Но  человек,
пострадавший от града - дело другое.
     - Советую прихватить с собой несколько бутылок, дружище, - сказал он.
- Они помогут тебе заснуть.
     - Ты не знаешь случайно девушки, у которой все волосы в кудряшках?  -
спросил Майкл. - У нее очень светлая кожа, очень большие  и  очень  темные
глаза. Есть в вашей деревне такая девушка?
     - Нет, такой девушки я не знаю, - коротко ответил хозяин  трактира  и
ушел с веранды.
     Трое мужчин медленно пили вино и, осушив кувшин, хотели заказать еще,
но  хозяин  трактира  не  появился.  Фабрицио   отправился   на   розыски.
Вернувшись, он скривил лицо и сказал Майклу:
     - Это, как я и думал, его дочь, и теперь он кипятит свою кровь, чтобы
причинить нам зло. По-моему, лучше всего немедленно отправиться в  сторону
Корлеоне.
     Месяцы, проведенные Майклом  на  острове,  не  смогли  заставить  его
привыкнуть к особой чувствительности сицилийцев в вопросах пола. Но  обоим
пастухам ситуация казалась совершенно естественной.
     - Старый ублюдок сказал, что у него  два  сына,  крупные  и  здоровые
парни, - сказал Фабрицио. - Пошли поскорее.
     Майкл окинул его холодным взглядом. До этого он был для этих пастухов
типичным молодым американцем, тихим и спокойным. Правда,  он  скрывался  в
Сицилии - значит, совершил что-то  стоящее.  Теперь  они  впервые  увидели
взгляд Корлеоне. Дон Томасино, который знал о Майкле  больше,  проявлял  в
своих отношениях с ним осторожность. Но у пастухов сложилось свое мнение о
Майкле, не очень для него лестное... Холодный взгляд, суровое лицо и гнев,
который исходил из него, как пар изо  льда,  положили  конец  их  смеху  и
бесцеремонности.
     Увидев, что отношение к нему изменилось, Майкл сказал:
     - Приведите ко мне этого человека.
     Они не колебались. Сняли с плеч свои люпары и вошли в темную прохладу
трактира. Через несколько секунд они появились с хозяином трактира. Карлик
не казался испуганным, но в его гневе была уже капелька осторожности.
     Майкл откинулся на спинку стула и с  минуту  внимательно  смотрел  на
приведенного человека. Потом тихо произнес:
     - Я  понимаю,  что  говоря  о  твоей  дочери,  оскорбил  тебя.  Прошу
прощения, я  нездешний  и  плохо  знаю  местные  обычаи.  Я  не  собирался
оскорблять ни тебя, ни твою дочь.
     Эти слова произвели  впечатление  на  пастухов-телохранителей.  Голос
Майкла никогда не звучал так в разговорах  с  ними.  Он  извинился,  но  в
голосе слышались  агрессивность  и  самоуважение.  Хозяин  трактира  пожал
плечами и, видя, что имеет дело не с каким-то батраком, спросил:
     - Кто ты такой и чего ты хочешь от моей дочери?
     Майкл ответил без колебаний.
     - Я американец и в Сицилии скрываюсь от полиции своей страны. Мое имя
Майкл. Ты можешь, конечно, сообщить обо мне в полицию, но тогда твоя  дочь
потеряет отца вместо того, чтобы приобрести мужа.  Я  хочу  встретиться  с
твоей дочерью. С твоего согласия и в присутствии семьи. С соблюдением всех
приличий. Я уважаемый человек и не собираюсь бесчестить твою дочь. Я  хочу
встретиться с ней, поговорить и, если мы понравимся друг  другу,  жениться
на ней. Если не понравлюсь, ты меня больше не увидишь.  Она  может  счесть
меня несимпатичным, и с этим ничего не поделаешь. Со временем  ты  узнаешь
обо мне все что полагается знать тестю о зяте.
     Трое мужчин с удивлением смотрели на Майкла. Фабрицио  со  страхом  в
голосе прошептал:
     - Это настоящий град.
     - Ты друг друзей? - спросил хозяин, оправившись от небольшого шока.
     Простой сицилиец не имеет права громко произносить слово  "мафия",  и
только таким образом мог хозяин спросить, не является ли Майкл мафиози.
     - Нет, - ответил Майкл. - Я чужой в этой стране.
     Хозяин трактира еще раз посмотрел на изуродованное  лицо  Майкла,  на
его длинные ноги, редкие в Сицилии. Он посмотрел на пастухов,  которые  не
скрывали своих люпар, и вспомнил, как они вошли в трактир и  сказали,  что
хозяин хочет с ним говорить. Он проворчал на это, что "сукиному сыну лучше
убраться восвояси", на что один из пастухов заметил:
     - Поверь мне, тебе стоит выйти и поговорить с ним.
     И он почему-то вышел. Теперь он точно знал, что с этим чужаком  стоит
обращаться вежливо. Он неохотно ответил:
     - Приходи в воскресенье после обеда. Меня зовут вителли,  а  мой  дом
находится вон на том холме, над деревней. Но ты  приходи  сюда,  и  я  сам
поведу тебя к себе.
     Фабрицио пытался что-то возразить, но Майкл так  посмотрел  на  него,
что он зап