Я таскался по старому городу, держа нос по  ветру.  Прелестная  маленькая
столица... Самая провинциальная  из  всех,  какие  мне  довелось  видеть.  Я
следовал по странной улице, составленной из аркад, посреди  которой  торчали
разноцветные  фонтаны.  Я  представлял  себя  на  картине  Рембрандта,  хотя
художник и не был швейцарцем!
   Потом я спустился к реке, которая окружает город, пересек мост и очутился
на круглой площади, где находятся знаменитые в Берне  медвежьи  ямы.  Вокруг
первой из них столпились люди. Я наклонился и увидел двух стопоходящих  (как
говорил Бюффон), которые изображали идиотов, чтобы получить кусочки  моркови
из маленьких фунтиков, продававшихся тут же.  Мне  всегда  становится  очень
грустно, когда я вижу диких животных в заточении. Я за общую свободу,  чтобы
вы знали! В конце концов, этим  славным  животным  лучше  быть  в  яме,  чем
прикроватным ковриком на полу чьей-то спальни.
   Я скармливал десятый кусочек моркови,  чтобы  не  показаться  крохобором,
когда заметил самую красивую девушку Берна  и  его  округи.  Она  стояла  на
другой стороне и, облокотившись на барьер, вместо  того,  чтобы  глазеть  на
медведей, строила мне глазки.
   Я тотчас почувствовал короткое замыкание в спинном  мозгу.  Куколка  была
блондинкой с красивым загорелым личиком и сверкающими  зубами.  Одновременно
она могла бы позировать для Кадорисина,  Амбр  Солэр  и  зубной  супер-пасты
"Колгейт"! Ее глаза, если вы действительно полагаете, что немного поэзии  не
помешает, были похожи на две незабудки (я сегодня в форме, не правда ли?). Я
послал ей свою  чарующую  улыбку  и  снял  очки,  чтобы  показать  настоящую
витрину.
   Так как эти ямы идеально круглые, я медленно пошел вокруг  ограды,  чтобы
оказаться рядом с красоткой. Настоящее божество! Она стоит такого  вращения,
можете мне поверить.
   Красотке  было  лет  тридцать.  Какой  огнеопасный  задок!  У  нее   пара
округлостей, которым может позавидовать немка-кормилица,  и  им  нужен  лишь
достаточно крепкий мужчина, чтобы объяснить тайну бытия.
   На ней костюм серого, мышиного, цвета, сапоги вишневые, перчатки и  сумка
также. Прямо модная картинка! Правда, она не выдумала пенициллина, но ей это
и не обязательно... Зато какая аппетитная плоть!
   Смотрю на часы: шесть вечера. Именно в  этот  момент  в  кафе  где-то  на
Елисейских полях почти столь же прекрасно сложенная дама  ждет  не  дождется
своего красавчика Сан-Антонио.
   Красотка краем глаза наблюдает за моим приближением.  Когда  мы  касаемся
локтями, она смотрит на меня и, указывая на пару забавных медведей,  бросает
мне швейцарско-немецкую фразу, из которой я ничего не понимаю.
   - Я не говорю по-немецки,- сказал я. Она смотрит на  меня  с  удивлением.
Из-за зеленоватого колпака и белого плаща она приняла меня за шваба.
   - Вы из Женевы? - спросила она.
   - Нет, из Парижа... Родился в Бельвилле, то есть я дважды парижанин. Отец
овернец, что равнозначно быть им трижды...
   Она, конечно, очарована.
   - Вы живете в очень красивом  городе,-  замечаю  я  с  любознательностью,
составляющей один из основный элементов моего обаяния.
   - Вы находите?
   - Да. Оч-чень романтичный... Я не провел бы здесь всю жизнь, но на час  я
нахожу его вполне подходящим...
   - Берн очень скучен для иностранца. Здесь надо иметь свои привычки...
   - Вот я и спрашиваю себя, не приобрету ли я их с вашей помощью!
   Это ей понравилось. Она слегка порозовела под загаром. Ее лукавый  взгляд
раздевал и поедал меня. Тепло ее руки разливалось по моему телу.  Откровенно
говоря, девчонка должна цениться как "Амора" (добрая дижон-ская горчица).  Я
не мог отказать себе в удовольствии вообразить все, что бы я с ней проделал,
будь у меня хоть часок.
   - Вы в отпуске? - спросила она.
   - Как сказать...
   - Совсем один?
   - Увы!
   - Вы не женаты?
   - Нет, а вы?
   - Да,-ответила дама.
   И она добавила с видом "пользуйся случаем":
   - Мой муж путешествует по Италии... Хороший человек! Хоть я с  ним  и  не
знаком, не могу удержаться от выражения симпатии к нему. В конце концов, чем
еще  может  побаловать  мужчина  своих  современников,  если  не   пуститься
путешествовать без жены, когда она так хороша? Я вас  спрашиваю.  Я  вас  об
этом спрашиваю неумело, не ставя запятых  во  фразе,  но  я  вас  настойчиво
спрашиваю!
   - Так хорошо путешествует, что вы вынуждены глядеть на  бедных  животных,
чтобы убить время? - Э, да...
   - Не пойти ли нам выпить чаю? Это перепутье наших  отношений.  Это  тест.
Если она согласится, можно считать, что вечер у меня занят!
   - С удовольствием...
   - Тогда руководите мной, так как я только что прибыл в Берн и не знаю  ни
одного заведения...
   - Может быть, самое простое: пойти выпить чаю дома?
   Умопомрачение. Вот женщина, которая не находится во власти принципов. Она
знает, чего она хочет, и  она  надеется  получить  это  в  рекордное  время.
Несколько смущенный, вспомнив мою отроческую застенчивость, я протестую:
   - Я не хотел бы вас затруднять.
   - Вы меня не затрудните. Тем более, что я одна в доме,  моя  горничная  в
отпуске...
   Чуете, сплин пресыщенной женщины! Дамочки не должны  скучать,  иначе  это
будет конец добродетели. Если у вас нет  времени  заняться  вашей,  вот  вам
добрый совет: купите ей полку-подставку для горшков или лучше  заставьте  ее
перекрасить  петуха  Свободы,  но  никогда  не  оставляйте  ее   скучать   в
одиночестве,  потому  что  тогда  вас  ждет  измена.  Впрочем,  это  кажется
серьезным, если придавать этому какое-то значение. Нет  ничего  глупее,  чем
потасовка мужиков из-за того, что их слишком много на  одно  желанное  тело.
Когда есть для одного, есть и для дюжины!
   - Вы далеко живете?
   - У меня маленький домик, совсем близко отсюда...
   - Едем на трамвае?
   - О, нет, я на машине! У нее красный "Фольксваген", в цвет ее перчаток. Я
усаживаюсь рядом с дамой. Вот это стремительность! Я доволен собой и шепчу о
том, пощипывая себя за ухо.
   Мы едем по набережной, потом сворачиваем в жилые кварталы  с  кокетливыми
домиками в расписных ставнях. Дама останавливается у  последнего  по  улице.
Наступает тишина.  Поставив  самокат,  она  повела  меня  в  свою  крепость.
Прелестная лачужка, по правде говоря.  Шикарные  ковры,  помпезные  картины,
тяжелая обивка, массивная мебель... Здесь пахло деньгами и затхлостью. Сразу
заметно, что горничная на Яве,  потому  что  на  всех  гладких  поверхностях
слоями лежала пыль и можно было оставлять автограф.
   - Извините за пыль,- произнесла она,- я здесь редко бываю...
   Она бросила сумку на диван и сняла перчатки. Тишина и полумрак  опьяняли.
Царило первоклассное "побуждение к преступлению". Я  обнял  мою  хозяйку  за
тонкую и гибкую талию, а свободной рукой исследовал корсаж. Он содержал  все
необходимое для соблазна.
   - Как вас зовут, прекрасная дама?
   - Гретта!
   - Чудесно. Все имена на "а" загадочны, честное мужское слово!
   - Вы находите?
   - Да.
   - А как вас зовут?
   - Норбер!
   Я ляпнул эту шутку, считая, что от такого имени она  разомлеет...  Полный
порядок... Она подставила мне рот. Губы ее были холодны и тверды. Я поспешил
разогреть бедняжек и  стал  подталкивать  красотку  в  сторону  дивана.  Она
сдерживала маневр.
   - Нет, нет! Не так сразу! Не так!
   Интересно, какого рожна ей  надо?  Может,  взлететь  на  вертолете,  стоя
обеими ногами в суповой миске и с охотничьим  рогом  в  руках?  Я  не  люблю
сложностей. Дайте мне добрую маленькую труженицу, которая берется за дело  с
охотой (скажу: несокрушимо), чтобы оплатить свой кусок и не забыть  парня  в
своих молитвах!
   Она выскользнула из моих рук.
   - Я приготовлю чай...
   - Ох! Вы знаете, я абсолютно не настаиваю на горячей воде...
   - Тогда что же вы будете пить? Мой взгляд был красноречивым ответом.  Она
совершенно смутилась.
   - Маленький шалунишка!
   Так обычно  шутят  все  шлюхи.  Это  я-то  маленький  шалунишка!  Скажите
пожалуйста! У Гретты была богатая фантазия.
   - Скотч?
   - Пойдет!
   Смеясь, она достала бутылку из шкафа и ушла на кухню.
   - Только у меня нет льда! - крикнула она.- У меня отключен холодильник...
   - Не имеет значения, малышка... Она  вернулась,  держа  два  стакана,  из
которых один был щедро наполнен.
   - Скажи, это все для меня?
   - Да, я не слишком люблю виски! На здоровье! Она произнесла  это  певучим
голосом. Я чокнулся с ней и попробовал напиток. Ее скотч был не  из  лучших,
ну да все равно, она сама была достаточно хороша, чтобы ей это  простить.  Я
сделал второй глоток и поставил стакан на низкий столик.
   - Садитесь...
   Я упал на диван. Она прижалась ко мне, и мы поцеловались в губы.  По  мне
прошел  электрический  ток...  Я  больше  не   был   мужчиной   -   я   стал
трансформатором...  Рука  моя  ласкала   сверхтонкий   чулок,   обтягивавший
совершенную ногу.
   Ласка моя была одновременно нежной  и  возбуждающей.  Я  завелся...  Она,
понятное дело, слабо протестует, как полагается по этому жалкому  ханжескому
коду, которому следует цивилизация. Рука моя поднималась все  выше,  выше...
Вдруг она отяжелела. Я весь налился свинцом. Я весил тонну! Десять  тонн!  У
меня был удельный вес мертвого кита или  телеги  с  навозом!  Улыбка  Гретты
исчезла... Мне послышался отдаленный колокольный звон...  Потом  я  перестал
функционировать и перешел на медленный полет в небытие.

   Можете мне поверить, что описанное ранее мое пробуждение  после  похмелья
было просто забавой по сравнению с теперешним.  Голова  моя  превратилась  в
клетку с голодными хищниками, рвавшимися  наружу...  Внутри  все  вертелось,
бренчало, громоздилось. Я получил по заслугам!
   Вокруг меня была полная темнота. Я  попытался  исследовать  место  своего
нахождения. Пожалуй, отсюда не выбраться...  Я  с  трудом  чиркнул  спичкой.
Слабый огонек  осветил  пустой  погреб  с  железной  дверью.  Отдушина  была
зацементирована. Я оказался в могиле.
   Спичка погасла, и темнота поглотила безрадостный спектакль.  Несмотря  на
тошноту, сводившую мои внутренности, я принялся кумекать; желудок схватывало
каждую минуту, и приходилось облегчаться. Ледяной пот струился  по  лбу,  на
зубах скрипел песок, а сердце билось совершенно ненормально...
   Я допер, что она подсыпала мне не снотворное, а яд.  А  жив  я  еще  лишь
потому, что ограничился двумя небольшими глотками. Если бы я  проглотил  все
содержимое стакана, я был бы уже на  пути  к  заоблачным  владениям  Святого
Петра.
   Понимая, что я должен полностью  избавиться  от  этой  дряни,  если  хочу
выжить, я запустил два пальца в рот и сделал все возможное, чтобы освободить
желудок <ма-ленького шалунишки".
   От этой процедуры я слегка ослаб... Подняв воротник плаща,  я  забился  в
угол... Я должен был немного подождать, пока силы вернутся ко мне.  Какое-то
время у меня было коматозное состояние, сердце работало в замедленном темпе.
Вдруг одна мысль пронзила мой мозг, и я встрепенулся.
   Я вспомнил о Матиасе... Если к одиннадцати часам я его не предупрежу и не
ликвидирую албанца, он отправится на собрание и провалится! Я  посмотрел  на
часы: они  показывали  шесть...  Значит,  самолет  прилетает  через  четыре!
Необходимо срочно выбраться из этой чертовой дыры. Эта стерва затащила  меня
сюда, думая, что я сдохну. На кого  она  работала?  Кто  меня  заприметил  и
захотел  избавиться?  Вот  загадка,  которую  необходимо  решить  как  можно
скорее...
   Я попытался  подняться,  но  неловко  ударился  о  стену.  Мои  подставки
дрожали. Я чиркнул второй спичкой и подобрался к двери. От толчка плечом она
не шелохнулась. Не обнаружив  никакого  замка,  я  понял,  что  она  закрыта
снаружи на засов!
   Какая неприятность! Уменьем и настойчивостью можно совладать с замком, но
ничего нельзя поделать с засовом, когда  находишься  по  другую  сторону  от
него!
   Я совсем упал духом. По всей видимости, мне суждено умереть  с  голоду  в
этом подвале. Чем больше я думал, тем больше убеждался, что эту хату сняли в
каком-то агентстве для сведения счетов со мной... Когда меня найдут  в  этом
подвале, я буду сухой и маленький, как кусок байонской  ветчины,  изъеденной
молью.
   Я терялся не в сетованиях, нет, это не мой жанр, а  в  догадках,  пытаясь
понять, кто же отдал распоряжение о моих досрочных  похоронах.  Может  быть,
организация Мохари? В этом случае  необходимо  допустить,  что  эти  господа
знают о моем задании.
   Это невероятно, так как только Старик и я знали,  что  я  буду  делать  в
Берне... Может быть, какая-то  другая  группа  бандитов  заметила  меня  при
выходе из самолета? Не исключено! У меня столько врагов  в  этом  просторном
мире. Эти ребята могли  подумать,  что  я  прибыл,  чтобы  поздравить  их  с
праздником, и решили меня опередить? Да. возможно, что-то  в  этом  роде.  А
пока этот тип Сан-А. здорово прогорел и попал в мышеловку.
   Мой домовой, который меня оберегает, подсказал мне сохранять  спокойствие
и как следует разобраться в ситуации. Хороший совет... Я  начал  исследовать
свое достояние. К счастью, прекрасная желанная блондинка  думала,  что  я  в
полной коме, и пренебрегла осмотром моих карманов. Посмотрим, что же у  меня
есть: пушка, запасная обойма, ручка, коробок спичек, карманный  нож,  связка
ключей, носовой платок... Затем бумажник с документами и бабками.
   Итак, я обладаю кучей  разных  предметов,  которые  могут  сослужить  мне
добрую службу. Хорошо бы кто-нибудь пришел, чтобы выдать мне  разрешение  на
похороны! Уж я бы в него вцепился и отнял ключи от райских кущ под  голубыми
небесами! Впрочем, нечего зря точить лясы!
   Тишина, тяжелая как отчет Палаты депутатов, царила в доме. Я был погребен
на дне колодца...
   Истратив несколько спичек, я  подобрался  к  двери  и  успешно  определил
местонахождение  запора,  потом  открыл  ножик  и  начал  скрести  цемент  у
притолоки. Он рыхлился с трудом, и  мне  удалось  лишь  проделать  небольшую
дырочку между двух камней... Дырочку? Нет! Скорее луночку. Но и  этого  было
достаточно для моего проекта. Я опустошил запасную обойму,  достал  патроны.
Затем с помощью ножа разжал гильзы и вытащил заряды.
   Когда эта операция закончилась, у меня оказалось шесть  маленьких  медных
капсул, содержащих порох. Я развинтил ручку, вытащил цилиндрик для чернил  и
наполнил корпус ручки шестью дозами пороха, затем, оторвав  полоску  материи
от платка, скрутил ее, воткнул кончик в наполненную порохом  ручку,  которую
вновь завинтил. Ручку я укрепил в лунке, которую только что  выскреб,  зажег
другой конец платка и увидел, что  он  хорошо  разгорелся.  У  меня  хватило
времени, чтобы прижаться к стене слева от двери. Взрыв был резкий. Противный
запах пороха и гари распространился по подвалу.  Я  рискнул  приблизиться  к
двери и имел  удовольствие  убедиться,  что  взрыв  разрушил  большой  кусок
цементного косяка... Я нажал на дверь. Она была по-прежнему закрыта.  Однако
я ощутил  в  ней  дрожание.  Еще  один  удар  плечом  посильнее  -  и  дверь
сдвинулась. Скобы, держащие засов, вырывались из стены  под  моим  натиском.
Нужно только неотступно продолжать  это  упражнение...  С  каждым  ударом  я
получал удовольствие, чувствуя, как  поддается  дверь...  На  восьмом  ударе
парень Сан-Антонио сменил декорацию, то есть очутился в темном коридоре.
   Собравшись с силами, я зажег последнюю спичку.  Передо  мной  поднималась
лестница... Я взбежал по ней... Наверху  путь  к  свободе  преградила  новая
дверь. Она была из дерева, и мне не доставило труда справиться с ней. И  вот
я уже в холле, выложенном плитками;  потом  пересек  салон,  где  прекрасная
Гретта опоила меня таким замечательным образом. Наши стаканы все еще  стояли
рядом на низком столике. Я понюхал свой, от него исходил слегка  горьковатый
запах. Стакан же Гретты пах только скотчем... Я обошел владение и убедился в
справедливости моего предположения: это был  дом,  снятый  внаем.  В  других
комнатах мебель была покрыта чехлами, и  имелась  всего  лишь  одна  бутылка
скотча... Здесь давно никто не жил!
   На  часах  было  восемь...  Я  вышел...   Снаружи   безразличное   солнце
припудривало мир белесым светом . Я  вдыхал  полной  грудью  лучший  в  мире
швейцарский воздух. Тот  воздух,  что  составил  богатство  этой  доблестной
небольшой нации и который Конфедерация Гельвеции экспортирует во все  четыре
части света. Господи, спасибо тебе, что вытащил меня из этой  переделки.  На
меня иногда накатывает религиозное рвение.
   На остановке я прыгаю в трамвай,  чистый,  как  игрушка.  Хотите  верьте,
хотите нет (если не верите, мне наплевать), но физически я  чувствовал  себя
прекрасно,  несмотря  на  принятый  яд.  Для  меня  это  было  своего   рода
прочисткой. Я был почти голоден!
   Я вышел в центре города  у  разноцветного  фонтана  и  вошел  в  почтовое
отделение. Я заказал Париж. Через пять минут Старик был на проводе.
   - Это Сан-Антонио... Он зашептал:
   - Путешественник отбыл, примите его как следует...
   - О'кей...
   У меня было  желание  рассказать  ему  мои  злоключения  накануне,  но  я
передумал, поскольку был не тот момент, чтобы отвлекаться на  второстепенные
для него вопросы.
   - Вы предприняли все, что надо?
   - Да. Не беспокойтесь!
   - Тогда пока!
   Оптимист мой патрон. Блаженствуя в вертящемся  кресле  на  третьем  этаже
полицейского управления, ему нечего  было  бояться  и  он  мог  пребывать  в
эйфории!
   - Будем надеяться,- буркнул я, вешая трубку.
   Теперь  за  дело.  Я  проглотил  большую  чашку  черного  кофе  с  грудой
рогаликов. Затем отлакировал это марочным  "Бургундским"  хорошего  года  и,
подзарядившись, бросился вперед.
   Обе взятые мною на прокат телеги стояли рядышком на  стоянке,  где  я  их
оставил.
   Для начала я взял "Порш" и отправился на перекресток, который  заприметил
накануне и который находился в полдороге  в  аэропорт.  Я  его  поставил  на
улице, перпендикулярной пути Влефты, а  сам  трамваем  вернулся  в  город  и
теперь прыгнул  в  "Мерседес".  Путь  к  аэродрому  был  изучен  мною  почти
наизусть. В десять часов я был на месте. Посадку рейса из Нью-Йорка объявили
на десять с копейками. У меня еще оставалось время промочить  горло  двойным
коньяком в роскошном баре... Барменша была прекрасна, как... (хотел сказать:
как сердце А вы, как вы считаете,  сердце  красиво?  С  моей  точки  зрения,
отвратительно. Это доказывает, что символика развращает все!)... Скажем, что
она хороша, как весенний букет и хватит об этом. Я не мог не глядеть на нее,
хотя мой интерес к хорошо сложенным  пастушкам  с  некоторых  пор  несколько
завял. Ее улыбка была смертельна для пуговиц на штанах, а груди  напоминали,
что Швейцария - страна молочников.
   Я поинтересовался, что она делает  вечером,  и  она  ответила,  что  идет
гулять со своим женихом. Его зовут Франк, он летчик. Надеюсь,  он  будет  на
высоте!
   Я предложил девчонке аперитив. Она выпила "Чинзано" и  рассказала  мне  о
своем парне. Ее избранник - цвет общества, если  хотите...  Первый  на  всех
конкурсах... При этом очень любящий! Красавчик! Единственно, что омрачает их
идиллию,- это то, что он протестант, а она католичка! Тогда, не  правда  ли,
семейные  разногласия:  тогда  зачем  толочь  воду  в  ступе,  а!   Бедняжка
жаловалась. Она хочет любить своего жениха, а не его религию.
   Я ей посоветовал найти общий знаменатель. Почему бы  им  обоим  не  стать
магометанами. Она засмеялась, я тоже. Но ненадолго, так как увидел в зеркале
бара среди государственных флажков всех стран, фигу-рирующих в "Ларуссе" под
рубрикой "штандарт", свое жалкое отражение.
   У меня был кумпол  эксгумированного  трупа.  Лицо  походило  на  восковую
маску! К счастью, громкоговоритель объявил предстоящую посадку  самолета.  Я
допил стакан и расплатился за нашу оргию.
   - Поцелуйте за меня жениха! - бросил Я малышке на прощанье.
   - Вы ждете кого-нибудь? - спросила