за  были  наполнены  такой  теплотой,  что  могли  растопить
ванильное мороженое.
   - Все, что хочешь, мой дорогой.
   - Необходимо, чтобы ты отправила это письмо, очень срочно.
   Она оделась и взяла послание. - Наклей достаточно марок, это во  Францию.
Она утвердительно кивнула и удалилась. Я зажег сигарету.  Несколько  хороших
затяжек расправили мне легкие. Как  хороша  жизнь!  При  условии,  что  тебе
везет, оф кос! * И - постучим по дереву - мне пока везло. Не  будете  же  вы
мне говорить, что вмешательство этой маленькой порочной  Франсуазы  не  было
чудом, а? Ведь меня могла бы  заметить  и  какая-нибудь  старая  карга.  Или
отставной жандарм! Ставлю полярный против заколдованного круга, что один  из
тысячи взял бы  меня  под  защиту,  как  это  сделала  милашка.  Все  другие
бросились бы стучать ногами  и  орать  во  всю  глотку  (как  говорит  мадам
Берюрие).
   Я продолжал витать в облаках, когда  раздался  звонок,  заставивший  меня
подскочить. Это был первый звонок с тех пор, как я в гостях у Франсуазы.  Он
пронзил мой череп словно шило. Я был в замешательстве. И вдруг я  подумал  о
Матиасе. Без сомнения, это он откликнулся на мой призыв. Я подошел к  двери,
но взявшись за замок, снова засомневался. Я сказал себе: "А если это  кто-то
другой? Например, визитер к Франсуазе?"
   Я приложил глаз к замочной скважине в лучших традициях слуг из водевилей.
И почувствовал спазм в солнечном сплетении. На площадке стояли два господина
в планах с препротивными физиономиями.  Меня  бы  не  удивило,  окажись  они
полицейскими.
   Затаив дыхание, я наблюдал за их поведением. Один из них подошел и  снова
позвонил. Затем он что-то сказал своему приятелю на  языке,  которого  я  не
знаю.
   Другой вытащил  отмычку.  Мой  страхомер  встал  на  нулевую  отметку.  Я
сдрейфил. Неужели эти старьевщики откроют дверь? У  них  довольно  развязные
манеры. Бернские дураки!
   Именно так оно и вышло. В замочную скважину ввели ключ и начали  шуровать
там... Если они войдут и найдут меня здесь,  то  моя  песенка  спета.  Тогда
совсем скоро я сыграю "Тюрьма без решетки"...
   Я ретировался в комнату. Безнадежный ход. В этой  бутоньерке  негде  было
спрятаться. И я вернулся к  двери.  Они  все  еще  возились  с  замком.  Вот
бездари! Похоже,  они  теряли  терпение.  Они  не  были  на  ты  с  замками.
Сан-Антонио со своим сезамом давно бы вошел. Человек открывает замки,  шепча
им нежные слова!
   Я подался в ванную. Там было узкое оконце. Я вспрыгнул на  край  ванны  и
выглянул в отверстие. Окно выходило в стык этого и соседнего домов. Как  раз
под окном проходит водосточный  желоб.  Я  полез  в  отверстие.  К  счастью,
гибкости  мне  не  занимать.  Носками  я  уперся  в  желоб,  затем  отпустил
подоконник, чтобы схватиться за  свинцовую  трубу  водостока.  Я  повис  над
пустотой. Меня охватила слабость и мне показалось, что я разжимаю  руки,  но
это прошло, и я сильнее сжал трубу. На мое  счастье,  соседнее  здание  выше
нашего. Таким образом, я был скрыт от любопытных взглядов. Около  окна  этой
ванной комнаты было другое окно, в  два  приема  я  достиг  его  и  заглянул
внутрь. Это была  не  ванная,  а  скорее  чулан,  где  помещалась  установка
распределения центрального отопления. Еще усилие - и я в  чулане.  Я  закрыл
оконце и сел под ним. Я успокоился: здесь меня искать не будут, разве что не
повезет...
   Я ждал... Дрянное  дело:  я  оставил  все  бумаги,  изъятые  из  портфеля
Влефты... У меня остался только чек. Эти бумаги доказывают мое пребывание  у
Франсуазы, ее теперь посадят в  тюрьму  за  сокрытие  преступника.  Бедняжка
дорого заплатит за свой благородный жест... При всем при  том  за  кварталом
будут наблюдать, и придется поставить крест на том, чтобы прятаться здесь...
Если только я смогу выбраться из здания.
   Несчастный трус, который в момент звонка агентов витал в облаках!  Плавал
в сиропе, считал себя божьим избранником... И затем - крах! Повесьте трубку,
вы ошиблись! Сатана там правит бал!
   Минуты  тянулись  бесконечно.  Чулан,  в  котором  я  находился,   пропах
затхлостью и старым деревом... Стояла влажная жара и угнетающая тишина...  Я
подошел к двери, которую без  труда  приоткрыл...  Она  выходила  на  черную
лестницу. Я вышел. Между этажами находилось окно. Посмотрим.  Окно  выходило
на улицу. Перед входом внизу стоит авто... Я вижу приближающуюся  Франсуазу.
Она идет быстрым шагом.
   Говорю себе: во что бы то ни  стало  надо  предупредить  ее  о  том,  что
произошло. Хватаюсь за шпингалет, чтоб открыть раму, но тяну слишком  сильно
и он остается у меня в руках! Вот зараза! Со  всех  ног  бегу  этажом  ниже,
рискуя встретить кого-нибудь... Но когда  я  открываю  окно,  Франсуаза  уже
вошла в подъезд. Все вывернуто  наизнанку,  включая  честь!  Мне  необходимо
действовать очень быстро, до того, как эти господа из полиции  устроят  свою
контору в помещении.
   Продолжаю спускаться... Внизу надо пересечь холл, однако какая-то  старая
дама моет плиточный пол, всерьез  и  надолго.  Снова  поднимаюсь.  Руки  мои
нервно дрожат, ужас сжимает  горло.  Возвращаюсь  на  свой  пост  у  окна...
Проходит четверть часа, и я вижу, что оба недоброжелателя выходят, садятся в
свою карету и уезжают. Говорю себе, что это невозможно!  Наверное,  я  сплю!
Неужели они оставили Франсуазу на свободе? Мне самому нравится, что  женщины
умеют убеждать, но тем не менее!
   Подождал еще, чтобы убедиться, нет  ли  часового  в  районе.  Нет!  Улица
пуста, как поэма Мину Друе. Лучшее, что я смогу  сделать,  это  вернуться  к
Франсуазе, и мы будем  держать  военный  совет,  чтобы  решить,  как  дальше
действовать...
   Посмотрите,  Пэндер!  Повторяю  упражнения  подтягивания  на  руках   над
пустотой. На этот раз техника у меня уже отработана. Я подтягиваюсь  к  раме
второго пересечения желобов и проникаю в ванную комнату...
   Я был уверен, что малышка Суа-Суа недоумевает, куда это я подевался. Если
она еще икает, я исцелю ее своим выходом из ванной комнаты. Я открыл  дверь,
пересек прихожую и вошел в комнату.
   - Ку-ку,- сказал я, входя, милой швейцарочке, которая сидела в кресле.
   Но  это  нежное  дитя  не  подпрыгнуло.  Да  разве  можно  подпрыгнуть  с
перерезанным от уха до уха горлом!

   ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
   Я обошел кресло и увидел ее. Я остолбенел настолько, что должен был сесть
на диван напротив. У меня было достаточно времени созерцать бедствие...  Вот
такие дела!
   У Франсуазы изменилось  лицо.  Смерть  сделала  ее  похожей  на  восковую
статую. На ее щеках и груди  были  следы  ожогов  от  сигарет;  блузка  была
разорвана и наполовину содрана.
   Я понял, насколько ошибся на счет этих двух  бродяг.  Без  сомнения,  это
были не полицейские! Теперь-то  я  понял,  что  произошло.  Когда  Франсуаза
позвонила Матиасу, женщина приняла поручение и  передала  его  руководителям
сети  вместо  того,  чтобы  предупредить  моего  друга.   Они   послали   за
необходимыми  сведениями  двух  исполнителей.  Эти  добрые   люди   обыскали
квартиру, никого не нашли,  но  получили  в  свои  грязные  руки  документы,
изъятые у Влефты. В этот момент неожиданно  возникла  Франсуаза.  Они  стали
спрашивать ее обо мне. Несмотря на жестокое обращение, которое ее  заставили
испытать, она не могла сказать, где я - и не без основания -  тогда  они  ее
прикончили, чтобы она не проболталась...
   Кровельщик назвал бы это неожиданной  неприятностью.  Банда  одна,  банда
другая, все, что произошло с моей подругой по любовным играм,  волей-неволей
вызовет малодушие. Те, кто за то, чтобы никогда  не  участвовать  в  грязных
историях, почерпнут урок для раздумий под крышей из  листового  железа.  "Да
здравствуют домашние туфли"! - напишут они большими буквами на своей  печной
трубе. "Да здравствует спокойствие"! Признаться, я не могу их осуждать.
   В последний раз я посмотрел на труп. Глаза закрыты. Однако  на  ее  милом
лице отчетливо прочитывалась паника.
   Я прошептал:
   - Я спущу с них шкуру, Франсуаза, клянусь! Они мне за тебя заплатят,  эти
навозные жуки!
   Я поднялся, так как соседство стало невыносимым. Нельзя долго  оставаться
рядом с мертвецом, медики вам это подтвердят!  Я  проверил  карманы:  бабки,
бумажник на месте и попрощался с дамой. Когда я открыл дверь, то  так  резко
отпрянул назад, что упал на подставку для зонтов.
   На коврике стояли три господина, которые собирались позвонить.  Это  были
те же самые, - ошибиться невозможно: те самые, что  ни  на  есть  настоящие.
Такие рожи не забудешь.
   Великий Сан-Антонио откровенно грубо спросил  себя:  "Это,  случайно,  не
начало конца?"

   Бывают сыщики, которые быстро смекают что к чему, когда им  все  разжуешь
заранее. Что касается "моих", то это не тот случай. Нежный эвфемизм, не  так
ли?
   Они тотчас набросились на меня, как гонококк на легкие; так скрутили (как
говаривал судебный  исполнитель  кантона),  что  я  не  сумел  сделать  даже
малейшей попытки к защите. Клик - клак, вот я уже в  наручниках.  Признаюсь,
что для типа, который всю жизнь надевал их другим, это показалось забавным.
   После этого мои благодетели открыли стеклянную дверь комнаты и  испустили
громкие крики возмущения и проклятия. Это убийство  тут  же  было  приписано
мне, как вы  понимаете.  Когда  полицейский  находит  труп  и  рядом  с  ним
голубчика, который уже совершил убийство, он не станет ломать  себе  голову.
Самый могучий из трио - тот, которому я в поезде врезал куда надо - не  смог
себя сдержать. Он мощным ударом разбил мне нос. Я зашмыгал кровью и неуклюже
споткнулся. Чтобы меня подбодрить, один из его спутников врезал мне коленом,
и тогда сердце мое поднялось  до  желудка,  несомненно  потому,  что  я  его
слишком низко поместил!
   Крики! Ругательства! Конфеты! Карамель!
   Меня подняли с земли, вытолкнули на лестницу, и я  приземлился  в  машине
между двух сыщиков, бицепсы которых были не из войлока.
   Нос, полный крови, мешал мне дышать нормально.  Я  задыхался...  На  этот
раз, друзья, вы можете готовить передачу! Можно считать, что я закончил свою
карьеру.
   Меня привели в полицию без барабанов и  фанфар.  Здесь  мне  не  пришлось
ожидать. Меня сразу провели в кабинет большого начальника,  которого  только
что просветили о моих последних подвигах и который сходу начал допрос.
   Кто, откуда? С этого полиция всегда начинает,  от  безвестного  сельского
полицейского до префекта. Я подтвердил версию моих фальшивых  документов.  В
один прекрасный день эти торопыги поймут свои заблуждения, но пока у меня не
было другого выхода. Затем - профессия.
   - Представитель, - сказал я небрежным тоном.
   - Чего?
   - Штопора с педалью... Это изобретение для безруких.  Вы  зовете  соседа,
чтобы он загнал штопор в пробку.  Затем  вы  нажимаете  на  педали,  которые
вращают шестерню, которая передает усилие на рычаг, расположенный на верхнем
конце штопора. И хоп! Пробка  вынута...  Для  бутылок  с  шампанским  у  нас
разработан специальный аппарат, предназначенный отбивать горлышко...
   Если вы никогда не встречали полного  болвана,  спешите  видеть!  На  это
стоило посмотреть. Высокая полицейская шишка несколько  раз  хватала  воздух
ртом, и вопросительные знаки сверкали в его злых глазах.
   Это был высокий худой человек с узким черепом и  враждебным  взглядом.  В
настоящую   минуту   он   задавал   себе   вопрос.    По-швейцарско-немецки,
по-французски, по-итальянски и по-ослиному: не псих ли я. На это нужно  было
время.
   С моей стороны такое поведение было ребячеством,  согласен,  но  поймите,
по-другому я не мог  себя  защитить,  "поскольку  я  ничего  не  должен  был
говорить". Чуете? Итак, самым лучшим было валять дурака!
   Когда я кончил, тип продолжал:
   - Где вы живете?
   - В раковине в Индийском океане, - ответил я самым серьезным образом. - Я
попросил установить там мазутное отопление  и  паровой  телевизор.  Мне  там
очень хорошо.
   - Вы что, насмехаетесь надо мной? - спросил он не без иронии.
   Я поднял брови.
   - Улитки летают слишком низко, чтоб я мог себе это позволить!
   Он провел десницей по черепку - его прошиб пот, его можно понять.
   Немного поколебавшись, он встал, подошел к двери и  приоткрыл  ее.  Потом
позвал какого-то типа, довольно молодого, хитрого на вид и одетого в  костюм
из шерсти "прэнс де  галль".  Пошептавшись,  оба  сели.  Старший  по  званию
продолжил допрос:
   - Почему вы убили Влефту?
   - Потому что Великое Черное Солнце приказало мне это.
   - Кто это -  великое  черное  солнце?  -  проговорил,  запинаясь,  другой
чурбан, совсем ошалев.
   - Тот, кто указал квадрат гипотенузы! Он сказал  что-то  своему  коллеге.
Должно быть, это означало: "Вот видите?"
   - Где вы достали оружие?
   - Сильная рука всегда вооружена.
   - Что вы сделали с портфелем, украденным у Влефты?
   - Седло для ходьбы пешком.
   Я упал на колени, со сложенными руками, с горящим  лицом  и  как  молитву
произнес: ходьба пешком, ком земли, Земля Франца-Иосифа,  Иосиф  Прекрасный,
прекрасный сон, "Сон в летнюю ночь", "Ночь нежна", на миру и смерть  красна,
Красная шапочка, почка телячья, чья возьмет,  возьмет  себе,  себе  на  уме,
меняло-жулик, лик святого, того или этого...
   Теперь уже у обоих представителей полицейской  власти  повисла  лапша  на
ушах.
   - Достаточно! - взревел тот, что помоложе. Другой позвонил, вошла  охрана
и увела меня в камеру. Хорошо. Сидя в луже, я не  так  уж  плохо  защищался.
По-моему  я  нашел  шикарный  выход.  Если  мне  удастся  продлить  комедию,
возможно, я избегу процесса!

   Я провел безмятежную ночь. Меня  оставили  в  покое.  Тюряга  была  почти
комфортабельной, во всяком случае менее угнетающая, чем французские  тюрьмы.
Простыни чистые, еда хорошая.
   Удивительная вещь: меня до сих пор не обыскали, так что чек был  все  еще
при мне. Вытянувшись на клоповнике и заложив руки за голову,  я  не  находил
себе покоя... Мое положение было сплошной "липой". Старик ничего  не  сможет
сделать, чтобы вытащить меня отсюда, он меня об этом предупредил. Мне самому
надо вывертываться. В этой проклятой профессии именно так обстоят  дела.  Вы
получаете совершенно определенный приказ. Вам поручают совершить  незаконные
действия, а затем, если все оборачивается плохо, тем хуже для вас!
   Поступая на службу, я знал про такой порядок. Я пошел ва-банк, бикоз  мой
старый оптимизм внушал мне веру, что я всегда вылезу из любой мышеловки.
   Однако супермены встречаются только в кино, у них внешность Гарри  Купера
или Алэн Делона. В реальной жизни доброго Господа Бога это происходит иначе.
Бывает, что мерзость торжествует.  В  жизни  не  существует  цензуры,  чтобы
заставить мораль  следовать  за  собой.  Тяжелое  положение.  Тем  хуже  для
побежденного. Вы знаете поговорку?  Кошки  едят  мышей.  Авто  давят  кошек.
Платаны перебегают дорогу авто  и  так  далее,  как  охотно  говаривал  этот
толстяк Берюрие...
   Я сказал себе, что веду себя очень глупо. Вместо  того,  чтобы  бессильно
злиться, - что очень плохо для моих гланд,  -  будет  лучше  посмотреть,  не
существует ли средства выйти из этого положения...
   Я в Швейцарии: здесь научные  полицейские  методы,  научные  и  не  такие
рутинные, чем в других  местах;  больше  уважения  к  задержанному,  чем  во
Франции, например. Доказательство этому то, что когда  я  начал  разыгрывать
сумасшедшего, руководители большой тюрьмы не стали настаивать. Они подвергли
меня осмотру психиатра перед тем, как продолжать допрос. Они думают,  что  я
морочу им голову, это естественно, но пока есть хоть  легкое  сомнение,  они
следуют правилам игры.
   Стражники, должно быть, предупреждены, что я временами не в себе. Если  я
устрою им любительский  спектакль,  есть  шанс,  что  они  отправят  меня  в
госпиталь... И оттуда... Оттуда можно надеяться на все.
   Сказано - сделано. Я беру простыню с кровати, скручиваю ее  в  веревку  и
обвязываюсь ею. Затем начинаю кататься по земле, испуская истошные крики.
   Я  выдал  отличный  сольный  концерт  нечеловеческих  криков.  Сначала  я
имитировал поросенка, которому зажали хвост ящиком старинного комода,  затем
тявканье шакалов в жару. Потом я перешел к ярости слона, узнавшего об измене
своей жены. Все это сопровождалось разными выходками. Я  даже  сам  завелся,
сбросил матрас на пол, катался  по  одеялу  до  тех  пор,  пока  не  подошел
стражник.
   Когда открыли дверь, меня усмирили... Стражников было двое. Третий  стоял
в фуражке набекрень. Судя  по  серебряным  нашивкам  на  рукавах,  это  был,
видимо, шеф.
   - Отведите его в медпункт, - сказал он. - Я пойду предупрежу директора.
   Меня схватили и потащили по коридорам до лифта. Спускались быстро-быстро,
как Копа, когда он несся с мячом и никого перед ним не было.
   Снова коридор... Помещение,  пропахшее  эфиром...  Мы  прибыли.  Вызывают
врача, кладут меня на кровать... Я разыграл полное изнеможение. Врач тут как
тут. Он приподнял мои веки, послушал сердце и покачал головой.
   - Криз прошел, - сказал он. - Оставьте его здесь, я за ним послежу.  Если
он снова возбудится, мы сделаем ему укол, чтобы успокоить...
   Шеф стражников, эта вялая селедочная шкура, заметил:
   - Вы знаете, доктор, он очень опасен.
   Доктор согласился:
   - Не волнуйтесь,  ему  свяжут  ноги,  и  я  прикажу  сторожить  его  двум
санитарам.
   Смогу ли я запудрить ему мозги?

   Все ушли, за исключением  двух  санитаров,  которые  расположились  между
дверью и моей кроватью. Казалось, эти типы совершенно не хотели  спать.  Они
вполголоса обсуждали мои  подвиги,  описание  которых  переполняли  вечерние
газеты. Личность убийцы смущала их и волновала. Оба они были молоды и крепко
скроены.  Их  вскормили  не  из  велосипедного  насоса,   это   было   видно
невооруженным глазом. Наверняка они жонглировали больными, как блюдцами.
   - Ты веришь, что это сумасшедший?
   - Я не знаю,  может  быть...  Кто  еще  станет  прижигать  груди  девушке
сигаретой и разрезать ей горло?
   Это было для меня откровением. Тут я понял, почему начальство поверило  в
тараканов в моей голове. Естественно, поверив в мою способность  к  подобной
расправе над женщиной, можно было прийти только к такому выводу.
   Я по-прежнему не шевелился. Судя по тому, что я  смог  увидеть,  санчасть
находилась в том же здании, что и тюрьма. Это  усложняло  побег,  но  ночной
персонал был немногочислен, возможно,  клиенты  здесь  также  редки,  как  в
роскошных отелях в мертвый сезон.
   Мои  санитары  перестали  обмениваться  гипотезами  о   моем   умственном
состоянии. Я услышал их ровное дыхание. Это был хороший знак...
   Если бы мои лодыжки не были связаны ремнем,  я  рискнул  бы  броситься  в
драку и вкатить им небольшую дозу снотворного  моего  собственного  рецепта,
точно!
   Чтобы  достать  узел  ремня,   я   извивался   как   змея   на   бархате:
медленно-медленно и бесшумно.  Есть...  Оба  кореша  продолжали  дремать.  Я
замер, боясь разрушить их уверенность, что все  в  порядке.  Затем  я  начал
манипулировать с ремнем, подергивая его в петле узла... Вот  узел  ослаб.  Я
напрягаю ноги, чтобы развести лодыжки.  Затем,  фантастически  изловчившись,
мне удается освободить ногу... Потом - вторую...
   Я улегся на кровать восстановить силы и посмотрел на клизмачей.  Один  из
них открыл глаза и наблюдал за мной. Он подтолкнул локтем приятеля.
   - Смотри, Ганс, он проснулся!
   Другой тут же пришел в себя. Оба стали меня  проверять,  как  будто  были
знаменитыми биологами, а я культурной средой.
   Я скрыл свои намерения и испустил жалобный вздох, способный навести тоску
на выводок тигров. Лучше подождать... Я замер и сделал вид, что сплю. Однако
бдительность  пробудила  обоих  санитаров.  Они   пустились   рассуждать   о
медицинских свечах: один был сторонником ставить их узким  концом,  ссылаясь
на то, что так  предназначено;  другой  придерживался  более  революционного
метода - вводить