рмирован в этом году... Ты  что,
выписываешь справочник для любознательных скаутов?
   - Нет, только "Свободного парижанина"... Старик Пино начинает  ехидно
хихикать в телефон.
   - Представь себе, по  поводу  этой  американской  миссис  мы  всласть
повеселились на работе,  поскольку  она  вылитый  портрет  жены  Берю...
Послушай, тебе надо срочно купить газету, сам увидишь, какое сумасшедшее
сходство!
   - Обязательно куплю! - уверяю я его. - А пока сделай, как я просил, и
пошевели швом, чтоб быстрее рассосался!
   Повесив трубку, я ощущаю себя  преисполненным  чувством  выполненного
долга, долга до конца  и  даже  немножко  больше...  На  сегодня  работа
закончена!
   Жму на газ через Большие Бульвары до площади  Ришелье-Друо.  Свидание
назначено на площади Мадрида, и я прихожу вовремя, что  со  мной  бывает
крайне редко.
   В зале ресторана оркестр вовсю дует "Сыграй  со  мной  в  паровозик",
железнодорожную песенку из трех  куплетов  и  регулируемого  переезда  с
автоматическим шлагбаумом  российского  автора  Шлагбаума  узкоколейного
масштаба.
   Иду мимо столов. Клиенты, в основном клиентки, смотрят на меня, будто
ждут, что я начну поиск партнерши для скоростного спуска с Монблана.
   Повертев головой и старательно  обойдя  выставленные  напоказ  бюсты,
наконец нахожу свою брюнетку. Робкими знаками она старается привлечь мое
внимание.
   Мы говорим друг другу "здрасьте!", чувствуя себя немного не  в  своей
тарелке. Вы, наверное, замечали, что когда снимаете телку в общественном
месте, то все происходит нормально, без эксцессов, стоит только  башмаки
развернуть в нужном направлении. Но затем, когда вы с  ней  встречаетесь
нос к носу, наступает томительный момент неуверенности. Вы бросаете друг
на друга взгляды, робеете, не знаете, о чем говорить,  и  несете  всякие
банальности...
   - Я не слишком заставил вас ждать?
   - Нет, я пришла раньше...
   - Хорошая погода сегодня, да?
   - Да, сегодня утром немного накрапывало, и все было подумали...
   - Это правда, все было подумали, но теперь, видите...
   - Наверное, мы живем в такое время, когда...
   - Не знаешь уже, как жить дальше. Времена года  стерлись  после  всех
этих атомных испытаний, бомб, так что погода как взбесилась...
   Пройдя прелюдию, мы впадаем в унылое молчание, во всяком случае между
нами, поскольку вокруг шумно, все говорят громко,  стараясь  перекричать
оркестр, взявшийся дудеть мелодию "Слоны сморкаются по утрам" из  фильма
"Как был девственен мой лес".
   - Итак,  вы,  значит,  и  есть  комиссар  Сан-Антонио,  -  восхищенно
бормочет брюнетка. - Значит, и есть...  Следующий  раз  постараюсь  быть
лучше.
   Мне хочется побыстрее смыться отсюда со своей  подружкой.  Она  очень
миленькая, заметьте, но одета, как жена сельского  сторожа.  Мы,  сливки
полиции, раскрепощенные и элегантные, не любим показываться на  людях  с
девицами дальних окраин. Наша самцовая гордость протестует. Нам  подавай
шмотки из дорогих магазинов не меньше "Бальмена", концертный вариант, то
да се. Поэтому-то шикарно одетые проститутки пользуются  таким  успехом.
Мужчины настолько тщеславны, что готовы прогуливаться скорее с  норковым
манто, чем с опрятными девушками, одетыми  по-домашнему,  как  одеваются
вдали от больших городов. Естественно, молодые парижанки  знают  мужские
наклонности и способны на все, лишь бы купаться в роскоши. Есть, правда,
шлюхи-любительницы, которые сторонятся высшего света.  На  тротуарах  их
полным-полно.  Они  предпочитают  одеваться,  раздеваться  и   совершать
культовый обряд любви на свой  вкус  без  оглядки  на  светских  снобов,
поскольку навар полностью кладут себе в карман!
   Достаточно им сунуть под нос бумажку в пятьсот  франков  -  действует
сильнее удостоверения личности! Вот только их гардероб!  Мило,  конечно,
выглядит: самострок и даже натуральная бижутерия из пластмассы,  никаких
претензий, только немного в глазах рябит!
   Всех теперь встречают по одежке в нашем мире! В нынешнее время  лучше
работать  на  тротуаре,  чем  изучать  право.  Дает  больший  доход,   и
расслабиться можно.
   Ах! Я хотел  бы  написать  историю  человечества!  Настоящую,  хорошо
изданную, с цветными картинками и  прейскурантом.  Историю  человека  от
инфузории-туфельки до Брижит  Бардо,  упомянув  Пастера  и,  конечно,  с
остановкой по требованию на Сан-Антонио.
   - Вы парижанка? Хотя это видно и так, - спохватываюсь я  и  сглаживаю
вопрос, который мог бы показаться некорректным, широкой улыбкой.
   - Почти! - отвечает она тихо. - Я родилась в Лориане, но семья  моего
дяди из Леваллуа.
   - А чем вы занимаетесь в жизни в свободное от свиданий со мной время?
Что вы делаете?
   Она косит на меня глазом цвета "вечерних грез" и  произносит,  широко
расставив слоги:
   - Ни-че-го.
   - Вы не работаете?
   - Нет. Мой муж занимает хорошее положение...
   - А кто он?
   - Младший бригадир... Ясно, что не в деньгах счастье, как сказал один
бедный мудрец,  и  с  тех  пор  человечество  не  устает  повторять  эту
глупость.  Я  задумчиво   перелистываю   лежащий   передо   мной   номер
"Сине-Альков", журнала, который в кино делает то же самое,  что  биде  в
индустрии  сантехники.  -  Я  читала,  пока  ждала   вас,   -   отвечает
малышка-бригадирша на мой немой вопрос, - кошмар, о чем они пишут в этом
журнале! У Софи  Лорен  первый  зуб  мудрости  прорезался  в  пятнадцать
месяцев... И она писалась... Я воздерживаюсь от междометий, которые  она
в принципе вправе ждать от меня. Мое внимание всецело поглощено статьей,
посвященной Лавми. На фотографии, помещенной в журнале, он  изображен  в
момент  прибытия  на  съемки  фильма  "Последнее  люмбаго   в   Париже".
Кинозвезда  стоит  на  перроне  вокзала  Сан-Лазар   вместе   с   женой,
секретарем, няней,  чемоданами,  "Оскаром"  в  целлофане  под  мышкой  и
отпрыском на руках. Можно сказать, только в лучах фотовспышек у красавца
Фреда просыпаются  отцовские  чувства.  Он  с  удовольствием  показывает
своего засранца народу, будто король, разродившийся наконец  наследником
престола... Люди! Чем громче их  имя,  тем  выше  их  гордость  за  свое
потомство. Они воображают, что их дети не только переплюнут их славу, но
и покроют ее толстым слоем золота... Утописты! Вы замечали когда-нибудь,
чтобы потомки были  настоящими  продолжателями  своих  шнурков?  Ха,  за
редким исключением! Сынки знаменитых  родителей  в  основном  слабоумные
дегенераты. Они прячутся в лучах славы своих отцов и используют визитные
карточки могущественных папаш, чтобы открывать нужные двери. Все, на что
они способны, это охмурять девиц и делать долги.
   Могу поставить брезент купола цирка шапито против  фуражки  билетера,
что после свидания с прессой и взрывов вспышек папаша  Лавми  быстренько
перебросил своего сыночка на руки швейцарки, прежде  чем  чудесное  дитя
оросило великолепно сшитый костюм суперкинозвезды.
   Я вдруг замечаю, что молчу  уже  длительное  время.  Нехорошо  давать
остынуть сырому  материалу.  Куй  железо,  пока  горячо!  Так,  кажется,
говорят где-то. Жену младшего  бригадира  нужно  держать  на  огне,  как
паяльник.
   - Как ваше имя? - спрашиваю я мечтательно.
   - Виржиния!
   - Прелесть!
   - Вы находите? Мой муж говорит, будто кухаркино имя...
   - Он ничего не понимает. Такое имя я готов повторять без устали...  Я
буду вам его шептать на свой манер...
   - А как это, на ваш манер?
   - Хороший манер. Но не хотелось бы показывать на публике, в зале есть
несовершеннолетние, а это категорически запрещено до шестнадцати лет.
   Наступает момент использовать секретное оружие.  Хорошеньких  девушек
берут всегда, как обухом по голове.
   - Скажите, у вас бывают минуты в жизни, когда ваши  близкие  начинают
вонять вам в нос, Евлалия?
   - Виржиния, - поправляет она, не зная, улыбаться или нет.
   - Вопрос остается в силе...
   - Да, бывают... Мне кажется, от людей устаешь. Они все злые...
   Песня известная. Формула, запатентованная еще древними.
   - Если хотите, - бросаю я пробный камень, - мы могли бы провести курс
лечения одиночеством в гостинице, которую я знаю, в двух  шагах  отсюда,
на улице Корнеля.
   - Вы считаете это серьезным предложением?
   Я еще никогда и нигде не встречал дам, которые в  подобных  ситуациях
не выдвигали бы таких возражений.
   - Нет, - чистосердечно  признаюсь  я,  -  совсем  несерьезно,  но  до
безумия развлекательно...
   - Я порядочная женщина!
   - Очень на это надеюсь, иначе я бы подумал, что ваш  муж  женился  на
вас после вашего привода в полицию. Ну что, пошли?
   Быстренько перехватываю официанта, плачу по счету, и мы выходим.  Она
складывает свой журнал о пикантных подробностях жизни кинозвезд (взбитые
сливки высшего кинообщества вдали от юпитеров) и бредет за мной с  видом
угоняемой из стойла телки. Полагаю, бретонская кровь в ней сильна  своей
слабостью, как сказал кто-то другой.
   Прекрасная Епифания идет за мной в заведение на тихой улице, знакомое
мне давно. Я часто использую это местечко в подобных случаях.  Заведение
называется "Как у себя дома", и сюда люди  приходят  делать  то,  что  в
принципе они не могли бы делать у себя дома. Три этажа комнат с  горячей
водой, пружинными диванами и умывальниками...
   Красота! Когда взращенная  в  буржуазных  порядках  дама  переступает
порог этого скромного дома, у нее создается впечатление, что она  попала
на другую планету, куда ее мужу и близким вход строжайше запрещен.
   - Как это неразумно! - шепчет, вдруг загрустив, Петронилла.
   Она чуть не забыла сделать мне признание. А что  ей  остается,  кроме
как утверждать,  что  с  ней  такое  событие  происходит  впервые  в  ее
вегетативной жизни? А я чуть было не подумал, что  она  еще  молода  для
приобретенных привычек.
   Когда служанка гостиницы (еще  какой  гостиницы!)  выходит,  Аделаида
решает подвести итог своим сомнениям.
   - Я  сошла  с  ума,  -  начинает  она  известную  песню,  лихорадочно
расстегивая пуговицы своего слишком короткого  пиджачка  очень  длинного
костюма. - Знаете, я первый раз...
   Ну, все ясно! Мерси! Теперь будем работать  по-серьезному.  А  я  еще
боялся, она будет держать это на своей совести. Но Гертруда не из таких,
кто держит что-то на себе, будь то хоть резинки для  чулок.  За  минимум
времени она становится похожа на лысину Юла Бриннера, словом, готова для
всего - ничего в карманах, ничего в руках!
   У  этой  девочки  одна  склонность:  она  рассматривает   потолок   в
комнатах...
   Я уже готовлюсь исполнить Турецкий  марш,  но  не  Моцарта  и  не  на
струнах, и весь в порыве, как молодой олень, седлая  нежную  темноглазую
самочку, как вдруг неловким движением локтя смахиваю на  пол  ее  журнал
"Сине-Альков". Не знаю, поверите ли вы мне? Я лично себе верю. Во всяком
случае, верю в то, что вижу. Журнал нечаянно раскрывается на  страницах,
посвященных Фреду Лавми. Перед моими глазами вновь появляется фотография
семьи кинозвезды, и, несмотря  на  обстоятельства,  которые  в  принципе
должны приковывать мое внимание к изображению  столь  же  красивому,  но
менее статичному, я бросаю последний взгляд на застывший портрет. И тут,
дорогие друзья, во мне происходит любопытный феномен децентрализации.
   Вместо того чтобы разыгрывать из себя одного трех бенгальских тигров,
я вдруг выпрыгиваю из постели и запрыгиваю  в  штаны.  Я  облачаюсь  так
стремительно, что партнерша не успевает спикировать с седьмого неба, где
она находилась в свободном полете.
   - Извините меня, Мелания! - бормочу я, в спешке натягивая башмаки.  -
Нам придется отложить переговоры на будущее. Я только что вспомнил,  что
забыл выключить газ на плите! А у меня впечатление, что на огне осталась
кастрюлька с молоком. Чтобы отсюда выйти, не  потеряетесь,  если  будете
следовать стрелке на стене - это  внизу,  и  там  написано!  Мои  лучшие
пожелания младшему бригадиру и всей жандармерии, я  уверен,  он  получит
повышение по службе в самое ближайшее время...
   Говоря все это, я спешно накручиваю галстук и завязываю шнурки.
   Несчастная  Пульхерия  сидит  с  разинутым  ртом,  не  понимая,   что
происходит. Вы, очевидно, думаете, я веду себя как последняя скотина,  и
на этот раз совершенно правы. Но я не могу сейчас посвящать себя Венере,
как говорят  ненормальные,  те,  кто  на  старости  лет  считает  любовь
жертвой, после того как провели жизнь в дебошах и пьянках.
   Извините, ничего не хочу вам объяснять, поскольку  я  могу  вообще-то
ошибаться, но в данном (несостоявшемся) случае вы, как  народ  смелый  и
честный, не преминете лишний раз напомнить мне, что я негодяй.
   Одним  словом,  бросив  в   сомнительном   заведении   свою   младшую
бригадиршу, я давлю на газ в направлении Мезон-Лафит с такой прытью, что
подобная скорость вызывает желание у жандармов вынуть свои блокноты даже
из самых глубоких карманов.

Глава 11

   Прежде чем кинуться рысью в аллеи  парка,  я  позволяю  себе  сделать
передышку у конторы агентства "Вамдам-Жилье".
   Господин сын находится при исполнении в неизменных домашних  тапочках
в стиле Великих эпох. Убывающий день заставил его повернуть выключатель,
и в свете  зеленого  абажура  настольной  лампы  он  похож  на  селедку,
предпринявшую беспосадочный переход через Сахару.
   - Уже! -  подпрыгивает  он  от  неожиданности.  -  Однако  вы  быстро
работаете... Я немного удивлен его репликой.
   - Что вы имеете в виду?
   - Полагаю, что вам передали мое послание, нет? Минут десять  назад  я
звонил по вашим многочисленным телефонам и просил...
   Мне приходится прервать его красноречие:
   - Я заехал случайно! Что нового?
   - Приходила мадемуазель...
   - Няня?
   - Да. Спрашивала вас. Я ей объяснил, что вы поехали к клиенту и...
   - Что она сказала?
   - Она была в некотором удивлении. Сказала, что ждала вас на  улице  у
дома...
   Я не оставляю шансов господину в сафьяновых тапочках закончить  фразу
и выбегаю из конторы, давая таким образом ему полную свободу сообразить,
в какой момент жизни закрыть рот. Вскочив в  седло  своего  скакуна,  я,
несмотря на ограничение скорости, несусь во весь опор. По дороге чуть не
сбиваю пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний
покрывает меня такими  словами,  что,  будь  они  напечатаны  в  словаре
"Ларусс", наверняка возникли бы разночтения. Я останавливаюсь.  Газетчик
воображает, что я иду начистить  ему  физиономию,  и  храбро  засучивает
рукава.
   - У вас есть "Сине-Альков"? - спрашиваю я.
   Поверженный наповал моим вполне пацифистским вопросом, парень таращит
глаза и тяжело дышит носом.
   - Да-а-у...
   - Дайте сюда!
   Он лезет в сумку, закрепленную на  багажнике  велосипеда...  Сую  ему
приличное вознаграждение и отваливаю, не ожидая сдачи.
   Через несколько мгновений - кто это  там  названивает  у  двери  дома
графа де ля Гнилье? Ваш прекрасный Сан-Антонио!
   Как и раньше, дверь открывает милая швейцарская няня... Однако  одета
она несколько по-другому... На ней  серое  платье,  открытое  спереди  и
застегивающееся сзади...  Такого  рода  платья  замечательно  снимаются.
Будто лущишь горох...
   Она  причесана  под  Жозефину  (но  жену  не  Наполеона,  а  римского
императора Рекса), а ее макияж подписан нежными тонами Елены Рубинштейн,
что, собственно, меня не удивляет.
   Красавица встречает меня тем  же  оригинальным  восклицанием,  что  и
отпрыск Вамдам-Жилье.
   - Уже!
   - Видите ли, я не сижу без дела. Я вернулся в бюро сразу после вашего
ухода... Вы хотели меня видеть?
   Легкая романтичная улыбка появляется на ее лице,  будто  бы  в  наших
отношениях наметились положительные сдвиги,  поскольку  она  только  что
застрелила своего мужа.
   - Да.
   - Могу ли я знать...
   Она смотрит на  меня  с  видом  заговорщика.  Когда  милая  швейцарка
смотрит на вас таким взглядом, то, скорее всего,  она  думает  о  вещах,
очень далеких от использования энергии ветра в современном обществе.
   - Вы недавно делали мне интересное предложение...
   - Ночной Париж?
   - Да.
   - Но вы же отказались...
   - Потому что обязана была вернуться пораньше из-за Джимми...
   - Я думал, что еще одна женщина...
   - Да, конечно, но она сидит с ним только  несколько  часов,  так  как
замужем, а ее муж не хочет, чтобы она ночевала не дома...
   - А теперь ее старика забрали на военную службу и у  нее  развязались
руки? Она прыскает от смеха.
   - О! Нет... Просто миссис Лавми скучает без ребенка и только что  его
забрала... Словом, я свободна до завтрашнего утра...
   Я спешу вскочить на подножку чуть не ушедшего трамвая желания.
   - Ба! И  вы  отдохнувшей  головкой  как  следует  подумали  над  моим
предложением, милая моя жительница  Цюриха,  и  решили,  что,  на  худой
конец, я мог бы быть вам вполне сносным сопровождающим?
   - Точно!
   - Так же точно, как  вы  согласны  ехать  со  мной  по  пути  великих
королей?
   - Да.
   Мертвая листва шуршит в темноте. Нежный  вечерний  ветерок  бодрит  и
меняет ход мыслей.  Я  вдруг  ощущаю  себя  счастливым,  раскрепощенным,
радостным, шаловливым... А еще, только не говорите никому, -  гордым  за
себя! Не настаивайте, все равно не скажу почему!
   - Вы не думаете, что настал момент назвать мне свое имя?
   - Эстелла!
   - Потрясающе!
   Смешно, правда? Пару часов назад я  ставил  тот  же  дурацкий  вопрос
другой девушке, и у меня была похожая реакция. Одним словом, хорошо, что
можно всегда все начать сначала...
   Как и все остальное, с девушками достаточно отработать в совершенстве
один-единственный номер и записать его на мягком диске. В  принципе  это
как кухня: один и тот  же  рецепт  может  доставить  удовольствие  массе
людей...
   - Только возьму сумочку, и я в ваших  руках!  -  убедительно  говорит
она, бросаясь обратно к дому доблестного графа де ля Гнилье.
   Я смотрю на то, как она  удаляется,  такая  великолепная,  воздушная,
легкая в туманном облачке среди красивых деревьев.  А  над  домом  висит
золотая пудра. И вечерний воздух  пахнет  осенью.  Завораживающий  запах
гумуса в своем полном великолепии...
   Признаться, я немножко сбит  с  толку  разворачивающимися  событиями.
Хотя, если честно, говоря между нами  и  тем  фонарным  столбом,  я  был
уверен, что нянечка проявится. Конечно, может, не так быстро,  о  чем  я
где-то даже сожалею...
   Машинально переставляя ноги, иду ей навстречу по дорожке и думаю: она
(дорожка) видела те времена, когда овес был главным горючим транспортных
средств. Появляется Эстелла. Она накинула пальто  на  плечи...  Драповое
пальто со стоячим меховым воротником, очень шикарно и  очень  элегантно.
Просто  полная  противоположность  малышке  Гортензии,   с   которой   я
встречался пару часов назад. С такой женщиной не зазорно  показаться  на
люди. Другие мужчины будут стоять, открыв рот, выпучив  глаза  и  пуская
слюни от того, что вы пройдете с таким существом по улице под руку.
   - Вы были в доме одна? - спрашиваю я, когда она подходит ближе.
   - Да, - отвечает она просто, - почему вы спрашиваете?
   - Мне кажется, вы забыли погасить  свет  в  доме,  нет?  Видите,  там
блестит между деревьями... Она пожимает плечами.
   - Не люблю возвращаться в темный  дом.  Почему-то  очень  боюсь...  И
из-за этого так грустно...
   Я не настаиваю и веду ее  к  своей  тележке.  Она  садится.  Когда  я
устраиваюсь за рулем, она спрашивает:
   - Это ваша машина?
   - Конечно...
   - Скажите, у вас хорошее место у старого хозяина агентства?
   -  Неплохое...  Но  машину  я   получил   в   наследство   от   своих
прапрародителей...
   Ей хватает такта засмеяться на глупую шутку. Затем, быстро  становясь
серьезной, она замечает:
   - Никогда бы не подумала, что ваш хозяин такой жалкий старикашка.
   - Нельзя доверяться первым ощущениям, дорогая Эстелла.
   - Это правда, но его офис  похож  на  деревенскую  контору,  где  все
пришло в упадок...
   Я спешу подзолотить герб папаши Вамдам-Жилье