азывая на потолок. Я
задумался.
   - Да, можешь  убрать.  Воспользуемся  темнотой,  чтобы  не  поднимать
лишнего шума.
   Я пожал его мясистую клешню, и Матиас  исчез.  Затем  я  спустился  к
Нини.  Она  посасывала  огромную  сигару  во  вкусе  семейства  Берюрье,
величиной с лунный модуль! Дым валил,  как  от  паровоза,  и  пахла  она
крепче, чем сам город Гавана.  Подружки  убрались  восвояси,  и  хозяйка
предавалась  размышлениям  о  том,  что  Берю  называл   "абзацами   или
странностями судьбы". От сарказма не осталось и следа. Поздний час  лишь
усугублял тоску. Ночью все кошки серы и мысли тоже. Впрочем, серые мысли
часто оборачиваются черными днями.
   Когда я вошел с алебардой в руках, на челе  гения  отразилось  мягкое
недоумение.
   - А  вот  и  стража!  -  ухмыльнулась  Нини.  Я  направил  острие  на
прославленную композиторшу.
   - И давно в вашем хозяйстве эта зубочистка?
   - Пф-ф, многие годы... И даже  больше.  Это  семейная  реликвия.  Мой
папаша коллекционировал такие штучки.
   Я  вырвал  клинок  из  древка.  Намеренно  резкий  жест  был  призван
расшевелить месье Кампари. Клинок вышел  легко:  металл  и  дерево  были
весьма небрежно подогнаны друг к другу.
   - Эй! Это называется порчей имущества, дружище, - встрепенулась Нини.
- Мне и так всю мебель сегодня переломали!
   Я повернул клинок так, чтобы в его зеркальной поверхности  отразилась
физиономия моей собеседницы.
   -  Вы  предупредили  меня  о  своей  рассеянности,  потому,   умоляю,
сосредоточьтесь и внимательно взгляните на этот кусок железа.
   Нини подчинилась. Она провела рукой по  клинку,  и  вдруг  ее  пальцы
замерли у отверстия на конце.
   - Но... Но это!.. - воскликнула дылда.
   - Другая, да? Только древко то же самое, а  начинку  вынули,  видимо,
решили навести на нее первозданный блеск.
   - Точно, - согласилась  автор  бессмертных  строк  "Если  уйдешь,  не
перепутай зубные щетки". - Любопытно, кто совершил подмену и зачем?
   - Я найду исчерпывающие ответы на эти вопросы, - заверил я. - А  пока
поговорим о ковролине в вашей спальне, который пришлось обновить.
   Изумление композиторши шло по нарастающей.
   - Откуда вам известно?
   - Мистический дар сыщика...
   - Верно, пришлось заменить кусок.
   - И куда вы его дели?
   - Отправили в чистку. Три или четыре дня назад  эта  идиотка  Ребекка
пролила на него чернила.
   Замечательно!
   Ах, друзья мои, многое бы я отдал - например, доброе имя вашей внучки
или корсет вашей тещи,  -  чтобы  как  можно  скорее  поймать  беглянку.
Подумать только, она была у меня в руках, а  я  позволил  ей  упорхнуть,
словно  попугайчику  в  приоткрытую  дверцу  клетки,  которую  собрались
почистить. Да, вашему Сан-А  гордиться  нечем.  Для  полицейского  такие
промахи  непростительны.  Те,  кто  их  совершают,  задолго  до   пенсии
переквалифицируются в частных  сыщиков.  Мерзавка  надула  меня,  обвела
вокруг пальца, прикинулась такой наивной, испуганной. Пока я  выстраивал
ход следствия, она строила козни.
   Ну да ладно, мы ее найдем! Клянусь, положа руку  на  пытливое  рыльце
моей дальнобойной пушки.
   - Итак, клинок от фамильной алебарды исчез, кусок ковролина пропал, а
Ребекка сбежала, - подвел я итог. - Впечатляющая ситуация, не находите?
   - Поговорим начистоту,  -  рявкнула  знаменитая  песенница,  любившая
расставлять точки над "i". - Вы полагаете, что моя  подруга  замешана  в
этой грязной истории?
   - Вам нужна чистая правда? Не думаю, что она искромсала того  малого,
но уверен, она помогала убийце.
   Моя собеседница промолчала.
   Что она чувствовала? Смятение? Сожаление?.. Она еще представит на суд
публики  скорбную  песнь,  по  сравнению  с  которой  "Реквием"  Моцарта
покажется "Собачьим вальсом".
   Внутренние потрясения стимулируют творческий процесс.  Несчастья  для
человека искусства все равно что навоз для огородника.
   С крыши вернулось "подкрепление", и взгляд оскорбленной  и  покинутой
несколько оживился. Несомненно, Берта Берюрье привлекла ее внимание. Она
не  могла  оставаться   равнодушной   к   мощи,   которой   дышало   это
исключительное создание. Большая Берта - сама природа, она  естественна,
как зверь,  и  дымится,  как  пашня  весной.  Ее  отчаянная  наглость  и
монументальные объемы вызывают восхищение.
   Толстуха подошла к Нини и,  не  смущаясь,  погладила  ее  по  мощному
затылку.
   - Не беспокойтесь, дружище, - заявила она. - Мы на верном пути,  ваши
неприятности скоро утрясутся. Что за грустная физиономия!  -  продолжала
пылкая коровища. - Эдак вы скоро начнете сочинять похоронные марши.  Вот
смеху-то будет!
   Она замялась на секунду, а затем смачно чмокнула Нини в щеку.
   - Когда мужчина в растерянности, - пояснила Берта извиняющимся тоном,
- мне хочется согреть его на груди, как птенчика, выпавшего из гнезда.
   Метафору она подкрепила жестом мясника, кромсающего филе на эскалопы.
Жизнь есть жизнь. Кому, как не отважной воительнице, знать, что нежность
подрезает крылья.
   - Это еще не все, - растроганно продолжала Берта. -  Мадам  Пино,  вы
поделились нашим открытием с комиссаром?
   - Минутку! - проскрипела старая мымра. Словно завзятый  профессионал,
она отвела меня в сторонку. - Вот что мы обнаружили во рту этого жуткого
трупа.
   Раскрыв ладонь, она показала пуговицу от блейзера. На  серой  нитяной
перчатке серебристая пуговица  с  морским  якорем  напоминала  маленькую
медузу. Я уставился на трофей, глазам своим не веря.
   - Во рту! - промямлил я.
   - Сбоку, ее можно было принять за вставной зуб...
   Похоже, Матиас слегка оплошал. Либо он не выспался, либо задремал  на
работе. Правда, для расследования на темной террасе он был  недостаточно
экипирован.
   Однако не такие уж они обормотки, мои новые сотрудницы!

Часть вторая
Глава первая
Трень!

   Ошибиться было невозможно:  в  Сен-Франк-ля-Пер  обитал  только  один
ювелир. И он действительно держал лавку на Новом проспекте  Генерала  де
Голля.
   Добраться  до  Сен-Франк-ля-Пера  проще  простого,  не   заблудитесь:
сначала езжайте все время прямо, потом  четыре  раза  сверните  направо,
опять прямо и в конце концов поворот налево.  Впрочем,  можно  и  картой
воспользоваться.
   Сен-Франк-ля-Пер  -  очаровательный  старинный  городок,   безмятежно
раскинувшийся вокруг древней романской церкви.  На  карте  автомобильных
дорог рядом с церковью пририсован череп !
   На двухметровых часах, служивших ювелиру вывеской,  было  без  десяти
час, когда я остановил мою колымагу напротив лавки.
   По  дороге  я  объяснил  помощницам  цель  нашего  ночного  вояжа,  и
неугомонные  дамы  в  энергичных  выражениях  высказали   свое   мнение.
Состряпали версию развития событий, которая, по совести говоря, была  бы
ничем не хуже любой другой, если бы  другая  вообще  существовала.  Дамы
решили, что Ребекка  прикрывала  мужа  (они  до  сих  пор  считали  Нини
мужчиной, а я, забавляясь про  себя,  не  рассеивал  иллюзий).  Владимир
Келушик шантажировал их, и Ребекка убила его ударом алебарды. После чего
она попыталась избавиться от трупа, сбросив его во  двор;  к  несчастью,
погнутый водосточный желоб помешал свободному  полету  негодяя.  Девушка
выжидала, не зная, как выпутаться из неприятной истории. Она вынесла  из
дома окровавленный ковер, нашла у  антиквара  более  или  менее  похожий
клинок и заменила им орудие убийства... А затем, понимая, что дожидаться
у моря погоды небезопасно, решила весьма  ненавязчиво  привлечь  к  делу
меня.
   Их измышления были хороши  хотя  бы  тем,  что  стимулировали  работу
мысли. Служили трамплином для прыжка, грунтованным холстом для  создания
законченной картины.
   Когда  дамы  простодушно  заявили,  что  Ребекка  убила  Владимира  и
перебросила его  через  шпалерник,  ваш  покорный  слуга  тут  же  отдал
швартовы и пустился в умозрительное плавание. Все дело  в  том,  что  на
месте преступления должно было находиться по крайней мере два  человека,
потому что поляка замочили в квартире, а не на террасе. И один  человек,
даже очень сильный, не смог бы в  одиночку  втащить  убитого  по  крутой
винтовой лестнице,  а  потом  по  узкому  трапу,  ведущему  на  террасу.
Следовательно, один должен был тащить, а другой  поддерживать  за  ноги.
Понятно вам, любезные склеротички?
   Ладно,  с  помощью  небес  и  собственной  проницательности  я  найду
маленькую обманщицу и уж тогда вытрясу из нее всю правду!
   Ювелира звали Жан Надисс. Его имя золотыми  буквами  сверкало  сквозь
черные прутья решетки на окне. Не  обнаружив  звонка,  я  решил  позвать
хозяина. Однако, не желая устраивать переполох, поручил Берте  исполнить
этот вокальный экзерсис: женский  голос  вызывает  больше  доверия,  чем
мужской.
   Толстуха выбралась из машины, ступила на  узкий  тротуар  и  заорала:
"Месье Надисс!" Улица тут  же  вспыхнула  иллюминацией,  в  каждом  доме
зажегся свет.
   Мадам Пино критически разглядывала коллегу в желтоватом свете фар.
   - Господи, и  зачем  она  так  одевается?  -  с  притворным  участием
пробормотала мымра. - Неужто до сих пор считает себя молоденькой?
   - Она молода душой,  -  вздохнул  я.  -  Самонадеянность  свойственна
только юным.
   Берта и впрямь являла убойное зрелище. В мини-юбке, с мощными ляжками
и выпирающей грудью, с растрепанными волосами и  физиономией,  усыпанной
мохнатыми  бородавками,  она  выглядела  персонажем  из  юмористического
журнала.
   Окно над лавкой осветилось, затем открылось  и  взъерошенный  человек
всем корпусом высунулся наружу. Еще чуть-чуть, и он бы кувыркнулся через
подоконник. Его физиономия напоминала металлический барометр анероид, и,
похоже, этот барометр всегда показывал "дождь". Минуту спустя, когда  по
моему приказанию он  отпер  маленькую  дверь,  примыкавшую  к  парадному
входу, первое поверхностное впечатление совершенно оправдалось.  Ходячее
несчастье! Жестокая насмешка природы! Мелкий грызун, переодетый ювелиром
с окраины Парижа. Представьте лысого седенького  человечка,  с  больными
легкими и здоровенными гроссбухами, над которыми он корпит  вечерами.  В
сорок лет он выглядел стариком! Кандидатом в морг! Левый глаз,  вылезший
из  орбиты   по   причине   постоянного   пользования   лупой,   казался
искусственным, к тому же  весьма  неудачной  имитацией.  Сквозь  бледную
кожу, как на мраморе с прожилками, просвечивали  темные  вены.  Ей-богу,
этот человек никогда не был ребенком. Он сразу родился таким!
   - Да, месье? Вы меня? Что вам  нужно?  По  какому  поводу?  Случилось
несчастье? Я что-нибудь сделал? - лепетал бедняга, словно  умирающий  на
смертном одре.
   Из чисто гуманных соображений я прервал его агонию:
   - Полиция!
   У человечка  подкосились  ноги.  Точнее,  одна  нога,  на  другой  он
балансировал. Часовой мастер стал часами с маятником.  Он  побелел,  как
циферблат, маленькие глазки показывали двадцать минут девятого.
   - Значит, поймали? - протекал он.
   - Кого?
   - Ну.., то есть.., моего сына, Шарля?
   Ювелир чихнул.
   - Зайдем в дом, - предложил я, - вы простудитесь.
   Мягко, но властно я  втолкнул  эту  небритую  тень  в  длинный  узкий
коридор. Желтые стены были увешаны полками,  на  которых  плотно  стояли
горшки с цветами. Передвигаться по душному  парнику  можно  было  только
боком. Мы пробрались в гостиную, не более веселенькую, чем  общественный
туалет.
   -  Почему  вы  спросили,  не  пойман  ли  мальчишка?  -  спросил   я,
усаживаясь.
   - Но как же.., учитывая обстоятельства, я подумал...
   Наверное, я должен был испытывать сочувствие к убитому горем отцу, но
на самом деле он меня  раздражал.  Его  душераздирающий  вид.  Некоторые
страдальцы сильно смахивают на тараканов. Их хочется раздавить.
   - Какие обстоятельства?
   - Ведь Шарль сбежал, не так ли?
   - Когда?
   Ювелир совсем растерялся и не понимал, зачем тогда крепкий  молодчик,
каковым я выгляжу, ввалился к нему в дом.
   - На прошлой неделе... Из зала суда...
   Постойте-ка,  смутно  припоминаю,  что  читал  об  этом  в   какой-то
брехаловке. Три строчки, не  более.  "Оступившийся  юноша,  арестованный
за..."
   - Я решил, что вы его арестовали, - закончил ювелир.
   - Я здесь не по  поводу  Шарля.  На  физиономии  смертника  мелькнула
надежда.
   - Правда?
   - Меня интересует ваша свояченица.
   - Марсель?
   Я на секунду опешил, но тут же вспомнил, что Ребекку зовут Марсель, и
кивнул.
   - Да, она. Мне необходимо ее срочно повидать.
   - Повидать ее? Но она здесь не живет!
   По его роже неудачника было видно, что он не врет. Я обманывал  себя,
надеясь, что беглянка бросится искать убежище в Сен-Франк-ля-Пер.
   - Она живет на острове Сен-Луи, - продолжал несчастный, - с...
   - С Жоржем Кампари, - перебил я. - Однако сегодня вечером она  уехала
оттуда к вам. По крайней мере, я так предположил.
   Он покачал головой.
   - Нет! Нет!
   - Сейчас мы в этом убедимся! - раздался грозный голос Берты.
   Достойная супруга Берю следовала за  мной  по  пятам.  Притаившись  в
коридоре, она наблюдала за нами критическим оком.
   - Но уверяю вас, - взмолился папаша Шарля, - я ее не видел!
   Большая Берта двинулась на ювелира, словно дорожный каток.
   - Плевать я хотела на уверения ничтожества, чей сын сбежал из тюрьмы!
- сухо объявила она. - Нет, кроме шуток,  до  чего  мы  докатимся,  если
станем верить россказням людишек, воспитавших висельника!
   Ювелир побледнел еще сильнее.
   - Но, мадам!.. - возмущенно пискнул он.
   Увесистая пощечина оборвала возражения.
   Месье Надисс беспомощно клацнул челюстями.
   - Нет, вы только  посмотрите  на  этого  гнусного  лицемера!  Он  еще
осмеливается  возражать!  Толкнул  ребенка  на  преступление  и   теперь
пыжится, словно вошь в шевелюре панка!
   - Успокойтесь, дорогая Берта, - поспешил вмешаться я, опасаясь нового
побоища.
   - О, не бойтесь, - твердым тоном произнесла китиха,  -  я  совершенно
спокойна, вот только терпеть не могу  заносчивых  типов.  Этот  придурок
выламывается тут перед нами, а у самого сын  -  бандит  и  свояченица  -
убийца. Тошнит меня от его вида!
   - Моя сестра - убийца! - раздался голос, напоминавший треск  мельницы
для перца, если ее наполнить дробью.
   На сцене появилась жена ювелира.  Сокровищем  ее  никак  нельзя  было
назвать.  Подарком  тоже.  Красный  бумазейный  халат  прикрывал   тощее
костистое тело. Волосы свисали тонкими прядями, словно щупальца  дохлого
осьминога. Верхние зубы  сильно  выдавались  вперед  над  крючкообразным
подбородком, губа была слишком мала, чтобы их прикрыть.
   Судя по замогильному голосу, бедняжка страдала ларингитом.
   Она обвела нас скорбным взглядом. Такой взгляд иногда  встречается  у
клоунов, когда они переусердствуют с гримом.
   - Еще одна пожаловала! - прогремела Берта. -  Надо  полагать,  мамаша
юного подонка! Какова семейка, а? Постерегите-ка их, Сан-Антонио, пока я
обыщу квартирку. Ювелиры,  как  же!  Скупщики  краденого,  вот  кто  эти
мерзавцы!
   - Кто вам дал право нас оскорблять! - возмутилась мадам Надисс.  -  И
не смейте рыться в наших вещах без ордера на обыск! Не имеете права...
   - А, голосок прорезался? -  хмыкнула  Берта.  -  Продолжайте,  я  вас
внимательно слушаю. Да-да, продолжайте, а мы посмеемся всласть!  Полиция
не имеет права?  Нам  запрещено  обыскивать  логово  гангстеров?  Может,
арестуем  их,  комиссар?  По-моему,  неплохая  идея!  Будем  держать   в
заложниках, пока не найдут мальчишку и потаскуху. В  случае  чего  будет
кого  отправить  на  гильотину.  Защелкните-ка  на  них   наручники!   И
побыстрее, пожалуйста. Уважьте меня. К наглым  пройдохам,  что  вопят  о
своих правах, не должно быть никакого снисхождения!  Меня  не  удивляет,
что щенок стал на скользкий путь. Яблочко от  яблони,  как  говорится  в
Библии. Погодите-ка, ювелир... - Берта нахмурилась. -  Какой  пример  он
может подать сыну? Бедное дитя с самого рождения только  и  видело,  что
золотишко  да  камешки!  Как  тут  не  преступить  закон!  В  ребенке  с
младенчества пестовали дурные наклонности! На этот случай  есть  статья.
Растление малолетних, если не ошибаюсь? Наручники, скорее!
   Я с трудом утихомирил мегеру.  Власть,  которой  она  самочинно  себя
облекла  на  сегодняшний  вечер,  ударила  ей  в   голову.   Кровожадные
инстинкты, дремавшие под толстым слоем  сала,  вдруг  громко  заявили  о
себе. Мне пришлось повысить голос и сделать страшные глаза, и уязвленная
Берта направилась в глубь квартиры, чтобы убедиться, что она  совершенно
пуста.
   Уф! Наконец-то я остался наедине с удрученной парочкой. Похоже,  этих
бедолаг преследовал злой рок. От них пахло  несчастьем,  как  от  других
пахнет потом. Они давно  варились  в  невзгодах,  возможно,  всю  жизнь.
Мальчик и девочка для битья, урожденные горемыки! Тревога въелась  в  их
плоть и кровь и,  как  паразит,  высасывала  последние  силы,  разъедала
последние надежды.
   - Простите выходку толстухи, - произнес я,  улыбаясь.  -  Причину  ее
присутствия здесь было бы слишком долго объяснять.  Она  буйная,  но  не
злая.
   - Что ЕЩЕ случилось? - голосом из склепа осведомилась мадам Надисс.
   Какая безоговорочная покорность судьбе прозвучала в  этом  "еще"!  Их
утлая лодчонка была обречена плыть по сточной канаве. Верным  курсом  на
кладбище кораблей! Что  ж,  попутного  ветра,  ребята!  Одной  пробоиной
больше, одной меньше...
   - Найден труп на крыше дома, где живет ваша сестра...
   Я с трудом выговорил "ваша сестра" настолько мало они  походили  друг
на друга. Одна - юная красотка, другая - старая карга.  Общего  было  не
больше, чем у спелого персика и обглоданной виноградной кисти.
   - Ведь Марсель ваша сестра?
   - Сводная...
   Ага, это многое объясняет.
   - Я,  так  сказать,  ее  воспитала,  -  продолжала  мадам  Надисс.  -
Говорите, труп в ее доме? Ужасно.
   - Пока мы обследовали помещение, ваша сестричка сбежала.
   - То есть как, сбежала?..
   - Сказала подружкам, что "запахло жареным", передаю  дословно.  Потом
схватила пальтишко и была такова.  Посреди  ночи.  Я  подумал,  что  она
попытается спрятаться у вас.
   - Нет, нет, - закудахтал ювелир. - Мы ее не видели, правда, золотце?
   "Золотце"! Бывают же олухи, что так неудачно шутят!
   - И она вам не звонила? - допытывался я.
   - Нет!
   Я сверлил их взглядом, словно директор школы провинившихся  учеников.
Супруги казались безнадежно искренними.
   И тут мне повезло. В нашей профессии  на  помощь  частенько  приходит
случай, невероятное  стечение  обстоятельств.  Сколько  раз,  разыскивая
преступника, я сталкивался с ним в  самом  неожиданном  месте,  но  если
вставить такие истории в книгу... Читатели немедленно почуяли бы натяжку
и обозвали автора дилетантом, кретином, кайфоломом, жалким мошенником  и
прочее... Им требуется жесткая  и  яркая  конструкция,  вроде  тех,  что
складывают  из  деталек  "лего".  А  также  лихо  закрученная   интрига!
Непременно по трупу в  каждой  главе.  Чтоб  им  было  от  чего  затаить
дыхание. Они любят, когда их запутывают. Если ты  объявляешь,  что  тебе
позарез нужно отыскать некоего малого и это вопрос  жизни  и  смерти,  а
через две строчки выясняется, что искать особенно нечего, вот  он,  этот
малый,  сидит  за  столиком  уличного  кафе  напротив   комиссариата   и
потягивает коктейль, читатели устраивают  скандал.  Ты  злоупотребил  их
недоверчивостью! Они от тебя отрекаются.
   По всем правилам искусства, учитывая конъюнктуру  и  ситуацию,  я  бы
должен сейчас заткнуть себе глотку. Набрать в рот воды. Сделать вид, что
ничего не произошло. Умолчать. Ведь умолчание не ложь, а так,  маленькая
хитрость.
   Но вы же меня знаете... Карты на стол, вот мой принцип! Глаза в глаза
с читателем. Это вопрос веры. Правда, полная и чистая!  Читатель  знает,
что каждая, даже самая крошечная, деталь в моих книжках всегда точна, ее
можно проверить. Я  не  имею  права  юлить.  Простофиль  я  оставляю  на
растерзание халтурщика