победить их последние  сомнения,  но  это
уже  исключительный  случай  для  по-настоящему  добродетельных  девушек.  С
Маринетт нет нужды вставлять между жрачкой и постелью  киношку...  Стаканчик
"куантро", и она уже готова отдать себя всю целиком!
   В  три  часа  пополудни  -  время  французское  -  я   даю   сеанс   моих
внепрофессиональных способностей. Она так им довольна, что  просит  записать
ее на абонемент.
   Нет ничего лучше аперитива, чтобы привести вас в форму после такой бурной
второй половины дня.
   Мы проглатываем наш второй  чинзано  в  бистро  на  Сен-Жермен-де-Прэ.  У
малютки Маринетт глаза широкие,  как  раструб  горна.  В  спешке  наложенная
губная помада не  совсем  совпадает  с  линией  губ.  Она  похожа  на  плохо
напечатанную афишу.
   Она так неумело держит меня под руку, что мне становится стыдно. На  кого
я похож с этой повисшей на мне влюбленной дурочкой? На деревенского лопуха в
свадебном путешествии!
   В бистро входит продавец газет. Я делаю ему знак. Газета. Вот что придаст
мне солидности.
   Я вздрагиваю, увидев, что утреннее дело занимает первую  страницу.  Читаю
статью и узнаю потрясающие вещи!
   Человек в кожаном пальто сам явился в полицию, узнав о смерти  антиквара.
Это некий Жан Парьо, посредник,  тоже  занимающийся  антиквариатом.  Сегодня
утром он продал Бальмену партию предметов старины, и  Бальмен  попросил  его
сходить вместе с ним в банк, чтобы расплатиться за эту покупку.
   Бальмен чувствовал себя усталым. Выйдя из банка, он сел в  машину  Парьо,
пока тот пошел позвонить в соседнее кафе, и умер. Когда Парьо  вернулся,  то
узнал об инциденте и позвонил в районный комиссариат, а оттуда его направили
в криминальную полицию.
   И вся история...
   Вот что значит быть настроенным на  тайны,  как  говорит  Фелиси!  Я  уже
навыдумывал  махинации,  козни,  трюки.  А  все  оказалось  просто:  честный
старичок с больным сердцем умер сам по себе...
   - Ну, возвращаемся!- внезапно говорю я. Малышка встает.
   В тот момент, когда она шагает через  порог,  я  замираю.  Согласен,  все
просто и логично, но почему тогда  Бальмен  написал  на  корешке  чека:  "На
помощь"?

   Глава 3
   Монотонный голос Эктора доносится до меня, будто с  другой  планеты.  Мне
совершенно безразлично, что он говорит, как, впрочем, и вся его персона.  Он
рассказывает о своих расширенных венах, язвах, о своем начальнике и  доме...
Пятьдесят лет посредственности проходят перед нашими ушами.
   Он так меня достал, что я хватаюсь за первый пришедший в голову  предлог,
чтобы смыться.
   - Мне нужно заниматься расследованием  одного  дела.  Вы  меня  извините,
Эктор?
   Он меня извиняет, потому что тоже  меня  не  выносит:  антипатия,  как  и
любовь, обычно бывает взаимной.
   - Вечная гонка по горам и долам?- замечает он с кислой миной.
   - Ну да!- отвечаю.- Не всем же сидеть всю жизнь в мягком кресле.
   Это является очень точным намеком  на  должность  Эктора,  работающего  в
забытом отделе одного заштатного министерства.
   Он проглатывает пилюлю и запивает бокалом бордоского, чтобы лучше пошла.
   - До свидания,- говорю я Фелиси и Эктору.  И  добавляю,  чтобы  заставить
покраснеть мою маму: - Ведите себя благоразумно!
   Эктор улыбается глупой и кислой улыбкой.
   Я с облегчением выхожу из дома. Бывают моменты,  когда  я  совершенно  не
выношу тупиц!
   Бледное солнце пытается сделать повеселее это воскресенье в  конце  зимы.
Но чтобы сделать парижское воскресенье повеселее, нужно нечто  большее,  чем
солнце.
   Я еду в Париж, спрашивая себя, чем бы заняться, чтобы убить время. В этот
момент в Службе полный штиль.
   Вот уже две недели я практически ничего не делаю,  и  безделье  давит  на
меня, как шоколадный крем на печень больного гепатитом...
   Я въезжаю в  Булонский  лес  и  качу  на  второй  скорости.  Здесь  полно
добропорядочных  людей,  гуляющих  со  своими  детишками,   и   проституток,
улыбающихся мне.
   В маленьких аллеях стоят машины, внутри которых парочки выражают взаимные
симпатии...
   Я б сейчас запросто дал полсотни франков тому, кто подал бы  мне  дельную
мысль... Театр? Уже  слишком  поздно,  и  спектакли  начались...  Кино?..  В
одиночку туда идти совсем не фонтан!
   Снять телку? Надоело.  Вчерашний  сеанс  успокоил  мне  нервы.  И  потом,
нельзя, чтобы это вошло в привычку...
   Я проезжаю через Лес, не найдя ничего  приемлемого,  кручусь  по  площади
Этуаль,  сворачиваю  на  авеню  Ваграм,  следую   через   площадь   Терн   и
непроизвольно оказываюсь на бульваре Курсель.
   Как поется в песне: "Мы сделали это, почти не подумав!"
   Если у вас есть хоть немного памяти, то вы  вспомните,  что  на  бульваре
Курсель находился антикварный магазин покойного месье Бальмена.
   Почему я думаю о маленьком старичке в  это  унылое  воскресенье  накануне
весны?
   Да, я думаю  о  нем,  о  его  перепуганных  глазах,  жалких  седых  усах,
совершенно белых щеках...
   О нем, совсем одиноком и мертвом в этой машине...
   Дом сто двадцать. Это здесь.
   Я припарковываю мою машину на границе парка Монсо,  пересекаю  бульвар  и
подхожу к магазину, железный занавес которого опущен.
   После короткого колебания захожу в дом...  Комнатка  консьержки,  откуда,
как и изо всех комнаток консьержек, идет запах еды.
   Стучу в стекло. Толстая женщина поднимает голову, оторвавшись от  большой
кружки сладкого вина.
   - Ч„ вы хотите?- спрашивает  она  и  переводит  дыхание.  Возможно,  этот
короткий вопрос станет ее самым большим физическим усилием за весь день.
   - Где квартира месье Бальмена?  Она  поднимает  на  мою  персону  взгляд,
тяжелый, как мокрое знамя.
   - Он окочурился,- непочтительно говорит она.
   - Знаю, но ведь он все-таки жил здесь?
   Она прилипает толстой физиономией к  кружке,  потом  поднимает  ее,  и  я
констатирую, что кружка пуста. Снимаю шляпу! Вот это глотки.
   Она вздыхает с таким звуком, как будто из шины выходит воздух.
   - Четвертый этаж, слева.
   С ума сойти, каких усилий порой требуют некоторые невинные сведения.
   - Спасибо!- говорю я.- Ваше здоровье...
   Поднимаюсь по лестнице. Три этажа - это  большой  подъем!  Останавливаюсь
перед дверью слева и нажимаю на кнопку звонка.
   Я действую наудачу, не зная, есть ли кто в квартире. Бальмен был холостяк
и, возможно, жил совсем один.
   Звук шагов доказывает мне обратное.  Дверь  открывается,  и  передо  мной
оказывается маленький педик с завитыми белокурыми волосами.
   Ему, может быть, лет двадцать пять, может, чуть больше или меньше.  Похож
на туберкулезника... Он среднего роста, тонкий и  хрупкий.  На  щеках  следы
пудры, разумеется, пудра голубого цвета; на губах следы помады.  Но  сегодня
день траура, и он не  наводил  красоту.  У  него  глаза  газели,  влажные  и
бесчеловечные, как у всех ему подобных... Тонкие руки дрожат.
   Его голос хрипловат, как у Марлен Дитрих. Говоря, он  жеманно  взмахивает
ресницами.
   - Месье?..
   - Здравствуйте,- говорю я.- Это квартира месье Бальмена?
   - Да...
   - Полиция...
   Он в испуге отшатывается.
   - Господи!
   - Вы родственник месье Бальмена? Он качает светлыми кудряшками.
   - Нет,- отвечает,- я его друг...
   В мире нужны всякие, как говорит Фелиси. И я с ней  охотно  соглашаюсь...
Чтобы  мир  крутился  нормально,  в  нем  должны  быть  полицейские,  шлюхи,
порядочные люди, кузены Экторы и голубые, вроде этого, хотя лично я ненавижу
бабозаменителей. Это просто физическое отвращение...
   - Друг или жена?- спрашиваю я в лоб.
   Новый испуганный жест "дамочки".
   Но педики любят, когда их немного встряхивают.
   - О, господин инспектор!- жеманничает он.
   - Комиссар,- поправляю я. Временами я очень щепетилен к моему званию.
   Этими несколькими фразами мы обменялись на коврике у двери.  Я  вталкиваю
мальчика в комфортабельную квартиру и вхожу туда следом за ним.
   - Мы можем поговорить, да?- спрашиваю.
   - Разумеется. Проходите!
   Он ведет меня в салон, меблированный в  чистом  стиле  Луи  Надцатого.  Я
усаживаюсь в кресло с такими хрупкими ножками, что сомневаюсь,  выдержат  ли
они мои семьдесят шесть кило. Педик ложится на диван и  начинает  изображать
из себя Жюльетт Рекамье.
   На нем розовая рубашка, фиолетовые  брюки  и  желтый  шелковый  платок...
Странный туалет для траура...
   - Как ваше заглавие?- спрашиваю я.
   - Мое... что?
   - Ваше имя.
   - А! О! Очень забавно! Как вы сказали? Заглавие? Здорово...
   Мой разъяренный взгляд успокаивает его восторги.
   - Меня зовут Джо,- отвечает ок.
   - Очень красиво для близких  друзей,-  оцениваю  я,-  но  ведь  секретарь
полиции, выдававший вам удостоверение личности, не удовлетворился этим?
   Он жеманничает.
   - А вы юморист, господин комиссар.
   - Мне это говорят уже двадцать лет. Так как же все-таки вас зовут?
   - Джо Дени...
   - Возраст?
   - Тридцать три! Но я ведь выгляжу моложе, правда? С каким удовольствием я
саданул бы ему по роже, чтобы успокоить нервы.
   - Так, значит, старик был голубым?- говорю я больше  для  себя,  чем  для
него.
   Я пытаюсь представить себе Бальмена... В общем, он чем-то  был  похож  на
педика.
   Мой собеседник не отвечает на этот полувопрос.
   - Долго вы были вместе?
   - Четыре года,- вздыхает он.
   - Наследуете вы?
   - Не знаю...
   Но по  легкому  поблескиванию  его  глаз  я  понимаю,  что  он  прекрасно
информирован по этому вопросу. А  он  не  дурак!  Небось  заставил  старичка
написать на себя завещание, пока иллюстрировал ему "Камасутру"...
   - Он был сердечником?
   - Да.
   - Его дела шли хорошо?
   - Кажется, да... Он давно здесь живет, имеет постоянную клиентуру...
   - Согласен... Только не "имеет", а "имел". Хотим мы того или нет, а о нем
приходится говорить в прошедшем времени, не так ли?
   - Увы!- вздыхает он.
   - Скорбите?
   - Очень...
   - Все утрясется, вы найдете порядочного мужчину, с которым начнете  жизнь
сначала,- усмехаюсь я.- Вдовца без детей... А может, и с детьми, они дела не
портят... Я уверен, из вас вышла бы отличная мать семейства.
   Он не реагирует.
   - Вы работали с Бальменом?
   - Как это?
   - В его магазине?
   - Редко... Только на праздники, когда бывало много народу.
   - В общем, ты мальчик для особых  случаев?  Что  вы  хотите,  не  могу  я
называть эту мерзость на "вы".
   Глядя ему прямо в глаза, я спрашиваю:
   - Ты знаешь Жана Парьо? Он качает головой.
   - Кого?
   - Жана Парьо. Посредника, с которым был твой старик, когда дал дуба.
   - Нет,-отвечает мальчик.
   - Такой высокий, в кожаном пальто.
   - Нет...
   Вид у него искренний, как у дюжины тигров. Я не настаиваю.
   - Ладно... Ты в курсе, что вчера он приобрел старинные вещи?
   - Совсем нет...
   - Ну что ж, мой мальчик, мне остается  только  проститься  с  тобой...  У
Бальмена были родственники? - Нет, у него никого нет.
   - Значит, антиквариат достанется тебе, Джо, можешь утешиться...
   Он довольно улыбается.
   - До скорой встречи, паренек!
   Он протягивает руку, но мне противно к ней притрагиваться.
   Я выхожу из квартиры и  спускаюсь  по  лестнице.  Прохожу  мимо  комнатки
консьержки, пересекаю бульвар, сажусь в мою машину и в этот момент  замечаю,
что забыл у Бальмена перчатки.
   Прямо как в книжке.
   Я разворачиваюсь, возвращаюсь в дом голубого антиквара, и что вы  думали,
кого я вижу на лестнице? Милейшего Жана Парьо, он же тип в кожаном пальто...
   Я, как ни в чем не бывало, иду за ним.
   Он останавливается на четвертом этаже и играет на звонке  левой  квартиры
"Мои ботинки промокают".
   Педик открывает ему.
   - Привет, Жанно,- кудахчет он.- Мне тут сейчас  было  жарко...  Представь
себе...
   Дверь закрылась. Я стою у перил на половину этажа ниже.
   Так, значит, пидер наколол меня, сказав, что не знает человека в  кожаном
пальто! Я стискиваю кулаки.
   Он дорого заплатит за эту шуточку. Я в четыре прыжка подскакиваю к двери,
прилипаю ухом к замку, но они, должно быть, ушли в гостиную, потому  что  до
меня долетает только неразборчивый шепот.
   Тогда я тоже вызваниваю мелодию  песенки  про  колеса.  Полная  тишина...
Должно быть, они напряженно вслушиваются.
   Я повторяю мое  маленькое  соло  на  звонке.  Наконец  слышится  шорох  и
приглушенный, немного встревоженный голос Джо спрашивает:
   - Кто там?
   - Друг, который желает вам добра,- усмехаюсь  я.  Он  узнает  мой  гордый
голос и решается отпереть дверь. "Тетя" выглядит чуточку бледновато.
   - Я забыл перчатки,- говорю я. Он пялится на мои руки.
   - Ваши перчатки?- переспрашивает он с ошеломленным видом.
   - Да,- подтверждаю я.- Знаешь, такие маленькие штуковины, которые  похожи
на пустые соски и которые надевают на руки, чтобы  согреть  их  или  придать
себе пижонский вид?
   - Вы уверены, что оставили их здесь? Я... Я все внимательно осмотрел...
   - Как это ты все осмотрел? Ты что, боялся, что я их забуду?
   - Нет, но... я... я уверен, что вы ничего не забыли!
   - Но проверить-то можно? Это ведь ничего не стоит...
   Я отодвигаю его в сторону и захожу в гостиную. Как и  следовало  ожидать,
Парьо сидит там.
   При моем появлении он встает и спокойно смотрит на меня. Он еще выше, чем
показался мне сначала. Густые брови подчеркивают выступающий лоб. Нос у него
крючковатый, скулы широкие, подбородок резко очерчен.
   Что преобладает в этом индивиде, так это ощущение  моральной  правоты.  В
нем есть  что-то  упрямое  и  непреклонное-  Чувствуется,  что  он  сохранит
спокойствие, даже если вы подпалите ему трусы.
   - Месье Парьо?- любезно осведомляюсь я.
   - Он самый. С кем имею честь?
   - Комиссар Сан-Антонио. Это я обнаружил вчера утром труп Бальмена в вашей
машине...
   - А, очень хорошо!- говорит он.
   - А я думал, вы незнакомы,- замечаю я, показывая на Джо пальцем.
   Парьо пожимает плечами.
   - Разумеется, это он вам так сказал? Его вопрос, служащий ответом на мой,
обезоруживает меня.
   - Да,- раздраженно подтверждаю я. Он с презрением пожимает плечами.
   - Меня это не удивляет!- заявляет он.
   Джо изображает девушку из хорошей  семьи,  которую  полковник  застал  за
поправлением подвязки чулка. Он краснеет.
   - Этот идиот пуглив, как  девка,-  продолжает  Парьо.  Он  демонстративно
усиливает презрительную интонацию, показывая мне, что сам он не голубой.
   - Он никогда отсюда не выходит,-  добавляет  Парьо.-  Настоящая  домашняя
собачонка... Ты почему сказал господину комиссару, что мы незнакомы?
   Честное слово, друзья, в этот момент я присутствую  при  красивом  номере
"Спасение утопающего". Парьо пытается выправить положение твердой  рукой,  и
получается это у него блистательно.
   - Я не решился,- блеет педик. Пожатие плечами, и для человека  в  кожаном
пальто вопрос закрыт.
   - Вы давно знакомы с Бальменом?- спрашиваю его я.
   - Лет  десять...  Я  тоже  занимаюсь  антиквариатом,  специализируюсь  на
нумизматике... Бальмен был одним из моих лучших клиентов и лучших друзейИ он
добавляет, бросив многозначительный взгляд на педика:
   - Но у нас была просто дружба.
   - Почему вы вчера поехали в банк вместе с ним? Он изображает удивление.
   - Но я уже объяснял это в полиции...
   - Вам не трудно повторить для меня?
   - Расследование поручено вам? Его тон остается куртуазным, но я прекрасно
понимаю намек. Этот парень дает понять,  что  мне  тут  не  хрена  делать  и
отвечает он исключительно потому, что привык быть вежливым даже с легавыми!
   - Никакого расследования нет,- уверяю я,- поскольку он умер  естественной
смертью. Скажем так: я интересуюсь Бальменом потому, что обнаружил его тело.
Это  вполне  естественно,  правда?-  Я  усмехаюсь.-  Обычно,  месье   Парьо,
полицейские никогда не обнаруживают трупы. Поэтому  я  не  мог  не  увлечься
игрой...
   - Это естественно...
   - Итак?- любезно настаиваю я. Он встряхивается.
   - Ах да!.. Так вот, я принес ему  достаточно  большую  коллекцию  золотых
монет на сумму более десяти миллионов.  Чтобы  не  нарушать  мой  бюджет,  я
попросил Бальмена расплатиться сразу...
   - Наличными?
   - Вас это шокирует?
   - Это крупная сумма...
   -  Посудите  сами,  господин  комиссар.  В  моем  бизнесе  всегда   нужна
наличность. Да что я! Без нее  просто  никуда...  Люди,  продающие  предметы
старины, находятся в стесненном положении, не так ли?
   - Совершенно верно...
   - Я попросил Бальмена снять эту сумму... Поскольку я был  на  машине,  то
предложил подвезти его... Он согласился... Ожидание в банке  утомило  его...
Когда назвали его номер, у него уже болело  сердце,  и  я  проводил  его  до
окошка.
   Он  рассказывает  свою  историю,  будто  канатоходец  идет  по  стальному
проводу: тщательно взвешивая каждое слово, прежде чем произнести его.
   - И дальше что?- безжалостно настаиваю я.
   - Потом вернулись в мою машину, он отдал мне деньги... В  этот  момент  я
увидел, что уже почти полдень и что  я  пропустил  важную  встречу  с  одним
клиентом из провинции... Я извинился и пошел на почту, расположенную  в  том
же здании, что и банк, только с другой  стороны.  Пришлось  подождать,  пока
меня соединят, потому что я звонил в провинцию...  в  пригород  Руана,  если
говорить точнее. Я долго  разговаривал,  потом  вернулся  к  моей  машине...
Вокруг нее стояла толпа... Дежурный ажан объяснил мне, что случилось.
   Он замолкает и смотрит на меня с таким видом, будто спрашивает: "Это все,
что вы хотели узнать?"
   - Вы можете дать мне ваш адрес? Он хлопает себя по карманам и вытаскивает
бумажник.
   - Простите, господин комиссар, у меня нет при себе визиток.
   Он отрывает угол конверта и пишет на нем несколько строчек.
   Я читаю: "Парьо, улица Шапталь, 20".
   - Спасибо...
   Я кладу уголок конверта в мой бумажник.
   - Ну вот!- говорю я в своем самом  добродушном  стиле.-  Теперь,  дорогой
месье, мне остается задать вам еще один вопросик, и все... На сегодня...
   Его брови резко ползут вверх.
   Поскольку я не тороплюсь спрашивать, он шепчет:
   - Слушаю вас. И можете ему поверить: он меня  действительно  слушает,  да
еще как.
   - Послушайте, месье Парьо, чего ради Бальмен запер свой магазин и  поехал
с вами, хотя мог выписать вам чек на предъявителя?
   Мой вопрос  бьет  его,  как  удар  кулаком  промеж  глаз.  Он  наполовину
открывает рот. Мозги в его котелке кипят в полном режиме... Мне кажется, что
из ушей и ноздрей у него идет пар... Положи руку ему на  лоб  и  обожжешься,
честное слово!
   - Ну...- начинает он.
   Я, тем же тоном, что он пару минут назад, шепчу:
   - Слушаю вас.
   - Ну, Бальмен не знал, можно ли  выдать  чек  на  предъявителя  на  такую
крупную сумму. Поэтому  он  предпочел  поехать  сам,  потому  что  мне  была
совершенно необходима эта сумма.
   Я ему улыбаюсь: хорошо выкрутился! Вы сочтете  меня  ненормальным,  но  я
обожаю такие  маленькие  дуэли.  Особенно  когда  противник  обладает  таким
хладнокровием.
   Я нанес удар, он его парировал... Наступает пауза, но, по правде  говоря,
после его ответа сказать особо нечего.
   - Бальмен имеет телефон?
   - Да, имел,- поправляет меня Парьо.
   Не упустил-таки возможности поддеть меня!
   - Почему же в таком случае он не позвонил в банк, чтобы  спросить,  можно
ли выдать чек на нужную сумму?
   - Признаюсь,- говорит Парьо с гримасой,- что ни  он,  ни  я  об  этом  не
подумали...
   - Однако это очень просто...
   - Просто, если рассуждать задним числом, но в тот момент все шло  быстро.
Кроме того, Бальмен хотел воспользоваться  тем,  что  будет  на  Монпарнасе,
чтобы на обратном пути повидаться с одним коллегой из Ренна.
   "Матч закончился вничью",- говорю я про себя. Джо стоит  прислонившись  к
стене и заложив руки за спину, как будто защищая свою добродетель. Я  смотрю
на него, и он взмахивает ресницами, как  благовоспитанная  девушка,  которой
соседский парень предложил потанцевать в приходской Церкви.
   - Какая симпатичная вдовушка, а?- усмехаюсь я. Парьо сдержанно улыбается.
   Я