йся муж. Ты бы послушал, как он блажил! Как выражался!  Хоть  святых
выноси! Он меня взял как голенького, представляешь? Я храплю  себе  вовсю  и
вдруг сквозь сон чувствую, как какой-то тип - я сначала не  разобрал  кто  -
чистит мне физию! На всю жизнь запомню ощущения! Я, естественно, просыпаюсь.
Адель орет, что, значит, случилось недоразумение... Ошибка, мол,  ничего  не
было... Я пытаюсь собрать манатки. Парень вопит на весь дом, вроде того, что
я сволочь легавая! И что ближайшую революцию он затеет сам лично,  и  не  по
телефону. У него будто и  конкретные  мысли  есть  на  этот  счет  -  будьте
покойны!
   - Мне плевать на его мысли! - говорю я.
   - В конце концов,  чтоб  он  заткнулся,  пришлось  провести  ему  крюк  в
челюсть, и он  заснул.  Ночной  сторож  после  работы  в  такое  время,  сам
понимаешь, должен отдыхать! Мне ничего другого  не  оставалось,  как  надеть
подтяжки и привет, Адель... И вот я здесь!
   - Несчастье тому, кто затеял скандал! - цитирую я  кого-то,  может,  даже
себя.
   - Клянусь, Сан-А, если б ты был на моем месте...
   - Все, хватит!
   До меня начинает доходить услышанное.  Температура  трансформировала  мое
восприятие.  Теперь  надо  сообразить,  какие  будут  последствия.  Потешное
происшествие, нечего сказать! Проблем не избежать, но все равно забавно.
   - Куда ездил Аква? Почему он так долго отсутствовал? - бормочу я.
   Сообразив, что взбучки не будет, Берю решается вновь взять слово.
   - Если хочешь, давай арестуем мужика, а я займусь допросом!
   - Да заткнись ты! Все, что мог, ты уже совершил!
   - Я тебе признаюсь, - продолжает Толстяк, игнорируя мой приказ молчать, -
у меня нервы на пределе. Видишь мой глаз? Красота, да? Ну и житуха, черт  бы
ее взял!  Сподобил  же  Господь  такой  профессии...  Вдобавок  я  обещал  в
следующее воскресенье петь в благотворительном концерте. Представляешь?  Как
тут выйдешь перед публикой с такой рожей!
   - Тебя примут с содроганием...
   - Спасибо, - мрачно бурчит он.
   - Ладно, проехали! Нужно снова обмозговать  ситуацию.  Поздно  вечером  я
отослал Пино в Маньи. Была мыслишка поставить мышеловку.
   - Мышеловку?
   - Именно! Вполне возможно, бандит Анж поедет туда,  чтобы  откопать  труп
Келлера и спрятать концы. Поскольку ты напрочь засветился и Аква тебя знает,
быстро езжай на подмогу Пинюшу.  Возьми  с  собой  жратву,  питье...  Только
никакой выпивки, слышишь! Запритесь в доме, не создавайте шума и ждите. Если
кто-нибудь появится - хомут на шею и срочно сюда.
   - Будет сделано, - рапортует Берю, довольный заданием.
   - И еще совет, Толстяк...
   - Да?
   -  Не  приобретай  вредных  привычек  Казановы,  это  не  входит  в  твои
профессиональные обязанности.
   - Да ладно, хватит меня лечить - я уже выздоровел! -  смеется  он,  снова
хватая шляпу в руки.
   Ну что с ним делать? Я люблю этого толстого бабника.
   - Как считаешь, мне можно показаться на сцене в темных очках? Жалко  ведь
- две недели  репетировал  мои  любимые  песни  -  "Каторжники"  и  "Розовый
бутон"... - И он запевает:
   Во вкусе я твоем, Роза,
   И если хочешь, завтра
   Приду сорвать бутон
   Своим шипом!
   Стекла звенят. Фелиция бежит  к  нам,  обеспокоенная  легкими  признаками
землетрясения. Толстяк напяливает на тыкву свою видавшую виды шляпу.
   - Там восемь классных куплетов.  Но  не  буду  возбуждать  болящих  своим
пением!

Глава четвертая
В которой я начинаю себя презирать

   Усилия  Фелиции  не  пропали  даром:  к   полудню   температура   немного
опускается, но самочувствие такое, будто вашего доблестного  Сан-А  переехал
трамвай. Маман настоятельно уговаривает меня вызвать врача.
   Доктор Тео - давний друг нашей семьи. Он помог мне появиться на свет, что
само по себе заслуживает награды - не менее ордена Почетного  легиона  (если
бы его уже  не  наградили  раньше  за  достижения  в  области  национального
здравоохранения).
   Я сдаюсь, поскольку знаю: маман  не  перенесет,  если  доктор  воочию  не
убедится, что через два дня я смогу самостоятельно жевать телячий бифштекс и
запрыгнуть на любую птичку, у которой не будет аллергии на мой шарм.
   Лекарь живет в трех кварталах от нас и прибегает моментально, будто начал
забег с низкого старта. Добродушный  толстяк  с  копной  белоснежных  волос,
очками в тяжелой золотой оправе и отвислыми ушами, доктор Тео  действительно
знает пульс нашей семьи, как никто другой.
   - Как дела, малыш? - обращается он ко мне, так как уже давно потерял счет
годам и очень рассеян.
   - А я как раз хотел узнать ваше мнение, док!
   Он широко улыбается.
   Уже  одно  его  присутствие  успокаивает  растревоженную  моей   болезнью
матушку. Она верит в него, как в Деву Марию Лурдскую.
   Тео с внимательным видом выслушивает  и  простукивает  меня,  как  делают
теперь только  старые  врачи.  Затем,  будто  открыл  новый  закон  Ньютона,
изрекает вердикт:
   - Ангина! Ничего страшного.
   Он выписывает самое модное на  данный  момент  лекарство,  потом  заметно
теряет ко мне интерес и принимается  весело  болтать  с  Фелицией.  Внизу  в
столовой звонит телефон. Маман идет снять трубку. Когда она возвращается,  у
нее на лбу написано: "Пожарная тревога!"
   - Звонил инспектор Лавуан. Он попросил меня сообщить тебе, что некий  Анж
Равиоли был убит сегодня ночью.
   В мгновение ока я оказываюсь в сидячем положении.
   - Что?
   И вдруг как рукой сняло всякую боль в горле, температуру, да  и  в  тыкве
просветлело. Мигом  забываю  о  присутствии  доктора  и  его  распоряжениях.
Секунда - и я уже на ногах.
   - Ты с ума сошел, Антуан! - вскрикивает Фелиция. -  Немедленно  ложись  в
постель...
   - Чуть позже, маман! Мне нужно срочно мчаться туда.
   -  Но  это  неразумно,  сынок,  -  сурово  заявляет  Тео,  -  могут  быть
осложнения...
   - Они уже начались, можете поверить мне на слово, док!
   Торопливо натягивая шмотки, я прошу его:
   - Дайте мне что-нибудь, чтобы хоть сегодня продержаться, а завтра  я  вам
обещаю привязать себя к кровати.
   - Ну и работа у тебя, мой мальчик! - хмыкает домашний терапевт.
   Он открывает свой черный, видавший виды и бесчисленных раздетых пациентов
(и пациенток) саквояж, роется  в  нем  и  наконец  протягивает  мне  плоскую
коробочку.
   - Три раза в день. Но это поможет тебе лишь мобилизовать твои  внутренние
ресурсы. Чудес не бывает, мой друг!
   - Отлично, док, вы просто волшебник!
   - Работа его угробит, - стонет Фелиция.
   Я пристально смотрю на лекаря, и старина  Тео  тут  же  начинает  утешать
маман:
   - Ничего-ничего, он здоров как  бык,  моя  дорогая!  Ведь  гонки  легавых
проводятся круглый год, и никто не спрашивает у бедных собачек, есть  у  них
ангина или нет.
   Напяливаю на себя все, что можно, поверх всего  накручиваю  кашне,  чтобы
скрыть свою небритость, и стартую.

***

   Лавуан улыбается во весь рот.
   - Я так и знал, что вы приедете, патрон.
   Конечно, приятно командовать людьми. Но это одновременно  накладывает  на
тебя множество обязательств, в частности, ты утрачиваешь право болеть.
   - Спасибо на добром слове! Ну выкладывай!
   - Патрульные мотоциклисты из жандармерии обнаружили Равиоли на  дороге  в
Понтуаз. Он сидел за  рулем  своей  американской  тачки.  Убит  выстрелом  в
затылок. Пуля прошла навылет и разбила лобовое  стекло.  Потому-то  жандармы
его и заметили.
   - Где нашли машину?
   - На въезде в  город.  Машина  была  аккуратно  припаркована  к  обочине,
подфарники горели. Голова Равиоли откинута на спинку, будто он спал. Если бы
не разбитое стекло, убитого еще долго искали бы.
   - Когда наступила смерть?
   - Согласно первому заключению врача, между полуночью и двумя утра...
   Мысленно я посылаю нежный привет строгому моралисту Сержу  Акве,  который
как раз и отсутствовал между одиннадцатью и тремя утра. Ох, как мне  хочется
поболтать с ним с глазу на глаз!  Но  момент  для  интимных  встреч  еще  не
настал.
   - Снимали отпечатки пальчиков в машине Анжа?
   - Ребята из лаборатории сейчас именно этим и занимаются. Но  отпечатки  в
машине - вы же сами знаете, что это такое! Чтоб все их разобрать...
   - Калибр пушки?
   - Девять миллиметров. Потому-то пуля и прошибла ему череп насквозь. Такой
калибр, да еще в упор! У парня осталась лишь половина башки.  Все  остальное
как в томатном соусе.
   Образ напоминает мне о собственном состоянии. О черт, до чего же  гнусно!
Будто мою тыкву окунули в горячую воду...
   - Принеси мне стакан воды...
   Я заглатываю одну из таблеток, данных  мне  доктором  Тео.  Если  учесть,
какое количество лекарств мы поглощаем, как  только  почувствуем  хворь,  то
прямо-таки  удивительно,  что  средняя  продолжительность  жизни   населения
неуклонно растет.
   Пытаясь хоть как-то унять боль в раскалывающейся голове, я  на  несколько
секунд сжимаю ее ладонями. Фармакология  вряд  ли  в  состоянии  помочь  мне
сегодня. Чтобы прийти в себя, придется  обратиться  к  единственному,  давно
придуманному человечеством средству, к которому только и следует прибегать в
нашей проклятой профессии.
   - Прошу тебя, Лавуан, спустись в  кафе  напротив  и  принеси  мне  полный
стакан виски без воды и безо льда!
   Он улыбается:
   - В ход пошла тяжелая артиллерия?
   - Да, по воробьям! Неси скорей!
   Когда он выходит, я звоню в лабораторию:
   - Вы сделали фотографии с пленки, которую я передал вам вчера?
   - Да, господин комиссар.
   - И теперь ждете приглашения, чтоб мне их принести?
   - Но они не очень по качеству...
   - О качестве разрешите мне судить самому!
   Какой же я становлюсь злой, когда у меня температура! Сам себе не рад!
   Минуты через три мне приносят фотографии. На одной из них Аква  получился
в полный рост, но не хватает верхней половины физиономии. К счастью, другая,
где изображена падчерица, вышла вполне сносно,  и  это  меня  устраивает.  Я
кладу фотографию в портмоне.
   Лавуан возвращается с полным  стаканом  виски.  Опрокидываю  его  залпом,
зажмуриваюсь и с трудом перевожу дух. Напиток проходит поверх миндалин,  как
наждачная бумага.  Но  тут  же  тепло  разливается  по  телу,  и  я  начинаю
чувствовать себя намного лучше. Надеюсь, на  этом  запасе  горючего  удастся
закончить гонку.
   - Слушай, Лавуан, ты мне, кажется, говорил,  будто  Равиоли  снял  дом  в
Маньи через местное агентство недвижимости?
   - Да.
   - Я больше чем уверен, что Анж Равиоли был связан с Аквой,  нюхом  чую  -
они сообщники. Остается выяснить, стали они таковыми до или  после  переезда
Равиоли в Маньи. Поезжай  в  агентство  и  выуди  из  парня,  с  которым  ты
разговаривал по телефону, побольше сведений. Узнай, представлялся ли Равиоли
от лица Аквы, или же он прочитал объявление в газете, или еще как-то узнал о
сдаче дома? Словом, я хочу, чтобы ты рассмотрел это дело через лупу, понял?
   - Хорошо, патрон, еду туда сейчас же!
   - Подожди.
   Открываю бумажник.
   - Держи. Это фотография падчерицы Аквы. Покажи  ее  парню  из  агентства.
Пусть он подтвердит, действительно ли она дочь Планкебле. Не забудь  о  том,
что нужно держать язык за зубами...
   Лавуан уходит, натянув на голову шляпу  из  водоотталкивающей  ткани.  От
него за версту прет, что он легавый.
   С трудом выбираюсь из кресла и делаю несколько шагов. Черт, перед глазами
круги! Как бы не хлопнуться прямо тут же на  пол!  Странное  ощущение!  Ноги
ватные, горечь во рту, в голове отупение. Стены, окрашенные гнусной казенной
краской, бешено несутся справа налево и становятся еще противнее.
   "Дорогой мой Сан-Антонио, - говорю я себе вежливо, чтобы не  спугнуть,  -
если ты мужчина, в самый раз доказать это.  Женщинам  ты  представлял  такие
доказательства бессчетное количество раз, теперь докажи это самому себе!"
   Шаг, другой... Все как-то нереально в окружающем мире - он то  удаляется,
то приближается. Внутри меня лишь удивительная  мягкость,  пустота,  хочется
растянуться на полу, чтобы не грохнуться, и выпасть в осадок.
   Там, на горизонте, где кончается коридор, маячит Риголье. Я, кажется, вам
еще ничего о нем не говорил. Он из новых. Но  не  молодой,  просто  новый  в
нашем  управлении.  Он  пришел  из  полиции  нравов  и  сохранил   отпечаток
предыдущей службы: некий налет элегантности, даже  манерности,  по  которому
этих господ можно узнать даже через закрытую дверь.
   Коричневый костюм, темная рубашка, кирпичного цвета галстук, крокодиловые
туфли, ремень с заклепками, мягкая, правильно заломленная шляпа,  аккуратный
плащ и неизбежные для такого сорта людей желтые  перчатки.  Портрет  Риголье
можно было бы поместить в учебнике мировой истории сыска. Словом, образцовый
легавый, как их показывают в кино!
   - Какие сложности, Риго?
   -  Я  занимаюсь  делом  Равиоли,  господин  комиссар.  Я  только  что  из
Понтуаза... Осматривал место происшествия.
   - И что ты высмотрел?
   Он пожимает плечами.
   -  Около  машины  Равиоли  останавливался  другой  автомобиль.  Возможно,
убийцы. Четко отпечатались пятно от масла на траве у  кювета  и  следы  шин.
Легкой машины, типа "рено-8" или "пежо-204".
   - Дальше?
   - Я поручил жандармерии Понтуаза  расспросить  людей,  живущих  у  дороги
недалеко от места трагедии (Риголье употребляет слова, будто  читает  газету
или детективный роман, аристократ!), чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто
видел...
   - Ладно, правильно сделал. Поскольку ты уже завязался с  автотранспортом,
то попробуй  установить,  кто  из  водителей  такси  посадил  сегодня  ночью
примерно в одиннадцать часов пассажира лет пятидесяти с седыми  волосами  на
улице Бланш... Когда найдешь, узнай, где он высадил своего клиента, ясно?
   - Будет сделано, господин комиссар.
   - Чем быстрее ты его найдешь, тем большее расположение с моей  стороны...
Понял, да?
   Он дотрагивается рукой до шляпы.  Мне  же  остается  только  опереться  о
стену, так как голова начинает  кружиться  с  такой  быстротой,  будто  меня
испытывают на пригодность к космическому полету. Черт, это из-за ангины  или
от виски? Проклятье... Кто-то из моих коллег, проходя мимо,  останавливается
и с удивлением смотрит на мои страдания.
   - У тебя давление или что, Сан-А?
   У меня двоится в глазах,  его  морда,  вернее,  две  его  морды  уплывают
куда-то вверх,  потом  ползут  вниз.  Я  трясу  башкой,  но  становится  еще
противней.
   - Оставь, у меня сорок... если хочешь, градусов северной широты...
   - Так тебе надо срочно лечь!
   - Спасибо, я как-то не подумал...
   Он удаляется, насвистывая "Зачем же плакать, ты так  красива!".  Вот  вам
свидетельство того, как довольны  собой  другие,  когда  вы  подыхаете!  Они
прячутся в своем здоровье, как в крепости, и смотрят на вас, как в могилу.
   Еле передвигая ноги, я плетусь в вестибюль. Подхожу к дежурному:
   - Матиас здесь?
   - Сейчас узнаю, господин комиссар!
   Господин комиссар! Это он мне - "господин комиссар"? Слова гулко отдаются
у меня в ушах и, сделав несколько болезненных кульбитов в  тыкве,  падают  в
желудок. Почему у всех вокруг рыбьи рожи, да еще  и  какие-то  экзотические?
Они пускают пузыри,  а  когда  пузыри  лопаются  на  поверхности  аквариума,
раздается проклятое "господин комиссар".
   - Да, он здесь!
   - Скажите ему, пусть спустится во двор к моей машине.
   Я заползаю на сиденье. Матиас подходит, держа сигару в зубах. Это как раз
то последнее, что мне нужно, чтобы окочуриться.
   - Погаси эту чертову сигару и садись за руль! - хриплю я.
   - Как вы себя чувствуете, господин комиссар?
   - Не называй меня "господин  комиссар"!  Меня  уже  тошнит  от  этого!  Я
нездоров...
   - Вам бы лучше...
   - Знаю. Вези меня на улицу Мартир... Заведение " Раминагробис"...
   Он молча садится за рычаги моего танка.
   Улицы Парижа танцуют чудовищную сарабанду. Дома заваливаются  на  меня...
Сжальтесь! Уймитесь!
   - Приехали, господин... э...
   - А? Что?
   Я, видно, провалился. Передо мной фасад  дома  с  закрытой  дверью.  Мимо
проезжает мальчик на велосипеде  с  коробкой  на  багажнике  и  свистит  так
пронзительно, будто у меня в мозгах  запустили  бормашину.  Чтоб  его  черти
взяли!
   - Зайди с черного хода и посмотри, есть ли там кто  внутри,  -  говорю  я
Матиасу.
   Когда тот исчезает с моих глаз, открываю бардачок и вытаскиваю  фляжку  с
бальзамом  из  винных   погребов   братьев-монахов.   Стараясь   не   делать
глотательных движений, заливаю в распухшее горло приличную дозу.  Магическое
месиво. Вроде допинга на короткое время.
   - Там подружка Равиоли, уборщица и несколько официантов,  -  докладывает,
склонившись к  окну,  Матиас.  -  Ребята  из  уголовной  полиции  их  сейчас
раскручивают.
   Его слова гулко отдаются в урне моего сознания.
   Терпеть не могу, когда дорогие коллеги шнуруются  на  месте  моей  охоты,
даже если их присутствие оправдано профессиональными обязанностями.  Плевать
- они мне мешают!
   Собравшись с силами, я передвигаюсь от машины к входу. Матиас ведет  меня
как слепого. Это и правда так,  поскольку  все  передо  мной  пляшет  как  с
перепою. Входим в огромный темный зал. Какие-то тени сгрудились около сцены.
Ночное заведение вообще вызывает у меня брезгливость, а уж в  моем  нынешнем
состоянии представляется просто мерзким змеиным гнездом. Коллеги узнают меня
и по очереди жмут мою ослабевшую руку. Я слышу, как они произносят мое имя.
   - Комиссар болен,  у  него  ангина,  но,  несмотря  на  температуру...  -
вступает Матиас.
   - Заткнись!
   Какой гаденыш мог так ответить на заботу ближнего? Оглядываю  всех  и  по
физиономиям понимаю, что это был я.
   - Хочу поговорить с подругой Равиоли, - заявляю я вместо извинения.
   К нам подходит довольно молодая женщина, вся в слезах. Бедняжка вдова, не
имеющая никаких прав на наследство!
   - Мне бы выпить чего-нибудь! - вновь раздается мой собственный голос.  Он
идет откуда-то сбоку и сверху.
   Окружение рассыпается. Констатирую, что все помчались к  стойке.  Похоже,
они принесли мне стакан виски. Принимая микстуру в таком темпе, я скоро буду
в стельку. Наплевать! Зато благодаря ангине можно  пить  сколько  влезет,  и
никто не осудит, даже помогут, если что. Прекрасный рецепт, не находите?
   - Мадам, нам надо поболтать с глазу на глаз! Пойдемте в кабинет Анжело.
   Схватив ее под руку, чтобы самому удержаться на ногах, я веду  незаконную
вдову в кабинет, где еще вчера вешал Анжу на уши его национальное блюдо.
   Мой милый Равиоли был большой знаток по части стриптиза. Раздевать  людей
- это призвание. Вспоминаю о трупах в Маньи. Раздеть человека до  скелета  -
не правда ли, особое искусство?
   Закрывая дверь, констатирую: коллеги явно недовольны моим поведением.  Ну
и начхать - мне так удобнее!
   - Возьмите стул, мадам...
   Она вытирает слезы с миловидного лица бывшей шлюхи.
   О, как она мечтала, эта бывшая стриптизерша, о тихой жизни  в  провинции!
Звезда притонов уже видела себя в церковно-приходском хоре в компании старых
мартышек, вечно перемывающих кости  (в  переносном  смысле)  своим  соседям.
Остаток жизни она бы вязала носки для сирот-эскимосов  или  нательное  трико
для космонавтов. Чем не покойная старость?
   - Это ужасно! Анж! Бедный Анж!
   Мне хочется ее успокоить: такой пройдоха, да  еще  с  ангельским  именем,
запросто задрючит мозги охранникам в чистилище и раздобудет себе абонемент в
рай. Но я ничего не говорю - у меня нет сил!
   - Вас наверняка уже допрашивали, мадемуазель, -  произношу  я  с  трудом,
массируя виски. Различные  горячительные  напитки  смешались  и  теперь  как
молотом колотят в голове. - Но мы все равно начнем сначала. Я вчера  виделся
с вашим... э-э... мужем. Он вам говорил об этом?
   Она открывает рот, но из  него  не  вылетает  ни  звука.  Есть,  конечно,
вероятность, что мои уши забастовали. Это не исключено.
   - Как это ни бесчеловечно с моей стороны, но вынужден вам напомнить,  что
Равиоли больше нет. Его убили. И с вами может случиться примерно то