пригонять бульдозер, чтобы разгрести все его "если".
     - А если ты засунешь мой шукрут себе в пасть и заткнешься? спрашиваю я.
     Ворча, он проглатывает содержимое своей тарелки.

***

     Когда я заявляюсь в лабораторию, там дежурит Малмаламеньше. Ну, вы знаете, большой Малмаламеньше, у которого есть часы и обо всем свое мнение.
     Это не человек, а настоящий кролик. Он уже не в состоянии сосчитать своих пацанов без счетной линейки. Их количество - своего рода внешний признак богатства - так много он шинкует капусты по пособиям.
     Настоящий альфонс. Свое семейное благополучие создал не руками, клянусь вам. Он важен, как аист, но глух, как тетерев. Это у него с войны. Грузовик с боеприпасами взорвался прямо под его задницей. В себя он пришел на верхушке соседней колокольни; люди подумали, что он там временно исполняет обязанности петуха на насесте. Он мог бы стать меломаном, как дирижерская палочка, согласитесь, но он даже не услышал колокольное соло, хотя имел девственно чистые барабанные перепонки. С тех пор на своих тамбуринах он носит очень сложный прибор с ответвлением на динамо-машину с педалью, заделанную в пупок. Чтобы беседовать с ним, нужна серьезная подготовка: восемь дней интенсивных ингаляций, массажа голосовых связок и мегафон. И лишь после этого в ответ на вопрос, сколько ему лет, он вам скажет, что слопал три рогалика на завтрак. То есть вы понимаете, что он не фукает свои сбережения на концерты Азнавура! Для него развлечься - это значит послушать концерт для ударных без оркестра, вот где он наслаждается. Ему слышится шум дождя, накрапывающего по соломенной крыше. Мне приходит в голову, что избытком детей он обязан именно своему увечью. Он, должно быть, не слышит, когда его мамаша кричит, чтобы он унял своего дурашку.
     - Привет, Максим, - пронзительно кричу я, потому что его зовут Максим, как Ларошфуко, - жизнь бьет ключом?
     Малмаламеньше регулирует потенциометр Электроцентрали, заставляет меня повторить двенадцать раз и, широко и радостно улыбаясь, уверяет меня, что дождь продлится недолго, так как его любимая мозоль не ноет, за что я и благодарю Провидение.
     Я сажусь перед пачкой чистой бумаги и, как могу, набрасываю портрет человека, который дергал стоп-кран. На полях описываю детали. Следует вам заметить, что Малмаламеньше - король не только пособий по многодетности, но и фоторобота.
     Этот великий глухопер обладает особым чутьем, и этот нюх заменяет ему слух (удачная фраза, а?). По простому описанию примет он умеет составить портрет человека, которого никогда не видел. Эта работенка трудновата, когда он имеет дело со свидетелями, дающими противоречивые описания, но когда дело направляет дока легавый (я уже трижды ломал себе малую берцовую кость, ударяя ногой по лодыжке), можно быть уверенным, что получится конфетка.
     Надо видеть, как Максим работает. Определенно, он рожден, чтобы создавать. Он изучает мой живописный опыт, затем выбирает из белой деревянной коробки стеклянную пластинку и вставляет ее в проекционный фонарь. На маленьком экране появляется овал лица.
     - Похоже? - спрашивает он голосом глухого.
     Я киваю в знак согласия.
     Малмаламеньше выбирает вторую пластинку и вставляет ее перед первой. К очертаниям лица добавляется теперь нос. Это не совсем нос моего приятеля. Крылья носа у того были толще, я жестами объясняю это Максиму, который блестяще поправляет деталь. Потом появляются зенки, лопухи, щетки, липучки, перья. Время от времени я даю ценные указания, но этот плут Малмаламеньше "чует" моего голубчика. Когда портрет воссоздан, я даю ему оценку "вопиюще правдивого". Мой приятель, бумажный зануда, делает фотографию с этого мертвого лица, распластанного на экране.
     - Пять минут, - бросает он, исчезая в черной комнате, где проявляет негативы.
     В ожидании я выкуриваю две сигареты. Любимая мозоль его не обманула: появилось солнце. Слышно, как голосит мелкая птичья сволочь на крышах. Я думаю о малышке Грете. Лучше бы я ее знал, когда она выдавала свой номер в стриптизе. В чем мать родила, малышка могла, наверное, выдавить мужскую слезу. Почтенное собрание несло ощутимые потери. Пожилые господа, сопровождаемые благообразными женами в камешках и бородавках, после кабаре накачивались двойной порцией сердечного. Что касается учащихся колледжей, не думаю, чтобы они принимались за теорему Пифагора после такого сеанса?
     - Вот! - объявляет Малмаламеньше, появляясь с двумя совсем свежими оттисками.
     Он прикрепляет один из них кнопками к доске и, вооружившись специальным карандашом, принимается искусно его отделывать. Я присутствую при удивительном явлении. Оттиск перестает быть мертвым.
     Он оживает и приходит в движение. Теперь это настоящая фотография, а не фоторобот.
     - Остановись, хватит! - кричу я Леонардо да Винчи от антропометрии.
     - Я никогда не пью между едой, - отвечает он мне. С Малмаламеньше поссориться невозможно. Более того, можно ли с ним договориться! Я останавливаю его волшебный карандаш.
     - Чудесно! Чудесно! - реву я.
     Ору я так громко, что с верхнего этажа появляется какой-то парень, решивший, что зовут на помощь. Я принимаю самое мудрое решение: давать Малмаламеньше письменные инструкции. Они коротки.
     "Размножить ретушированные фотографии и, после того, как первый экземпляр будет торжественно вручен мне, раздать их всем службам".
     Малмаламеньше соглашается. Он горд собой. Удоволенный, он изложит своей крольчихе эйфорию победы таким лаконичным стилем, что в ближайшее утро проснется кавалером медалей отца-героя всех степеней.
     - Я передам вам первый оттиск через четверть часа, - обещает он.
     - Спасибо, - говорю я, - и браво. Привет детишкам, поцелуй супругу и всех благ будущему потомству.
     Засим я иду напротив засосать кружечку, потому что шукрут, как и семена редиса, требует, чтобы его обильно поливали.

Глава 5

Что называется, прийти в ярость

     Два дня проходит, не принося никаких новостей. Откровенно скажу, я разочарован. Это большая редкость, чтобы следствие, которым руководит знаменитый Сан-Антонио (позвольте мне позолотить пилюлю, расходы я оплачиваю), топталось на месте. Старик корчит такую рожу, от вида которой всем крокодилам Нила приснились бы кошмары.
     Утром третьего дня, как сказано в Евангелии, в ту минуту, когда я заваливаю в Бульдог-хаус, курьер Бомбар смущенно говорит мне: "Вас ждет патрон".
     Если Старик меня ждет, это значит, что он готов дать разнос. А когда он не в духе, лучше не дать ему перевести дух.
     Прыгаю в гидравлический лифт. Я бы быстрее поднялся на цирлах, бикоз аппарат не очень торопится, но когда садишься в лифт на эшафот, скорее испытываешь желание поднять паруса в сторону прекрасной американки. (Христофор для дам.) - А! Вот и вы, комиссар!
     Черт возьми! Это еще серьезнее, чем я себе представлял. Когда Старик одаривает меня моим званием, это значит, что он готов его у меня отобрать.
     Он стоит против отопительной батареи - это его любимое положение строго по стойке смирно. Ну совсем как гренадер, готовый получить дюжину зарядов в брюхо. Стиль: гвардия умирает, но не сдается!
     - Да, шеф, - храбрюсь, - вот и я.
     Вы знаете, что я обладаю всеми достоинствами, сверх того достаточным количеством недостатков, одни милее других. Единственное, я не особенно терпелив, и, когда кто-то хочет разыграть меня, важничая с видом важной персоны, даже если речь идет о моем рахитичном начальнике, как говорит Берю, я готов послать его к монахам.
     - Вы пообещали мне скорую развязку, - брызгает слюной Старик...
     Мой нос прохладней, чем ляжки служанки, взгляд неподвижен, я жду продолжения.
     - А я не вижу результата, - с горечью заключает король клейких папильоток.
     Дорогуша воображает себя мадам Бовари.
     - Патрон, я...
     Лишь только я принимаюсь возражать, он начинает перебивать.
     - Вы что? - гремит он. - Вы позволяете у себя под носом угробить девушку, за которой я поручил вам следить... И вы неспособны разыскать убийц! Каждое утро представитель американского посольства звонит мне, чтобы справиться, как идет следствие, потому что эти господа имеют большой зуб на погасшую фройляйн Грету и ее банду, уверяю вас.
     - Сожалею, патрон, но мы приняли все необходимые меры, чтобы добиться результата. Наши люди осмотрели все отели и гаражи в Париже, чтобы составить список людей, имеющих "мерседес-190". Мы тщательным образом изучили распорядок дня этих персон. Ни один из них не мог быть замешан в покушении в поезде. В то же время фоторобот человека, который дернул стоп-кран, был разослан по всей Франции и за границу ничего! Как будто он испарился! Авто тоже... Все, что я могу сделать, это подать в отставку.
     - А! Ну да.
     Скажу вам как безработный безработному, номер с отставкой - это блеф. Как только босс начинает слишком бузить, я ему тресь в лоб отставкой - и он тут же смягчается. Подумаешь, сегодня остался в дураках я, завтра - кто-то другой. Но он не собирается заголяться для порки, а взнуздывает боевого осла и прыгает в седло.
     - Вы находите, что сейчас подходящее время, чтобы говорить такие вещи, Сан-Антонио? Отставка! Прекрасное решение, браво, это легко!
     Он набрасывается на меня, как старая непробиваемая дева на брачное объявление, берет меня за лацкан, пропускает средний палец в прорезь для моих будущих наград и говорит:
     - Как вы могли это сказать, мой бедный друг?
     Но вот. Я опять становлюсь его "бедным другом".
     - Стало быть, вы не читаете газеты?
     - Нет, а что?
     Он ухает, как сова.
     - Так, так, - добавляет чертов Мефистофель. - Теперь я понимаю, почему вы так спокойны.
     Он оставляет мой лацкан, чтобы сгрести целую кипу сегодняшней прессы со стола.
     - Читайте!
     - На какой странице, шеф?
     - О, конечно же, на первой. Наши дела всегда под номером "один", к черту скупость!
     Я таращусь на первую попавшуюся газетенку. Заголовок на три колонки ошпаривает мои мозги. Я чувствую, как серые клетки слипаются в паюсную икру.
     "НОЧЬ КОШМАРОВ В ПРИГОРОДЕ ПАРИЖА."
     "ВЗРЫВ БОМБЫ НА ВИЛЛЕ ПОСЛА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ В ПЕК."
     Старый дед злобно ликует, уверяю вас. Мой дурацкий вид его восхищает.
     - Мой дорогой, - бросает это жвачное животное, - вам бы следовало читать газеты перед тем, как идти на службу, полицейский вашего ранга обязан быть в курсе последних событий.
     Если бы я не был так ошарашен, то, ставлю не важно что против не известно чего, заставил бы его выпить содержимое чернильницы, чтобы придать ему цветовой выразительности.
     - Читайте, читайте! - приглашает дорогой мой человек. Я повинуюсь не для того, чтобы повиноваться, а лишь потому, что боюсь лопнуть от любопытства, если сейчас же не удовлетворю его.
     "Крупное покушение взволновало..." и т, д. Вкратце, бомбы замедленного действия были заложены теми, кого бойкие писаки называют "преступные руки", на крыше резиденции посла. Нанесен серьезный материальный ущерб. К счастью, обошлось без оплакивания жертв... Но психологический эффект, как в стране, так и за рубежом... Вы сечете речугу?
     Предварительное расследование повергает моих коллег из УБТ в глубокую печаль, так как им не удалось откопать ни одной улики.
     Известно только, что взрывные устройства были установлены под крышей.
     Министром внутренних дел и его портным определяются размеры необходимых мер безопасности, чтобы обеспечить впредь, как это называется, ну это самое... Ну, надлежащее ля-ля! Щелкопер, который родил этот опус, ухитрился обойтись одними прилагательными, изобразив их к тому же прописными буквами. Я тщательно складываю газету вчетверо.
     - Ну и как? - сардонически бросает Старик.
     - Почему вы думаете, что это покушение связано с моим расследованием? - холодно спрашиваю я, сдерживаясь, чтобы не плюнуть ему в физиономию.
     - Потому что оно и взрывы, которые фигурируют в жизнеописании Греты Конрад, похожи, как близнецы.
     - Грета была убита, господин директор, очевидно, теми, кто был не согласен с ее.., хм!., стилем работы! Следовательно, ошибочно делать вывод о том что убийцы продолжают ее грязную работенку Он приводит довод, самый неожиданный из всех, которые можно ожидать от такого изящного, наманикюренного, образованного, солидного и решительного мсье - Я это чувствую! - говорит он Просто и ненавязчиво Он чувствует этот одержимый из Пюридора Понимаете? Он это чувствует А я думаю, что он просто себя плохо чувствует - И вы хотите, чтобы я занялся этим делом?
     - Да, но неофициальным путем, ФБР не хочет расследования, и было бы нелюбезно не помочь им. Должен вам все же сказать, мой дорогой друг.
     Постойте! Я снова продвигаюсь по службе, ребята На этот раз я уже "дорогой друг" Надо, чтобы я еще ему врезал, и тогда через час мы будем называть друг друга "милый"
     - Должен вам признаться, что меня не огорчит, если вы обставите их на финише.
     Престиж Как всегда - мелкое тщеславие, позолота, лавры1 За кусок ленты, фотографию в "Франс Суар" или чтобы прочитать свое имя на кубке из дутого серебра, люди способны на все и, что еще хуже, все равно на что!
     Боже мой! Кто же им наконец растолкует, что идеал не в этом, что не это есть цель жизни!
     Надо же наконец, чтобы они получили инструкцию к пользованию этой игрушкой которая зовется жизнью веками они потрошат ее, так и не сумев воспользоваться надлежащим образом.
     На протяжении всего нашего проклятого пути встречается кто-нибудь, кто долдонит "Встань и иди!" И мы, вечные Лазари, повинуемся Бедный Лазарь, он, наверное, был сыт по горло, когда нарушили его вечный покой, чтобы возвратить банде кретинов.
     Он был смирен в своем саване, беспечен, как баптист, если можно так выразиться И вот его извлекают из холстин! Встань и иди! В этом грустном мире есть только один закон вперед! Да здравствуют сапожники!
     Левой! Левой!
     Оркестр играет марш! И вперед, шагом-арш! Они еще не смекнули, что земля круглая и что, шагая неизбежно возвращаешься к исходной точке Если только вернешься! А это так трудно, что, когда туда возвращаешься, никак не удается вывернуться чтобы действительно вернуться! Левой! Левой! И душа поет! Все же в конце концов каким было последнее слово? Лазарь! Дословно! Говорят о его воскрешении но ни когда о его смерти, о второй смерти, о настоящей, королевской и триумфальной, по всем законам химии, окончательной Потом его имя сочеталось с вокзалом, но с рогами остались другие, другие, но не господин Святой Лазарь, которому удалось сделать пересадку на поезд в вечность.
     - Вы понимаете, что я хочу сказать? - с нажимом говорит Старик Я покидаю свои грезы Звиняйте, господа, раз в год у меня большая стирка С острова Утопия мир кажется чище - Я все прекрасно понимаю, шеф - Итак, перед вами чистое поле для деятельности, Сан-Антонио Чистое! Что я вам говорил!
     - Прекрасно - Но помните, что я могу ошибаться - 0! - недоверчиво говорю я Он хмурит брови, морщит лоб и поглаживает свое блестящее место - Мне нужен результат, Сан-Антонио - Вы его получите! - обещаю я И мысленно спрашиваю себя, если я звездану этим бронзовым пресспапье по его скорлупе, зажжется ли в ней божья искра

Глава 6

Что называется, взять быка за рога

     Я покидаю КП Старого, а в голове у меня одна мысль срочно созвать Пино и Берюрье для трехстороннего совещания в верхах Видите ли, порой я бываю груб с моими дорогими друзьями и потчую их многочисленными именами опущенными в словаре литературного языка, но это всего лишь внешняя манера С вашим покорным слугой нужно быть немного садовником чтобы уметь смотреть в корень На самом деле я отношусь к ним с большой нежностью и часто говорю себе, что без них сыщицкое дело не стало бы таким, какое оно есть В трудных случаях я всегда советуюсь с ними Под ледяным щитом мозгового шара у них два червивых орешка, но, несмотря на то, что они мыслят на коротких волнах, их умением не следует пренебрегать Хорошо при случае упростить дискуссию.
     Я нахожу моих шельмецов в кабинете, предоставленном в их распоряжение благосклонной администрацией. Обычно кабинеты предназначаются для труда более или менее интеллектуального. Однако обитель указанного дуэта дает приют далеко не умственным занятиям.
     Так, когда я переступаю порог, Толстый занимается тем, что подбивает подметку одного из своих мокасин, а Пино укладывает на соль корнишоны таким образом, чтобы они "пустили сок" перед тем, как их отправить в уксус.
     Он любит корнишоны, считает, что они придают жизни пикантность. Я разделяю эту точку зрения. Роль тыквенных растений в современном обществе до сих пор не получила достаточного освещения.
     - Ты чем-то расстроен? - замечает преподобный Пинюш и рассеянно кладет мятый бычок на рассыпанную соль.
     - Есть причины, мы крупно поговорили со Стариком. Берю перестает терзать дырявую подошву. Он обливается потом. Чтобы предупредить обезвоживание организма, достает из стола кило красненького и принимается исполнять номер "Спускайтесь, вас ждут".
     Я сажусь верхом на последний целый стул, стоящий в середине комнаты, специально для задержанных. В самом деле, обратите внимание, на этом стуле надо быть очень сдержанным, так как у него не хватает спинки и можно кувыркнуться на пол, хотя это личное дело каждого.
     - Все это надо обсудить, - говорю я... - Если вы, мсье, соблаговолите прервать на минуту ваши занятия...
     Берю соглашается. Он бросает свой башмак на землю и кладет на письменный стол разутую ногу, от которой поднимается пар, как от свежевспаханной земли. Пино тоже проникся серьезностью и торжественностью момента. Он пытается закурить корнишон, но когда это ему не удается, обнаруживает свою ошибку и в темпе заменяет огурчик табачным изделием.
     - Тебя слушают! - уведомляет он.
     - Вы видели утренние газеты?
     Они признают это.
     - Читали о взрывах бомб?
     - Иес, - говорит Берю, который восхищается Уинстоном Черчиллем.
     - А то, - бросает Пино, будто экономит каждую букву.
     - Мсье с горы считает, что удар нанесен бандой Греты. А так как до сих пор ничего не известно о них, он валит ответственность на нас.
     Соображаете?
     Берю надвинул обросшую мхом шляпу на свой бычий лоб.
     Он как будто загипнотизирован ногтем цвета южной ночи, который торчит из носка.
     - Может, он и прав, - мрачно формулирует он, вытаскивает из кармана омерзительный платок, которым трубочист не решился бы заткнуть щель дымохода, аккуратно разворачивает его и извлекает маленькую сардельку, которую и принимается жевать, держа большим и указательным пальцами, как это принято при дворе английской королевы.
     - Почему ты говоришь, что он прав? - спрашиваю я.
     - Минуточку! - поправляет это жеманное существо. - Он напрасно валит ответственность на нас, но он прав, что связывает эти взрывы с теми, которые не заржавели за Гретой.
     - Это интересно, объясни!
     - Эта Грета занималась штатниками в Европе. Она собиралась поддерживать режим камеры внутреннего сгорания, так? Ну и вот, это продолжает...
     - Ты забываешь, ее шлепнули на наших глазах...
     - Ну и что?
     Этот довод, как бы примитивен он ни был, меня озадачивает.
     - Как ну и что, - ворчу я, - когда с кем-то разделываются таким образом, это значит, по крайней мере, что на него имеют зуб.
     - Ну и что? - настаивает Берю, выплевывая на три метра веревочку от сардельки.
     - Я предполагаю, что Грету убили, чтобы прикрыть всю эту лавочку.
     Если бы Старому не звонили каждое утро из посольства, чтобы узнать, как идет расследование, я бы подумал, что эти люди из ФБР пустили Грету под откос!
     - Постой, - бросает Толстый, - постой, я должен покумекать. - Все, я готов. Слушай сюда, маленькая головенка: штатники, может, и телефонят боссу для того, чтобы замести собственное дерьмо. Делая вид, что тормошат из-за расследования, они сбивают нас с толку!
     - Ты думаешь, они бы взяли на себя такой труд?
     - Нет, конечно, - соглашается Берю. Он выдергивает вставную челюсть, чистит ее и,