м
ничего, даже его фамилия. Мне показали на  собаку  и  сказали:  "Она  украла
окорок", а о самом окороке ничего не сказали... Так вот, после ряда кровавых
приключений я спросил себя, а существовал ли этот окорок вообще...
   Он встает.
   - Вы позволите?- спрашивает он, направляясь к двери.
   Он  выходит,  а  я  вытираю  лоб.  Сложная  партия.  Надо  иметь  большое
нахальство, чтобы  явиться  в  посольство  и  говорить  такие  вещи.  Теперь
понимаете, почему я не сказал Старику о цели моего визита? Я не мог  просить
у него разрешения пойти к русским и назвать  их  врунами  в  их  собственном
доме!
   Еще я себе говорю, что эта игра может быть опасной... Ладно, дальше будет
видно. Я говорил откровенно и надеюсь, что мне ответят тем же.
   Проходит десять минут. Любезный маленький человечек возвращается.
   - Вы можете пройти со мной?- спрашивает он.
   - Пожалуйста!
   Он ведет меня в маленький кабинет,  обставленный  как  кабинет  директора
завода: мебель из светлого дерева, голые стены, картотеки...
   Сидящий перед окном за столом для стенографиста тип перестает печатать на
машинке.
   Это худой мужчина со слишком широким лбом и ввалившимися Щеками.  У  него
тусклый взгляд, тусклый голос, даже жесты тусклые.
   -  Вы  комиссар  Сан-Антонио?-  спрашивает  он  меня  и  представляется:-
Анастасьев, личный секретарь посла.
   Мы пожимаем друг другу руку с  видом  боксеров  на  ринге  перед  началом
молотиловки.
   Он смотрит на  меня  с  какой-то  спокойной  наглостью,  ничуть  меня  не
раздражающей.
   Все по-честному. Он меня "измеряет".
   - Говорите,- произносит он наконец,- я вас слушаю. Кажется, вы  настроены
против нас?
   - "Против вас" я ничего не имею,  месье  Анастасьев...  Я  просто  пришел
обменяться с вами некоторыми соображениями  так,  чтобы  мое  начальство  не
знало о точной цели этого визита.
   Я специально подчеркиваю, что мой демарш неофициален, и, если он  вам  не
понравился, вы заявите протест моему правительству и мне дадут по рукам. Но,
зная это, я все-таки пришел,  потому  что  добросовестно  отношусь  к  своей
работе и потому что я человек честный...
   Он не двигается. Бразин прислоняется к стене и о чем-то мечтает.  В  этом
кабинете стоит странная атмосфера.
   - Понимаете,- говорю я,- я впервые гоняюсь, за ветром... Я это  чувствую,
потому что люблю свою работу... Мне это надоело, и я говорю вам как  мужчина
мужчине:
   давайте не будем юлить. Если вы от меня чего-нибудь ждете, скажите  чего.
Если вы считаете меня слишком любопытным, тоже скажите, и я откажусь отдела.
Кажется, я веду себя с вами абсолютно честно!

   Глава 3
   Анастасьев вдруг становится озабоченным.
   - Как вы  пришли  к  тем  выводам,  которые  только  что  изложили  нам?-
спрашивает  он.-  Полагаю,  вы  опираетесь  на  факты,   а   не   на   голые
предположения?
   - У меня довольно  своеобразная  манера  работать,  но  до  сих  пор  она
приносила отличные результаты. Я  доверяю  своим  предположениям,  почему  и
нахожу потом факты, подтверждающие их...
   - В этот раз ваши предположения тоже подтвердились?
   - Почти...
   - И каковы они, эти предположения?
   Я смотрю на него, потом на Бразина...  Снимаю  перед  ними  шляпу.  Чтобы
оставаться  такими  бесстрастными  и  далекими,  надо  обладать  потрясающим
хладнокровием.
   Настал момент выложить все.
   - Мои предположения?- переспрашиваю я.- Вот они: Бунксы действуют с  вами
заодно, мы арестовали не их сына и никакой ваш  атташе  не  был  похищен.  Я
только что получил подтверждение, что человек, содержащийся у нас, не  имеет
к этой семье никакого  отношения.  Вот  его  фотография,  а  вот  фото  сына
Бункса... Как видите, несмотря на  смутное  сходство,  вызванное  общим  для
обоих светлым цветом волос, это два совершенно разных человека.
   Они ничего не отвечают, даже не смотрят на снимки.
   - Мое начальство держало вас в курсе наших действий,-  продолжаю  я.-  Вы
знаете, что с целью заставить Бунксов выдать себя мы  решили  убедить  их  в
смерти Карла. Бунксы сразу поняли, что это туфта, потому что их сын в добром
здравии. Однако, поскольку я сунул нос в их дела, они решили меня убрать.  К
счастью для моего здоровья, у них  ничего  не  вышло.  Но  в  мое  жизненное
пространство вошла одна милая девочка, которую я счел подосланной  Бунксами.
Я должен был понять, что это невозможно. Я уехал через двадцать минут  после
неудачного покушения, устроенного на меня Бунксами. Они физически  не  могли
успеть узнать о своей неудаче, придумать запасной план и поставить девушку в
нескольких километрах дальше на шоссе в надежде, что она  сумеет  установить
за мной слежку. Кроме  того,  такой  резкий  поворот  не  состыкуется  с  их
желанием устранить меня. Впоследствии я узнал, что  она  не  имела  к  банде
никакого отношения...
   - Как вы это узнали?- спрашивает Анастасьев. Впервые он проявил  какой-то
интерес.
   - Она,- отвечаю,- сестра того человека, которого  мы  держим  под  именем
Карла Бункса. После моего возвращения из Германии я  был  поражен  сходством
Карла с его сестрой. В моей голове  произошла  путаница.  Я  видел  Бунксов,
считал арестованного их сыном и братом, а потом  нашел  у  него  сходство  с
дочерью Бункса. Но потом в моей голове все встало на свои места: я вспомнил,
что лже-Карл удивительно похож на эту девушку. Я съездил в морг и  убедился,
что не ошибся. Кроме внешнего  сходства,  у  обоих  одинаково  деформирована
носовая перегородка... Так сказать, дефект производства на одной фабрике...
   - Ну и что?- шепчет мой собеседник.
   - То, что эта девушка  умерла...  Я  продолжил  работу  над  страсбурским
делом. Полагаю, вы в курсе. Или мне рассказать?
   - Не имеет смысла. Ваш шеф держал нас в курсе...
   - Превосходно.  После  этого  мое  расследование  приняло  совсем  другое
направление...  А  Бунксы  знали  обо  всех  моих  действиях.  Одна  девица,
работающая на них, сказала мне, что они установили за  мной  слежку.  Это  1
неправда. Я не считаю себя умнее  всех,  но  у  меня  очень  развито  шестое
чувство на такие вещи. Если  бы  кто  начал  меня  пасти,  я  бы  это  сразу
почуял... Что вы хотите, таков я есть! Я не верю, что кто-то мог  так  долго
сидеть у меня на хвосте... Поэтому я пришел к следующему выводу: если Бунксы
знают обо всех моих  действиях  и  даже  о  намерениях,  значит,  их  кто-то
информирует. Так полно их информировать может только один человек, мой  шеф,
а я  ему,  представьте  себе,  доверяю.  Тогда  малыш  Сан-Антонио  кой-чего
быстренько прикинул. Утечка шла сверху - утечки всегда идут сверху!  Большой
босс держал вас в курсе всего, а если вы  передавали  им  сведения,  значит,
действуете с ними заодно. Вот в  общих  чертах  мои  предположения.  Теперь,
чтобы показать, что у меня в голове мозги, а не застывший цемент,  я  сообщу
вам свою точку зрения. По причине, которая меня не касается,  которую  я  не
хочу знать и на  которую  мне  плевать,  вы  вступили  в  союз  с  Бунксами.
Опять-таки по той же причине вы поместили в  немецкое  посольство  какого-то
типа под именем Карла Бункса. По  другой,  но  тоже  касающейся  только  вас
причине тот тип вас предал  в  пользу  Бунксов.  Вы  решили  остановить  его
деятельность, но не хотели пачкаться сами,  чтобы  не  портить  отношения  с
кланом Бунксов. Тогда  вы  подсунули  эту  работенку  французской  Секретной
службе. Вам было нужно только одно: чтобы вас избавили от человека, которого
мы держим у себя... Это вы придумали историю с подменой трупа. Так  мы  были
вынуждены подставить  себя  чуть  ли  не  официально,  что  доказывало  вашу
невиновность.
   Когда я замолкаю, мое лицо залито потом. Я  говорю  себе,  что,  пожалуй,
перестарался и зашел слишком далеко.
   За моей речью следует тяжелая тишина.
   Наконец Анастасьев потягивается.
   - У вас богатое воображение, комиссар,- тихо говорит он.
   У меня перехватывает горло. Половина моей речи основывалась на  блефе.  А
если я ошибся?
   - Возможно,- отвечаю,- но я  не  могу  продолжать  мое  расследование  на
ощупь. В  конце  концов,  раз  мое  начальство  заставляет  меня  фактически
работать на вас, мне надо знать, чего вы от меня ждете...
   Он смотрит на меня, поигрывая карандашом. Бразин вытирает стекла очков...
Пауза затягивается. Наконец Анастасьев встает.
   - Я очень счастлив познакомиться с вами, господин комиссар,- говорит он.-
Надеюсь, вы найдете нашего атташе к назначенному  нами  сроку,  то  есть  до
завтрашнего вечера.
   Он кланяется и ждет, пока я отвалю.
   Я не могу дышать.
   - Прекрасно, господа! До встречи!- бормочу я. И кланяюсь, спрашивая себя,
правильно ли поступил или вел себя, как чемпион среди дебилов.

   Глава 4
   Да, возможно, я  ошибся.  Возможно,  типы  из  советского  посольства  не
управляли ситуацией именно так, как я предположил, но  я  знаю,  что  основа
моих рассуждений верна. Подумав, я не испытываю недовольства своим  визитом.
По крайней мере русские поймут, что я не деревенский  дурачок,  и  прекратят
свои действия, если история с их похищенным атташе все-таки туфта!
   А теперь я гоню на полной скорости.
   Я возвращаюсь в Большой дом. Но не подумайте, что я  еду  к  Старику.  Он
раздразнил мое самолюбие, и теперь я приду к нему только с решением  загадки
или с заявлением об отставке!
   Я в каком-то долбанутом состоянии. Не знаю, знакомо  ли  вам  это.  Такое
ощущение, что крепко набрался... Мне  на  все  наплевать.  Мчу,  не  замечая
преград, и тем хуже для того, кто не успеет вовремя вскочить на тротуар.
   - Есть свободные люди?- спрашиваю я, войдя  в  комнату  инспекторов,  где
сидят несколько парней.
   Все лица поворачиваются ко мне.  Я  замечаю  Плюме.  Этот  полный  рвения
мальчишка как раз из тех, кто  не  теряет  времени  зря  и  с  первых  шагов
уверенно идет к повышениям и Почетному легиону.
   Эти парни напрочь лишены  чувства  юмора,  зато  в  драке  на  них  можно
полностью положиться.
   - Ты свободен?- спрашиваю его.
   - Да, господин комиссар.
   - Тогда слушай...
   Я отвожу его в угол комнаты.
   - Ты знаешь, что в подвале у нас есть жилец?
   - Да, патрон, знаю...
   - Я хочу, чтобы он убежал.
   - Чтобы он...
   Плюме проглатывает удивление, потому что вышколен лучше лакея из богатого
дома.
   - Да, чтобы он удрал, и рассчитываю в этом на твою  помощь.  Ты  возьмешь
его из камеры. Будь циничным,  дай  ему  понять,  что  работаешь  в  конторе
"исполнителем" и увозишь его на небольшую загородную прогулку.
   Возьмешь машину, посадишь его рядом с собой и скажешь, что  при  малейшем
движении шлепнешь его.
   Он будет думать, что ты один, потому что грязную работу  лучше  выполнять
без свидетелей. Главное - будь злым, настороженным, грубым...
   Я поеду за тобой на некотором расстоянии...  Улучив  удобный  момент,  ты
врежешься в зад другой машины... Насчет поломок  не  беспокойся,  фирма  все
оплатит.  Неизбежно  наступит  момент   замешательства,   которым   арестант
обязательно воспользуется, если он не последний лопух. Сечешь?
   - Я все отлично понимаю, господин комиссар.
   - Как раз начинает темнеть. Все О'кей...
   - Скажите,- спрашивает он,- а авария должна  произойти  в  городе  или  в
предместье?
   - Только не в центре. Мне так и видится авеню Гранд-Арме. Или даже  лучше
Пон де Н„йи...
   - Понятно...
   - Я ухожу. Буду вас ждать  на  углу  улицы.  Притормози,  чтобы  я  успел
тронуться с места и сесть тебе на хвост. Главное - будь естественным...  Да,
и еще: когда тип будет рвать когти, пальни ему вслед. Абсолютно  необходимо,
чтобы  он  поверил  в  подлинность  происходящего...  Только  не   подстрели
пару-тройку прохожих, а то пресса тебя линчует!
   - Не беспокойтесь!
   - Ладно, я пойду дать распоряжение, чтобы тебе передали заключенного.
   Я сижу вместе с Берюрье в его старом "мэтфорде". Берюрье - это не слишком
башковитый толстяк, специалист по массажу солнечного сплетения гангстеров. Я
взял его с собой, потому что партия будет крупной, как атомный гриб, и, если
я ее проиграю, в конторе начнется большой шухер.
   За рулем сижу я. У меня больше доверия к моим реакциям, чем к его.
   Когда  Плюме  проезжает  мимо,  он  дает  короткий  сигнал  клаксоном   и
притормаживает. Я замечаю тонкую фигуру арестанта, его бледное  лицо...  Моя
шляпа надвинута на глаза, чтобы он не мог меня узнать, если посмотрит в  мою
сторону. Но мои опасения напрасны! Поездка начинается. Сначала медленно,  но
потом, когда мы выехали на Елисейские Поля, быстрее.
   На Рон-Пуэн между нами  и  машиной,  которую  мы  преследуем,  образуется
пробка. Какой-то  козел  на  "веспе"  поцеловал  грузовик,  чем  парализовал
движение. У меня от волнения сжимаются шары. Если я потеряю из виду Плюме  и
тому гаду, которого он везет, удастся смыться, я больше не посмею показаться
на глаза  коллегам.  Надо  мной  будут  потешаться  лет  сто,  даже  тысячу,
пересказывая историю этого кретина Сан-Антонио,  который  хотел  поиграть  в
кошки-мышки и остался в дураках, как старый слепой котяра!
   Я жму на клаксон, подавая тем самым пример другим  водителям.  Через  три
секунды  начинается  такой  рев,  что  если  бы   Париж   подвергся   сейчас
бомбардировке, этого никто бы не заметил.
   Полицейский-регулировщик злится, оттягивает "веспа-сианца"  в  сторону  и
делает машинам знак проезжать.
   Я несусь к арке... Проспект пуст... Замечаю вдали, у авеню Георга Пятого,
"404-ку" Плюме и прибавляю скорость, чтобы  догнать  ее.  К  счастью,  малыш
заметил инцидент и сбросил газ...
   Объезжаем Триумфальную арку... Вокруг монумента стоят автобусы  туристов,
которые,  наверное,  никогда  раньше  не  видели,  как  горит   газ.   Стада
американцев, скандинавов и швейцарцев  фотографируют  священную  плиту.  Эта
толчея вызывает новую задержку, но Плюме держится начеку и едет медленно.  И
тут происходит нечто непредвиденное, от чего я  подпрыгиваю  на  сиденье.  Я
вижу, как открывается дверца "404-ки" со стороны водителя, из  нее  вылетает
Плюме и остается неподвижным на шоссе; машина идет зигзагами, пока лже-Бункс
не хватается за руль... Потом она делает  рывок  вперед  и  начинает  быстро
удаляться.
   Да, я не предусмотрел такой вариант развития  событий;  не  подумал,  что
арестант может удрать по-настоящему, да еще на машине!
   На машине, которой выжать сто пятьдесят в  час,  как  вам  выпить  стакан
вина! А тачка Берюрье тащится еле-еле и начинает дрожать, как девка, которую
вы лапаете, едва вы пытаетесь ее убедить, что восемьдесят километров в час -
не предел ее возможностей!
   Я выкрикиваю ругательства! Дрожу! Брызгаю слюной!
   - Надо остановиться,- замечает Берюрье.- Плюме ранен.
   - Да чтоб он сдох!- ору я.- Такой идиот не  имеет  права  дольше  портить
жизнь своим согражданам!
   - Парень крепко  саданул  его  в  челюсть,  мне  отсюда  видно,-  уверяет
толстяк, не смущаясь.- Это японский трюк,  сразу  перекрывает  дыхание.  Мне
один раз это сделали! В рожу  как  будто  влетает  футбольный  мяч!  Ему  не
оставалось ничего, кроме как вывалиться из тачки...
   Я не отвечаю... Все мое внимание приковано к "404-ке", на полной скорости
удаляющейся в сторону Булонского леса.

   Глава 5
   Я в десятую долю секунды придумываю номер  высшего  класса.  Я  могу  все
потерять, а могу и выиграть. Именно это заставляет меня решиться...
   Мой тип гонит по шоссе. Чтобы доехать  до  перекрестка,  ему  потребуется
несколько минут. Поскольку он едет быстро, возможно, поворачивать не станет,
чтобы не сбавлять скорость на повороте.
   Я останавливаю машину.
   - Гони следом за ним,- приказываю я Берюрье.- Жми на  полную,  не  бойся,
что твой локомотив развалится. Я выскакиваю из  машины,  и  он  срывается  с
места. А я выхватываю пушку и встаю посреди шоссе. Проезжают  две  "дофины",
их я пропускаю. Затем возникает новенькая  "ланчия".  Я  поднимаю  шпалер  и
соединяю руки крестом. Водитель останавливается. Бегу к  нему.  Он  зеленый,
как сливовое варенье.
   - Не бойтесь,- говорю,- я из полиции... Я преследую человека на машине  и
должен во что бы то ни стало его взять.
   Он ошарашен. Это старичок, явно набитый хрустами, который, очевидно, едет
в пригородный ресторанчик к своей милашке. Я его сдвигаю толчком  и  занимаю
его место.
   Как чудесно чувствовать мощь лошадиных сил, собранных под капотом.
   Едва я успел  досчитать  до  десяти,  как  стрелка  спидометра  аккуратно
останавливается на сотне. Снова считаю до  десяти  и  догоняю  Берюрье...  Я
обгоняю его, но, выехав на перекресток, машины лже-Бункса не вижу.
   Ледяная рука сжимает мое горло.
   Поколебавшись тысячную долю секунды, решаю  ехать  прямо,  как  собирался
раньше. Я молюсь, чтобы не попасть пальцем в  небо,  потому  что  тогда  мне
останется Только ехать покупать  себе  удочки,  потому  что  с  работы  меня
вышибут.
   Через пятьдесят метров после  перекрестка  -  вилка.  На  разветвлении  я
ничего не вижу.
   "Так,- говорю я себе,- какое направление легче  выбрать,  если  ехать  на
большой скорости?" Я выбираю  левую  дорогу.  На  этот  раз  я  выжимаю  сто
тридцать... Увидев мое приближение, молоденькие  няньки  с  колясками  и  их
ухажеры удирают на газоны. Старый гриб, сидящий рядом  со  мной,  поправляет
языком свою вставную челюсть. Он дрожит  как  лист  и  вот-вот  хлопнется  в
обморок, но мне на это, выражаясь ярким образным языком путан, положить!
   Стрелка подбирается к ста сорока.
   - Мы разобьемся насмерть,- стонет старичок.
   - Это не имеет значения,- отвечаю я, чтобы его успокоить.
   - Это безумие,- завывает он, чтобы меня остановить.
   Я издаю радостный вопль. Передо мной машина Плюме, а за рулем Карл Бункс!
   Я заметно сбрасываю скорость... Теперь мне остается только  следовать  за
ним. Я поздравляю себя с тем, что  принял  это  дерзкое  решение.  На  такой
тачке, как "ланчия", я не дам ему  оторваться.  Кроме  того,  она  не  может
возбудить подозрения беглеца... Как этот парень  знает  Париж!  Он  уверенно
доезжает до заставы Отей, там сворачивает  вправо  и  въезжает  в  Булонский
лес... Мы проезжаем пятьсот метров, и он  сворачивает  на  маленькую  улицу,
обсаженную акациями.
   Здесь полно богатых домов. Я  вижу,  что  "404-ка"  останавливается  чуть
дальше. Чтобы не  насторожить  его,  я  опускаю  поля  шляпы,  обгоняю  его,
сворачиваю на первую же боковую улицу и останавливаюсь.
   -  Вот,-  говорю  я  старикашке,-  мне  остается  только   извиниться   и
поблагодарить вас.
   Достаю удостоверение.
   - Это чтобы доказать, что я  на  самом  деле  полицейский.  Будет  вполне
естественно, если вы сурово осудите мое поведение. Я  знаю,  что  действовал
весьма бесцеремонно, но меня вынудили обстоятельства. Хотите - можете подать
на меня жалобу. Это ваше право, и я на вас нисколько не обижусь.
   После этой пылкой речи я его покидаю. Бункс - я  продолжаю  называть  его
этим именем, потому что не знаю настоящего,- вошел  в  коттедж  с  закрытыми
ставнями. С угла улицы я слышал, как он позвонил в дверь условным  сигналом.
Я бесшумно подхожу к этой двери.
   Навостряю уши, но ничего не слышно. Однако есть же  кто-то  в  доме,  раз
этот малый позвонил и ему открыли!
   Достаю отмычку. Этот мой дружок не остается без работы.
   Я бесшумно открываю дверь. По крайней мере отпираю  замок,  а  открывание
двери занимает больше времени. Открывая, я вынужден приподнимать  ее,  чтобы
она не  заскрипела...  Когда  щель  оказывается  достаточно  широкой,  чтобы
пролезть в нее, я захожу.
   В доме хорошо пахнет. Это тот запах, что  я  вдыхал  во  Фрейденштадте  и
Канне. Волнующий и тревожащий запах туберозы, запах духов малышки Бункс!
   Иду по узкому коридору и  подхожу  к  открытой  двери.  Лже-Бункс  и  его
лжесестра там.
   Едва я их увидел, у меня сразу исчезают последние сомнения  насчет  того,
что парень не тот, за кого мы  его  принимали,  потому  что  они  занимаются
спортом, который обычно н