верховой езде. - Пока  вы  не  ушли,  сделайте  мне  стакан
виски.
   Я открываю резную дверцу из какого-то очень ценного дерева и  обнаруживаю
холодильник. Наклонившись, чтобы изучить содержимое, вдруг вижу  лежащую  на
полу пару перчаток. Шелковые вечерние перчатки белого  цвета.  Одна  из  них
разорвана, и из дырки торчат нитки. Ребята, держите  меня  -  мне  в  глотку
будто воткнули лом! Полицейскому уровня  Сан-Антонио  не  нужен  сканирующий
микроскоп, чтобы тут же понять: нитки, которые я снял с  решетки  ограждения
корта, вырваны именно из этих перчаток!
   Вынимая бутылку желанного напитка, я рассматриваю их  еще  ближе,  затем,
убедившись в своей правоте полностью и бесповоротно, легким движением  кладу
разорванную перчатку себе в карман. Я  -  вы  это  знаете  -  обычно  стойко
переношу неприятные сюрпризы, но, должен признать, сейчас желудок у меня  не
на месте.
   Итак, значит, мадам, лежащая на круглой кровати и обладающая округлыми же
прелестями, сегодня утром предприняла против меня гнусную диверсию! Добавлю,
что такой хамский трюк по отношению к моей незаурядной персоне был  совершен
впервые! А если бы трюк удался?
   Да, за это дело надо выпить!
   Я наливаю нам обоим по большой порции и возвращаюсь  к  кровати.  Макияж,
Экземы немного сдвинулся, а прическа требует основательной реставрации.
   Она делает неслабый глоток и улыбается.
   - Так лучше. Придете ко мне вечером после фейерверка?
   - А будет еще и фейерверк?
   - Да, мой муж приготовил сюрприз. Феерическое зрелище, бесподобное!
   Нет уж, пусть не рассчитывает на меня во время финальной части программы.
Мы с ней уже провели мощную артиллерийскую  подготовку  из  ствола  большого
калибра. Фейерверк, очевидно, придется посвятить моей псевдоневесте  Глории,
тем более что она наверняка уже задается вопросом, куда это я запропастился.
   - Постараюсь прийти, моя Экзема, - начинаю я обычное вранье, - но не могу
поклясться, поскольку моя невеста, мисс Виктис, страшно ревнива.
   Взгляд ее томных глаз достает мне до... Кстати, неважно, куда он достает,
- в конце концов, я тоже имею право на интимные секреты!
   - Правда?
   Я краснею. Нельзя же, чтобы  она  подумала,  будто  я  хожу  на  коротком
поводке и только и жду, как бы на меня накинули аркан потуже.  Мы  ведь  оба
прекрасно понимаем, что  брак  -  это  как  Елисейские  поля:  всегда  можно
свернуть в левый переулок, а потом опять выйти на главную  улицу!  А  может,
сластолюбивая Экзема считает, что у неутомимого Сан-А закончилось горючее  и
он глупыми отговорками старается прикрыть свою немощь?!
   - Мне бы хотелось  сейчас  остаться  с  тобой  подольше,  -  говорю  я  с
некоторой гордостью во взгляде - так надежнее. Как сказал поэт, лучше синица
в руке, чем журавль в небе!
   И я осуществляю одну из  стремительных  операций  под  кодовым  названием
9-бис дубль два, чтоб показать себя мужчиной, способным заменить и  двух,  и
трех, и четырех, если понадобится. Словом, ударяю  во  фланги  и  по  центру
одновременно.
   Мадам теперь придется долго отлеживаться в  ванне  из  молока  ослицы,  а
затем серьезно заняться косметическими масками и массажем,  чтобы  выглядеть
более или менее свежо во время вечернего фейерверка.
   Наконец я прошу разрешения на отвод войск. Она соглашается.
   - Чем вы теперь займетесь? Будете соблазнять девушек?  -  спрашивает  она
игриво.
   - Нет, в настоящий момент достаточно... Пойду исследовать морскую пучину.
Нет ничего лучше, чем подводная охота, чтобы восстановить силы в  прохладной
глубине моря.
   Прощальный  поцелуй.  Привет,  мадам,  накройтесь  чем-нибудь,  чтобы  не
простудиться, и наилучшие пожелания вашему мужу!
   Как приятно получить истинное удовольствие и при этом ощущать,  что  тебе
удалось совместить приятное с полезным.
   Глава 10
   Упрямства мне не занимать - если уж чего вобью себе в голову,  то  сделаю
обязательно.
   Те, кто видят меня вновь в  облачении  для  подводной  охоты,  во-первых,
могут подумать, что я свихнулся на этой почве и вообще дышать из баллонов  -
моя суть. Во-вторых, их особенно удивит,  что  вместо  пляжа  я  направляюсь
прямехонько в порт к причалу. А на "в-третьих", как и на "в-четвертых",  мне
равно плевать: удивленные взгляды прислуги мне до лампочки.
   Подойдя к воде, я моментально ныряю в  волны  и  погружаюсь  носом  вниз,
чтобы  взглянуть  на  таинственные  ящики,  обнаруженные   Его   Величеством
Болваниссимусом Первым, королем обалдуев.
   В момент моего погружения в изумрудные глубины (да,  господа,  хотите  вы
или не хотите, а я обречен на пальмовые ветви Академии) порт и  пляж  вокруг
него  пустынны,  что  вообще-то  нормально  после  такого  обильного  обеда.
Одновременно констатирую: три яхты Ока-киса покинули свою якорную стоянку. В
порту, чуть поодаль, осталось лишь несколько лодок и легких  катеров,  мерно
покачивающихся на воде. Интересно, куда могли деться яхты? Окакис послал  их
за новыми гостями или отдал приказ на проведение морских  маневров  в  Тихом
океане?
   Этот вопрос меня долбит изнутри по  крышке  котелка,  когда  я,  медленно
работая ластами, все глубже ухожу под воду. (Повтор, вы считаете?  Зато  как
красиво!) Разнокалиберные и разномастные  рыбки  в  панике  разбегаются  кто
куда. Мне везет, я спускаюсь как раз в том  месте,  где  лежат  обнаруженные
Берю ящики. Их два. Они массивны и отливают металлическим  блеском.  Сундуки
были бы похожи на спрятанный пиратами до поры до времени клад, если бы не их
чистая поверхность, которая мне сразу дает понять: попали они сюда  недавно.
Я подплываю к первому и пробую приподнять, но куда  там!  Он,  должно  быть,
весит тонну. Берусь за второй - то же самое! "Черт, - думаю про себя, -  как
же мне увидеть их содержимое,  если  физически  невозможно  дотащить  их  до
суши?" (Видите, даже на  десятиметровой  глубине  я  способен  формулировать
мысли красиво и ясно!)
   Но если в данном случае папаша Архимед мне не помощник, то, значит,  надо
действовать другим способом. Мне достаточно лишь открыть крышки и  заглянуть
внутрь.  Дело  непростое,  поскольку  замки  на   ящиках   выглядят   весьма
неприветливо. Это тебе не простые дверные замочные скважины,  вытягивающиеся
во фронт при моем появлении. Пробую сорвать их ножом, но  лезвие  гнется,  а
замки остаются  как  заколдованные.  Жаль,  что  я  не  взял  с  собой  свой
универсальный ключ, мой "сезам", для которого подобные вещи - игрушки  вроде
запора на церковной кружке для пожертвований.
   В конце концов я ломаю лезвие ножа и продолжаю орудовать рукояткой. Но на
такой глубине движения  заторможены,  как  у  дистрофика.  Словом,  никакого
удовольствия от работы, а главное, никакой эффективности.
   Проснувшись было от моего  внезапного  вторжения,  замки  вновь  засыпают
мирным сном. Им ясно, что, даже если я  тут  обделаюсь,  у  меня  ничего  не
получится. Не знаю, испытывали  ли  вы  приступы  ярости  на  десятиметровой
глубине, но все  равно  скажу:  подобные  вещи  сильно  расшатывают  нервную
систему. Надо будет начать курс лечения  транквилизаторами,  добавляя  их  в
салат или утренний кофе.
   - Сволочь бездушная, - пускаю я пузыри от возмущения, поскольку под водой
не говорят, а пускают пузыри.
   И тут вспоминаю, что оставил свое ружье-гарпун на причале. Может, гарпуну
больше  повезет,  чем  моему  хрупкому  ножу?  Распрямившись,   делаю   пару
энергичных движений ластами и устремляюсь к поверхности. В тот момент, когда
моя тыква всплывает над водой, я ощущаю, что дело нечисто. Но  из-за  капель
воды на маске и легкой морской  зыби  не  сразу  осознаю  всю  грандиозность
катастрофы. Однако картина довольно быстро проясняется, и я понимаю, в какую
попал переделку. Переделка, или превращение... из живого в мертвого!
   На причале в линию стоят четверо в  лягушачьем  прикиде.  На  них  черные
комбинезоны для подводного плавания, маски, а в руках ружья-гарпуны, которые
они держат как автоматы в фильмах про немцев.  С  потрясающей  синхронностью
все четверо наставляют ружья на меня.  Менее  чем  четверть  секунды  я  еще
надеюсь на шутку с их  стороны,  а  в  последующую  десятую  часть  четверти
секунды соображаю, что это угроза. Но когда первый гарпун, пролетая,  слегка
цепляет меня за плечо, отрывая кусок костюма, становится ясно, что следующий
мой праздник будет моими  собственными  похоронами  и  надо  что-то  делать,
причем срочно.
   Нечеловеческим усилием, например дельфиньим, я  ныряю  в  сторону  стенки
причала. Второй гарпун пробивает мой кислородный баллон и втыкается в ласту.
   Согласитесь, читатели мои дорогие, ситуация складывается явно  не  в  мою
пользу. Из  меня  уже  вытаскивали  пули,  но  перспектива  быть  проткнутым
гарпуном, даже и хорошо продезинфицированным, мне  абсолютно  не  улыбается.
Нет  ничего  приятного  в  том,  что  вас  насадят  на  острие  копья,   как
какую-нибудь рыбу-пилу.  Если  мои  сложные  подсчеты  верны,  то  двое  уже
разрядили свое оружие, а еще у двоих ружья находятся во вполне  боеспособном
состоянии.
   Словом, мне предстоит избежать их уколов. Продолжаю спускаться строго  по
вертикали, ожидая в любую  секунду  получить  гарпун  прямо  в  задницу.  Вы
представляете себе такой конец  романа  и  доблестного  Сан-Антонио?  Острие
втыкается прямо в простату! А?
   Но ничего такого не происходит.  Может,  они  отказались  от  затеи?  Или
выстрелили, но промахнулись, а я не заметил? Или эти сукины дети  посчитали,
что угрохали меня?
   А я все спускаюсь и спускаюсь, работая  руками  и  ногами,  как  лягушка,
спасающаяся от щуки!
   Вновь оказавшись рядом с ящиками, поднимаю голову и вижу двух  пикирующих
на меня черных акул, а  точнее,  двух  ныряльщиков  с  заряженными  ружьями.
Понятно, почему они решили преследовать меня, а не стрелять с  причала.  Мой
кислородный баллон поврежден и пускает веер пузырей,  создавая  вокруг  меня
непроницаемый экран, и они не хотят промахнуться.
   Судя  по  скорости,  с  которой  они  приближаются,   я   имею   дело   с
профессиональными ныряльщиками! Но  мне  не  хочется  играть  в  Моби  Дика,
особенно в роли кита. При виде двух темных торпед,  спускающихся  ко  мне  с
крейсерской  скоростью,  чувствую,  как  моя  кровь  здесь,   в   прохладной
десятиметровой глубине стынет и замораживается.
   Удар  ластами,  и  я  прячусь  за  ящики.  Временный  приют!   Ненадежное
пристанище! Но  тут  меня  посещает  спасительная  идея.  Быстрым  движением
расстегиваю ремни, крепящие баллоны с воздухом,  и  вешаю  агрегат  за  крюк
старого ржавого якоря, торчащего из-под слоя песка. Затем, прекратив  всякое
дыхание и стараясь создавать поменьше завихрений в воде,  плыву  параллельно
дуге причала.
   Оба охотника на человека - в данном случае на  меня,  загипнотизированные
мощным столбом пузырей из баллона, опускаются на дно к ящикам  и  направляют
свои арбалеты на старый якорь. Ситуация в корне меняется, поскольку теперь я
нахожусь за их спинами. Но не делайте поспешных  выводов,  и  уж  во  всяком
случае не вздумайте мне завидовать, словно господину, лежащему  на  пляже  в
окружении  двух  роскошных  фотомоделей  с  бронзовой  кожей   и   рельефной
поверхностью. О, мое положение хуже  некуда!  Ведь  у  меня  же  нет  больше
кислорода, так хорошо всегда питавшего мой здоровый организм! А поскольку он
(организм) взял дурацкую привычку работать только на этом  виде  топлива,  я
ощущаю, что если не глотну воздуха, причем Cito, как  говорит  мой  знакомый
реаниматор, то мои легкие станут безработными и останутся  таковыми,  боюсь,
уже навсегда. Понимаете, я никогда в своей  жизни  не  был  ловцом  жемчуга.
Говорят, им удается задерживать дыхание  под  водой  на  целые  три  минуты.
Браво! Мой  рекорд,  однако  же,  значительно  скромнее:  еле  дотягиваю  до
семидесяти секунд, не больше,  а  этого,  согласитесь,  недостаточно,  чтобы
сыграть партию в шахматы или перечитать один из  шедевров  Франсуа  Мориака,
напечатанных, как Библия, на толстой бумаге и в кожаном переплете.
   И уже прошло секунд пятнадцать, как я отделился от баллонов  с  воздухом.
Не будем расходовать понапрасну оставшийся в моих  легких  кислород  -  надо
действовать! Я вырываю застрявший в ласте гарпун и, ухватив его  за  древко,
устремляюсь на агрессоров. Один стреляет из ружья прямо по столбу  воздушных
пузырьков, надеясь продырявить мне спину. Значит, я остаюсь в обществе  двух
бандитов, но только один из них вооружен. "Три товарища", как сказал бы Эрих
Мария Ремарк, - тихоокеанская версия! Я  делаю  мощное  движение  ластами  и
оказываюсь прямо за спиной  господина,  целящегося  из  ружья  в  воздух  (в
буквальном смысле). Продолжаю стремительное скольжение, пока моя  голова  не
наталкивается на его.  Одновременно  гарпун  протыкает  туловище  ныряльщика
насквозь. Струйка крови постепенно трансформируется в пурпурное облако.
   Парень похож теперь на черный мешок с грязным бельем  -  он  весь  обмяк.
Другой  поворачивается  в  мою  сторону  и  напряженным  взглядом  оценивает
ситуацию через свой овальный иллюминатор. Я четко вижу два черных,  свирепых
глаза. Он бросается ко мне, хватает, прижимает к себе. Он  прекрасно  понял,
что я сбросил баллоны с воздухом, а поскольку он-то ничего  не  сбросил,  то
этой сволочи остается лишь постараться продержать меня  под  водой  короткое
время, максимально сдавливая. Я отчаянно сопротивляюсь, пробую отбиться,  но
мои движения под водой отличаются  такой  грациозной  плавностью,  а  хватка
малого настолько сильна, что вряд ли мне удастся освободиться из его тисков.
   В голове такая тяжесть, будто это не голова, а сейф, а внутри стучит  как
молотом.  Перед  глазами  сначала  красные  круги,  потом  черные,  потом...
Впечатление, будто я сейчас взорвусь, меня разорвет на клочки из-за  избытка
углекислого газа. Но зато я вырвусь из его лап, правда, по частям...
   "Двадцать  тысяч  лье  под  водой"  будет  моей   последней,   прощальной
презентацией. Я слабею и уже готовлюсь проститься со всеми вами,  друзья.  Я
вас иногда обижал, но тем не менее всегда очень  любил.  То,  что  я  в  вас
ценил, - не ваш  ум,  конечно,  но  ваше  сознание  двуногих  млекопитающих,
живущих на суше, дышащих воздухом через легкие и  покорных  судьбе.  Словом,
друзья, я не говорю вам "до свиданья", а шлю  свое  искреннее  "прощай!".  В
конечном  итоге  после  небольших  трансформаций   меня   скормят   красивым
экзотическим  рыбкам,  припеваючи  проживающим  в  аквариумах   океанических
центров, - так закончится жизнь Сан-Антонио Великолепного. Обо мне вспомнят,
что я интеллигентно выражал свои мысли, опрокинул на  спину  много  красивых
женщин, совершил немало геройских поступков -  и  все  это,  чтобы  в  конце
концов оказаться сначала в желудке, а  затем  в  прямой  кишке  какой-нибудь
дафнии.  Словом,  в  самом  конце  пути  ваш  покорный  слуга  из   элитного
млекопитающего станет кормом для жаброногих ракообразных. Но зато  планктона
будет больше! Ах, дорогой несчастный комиссар, такой сильный,  когда  был  в
силе, и такой слабый, когда слабеет! Меня утешает  одна-единственная  мысль:
от моего каркаса ни черта не  останется.  Потеряв  упаковку,  душа  свободно
отлетит в неизвестном направлении! Это  в  некотором  роде  успокаивает.  По
крайней мере, не надо будет давать объявление: "По поводу банкета  могильных
червей обращаться в администрацию кладбища Пер-Лашез!"
   В  глазах  дымка,  все  пляшет  и  кружится...  Я  теряю  сознание.  Вода
заливается мне в рот. Черт, до чего  же  соленая!  Делаю  последнее  усилие,
чтобы вырваться из адских объятий, и вдруг ощущаю что-то круглое  и  гладкое
под слабеющими пальцами. Тяну вниз. Наверное,  это  дыхательная  трубка  его
акваланга. Тащу еще сильнее.  Очевидно,  я  не  ошибся,  поскольку  он  меня
отпускает. Ему  тоже,  как  и  мне,  становится  понятно,  каково  жить  без
кислорода, и он стремится подняться на поверхность. Я хватаюсь за  него,  он
мой последний шанс. Он должен поднять меня наверх, поскольку ему тоже  нужно
дышать. Мы боремся друг с другом, как и десять секунд назад,  но  наши  цели
теперь диаметрально противоположны - мы как бы поменялись ролями. Сначала он
меня удерживал, теперь же старается изо всех сил освободиться. А  я,  только
что старавшийся освободиться, теперь держусь за  него  как  помешанный.  Изо
всех сил, мертвой хваткой! Но силы истекают, я больше не могу, я  покоряюсь!
В этом настоящая сила человека: согласие с неизбежным. В течение всей  своей
жизни он трясется от мысли, что когда-нибудь умрет, но день приходит,  и  он
говорит: о'кей! Человек вынужден так сказать. Его. привилегия в том,  что  у
него нет выбора.
   Нет выбора, значит, не  надо  брать  на  себя  инициативу.  Высшая  форма
свободы - отказ от свободы. Всю жизнь он испытывает на себе  это  искушение,
наш господин человек!
   Он надеется, более или менее открыто, иметь  только  одну  возможность  -
сказать "да".  Тогда  конец  заботам,  сомнениям,  переживаниям,  угрызениям
совести, поискам альтернативы, решению дилемм, противоречивым спорам.  Конец
усталости от всего комплекса сохранения человеческого достоинства.  Свобода!
Свобода вассала, которому уже наплевать на суверена! Я вам не наскучил, нет?
В настоящий момент я пускаю последние пузыри не для дураков, а для тех,  кто
меня читает и понимает, кто знает, о чем я говорю,  кто  согласен  со  мной,
несмотря на мой частый бред, и видит во мне то, что я есть на самом деле, со
всем моим неустанным поиском правды, и не какой-нибудь мещанской и мелочной,
а истинной, взаправдашней.
   Короче, я лишаюсь чувств, как барышня в романе  прошлого  века.  На  моем
месте  так  поступил  бы  каждый.  Ваш  Сан-Антонио  Великолепный,  конечно,
супермен.  Но  супермен,  которого  долго  удерживают  под   водой,   быстро
становится супер-утопленником, мои дорогие!
   О, не знаю, что происходит". Я отключаюсь,  взрываюсь,  растворяюсь...  Я
как большой пузырь воздуха, который лопается, лопается, лопается...
   Глава 11
   Хоть вы меня и знаете, но если бы увидели сейчас, то не узнали бы.
   Когда я вновь прихожу в сознание, то вижу над  своей  головой  безбрежную
синеву вечернего неба. Регулярные шлепки по голове приводят  меня  к  мысли,
что я на поверхности воды. В сумерках различаю справа и слева  от  себя  две
лодки, колышущиеся на  морской  ряби.  Пахнет  мазутом,  его  тонкая  пленка
покрывает водное пространство между лодками... Слышу голоса. И тут же  узнаю
луженую глотку моего доброго Берю.
   - Друг, нырните-ка еще здесь! И сразу же тяжелый всплеск!  Будто  морской
лев хряпнулся в воду с высоты.
   - Берю! - кричу я изо  всех  сил.  На  самом  же  деле  какое-то  шипение
вылетает из моего рта, и меня не слышат.
   Я прислушиваюсь. Судя по звукам, похоже  на  то,  что  меня  разыскивают.
Толстяк взял на себя командование  этой  важной  операцией.  Он  кричит!  Он
мычит! Он,  как  кандидат  от  ФКП  на  выборах,  клянется  (улучшить  жизнь
трудящихся) и проклинает (мировой империализм)!
   Пытаюсь двигаться, но руки и ноги не слушаются. Меня тошнит от мазута,  и
я, собрав силы, ору что есть мочи.
   - А ну заткните глотки! - вопит Толстяк, перекрывая шум Мирового  океана.
- Кажется, я слышал что-то...
   - Берю! - вновь подаю я голос.
   - Это он! Там, где лодки!
   Вновь шлепки по воде... Ко мне приближаются... Меня  поддерживают  чьи-то
руки. Страшно приятно думать про  себя,  что  еще  немножко  потопчешь  нашу
старушку-планету.
   - О, Тони, дорогой! - вскрикивает Глория.  Она  поддерживает  мою  голову
руками, в то время как остальные тащат меня по воде, как бревно.
   Скоро я  оказываюсь  на  берегу,  где  мельтешится  Берю,  будто  курица,
высидевшая утенка и теперь с ужасом наблюдающая,  как  он  плавает  в  самой
большой  луже  на  птичьем  дворе.  (Не  люблю  я  клише,   но   пусть   мои
собратья-писатели утихомирятся хоть ненадолго, а то они слишком об