ья Это его праздник!  Он  хочет  сфотографироваться  со  своими
трофеями. Он вмиг забывает о костлявой хозяйке и ходит  за  Мак-Хантином  до
тех пор, пока тот не  разрешает  ему  приготовить  улов  самому,  правда,  с
условием, что Берю купит на свои деньги масло, необходимое для готовки.
   - Завтра,- ликует Мамонт,- я надеюсь на еще лучший результат!
   - Завтра,- говорю я ему,- у тебя будут лучшие занятия, нежели, рыбалка.
   - Какие?
   - Ты  совершишь  вооруженное  нападение.  Он  осушает  кружку  "гиннеса",
облизывает своим коровьим языком толстые губы и заявляет:
   - С тобой надо быть готовым ко всему, но я бы все-таки  хотел,  чтобы  ты
мне объяснил, что к чему.
   - Нам надо проникнуть в Стингинес Кастл, приятель.
   - Ну и что?
   - Я придумал способ быть встреченным с фанфарами.
   - Давай, я тебя слушаю.
   - Ты переоденешься...
   - В кого?
   - В кого хочешь. Главное, чтобы ты стал неузнаваемым.
   - Кл„во! Мне это нравится. А потом?
   - Наденешь маску.
   - Это мне тоже нравится. Продолжай.
   - И засядешь на дороге,  ведущей  к  замку.  Сразу  за  боковой  дорогой,
уходящей к озеру, представляешь себе?
   - Как будто нахожусь там. Дальше!
   - В сотне метров впереди рассыплешь гвозди.
   - На кой хрен?
   - Чтобы проколоть шины малышки Синтии, племянницы хозяйки замка.
   - Не врубился...
   - Имея проколотые колеса, девочка будет вынуждена остановиться.
   - Понял. А потом?
   - Выскочишь из кустов с револьвером в руке.
   - Я?
   - Ты! Крикнешь ей: "Мани!" Только не вздумай орать на французском!
   - Значит, я буду грабить дилижанс.
   - Да, нападешь на девушку, а тут появляюсь я.
   - Как благородный рыцарь на белом коне!- усмехается Жирдяй.
   - Именно. Моя тачка будет спрятана на боковой дороге. Как только я увижу,
что ты занялся девочкой, сразу выскочу, наброшусь на тебя и сделаю вид,  что
молочу.
   - Вот спасибочки! И это вся роль, что ты можешь мне предложить?
   - Нет, я еще подумываю дать тебе роль лопуха в  документальном  фильме  о
жизни растений.
   - А удары правда будут туфтовыми?
   - Ты думаешь, я хочу тебя убить?
   - Это все?
   Презрительное пожимание плечами.
   - Да. Ты удерешь.
   Он подзывает Кэтти и просит принести еще одну кружку пива. Малышка кивает
на часы, показывая ему, что время приема  алкоголя  закончилось  пять  минут
назад- Тогда Толстяк приходит в страшную ярость, и мне приходится употребить
все мое влияние на красотку, чтобы добиться для него нового "гиннеса".
   Успокоившись, мой напарник спрашивает:
   - А ты?
   - Что я?
   - Ты чего будешь делать? Ухлестывать за девицей?
   - Именно. И довезу детку  до  замка,  потому  что  шины  ее  тачки  будут
проколоты.
   - Ты забыл одну вещь, комиссар хренов.
   - Инспектор Берюрье, попрошу вас!
   - Ты забыл, что если я разбросаю на дороге гвозди, то они проколют шины и
твоему катафалку.
   Я же говорил, что Берю наделен большим здравым смыслом. Из этой горы сала
иногда выходят стоящие замечания.
   Он радуется моему смущению.
   - Ну что, хитрец?
   - Заткнись, Берюрье, дай подумать.
   -  Валяй  думай,-  усмехается  Толстяк  и  осушает  одиннадцатую   кружку
"гиннеса".
   - Можно было бы положить поперек дороги ствол дерева, чтобы заставить  ее
остановиться,- предлагаю  я,-  вот  только  это  не  проколет  шины,  а  мне
обязательно нужны  спущенные  колеса.  Это  даст  мне  великолепный  предлог
довезти ее до Стингинес Кастл.
   Берю элегантно прикрывает рукой рот из-за рвущихся на волю газов от пива,
но они находят другой выход, и ему  не  остается  ничего  иного,  кроме  как
скрипнуть спинкой стула, чтобы подобрать пару к этому звуку.
   - У меня есть  лучший  вариант,-  сдержанно  говорит  он,  вдохнув  смесь
кислорода, углекислого газа, крошек табака и пивной пены.- Намного лучший.
   - Неужели это возможно?
   - Я лягу поперек дороги, и твоей шлюхе придется затормозить, если она  не
захочет меня раздавить...
   - Надеюсь, что не захочет.
   - У меня будет в руке нож, и, как только она выйдет  из  своей  тачки,  я
проколю передние колеса.
   - Браво, Толстяк!
   - А потом я сыграю задуманную сценку. Я пожимаю мощную  десницу  славного
Берю.
   - Ты не умен, Толстяк, но гениален.
   - Не надо комплиментов,- отвечает мой доблестный товарищ.

   Лежа на крыше моей "бентли", я вглядываюсь в  горизонт  через  бинокль  и
различаю на далеком повороте  маленький  "триумф"  мисс  Синтии.  Девушка  в
машине одна. Настал момент действовать. Сую два пальца в рот и издаю  долгий
свист- Мне отвечает другой свист: Берю услышал мой сигнал. Теперь его  черед
играть.
   Звук мотора быстро нарастает. Эта девочка умеет управлять машиной - гонит
на ста двадцати в час! Только бы она успела затормозить. Если  она  раздавит
моего Берюрье, я никогда не утешусь!
   Встревоженный, я разворачиваюсь  на  крыше  моего  катафалка,  настраиваю
бинокль и между листьями замечаю Толстяка, лежащего поперек дороги, раскинув
руки крестом.
   Мой достойный корешок оделся шотландцем. Представляете: Берю в килте!
   "Триумф" выезжает на прямой участок дороги. Он черной стрелой  проносится
мимо дороги, на которой спрятался я, и тут раздается дикий вой тормозов. Над
дорогой поднимается облако белой пыли. Машина останавливается  в  пятидесяти
сантиметрах от мужа ББ, которая едва не овдовела. Берю не только толстый, но
и крутой! Чтобы играть в такой аттракцион, подпустить спортивную  машину  на
пятьдесят сантиметров и не шелохнуться, нужно иметь стальные нервы.
   Белокурая Синтия выпрыгивает из своей тачки и подходит к лежащему. Он уже
не лежит. Я  слышу  "пффф"  проколотых  шин,  потом  удивленное  восклицание
девушки, которая видит вскочившего амбала в маске, размахивающего  пушкой  и
орущего: "Мани! Мани!"
   Нельзя терять ни секунды. Твой выход, Сан-А. Вторая серия, в главной роли
знаменитый комиссар Сан-Антонио, человек, который не боится никого и ничего.
   Я  спрыгиваю  на  землю,  седлаю  "бентли",  срываюсь  с  места,  несусь,
поворачиваю, торможу, выскакиваю, вмешиваюсь...
   Мне требуется огромная сила воли, чтобы не  заржать  Слово  полицейского,
Берю стоит того, чтобы взглянуть на него.
   Он надел килт, но сохранил под ним штаны и потому больше похож на  грека,
чем на шотландца. Пиджак застегнут наперекосяк, на  голову  натянут  женский
чулок, что делает его физиономию устрашающей.  Поверх  чулка  он  нахлобучил
широкий берет в зеленую и красную клетку.
   Я бросаюсь к нему. Берю, войдя в роль, направляет свой шпалер на меня.  Я
великолепным ударом вышибаю пушку из его руки,  и  она  улетает  на  дорогу.
Затем я бью его в челюсть без  особой  силы.  Толстяк  изображает  нокаут  и
падает на колени И тут, как всегда бывает, случается непредвиденное
   Мисс Синтия, которой я еще не успел  заняться,  приближается  вооруженная
английским ключом (хотя сама шотландка) и изо всех сил швыряет его в  чайник
Толстяка.
   Берю ловит ключ физией, и я понимаю, что его вставная  челюсть  приказала
Долго жить. Звук такой, будто уронили коробку домино.
   - Ой... твою мать- поганая!- вопит он  по-французски.  Я  хватаю  его  за
горло, чтобы помочь подняться и защитить от  новых  действий  предприимчивой
амазонки
   - Сваливай, лопух!- шепчу я ему на ухо. Он понимает,  что  настал  момент
делать ноги, и бросается в кусты
   Вместо того чтобы преследовать его, я теряю время на  поиски  револьвера,
поднимаю его и кричу на оксфордском английском:
   - Руки вверх!
   Берю  не  останавливается  по  двум  веским   причинам:   во-первых,   мы
договорились, что он должен смыться,  а  во-вторых,  он  не  понимает  языка
Черчилля.
   Для красоты сцены я дважды стреляю в его сторону. Но Жирдяй уже  исчез  в
зарослях на берегу озера
   Я издаю разъяренный вопль и поворачиваюсь к малышке. Ой-ой-ой! Вблизи она
в один миллион девятьсот шестнадцать тысяч раз прекраснее, чем  издали.  Она
натуральная блондинка, и ее волосы похожи на золотые  нити.  Знаю,  что  это
сравнение очень заезжено, но оно прекрасно отвечает действительности.  Глаза
не синие, а сиреневые, с маленькими золотистыми точками. Рот... нет, не могу
описать, это надо видеть...
   Она загорелая, ее тело безупречно.  Все  великолепно:  прекрасная  грудь,
восхитительные руки, изящные лодыжки,  подтянутый  живот,  легкая  шея...  В
общем, все.
   - Этот бандит не причинил вам вреда?- беспокоюсь я,  когда  она  заметила
мое молчаливое восхищение.
   Я говорю по-английски, но с таким сильным французским акцентом,  что  она
бормочет:
   - Вы француз?
   Бормочет она по-французски. Чтобы бормотать на иностранном языке,  как  и
для того, чтобы ругаться, надо им хорошо владеть.
   Разумеется, она тоже говорит с акцентом, но с  таким  милым,  что  так  и
хочется поискать его у нее между зубами.
   - Это заметно?
   - Да. Не знаю, как вас благодарить. Вы подоспели вовремя.
   - Благодарите случай,- отвечаю я.- Подумать только, я  сомневался,  ехать
сюда или нет... Надо заявить в полицию.
   Она пожимает плечами.
   - Этот человек явно сумасшедший. Вы заметили, как он одет?
   - Вооруженный сумасшедший опасен.
   - Я позвоню Мак-Хесдрессу.
   - Кто это?
   - Шериф.
   Вспомнив правила хорошего тона, я кланяюсь.
   - Моя фамилия Сан-Антонио,- говорю. Она протягивает мне руку.
   -  Счастлива   познакомиться.   Синтия   Мак-Геррел.   Наше   рукопожатие
продолжается  ровно  столько,  чтобы  стать  чем-то  большим,   чем   просто
рукопожатием.
   - Этот негодяй проколол покрышки моей машины,- вздыхает нежная красавица.
   - Ничего страшного. Мы откатим ваш "триумф" на обочину, и  я  с  радостью
отвезу вас...
   - Вы очень любезны.
   Сказано - сделано. И вот мы едем в Стингинес Кастл.
   Первая часть моего плана полностью удалась. Правда, Берю потерял в  драке
свои домино, но дело стоило такой жертвы.
   - Вы проводите здесь отпуск?- спрашивает Синтия.
   - Да,- отвечаю.- Я писатель и хочу написать роман с шотландской героиней.
   - Очень интересно. А что вы уже написали? Я быстро и небрежно перечисляю,
как мэтр, не желающий проявлять нескромность:
   - "Даму с гортензиями", "Граф Монте-Белло", "Клубок ужей", "Любите ли  вы
Брахму" ...
   - Я уверена, что читала эти вещи,- говорит Синтия.
   - Они переведены на сорок два  языка,  в  том  числе  на  немой  хинди  и
монегаскский. Она смеется.
   - Сразу видно, что вы француз.
   - Почему?
   - Вы любите смеяться.
   - Очень. А вы?
   - Я не решаюсь.
   - Почему?
   - Вы прекрасно знаете, что у англичанок длинные зубы.
   - Покажите ваши. Она показывает.
   - У вас чудесные зубы,- заявляю я, думая о зубах Берюрье. И добавляю:-  Я
бы хотел сделать из них ожерелье.
   Мило болтая, мы доехали  до  Стингинес  Кастл.  Замок  ужасно  большой  и
важный. В нем три островерхие башни и гигантское крыльцо.
   Мажордом, которого я уже видел  в  бинокль,  выходит  на  крыльцо.  Можно
подумать,  что  он  играет  роль  английского  дворецкого  в   третьесортной
постановке и немного переигрывает.
   - С мисс не произошло аварии?- осведомляется он, даже не глядя на меня.
   - Проколола две шины, Джеймс,- беззаботно отвечает Синтия.-  Предупредите
тетю, что я вернулась с французским другом...
   Сочтя эту фразу представлением, главшестерка удостаивает меня кивком,  от
которого его позвонки жалобно скрипят.
   - Это Джеймс Мейбюрн, наш дворецкий,- сообщает  Синтия,  увлекая  меня  в
гостиную.
   Не знаю, представляете ли вы себе зал Ваграм, но в любом случае позвольте
вас заверить, что в сравнении с большой гостиной Мак-Геррелов  он  похож  на
писсуар.
   Комнату освещают четырнадцать окон, а в камине можно  было  бы  построить
восьмикомнатный домик с гаражом...
   Девушка указывает мне на диван.
   - Садитесь, месье Сан-Антонио. В вас есть испанская кровь?
   - Да, по линии друга моего отца,- совершенно серьезно отвечаю я.
   Она фыркает.
   - Вы очень веселый. С вами не соскучишься.
   - Не знаю, что  вам  ответить,  мисс.  Особы,  проводящие  время  в  моем
обществе, постоянно подавляют зевки.
   Я  закрываю  рот,  потому  что  восемнадцатая  дверь   большой   гостиной
открывается и, толкаемая похожим на надгробный памятник Джеймсом  Мейбюрном,
в комнату въезжает в своем кресле на колесиках миссис Дафна Мак-Геррел.

   Глава 6
   Хозяйка виски  "Мак-Геррел"  имеет  все  необходимое,  чтобы  добиться  в
честной  борьбе  места  в  музее  ужасов.  Рядом  с  ней  Дракула   выглядит
херувимчиком.
   Представьте себе старую даму с мужиковатым  лицом,  квадратной  челюстью,
широкими ноздрями и очень густыми усами. У нее совершенно  седые  волосы  (в
Шотландии суровые зимы), разделенные пробором.
   На Дафне длинное  фиолетовое  платье,  делающее  ее  похожей  на  старого
епископа, а на шею она повесила золотую цепочку чуть-чуть поменьше  той,  на
которую крепится якорь "Королевы Елизаветы". Не знаю, была ли  она  замужем,
но если да, я снимаю шляпу перед смельчаком, польстившимся на нее.  Лично  я
предпочел  бы   отправиться   в   свадебное   путешествие   с   механической
землечерпалкой. У старухи здоровенные ручищи и кулаки, способные разукрасить
портрет любому боксеру.
   Она бесцеремонно рассматривает меня  сквозь  маленькие  овальные  очки  в
металлической оправе. Синтия вводит ее в курс дела. Старуха молча слушает, а
когда ее племянница  заканчивает  рассказ,  поднимает  трость  с  серебряным
яблоком, как сержант, отдающий приказ музыкантам начинать. Слуга  придвигает
кресло ко мне.
   Дафна благодарит меня голосом, наводящим на мысли  о  конкурсе  любителей
выпускать газы в церкви. Она спрашивает меня о моих литературных  трудах.  Я
сообщаю ей название моего будущего романа: "Любовник леди  Джителейн"  и  на
ходу выдумываю сюжет. Это будет история егеря, влюбленного в своего хозяина,
лорда Джителейна. Жена лорда, узнав о секрете егеря,  ставит  ему  капкан  в
сортире, в результате чего егерь попадает сначала  в  больницу,  а  потом  в
монастырь.  Лорд  Джителейн  вешается  от   отчаяния,   а   леди   Джителейн
раскаивается.
   Мои  собеседницы  кивают,  заявляют,  что   это   чудесная   история,   и
пророчествуют, что книга будет хорошо продаваться.
   Дафна спрашивает меня, где я остановился. Узнав, что в местной гостинице,
она начинает кричать и умолять меня переселиться в замок. Мне часто говорили
о шотландском гостеприимстве, но я думал, это туфта.
   Сначала я жеманничаю, уверяя их в  моем  смущении,  но  дамы  настаивают.
Поскольку  малышка  Синтия  настаивает  особо,  а  это  предложение  отлично
устраивает мои дела, я наконец соглашаюсь.
   Я с некоторой ностальгией вспоминаю о бедняге Берю, и тут  мне  в  голову
приходит потрясающая идея.
   - Я в Стингинесе не один,- говорю,- со мной слуга.
   - Ничего страшного, пусть и он переезжает в замок, места достаточно.
   Мы договариваемся, что завтра  я  переберусь  к  Мак-Геррелам  со  своими
пожитками, а пока меня просят остаться  на  ужин.  По-прежнему  смущенный  и
переполненный восторгом, я опять соглашаюсь.
   - Виски?- предлагает мне Синтия.
   - С удовольствием.
   Джеймс Мейбюрн приносит бутылку "Мак-Геррела" с двумя звездочками (особый
сорт, для элиты). Я делаю вид, что удивлен этикеткой.
   - Это ваши родственники?- спрашиваю я, показывая на пузырек.
   - Мы!- поправляет прекрасная Синтия.- Мы производим  его  много  лет.  Во
Франции нашу марку знают плохо, потому что мы почти не экспортируем  ее,  но
без хвастовства скажу, что в Соединенном Королевстве мы  пользуемся  большим
успехом.
   Большим успехом! Я думаю о героине, содержавшемся в бутылках  Пти-Литтре.
Это виски, во всяком случае, отличного качества. Можно встать и ночью, чтобы
хлебнуть его. Я говорю об этом дамам, и они кажутся счастливыми.
   - Хотите осмотреть замок и выбрать себе апартаменты, месье  Сан-Антонио?-
спрашивает малышка.
   - С радостью,- спешу ответить я.
   И я искренен. Ваш Сан-А доволен собой, друзья. Согласитесь,  что  он  все
чертовски ловко устроил. Я в цитадели, и в мою честь зажигают иллюминацию.
   Замок огромен и более готичен, чем  шрифт  в  названии  немецкой  газеты.
Коридоры,  коридоры,  коридоры...  Огромные  залы,  кровати  с  балдахинами,
гигантскими каминами, потайными дверями..
   Одна комната на втором этаже в левом крыле меня привлекает особо,  потому
что напоминает особо любимый мною  фильм  ужасов.  В  ней  стоит  кровать  с
колоннами, обтянутая зеленоватым атласом с геральдическими  лилиями.  Низкая
дверь Ведет в странную туалетную комнату:  ванна  медная,  краны  похожи  на
вентили шлюзов, а в раковине можно организовывать гонки моторных лодок.
   Чтобы умываться в этом озере, надо быть морским механиком.
   За туалетной комнатой находится другая спальня, намного меньшего размера.
   - Если вы позволите,- говорю я Синтии,- я обоснуюсь в этих  апартаментах.
Мой слуга может поселиться в дальней комнате и, таким образом, всегда  будет
у меня под рукой.
   - Как вам угодно.
   Она смотрит на меня блестящими глазами. Мне  кажется,  что  шотландцы  не
Казановы, и, когда  местным  дамам  хочется  получить  кайф,  им  приходится
прибегать  к  помощи  иностранных  гостей.  Все  эти  блондины  с   глазами,
выразительными, как дырки швейцарского сыра, небось лет  двенадцать  смотрят
на девчонку, не решаясь заговорить с ней, и еще двенадцать говорят о погоде,
прежде чем предложить трахнуться. А мы, французы, действуем  быстро,  потому
что знаем: жизнь коротка и надо быть  порасторопнее,  если  хочешь  получить
свой кусок пирога до того, как придет костлявая баба с косой.
   У Синтии влажные губы и глаза, а щеки розовеют.
   - Подумать только, мне спас жизнь французский писатель,- вздыхает она.
   - Это будет главной радостью моей жизни,- уверяю я. Я беру  ее  за  руку,
она не возражает. Я говорю себе, что тот, кто может малое, может и  большое,
а потому отпускаю руку и обнимаю ее за талию. Мисс не возражает.
   Я немного наклоняю голову, и наши губы соединяются. Ее губы пахнут лесной
клубникой, и поскольку я люблю десерт, то беру большую  порцию  без  сахара.
Она обвивает меня руками и прижимается своим телом к моему так  крепко,  что
разлепить нас можно только домкратом или паяльной лампой.
   - Хелло!- произносит голос.
   Мы мгновенно расстаемся. Время сосчитать до раз, и  в  дверях  появляется
длинный тип лет двадцати восьми с бледным унылым лицом.  Такое  впечатление,
что он провел каникулы в фамильном склепе. У  него  гладкие  темные  волосы,
выпуклый лоб и жеманные жесты.
   - О, Синтия, сердце мое, я вас повсюду искал.
   Просюсюкав это, он ждет, пока нас представят друг другу. По его взгляду я
чувствую: он догадался, что мы разговаривали не о биржевом курсе.
   - Сэр Филип Конси, мой  жених,-  объявляет  Синтия.-  Месье  Сан-Антонио,
великий французский писатель.
   Короткое и сухое рукопожатие.
   Антипатия возникает спонтанно, как и симпатия. Мне с  первой  же  секунды
хочется его раздеть, связать, окунуть в бочку с  медом,  а  потом  сунуть  в
муравейник. Со своей стороны сэр Конси хотел  бы  увидеть  меня  сидящим  на
проводе под высоким напряжением.
   Снаружи дребезжит тоненький колокольчик.
   - За стол!- приглашает Синтия.
   Думаю, даже самые тупые из вас догадаются, что я в  жизни  уже  несколько
раз ужинал, но мне редко доводилось принимать пищу в  таких  условиях.  Ужин
проходит в столовой более просторной, чем конференц-зал дворца Мютюалите,  в
обществе старухи в кресле на колесиках и сэра Конси, с веселой, как операция
на селезенке, физиономией.  Кроме  жениха  Синтии,  за  столом  присутствует
директор завода Мак-Орниш.
   Мак-Орниш  кругленький  малый,  красный,  как  собрание   кардиналов,   с
приличным  брюшком.  У  него  маленькие   пухлые   руки,   блестящие   губы,
флюоресцирующий нос,  светлые  волосы,  редкие  и  больные,  разложенные  по
черепу, усеянному темными пятнами, обвислые щеки, глаза запятыми,  глубокая,
как ров Венсеннского замка, ямка на подбородке и голос