я отвечаю. Он парень надежный. Мы с ним вместе были в партизанах.
   Не дожидаясь моего мнения, он снимает трубку телефона  и  сообщает  своей
благоверной о роли, исполнения которой ждет от нее.
   Он кладет трубку и поворачивается ко мне, весь светясь.
   - Она у меня романтик. Согласилась с восторгом.  Так  что  у  меня  будет
свободная ночь - нет худа без добра! Ладно,  еду  к  моему  приятелю,  чтобы
ввести его в курс дела. Как только моя женушка будет тут, позвоните по этому
номеру.
   Он уходит, и я остаюсь наедине с мертвой девушкой. Воспользовавшись  этим
тет-а-тет, я обыскиваю квартиру, но это  ничего  не  дает.  Меня  охватывает
нервозность. Я закуриваю сигарету, но тут же бросаю ее. "С меня  хватит!"  -
говорю я себе. За те две недели, что я занимаюсь этим гов„нным делом, все, к
чему я прикасаюсь, разваливается, как карточные домики.
   Я мотаюсь из одного  конца  Франции  в  другой,  таскаю  на  себе  трупы,
отправляю людей на тот свет, допрашиваю... И все без малейшего результата.
   Приманка в парижском морге, кажется, рыбку не привлекла... Если  бы  было
что-то новое, шеф бы меня предупредил. Кстати! Надо ему звякнуть.
   Сев в кресло на плоской крыше, я осматриваю пейзаж, совсем близкое  море,
пальмы... Не хватает только стаканчика виски. Не знаю, заметили вы  это  или
как, но за последнее время я стал почти трезвенником. Если трезвость годится
для верблюдов и воздушных акробатов, то мне это не подходит. Даже  наоборот.
Чтобы мои мозги фурычили на должном уровне, им нужно горючее.
   Иду порыться в баре и нахожу как  раз  то,  что  хотел,-  нераспечатанную
бутылочку виски. Вот что значит постараться как следует.
   Я в два счета отвинчиваю крышку, смотрю на просвет и приставляю  горлышко
к месту, которое добрый боженька дал мне для этой цели, ко рту то есть.  Раз
бутылка полна, мне не приходится особо запрокидывать голову...
   Посасывая виски, прищуриваюсь. Солнечный луч бьет мне прямо в зенки.  Это
тем более странно, что стою я не только в тени, но и повернувшись  спиной  к
тому, что поэты называют дневным светилом!
   Солнечный луч пляшет по крыше.
   Такое впечатление, что какой-то ребенок  развлекается,  пуская  солнечные
зайчики мне в глаза. Мне это не нравится. Совсем не нравится...
   Смотрю в сторону, откуда  идет  луч...  Это  окно  современного  дома  на
противоположной стороне улицы. Угол шторы на том окне немного приподнят.
   Солнце отражается не от чего-нибудь, а от линзы подзорной трубы.
   Кто-то наблюдает за мной, прячась за  шторой,  и  не  знает,  что  солнце
выдало его присутствие. Я вижу в этом счастливый знак. Если солнце встало на
мою сторону, можно рассчитывать на полный успех!

   Глава 8
   Шаги  на  крыше  заставляют  меня  обернуться.  Приближается  симпатичная
невысокая женщина. Сейчас она выйдет на открытое  место  и  попадет  в  поле
зрения наблюдателя.
   ~ Стойте!-кричу я.
   Она останавливается.
   - Вы мадам Пеллегрини?
   - Да...
   - Не ходите сюда: кто-то следит за домом в подзорную  трубу.  Оставайтесь
где стоите!
   Я закуриваю сигарету и небрежным шагом направляюсь к ней.
   - Не двигайтесь. Если  приедут  санитары,  скажите,  чтобы  они  тоже  не
выходили на крышу. Пусть ждут меня. Я сейчас вернусь...
   Спускаюсь по каменной лестнице, прыгаю в лифт, и вот я уже на улице.
   Я заметил серьезные ориентиры...  Окно,  из  которого  за  мной  следили,
находится на верхнем этаже соседнего дома, между окном со шторой  оранжевого
цвета и другим, с красной шторой. Ошибиться невозможно.
   Я спрашиваю себя, кто может быть наблюдателем. Может, это просто  маньяк,
любящий подглядывать за соседками? Но я хочу  удостовериться,  так  ли  это.
Перехожу улицу. Интересующий меня дом похож как родной брат на тот, откуда я
только что вышел. Молодая и вполне пригодная к употреблению консьержка  трет
пол щеткой, защитив руки резиновыми перчатками.
   - Простите,  мадам,-  обращаюсь  я  к  ней  со  своей  самой  неотразимой
улыбкой,- вы можете мне перечислить жильцов восьмого этажа?
   - А вам зачем?- беспокоится она.
   -  Допустим,   единственная   цель   моего   вопроса   -   удовлетворение
естественного чувства любопытства,- отвечаю я, доставая свое удостоверение.
   Оно не производит на нее особого  впечатления.  В  наши  дни  полицейское
удостоверение не имеет в глазах молодежи былого веса.
   - На восьмом,- отвечает она,-  живут:  учитель  плавания  (он  сейчас  на
пляже), учительница - она уехала на каникулы, и одна квартира сдается.
   - Повторите!- кричу.- Сдается квартира? Я лет сто не слышал от консьержки
эту фразу!
   Она пожимает плечами.
   - Это я неправильно выразилась. На  самом  деле  ее  пока  сдать  нельзя.
Владелец помер, а наследнички не чешутся.
   Я размышляю.
   - Это та, что посередине?
   - Да...
   - У вас есть ключ?
   - Нет.
   - Ничего страшного... Там сейчас кто-нибудь есть?
   - Да нет, я же вам сказала...
   - Все сходится, спасибо. Я  иду  по  коридору.  -  Э,  вы  куда?-  кричит
милашка.
   Я пока не  могу  ей  ответить,  что  интересуюсь  незанятыми  квартирами,
используемыми в качестве наблюдательных пунктов.
   - На небо,- отвечаю.- Поднимусь на восьмой, чтобы быть к нему поближе!
   Она забывает закрыть рот.
   Подойдя к двери, навостряю уши. Ни единого звука!
   Меня наполняет сомнение.
   А если я  ошибся?  Если  это  просто  забытый  на  подоконнике  блестящий
предмет? Хотя сейчас это не так уж важно.
   Нажимаю на звонок.
   Опять тишина.
   Я без тени сомнений второй раз за день прибегаю к помощи отмычки.
   Этот замок не упрямее предыдущего. Захожу в прихожую, где  стоит  затхлый
запах.
   Быстрый расчет  позволяет  мне  определить,  в  какой  комнате  находился
наблюдатель.
   Поворачиваю ручку и отскакиваю в сторону, ожидая получить порцию маслин.
   Ничего такого  не  происходит.  Опять-таки  тишина,  густая,  хоть  ножом
режь...
   Осторожно заглядываю в комнату.  Она  пуста...  Я  захожу,  иду  к  окну,
поднимаю угол шторы и ясно вижу крышу с хижиной покойной малышки Блаветт.
   Смотрю по сторонам. Ничто не позволяет предполагать,  что  недавно  здесь
кто-то находился... Хотя нет - запах..
   Довольно резкий запах, который я уже где-то вдыхал. В  этом  я  абсолютно
уверен. Видите ли, в числе прочих моих достоинств есть и отличная память  на
запахи... Да, этот резкий запах туберозы уже где-то щекотал мой хобот...  Но
где? И когда?
   Я вспоминаю.
   Я глубоко вдыхаю, чтобы хорошо запомнить ассоциации, которые  он  у  меня
вызывает, потом осматриваю  остальные  помещения  квартиры.  На  кухне  есть
незапертая дверь, ведущая на черный ход. Это через нее  слинял  наблюдатель,
услышав мой звонок. Я действовал  как  последний  идиот.  Зря  я  подчинился
условностям... Сейчас мне только не хватало заделаться в джентльмены.
   Выскакиваю на площадку, к лифту. Если немного повезет,  консьержка  может
увидеть таинственного наблюдателя... Кроме того, ему придется  сбегать  вниз
восемь этажей, и у меня есть шанс догнать его на  лифте.  Однако  меня  ждет
новое разочарование.  Молодая  консьержка  здесь.  Стоит  и  с  любопытством
заглядывает в квартиру...
   Раз она здесь, то не могла  видеть  выход  на  сцену  интересующего  меня
человека.
   - Куда выходит черный ход?- спрашиваю.
   - В тупик, рядом...
   Я бросаюсь в лифт, не обращая внимания на ее вопли.
   На улице  я  быстро  нахожу  тупик,  о  котором  мне  говорила  церберша.
Естественно, там никого нет.
   Как меня надрючили!
   Я издаю такое мощное ругательство, что оборачиваются человек двенадцать.
   Все, можно возвращаться к моим жмурам, настоящим и фальшивым!

   Глава 9
   В больнице все дрыхнут. Палата, куда положили бабу Пеллегрини,  находится
в глубине коридора, на втором этаже.
   Палата  двухместная,  кровати  отгорожены  раздвижным  занавесом.  Я  его
задернул и устроился во второй части комнаты, ожидая  дальнейших  событий  с
пушкой в руке.
   Тереза Пеллегрини, таким образом,  занимает  первую  кровать.  Ее  голову
обмотали марлей для большего правдоподобия... Я слышу ее  ровное  дыхание  и
через дырку, проделанную в занавеске,  вижу  маленькую  часть  лица.  Ночник
заливает палату болезненным голубым светом, как раз достаточным, чтобы я мог
прочитать статью в только что вышедшем номере одной ниццкой брехаловки.  Она
озаглавлена:
   ТАИНСТВЕННАЯ ДРАМА В КАННЕ
   Подзаголовок:
   Молодая женщина расстреляна из автомата через дверь своей квартиры
   Написавший статью журналист постарался от  души,  используя  уже  готовые
штампы.
   В  каждом  абзаце  есть   "чикагские   методы",   "несчастная   девушка",
"таинственные гангстеры" и  тому  подобное.  Но  в  целом  все  представлено
отлично. В заключение  сказано,  что  девушка  в  клинике  Рондо  в  тяжелом
состоянии. У нее многочисленные пулевые ранения,  две  пули  прошли  в  двух
сантиметрах от сердца и так далее. К счастью, не поврежден ни один  жизненно
важный орган. Крайняя слабость раненой не позволила полиции допросить ее, но
после  хирургического  вмешательства  и  многочисленных  переливаний  крови,
возможно, завтра она подвергнется первому допросу.
   Это именно то, что я хотел. Может, даже с некоторым перехлестом!
   Если парни, замочившие девчонку, хотят навсегда  закрыть  ей  пасть,  эта
статья должна их встревожить. Или логика вообще ни гроша не стоит,  а  мозги
лучше сразу положить на дальнюю полку
   Я откладываю брехаловку, чтобы погрузиться в глубокие размышления.
   Бледный свет способствует эффективности работы моего чайника.
   Запах, витавший в пустой комнате, терзает  меня,  как  приступ  крапивной
лихорадки... Поэтому я интенсивно эксплуатирую мое серое вещество.
   Где я уже вдыхал этот запах?
   Ну-ка, какие ассоциации он у меня вызывает?
   Он ассоциируется с зеленью и смертью... Зелень и смерть!
   Я подскакиваю. Готово! Нашел!
   Это запах духов дочери Бункса.
   Так от нее пахло в то утро, когда она появилась передо мной в  готическом
холле ее усадьбы в Шварцвальде.
   В тот момент я не обратил на это внимания. Она была так красива, что я не
мог отделить запах духов от всего ее очаровательного существа.
   Именно так.. Зелень.. Темная зелень леса... Смерть - ее лжебратца, Фриды,
Рашели.
   Я щелкаю пальцами. Наконец у меня есть уверенность, что оба дела  связаны
между собой, что интуиция шефа его не подвела. У  меня  есть  доказательство
этому... Для жюри присяжных оно, конечно,  не  годится,  но  зато  дает  мне
внутреннюю уверенность в своей правоте, а именно это самое главное.
   Мой радостный жест заставил вздрогнуть малышку Пеллегрини.
   - Что с вами?- шепчет она дрожащим голосом.
   - Ничего...-отвечаю я.
   Я знаю, кто следил за мной из окна дома напротив... Это была дочка Бункса
- прекрасная белокурая Кристия.
   - Ничего,- шепотом повторяю я.-  Ничего  страшного,  не  волнуйтесь,  моя
милая!
   Значит, в деле участвует банда нацистов... Человек с русской  бомбой  был
одним из них... Они узнали, что перед смертью он заговорил и я отправился  в
Канн на поиски женщины, чья фамилия начинается с "Бла".
   Как  они  могли  это  узнать?  Загадка.  Но  я  знаю,  что,   внимательно
присмотревшись к ней, смогу ее разгадать... В общем, начинается копошение...
Как червяков на трупе.
   А я люблю, когда дело двигается!
   Жену Пеллегрини, видно, охватило беспокойство.
   - Мне страшно,- признается она.
   Да, эта череда часов в  тишине,  прерываемой  время  от  времени  далеким
звонком или стоном, давит на нервную систему...
   - Ну что вы,- говорю я, подходя к ее кровати - Чего вы боитесь, моя милая
дама? Я же тут.
   Я взмахиваю пистолетом.
   - И он со мной!
   - Мне страшно,- повторяет она и добавляет:- Останьтесь рядом со мной ..
   Официально я обычный врач малышки Блаветт и  потому  провожу  ночь  у  ее
постели  Это  версия  для  персонала  клиники  Поэтому   не   будет   ничего
неприличного, если я останусь возле  нее,  но  я  предпочитаю  прятаться  за
занавеской.
   - Нет, нет,- едва слышно шепчет  она,  словно  прочитав  мои  мысли,-  не
уходите!
   Она хватает меня за руку. Ее ладони мокрые.
   Она привлекает меня к себе... Что себе воображает милашка Пеллегрини? Что
я скакну к ней под одеяло и стану успокаивать?
   Делать мне больше нечего, что ли?
   Нет,  все-таки  все  бабы  одинаковы!  Несколько  душноватая   атмосфера,
приглушенный свет, тет-а-тет с неплохо сложенным парнем - и любая заводится!
   Я чувствую на своем лице ее дыхание. Ей было  бы  спокойнее,  если  бы  я
лежал рядом с ней... Отметьте, что она стоит того, чтобы ею заняться,  но  я
здесь не за этим. А кроме  того,  если  коллеги  станут  делать  друг  другу
подлости, что станет с моралью?
   - Послушайте, как сильно бьется мое сердце,- вздыхает она, кладя мою руку
под свою левую грудь, которую я  немного  щупаю.  Не  экстра-класс,  но  еще
упругая.
   У меня начинает кружиться голова. Чувствую, что меньше чем через четверть
часа у Пеллегрини появится такое развесистое украшение на голове, что он  не
сможет пройти под Триумфальной аркой, когда приедет в Париж.
   Но мой ангел-хранитель не дремлет. В тот момент, когда я собираюсь начать
сеанс, в дверь стучат.

   Глава 10
   Я сую руку в карман, где лежит моя пушка.
   - Войдите!
   Дверь открывается Это медсестра и одна из ее коллег.
   - Я пришла сделать укол,- говорит она.
   Почему у меня сразу возникает ощущение, что что-то не так?
   С врачом было условлено, что за Терезой Пеллегрини будут  ухаживать,  как
за настоящей раненой, но колоть будут воду.
   - Доктор сказал, что это вас укрепит..
   Нет ничего странного в том, что медсестра, отвечающая за  восьмую  палату
(в которой находимся мы), входит со шприцем  в  руке.  Странно  то,  что  ее
сопровождает коллега.
   - Кто эта мадемуазель?- спрашиваю я.
   - Моя сменщица, она скоро заступит на  дежурство,-  отвечает  медсестра.-
Поскольку она новенькая, я ей объясняю ее обязанности ..
   Ничего не скажешь, все нормально!
   Так почему у меня появляется неприятная щекотка  в  груди?  Может,  из-за
голоса  девушки?  В  нем  звучит  старательно  скрываемая   тревога...   Это
практически незаметно, но я обладаю таким козырем, как интуиция, и  она  мне
подсказывает, что тут что-то нечисто.
   Девушка взяла руку Терезы, засучила ей рукав и водит по коже  пропитанной
спиртом  ваткой...  Тем  временем  новенькая  стоит  немного  в  стороне   и
внимательно смотрит. Малышка полна сострадания, это видно по ее глазам... Но
какого дьявола она все время держит правую  руку  в  кармане  своего  белого
халата?
   Я, зевая, обхожу кровать.
   - Мне кажется, ей стало немного лучше,-  говорю  я.  Оказавшись  рядом  с
новенькой, я внезапно хватаю ее правую руку. Она пытается вырваться,  но  уж
если я в кого вцепляюсь, то намертво, как бульдог.
   Я заламываю ей руку, и она вскрикивает от боли. Сунув руку в ее карман, я
извлекаю из него миленький шпалерок.
   - Странный рабочий инструмент для медсестры,- усмехаюсь я.
   Вторая девушка положила шприц на ночной столик и упала на кровать  вся  в
поту и жутко бледная.
   - Господи,- икает она,- как я испугалась... Эта женщина пришла ко мне  со
шприцем в руке и сказала: "Доктор просит вас сделать этот укол пациентке  из
восьмой палаты". Я ее не знала и ответила, что должна  спросить  у  доктора,
потому что он дал  мне  четкие  инструкции.  Тогда  она  наставила  на  меня
револьвер и сказала, что если я откажусь подчиниться...
   Девица с пушкой чувствует себя очень плохо.
   Тереза в своей постели не лучше.
   - Смотри,- говорю я лжемедсестре,- как я вас облапошил. История с раненой
- туфта, западня, в которую  ты  попалась...  Оставьте  нас,-  приказываю  я
настоящей  мед-сестре  и  Терезе  Пеллегрини,-  Мне  надо   очень   серьезно
поговорить с этой дамой!
   Обе выходят из палаты. Я небрежно поигрываю двумя пушками.
   - Ты работаешь на Бунксов, так?- спрашиваю я ее.
   Молчок.
   Хотел бы я знать, какое лекарство от трепа пьют члены этой банды! Из  них
не вытянешь ни единого слова...
   Тем хуже для них. После случая с  малышкой  Рашель  я  стал  приверженцем
жестких методов.
   - Ладно, продолжим чистку, моя милая,- решаю  я.-  Это  займет  некоторое
время, но я уничтожу вас всех!
   Я валю ее на  кровать  двумя  сильными  пощечинами  и  крепко  привязываю
простынями.
   Сделав это, беру шприц.
   - Укольчик достанется тебе, солнышко ты мое...
   Она вся напрягается; ее лицо становится грязно-серым. Я задираю ее  юбки.
У нее очень красивые точеные ноги, ягодицы крепкие, в форме яблока.
   Втыкаю иголку ей в мясо. Она вздрагивает.
   - Ладно,- говорю,- теперь можно побеседовать. Или будешь говорить, или  я
нажму на поршень шприца. Надеюсь, ты меня понимаешь, а?
   - Да,- едва слышно выдыхает она.
   - Ты француженка?
   Я предпочитаю начинать с невинных вопросов, чтобы постепенно продвигаться
к более сложным вещам.
   - Да.
   - Ты состоишь в организации Бунксов?
   - Да.
   - Ты знаешь, где прячут русского атташе?
   - Я не в курсе...
   - Не советую упрямиться!
   - Клянусь, я не знаю!
   Она это почти выкрикнула.
   Что-то заставляет меня поверить, что она не врет. Эта девчонка  сходит  с
ума от ужаса и уже не может сопротивляться. Она полностью в моей власти.
   - Значит, ты не в курсе?
   - Да.
   - А насчет типа, умершего в Страсбуре?
   - Он был моим мужем.
   Я чешу клюв.
   - Твоим мужем?
   - Да.
   - Его роль в банде?
   - Я не знаю...
   - Не знаешь?
   - Да! Я его больше не видела... Он меня бросил ради этой девки!
   Для меня это луч света.
   - Ради Блаветт?
   -Да.
   - И ты продолжаешь оставаться в организации?
   - Да.
   - Ты знаешь Бунксов?
   - Только дочь...
   Я резюмирую ее историю. Мне кажется, эта девчонка почти ничего не  знает.
Она пятое колесо в телеге. Ее выбрали добить раненую потому, что знали о  ее
ненависти к той.
   - Чем обычно ты занимаешься?
   - Я связная.
   - Где ваша штаб-квартира?
   Она молчит. Догадываюсь, что на этот раз  она  просто  колеблется.  Чтобы
помочь ей решиться, я снова беру шприц.
   - Нет! Нет!- кричит она.
   - Тогда отвечай!
   - Штаб-квартиры нет... Организация как таковая не существует... Время  от
времени приходят приказы...
   - Есть же место, где ты  можешь  связаться  со  своими  руководителями  в
случае неприятностей?
   - Нет!
   Все ясно! Они не дураки. Их главарь Бункс установил одностороннюю  связь.
Он может сколько угодно строить из  себя  франкофила,  возглавлять  лиги  по
сближению между нашими странами, поддерживать  боннское  правительство...  У
нас против него фактически ничего нет - лишь одни предположения, и он всегда
останется чистым благодаря своим деньгам и  связям.  Союзники  и  даже  наше
правительство за  него.  Бороться  с  ним  все  равно  что  срывать  гору  -
результата не дождешься
   - Как ты добралась сюда?
   - Меня привезли на машине.
   - Кто заговорил в Страсбуре?
   Она не понимает.
   - Как вы узнали, что я еду допрашивать эту Блаветт?
   Врубилась...
   - А... Кто-то следит за вами несколько дней... Он видел, как вы уехали  в
Страсбур, а потом в Канн, и руководство поняло, что вы допросили Леопольда и
он рассказал о своей любовнице...
   - Она в деле?
   - Нет. Видно, они боялись, что он ей что-то рассказал...
   В общем, все это дало мне очень мало. Моя цель - похищенный русский - все
еще вне пределов досягаемости.
   - Тебя ждут на улице?- спрашиваю я вдруг.
   - Да...
   - Кто?
   - Двое мужчин в машине. На углу улицы. Я  подхожу  к  окну  и  выглядываю
наружу. В сотне метров дальше стоит машина. Я снимаю трубку телефона и звоню
Пеллегрини. Только бы он не смотался погулять  под  предлогом,  что  сегодня
ночью он холостяк! Нет, снимает трубку.
   Он узнает мой голос еще до того, как я назвал свое заглавие.
   - Получается?- спрашивает он.
   - Все отлично. Но мне нужна помощь. Перед больницей стоит машина с  двумя