ой дубинкой или стукнуть пресс-папье. Если он не захочет, то  его  не
откроешь,  как  кошелек  шотландца.  Раз  так,  мне  надо  искать   камушки,
руководствуясь одним своим нюхом. Здесь прекрасная  Мирей  мне  может  очень
пригодиться. Нет, я не думаю, что Анджелино  посвящал  ее  в  свои  секреты.
Просто киска лучше меня знает повадки гангстера, раз некоторое время входила
в его окружение. Так что она может просветить меня насчет его психологии...
   Приближаюсь к ней. Она видела, как я только что разделался с ее дружками,
и, думая, что я ее оставил на закуску, прижимается к стене с криками:
   - Нет! Нет!
   Я улыбаюсь.
   - Не волнуйся, прекрасная брюнетка... Кто сказал, что я хочу тебе зла?
   Я беру ее за плечи и смотрю прямо в глаза. В них много крохотных  золотых
искорок, вращающихся вокруг зрачка, как  круги  разноцветных  прожекторов  в
цирке во время номера воздушных гимнастов.
   Это очень сладострастный момент. Я его затягиваю до тех пор, пока малышка
не начинает тянуться ко мне губами.
   Необыкновенное ощущение, можете мне поверить. Такой  рот  может  запросто
свести с ума! Я иду встречным курсом и прижимаюсь своими губами к ее.
   Даже  сидящий  на  громоотводе  не  может  испытывать  более  утонченного
ощущения, чем я в этот момент.
   Эта девочка настоящая змея.  Она  обвивается  вокруг  меня  лианой,  и  я
становлюсь бессильным, как огородное пугало. Она опытной рукой водит по моей
груди, ища вырез рубашки, а найдя, сует в него свою лапку и так нежно гладит
мою кожу, что я щелкаю зубами.
   Как она меня заряжает...
   По моему телу пробегает дрожь. Что вы хотите, я никогда  не  мог  устоять
перед такими аргументами.
   Хватаю  киску  за  ляжки,  несу  на  стол,  сметаю  рукой  все,  что  его
загромождает, и заваливаю на него мою приятельницу.
   Мирей не гордячка: она даже не вспоминает, что я стал причиной смерти  ее
парня.
   Надо вам сказать, что все бабы  таковы.  Можете  разрезать  на  куски  их
мамочку, они все равно подарят вам свою добродетель, если вы хорошо сложены.
   Что касается хорошего сложения, вам вряд ли удастся найти лучшее,  чем  у
Сан-Антонио. Я имею все необходимое, чтобы нравиться девкам и заставлять  их
забыть  дату  рождения  Виктора  Гюго.  Бицепсы  у  меня  что  надо,  а   на
соревнованиях в силе я бы запросто обошел Геракла.
   После того как я расстегнул ее юбку и блузку, Мирей начинает от всей души
кричать, отдавая мне все свои сокровища и требуя, чтобы я их забрал.
   Я не так требователен... Предпочитаю использовать их на месте...
   Ладно, опускаю занавес...  Нет  необходимости  рассказывать  вам,  что  я
проделываю с Мирей, что она проделывает со  мной  и  уж  тем  более  что  мы
проделываем вместе. Если я  это  сделаю,  лига  отцов  семейств,  двоюродных
сестер и потребителей электричества подаст на  меня  в  суд  за  оскорбление
нравственности...
   Но сами они делают и не такое. Это я вам говорю.
   Когда я отпускаю девочку, она напоминает намокший флаг. Ее глаза окружены
тенями, а лицо так осунулось, что первый же врач отправил бы ее в аэрарий.
   - Какой ты сильный,- шепчет она.- Я совершенно разбита...
   - И не говори,- отвечаю я, поправляя узел галстука.-  Могу  сделать  тебе
одно признание тип, что играет в футбол Луной, это я...
   - Я тебе нравлюсь?- спрашивает она. После того, что было, вопрос  кажется
мне глупым, как табуретка...
   - В общем и целом да,- отвечаю. И мысленно добавляю, что  только  полному
болвану может не понравиться такая вулканическая девушка.
   - Ты мой маленький Стромболи,- заливаюсь я,- моя Этна, моя синяя  уточка,
только у меня нет времени петь тебе серенады. Надо серьезно  поработать.  Ты
можешь точно ответить на мои вопросы?
   Она говорит "да".
   - Я сделаю тебе одно предложение. Если я получу благодаря тебе результат,
по делу Анджелино ты пойдешь простой  свидетельницей.  В  противном  случае,
несмотря на приятные мгновения, проведенные нами вместе, я отправлю тебя  за
решетку.
   И ласково шлепаю ее по попке.
   - Видишь ли, милашка, я бы дорого заплатил, чтобы  узнать,  что  стало  с
драгоценными камнями из коллекции Вул. Я не сомневаюсь, что они у Анджелино.
Но ты же его знаешь: он никогда не расколется... Ты  что-нибудь  слышала  об
этих камушках?
   - Смутно,- говорит она.- Анджелино не обсуждал свои дела, только  отдавал
приказы.
   - У него были другие лежбища?
   - Нет... Не думаю.
   - Он ведь из тех, кто не доверяет даже самым доверенным людям,  так?  Она
усмехается:
   - У Анджелино нет доверенных людей... Разве что его -старуха...
   - Так что бриллианты он бы не доверил ни сообщнику, ни банку?
   - Он?! Ты что, больной?
   Обеими руками хватаюсь за мозги.
   Что может сделать живущий постоянно настороже человек, который никому  на
свете не доверяет, с пригоршней драгоценных камней?
   Я должен разгадать эту  загадку,  если,  конечно,  в  голове  у  меня  не
швейцарский сыр.
   - Где спальня Анджелино?- спрашиваю я.
   - Пошли.
   Мирей ведет меня в  маленькую  комнатку,  расположенную  в  другом  конце
квартиры.
   Там стоят кровать, ночной столик, трельяж и шкаф. Меблировка самая что ни
на есть обычная и полностью соответствует мещанскому идеалу этого  странного
гангстера.
   "Спорю,-думаю я,- что этот  лопух  просто  сунул  добычу  в  матрас,  как
обычный фраер".
   Достаю из кармана нож и начинаю потрошить это убежище для клопов. Во  все
стороны летят куски шерсти, как в овчарне во время стрижки овец.
   Все, чего я добиваюсь, это сильнейшего приступа кашля у  нас  обоих...  В
матрасе нет ровным счетом ничего!
   Я  внимательно  исследую  подушку,  шкаф,  потом  ночной  столик,   потом
трельяж... Ощупываю обои. Ничего!
   Анджелино хитер!
   - Здесь есть телефон?- спрашиваю я Мирей
   - Да, в соседней комнате.
   Иду туда, звоню в предвариловку, и меня соединяют с дежурным офицером.
   - Вы получили Анджелино?
   - Да.
   - Обыскали?
   - Да.
   - Пусто?
   - Под одеждой нашли полотняный пояс...
   Я хмурюсь... Черт, он таскал кубышку на себе. Я должен  был  подумать  об
этом, вместо того чтобы изображать из себя Шерлока Холмса.
   - И что в этом поясе?
   - Бабки!  Десять  тысяч  долларов,  две  тысячи  фунтов  и  около  сорока
миллионов франков в десятитысячных бумажках!
   - И все?
   - Все...
   - А у старухи?
   - У нее ничего не было.
   - Кроме шуток?
   - Честное слово, комиссар. Обыск провели очень тщательно, обыскали  их  с
головы до ног. Они пусты, как гнилые орехи.
   - Ладно, спасибо...
   Я кладу трубку и поворачиваюсь к Мирей.
   - Ни хрена! Не сожрали же они их!- В ярости топаю ногой.-  Я  никогда  не
отделаюсь от мысли, что они были у меня под руками! Тип, таскающий на  брюхе
целое состояние в банковских билетах, готов к тому, что в любой момент может
сделать ноги.
   Разве что... Разве что он послал камушки куда-нибудь до востребования  на
вымышленное имя... Сомнительно. Слишком уж он осторожен...
   Мирей садится на постель супругов Анджелино, вернее, на то,  что  от  нее
осталось. Она поджимает под себя ногу, отчего ее юбка задирается и открывает
верх чулка и белую подвязку с синими цветочками.  (Куда,  спрашиваю  я  вас,
переместилась поэзия?) Чулок телесного цвета, белая подвязка  выделяется  на
янтарной коже... Чувствую, в моем котелке закипают игривые мысли.
   Но Мирей не до развлечений. У нее серьезный  вид,  который  ей  очень  не
идет.
   - О чем ты думаешь?- спрашиваю я.
   Она указывает на флакон с лосьоном для волос:
   - Об этом.
   Я смотрю на флакон.
   - Анджелино мазал этой штуковиной свои волосы? Она усмехается:
   - Ты видел волосы Анджелино? Ему скорее  нужен  какой-нибудь  лак,  чтобы
постараться их распрямить. Нет, это льет себе на башку его жена, потому  что
у нее очень редкие волосы.  Я  это  часто  замечала.  Она  даже  прикалывает
пучок...
   - Да?- шепчу я.
   - Да,- подтверждает Мирей.- Помню, однажды, когда  она  прикалывала  свой
пучок, у него внутри что-то стукнуло... как будто он был набит камнями...
   Я смотрю на нее.
   -  Мирей,-  говорю,-  ты  имеешь  не  только  восхитительную  фигурку   и
очаровательную мордашку, но и мозги, которым позавидуют многие мужчины.
   Я в последний раз провожу рукой по ее прекрасной голой ляжке.
   - Думаю, твоя подвязка будет мне сниться лет сто или двести! Ну, пошли...
Мы выходим на улицу.
   - Если у тебя есть где-нибудь  в  провинции  кузен,  поезжай  к  нему  на
несколько деньков. Пока, девочка!
   И я  ухожу  широкими  шагами,  не  оглядываясь,  говоря  себе,  что  идея
использовать  фальшивый  пучок  мамаши  Альды   в   качестве   сейфа   очень
оригинальна.

   Эпилог
   Кажется, я вам уже как-то говорил: я  поэт...  Я  никогда  не  подыскиваю
слова, когда  рассказываю  девчонкам  истории  вроде  тех,  что  Ромео  плел
Джульетте, пока их предки занимались своими делами.
   Я чемпион в том, чтобы, держа киску за пальчик, нашептывать ей  словечки,
от которых бы свалилось кресло на колесиках.
   На вопрос малышки Клод, что произошло, я отвечаю:
   - Тебе приснился плохой сон,  мой  ангел.  Он  забудется,  когда  пропоет
петух...
   И великолепно имитирую петушиный крик. Если бы его услышала  курица,  она
бы приняла его за настоящий и просто бы обалдела.
   Клод смеется, но тут же морщится, потому что пока еще смеяться ей нельзя.
   Дверь приоткрывает медсестра.
   - Месье Сан-Антонио,- шепчет она.
   - Он самый!- кричу я.
   - Вас к телефону!
   - Иду!
   Я отпускаю пальчик Клод.
   - До скорого, лапочка...
   Спускаюсь в кабинет. Разумеется, это шеф.
   - Как вы узнали, что я здесь?- спрашиваю я его.
   - Вы думаете, я бы занимал  кресло,  в  котором  сижу,  если  бы  не  мог
находить своих сотрудников? Он кашляет.
   - Что будем делать с Вдавленным Носом?
   Я смеюсь.
   - Я про него совсем забыл. Отпустите его, и пусть ему  сделают  небольшой
подарок.
   - Какой, например?
   - Те сто штук, что мне дал Анджелино, все еще у вас?
   - Вы мне сказали передать их в благотворительный фонд...
   - Гм! О фонде подумаем в  следующий  раз.  Отдайте  их  Вдавленному  Носу
Должны же мы его как-то вознаградить.
   Он снова кашляет
   - Кстати,- говорит он,- я только что из МИДа...
   - Да?
   - Да... В большой гостиной стоит бюст не Монтескье, а Талейрана.
   - Идиот!- говорю я.- Если бы тот швейцар, которого я  спрашивал,  ответил
правильно...
   - ...Вас бы уже не было в живых,- договаривает босс.- Не  забывайте,  что
ложный след спас вам жизнь
   - Это правда... Патрон, я вам не понадоблюсь в ближайшие дни?
   - Нет, а что?
   - Да я хотел уладить одно семейное дело...
   - Ладно,- говорит босс.- Поцелуйте ее от меня покрепче.



   Сан Антонио.
   Путешествие с трупом.

   Часть первая

   Глава 1
   Если бы нашелся парень, сумевший меня убедить,  что  он  выполнял  работу
более омерзительную, чем та,  которой  я  занимаюсь  в  течение  недели,  он
получил бы право на воинские почести,  спасение  души  и  сидячее  место  на
железных дорогах.
   Надо иметь крепкое сердце и хорошие нервы, чтобы выдержать  этот  шок.  Я
его выдерживаю, потому что моя работа  состоит  как  раз  в  том,  чтобы  не
привередничать.
   Я  целую  неделю  разъезжаю  по  моргам  Франции,  ища  труп...  Не  труп
пропавшего  без  вести,  которого  мне  поручено  найти,  а  труп,   которым
намеревается завладеть наша Служба.
   Это самая что ни на есть чистая работа,  какой  бы  ошеломляющей  она  ни
казалась. Мы хотим заполучить мертвеца, и мне поручено подобрать  идеального
жмурика, а это очень непросто.
   Непросто потому, что покойничек, необходимый нам, должен  отвечать  очень
строгим требованиям. Во-первых,  это  должен  быть  мужчина.  Во-вторых,  он
должен иметь рост метр восемьдесят  четыре,  возраст  около  тридцати,  быть
блондином и иметь все зубы, кроме  малого  коренного,  который  должен  быть
серебряным... Как видите, задача достаточно сложная.
   Она настолько сложна, что до  сих  пор,  осмотрев  морги  Парижа,  Руана,
Лилля,  Реймса  и  Страсбура,  откуда  нам  приходили  сообщения  о  наличии
жмуриков, подходящих под описание нашего идеала, я не смог найти эту  редкую
птицу.
   В Лилле у меня появилась довольно серьезная надежда... Там был блондин  в
метр восемьдесят два, но у него не хватало половины зубов и  были  обрублены
два пальца... Непруха! Самая малость, и мне бы повезло.
   Так что дверь орлеанского Института судебной  медицины  я  открываю,  уже
почти ни на что не надеясь.
   "Зачем  ехать  в  Орлеан  в  десять  вечера?"  -  говорила  жена   одного
крестьянина, хотевшего купить машину.
   Сейчас как раз десять часов, но утра, а  не  вечера!  Если  бы  я  сказал
людям, видевшим, как я вхожу в здание, о цели моего визита, у них, наверное,
были бы такие рожи!
   Немного близорукий тип, затянутый в слишком тесную для него  форму,  идет
мне навстречу по выложенному плиткой коридору.
   - Что вам угодно?- спрашивает он.
   - Я по поводу моего пропавшего кузена... В полиции мне сказали, что среди
ваших постояльцев есть мужчина, похожий на него. Я могу его опознать?
   Он не возражает.
   - Пойдемте...
   В здании витает отвратительный запах смерти и дезинфицирующих средств.
   Мы проходим по лабиринту  коридоров  и  спускаемся  в  подвал  на  лифте,
вытянутом в длину намного больше, чем в высоту.
   Внизу запах смерти усугубляется сыростью. У меня начинаются покалывания в
спине...
   - Входите!- приглашает хозяин этого царства  мертвых  и  толкает  толстую
дверь, непробиваемую, как дурость клиентки гадалок.
   Помещение, в которое я вхожу, похоже на все остальные в подобных  местах.
Оно голое, ледяное, белое, и вам не надо думать о грустном, чтобы  сохранить
серьезный вид.
   - Как выглядит ваш кузен?- спрашивает парень. Я даю краткое описание.
   - Понятно,-  отвечает  он.-  Наверняка  бедняга,  поступивший  в  прошлый
четверг...
   - Что с ним случилось?
   - Самоубийство. Отравление газом.
   Согласитесь, что надо быть полным кретином, чтобы убивать себя газом  при
нынешних ценах на него!
   Тип в форме тянет  за  ручку,  слышится  шум  шаров,  перекатывающихся  в
металлической трубе, и ящик открывается.
   Внутри лежит самый лучший экземпляр из всех виденных  мною  до  того.  На
первый взгляд это как раз то, что нужно... Ему лет тридцать, он блондин,  и,
если мой глазомер не разладился, в нем есть метр восемьдесят четыре.
   Я подхожу и  поднимаю  его  губы,  чтобы  осмотреть  клыки.  Все  налицо.
По-моему, я таки нашел свою редкую птицу...
   - Вы его узнаете?- спрашивает меня служащий.
   - Да,- отвечаю,- это он...- И спрашиваю:- Как это произошло?
   - Кажется, Он некоторое время жил в маленькой меблирашке и там покончил с
собой...
   - Из-за женщины?
   Он пожимает плечами, показывая, что этого он не знает,  но  нисколько  не
удивится, если все окажется именно так.
   - Почему не известили семью?- восклицаю я.
   - Откуда мне знать... Обратитесь в полицию...  Я  благодарю  его,  стираю
воображаемую слезу в углу глаза и сматываюсь, сказав, что приму  необходимые
меры, чтобы забрать тело своего несчастного родственника, которое  собираюсь
предать погребению достойным образом.
   Из морга я еду в Сюртэ и спрашиваю дивизионного комиссара Рибо.  Это  мой
старый корешок, с которым я сдружился, еще когда мы оба работали  в  Париже.
Он разожрался как боров, и его глаза растворяются  среди  толстых  щек,  как
таблетки сахарина в стакане горячей воды.
   - Привет, Толстяк!- говорю я.
   Он хмурит брови, отчего его глазки исчезают совершенно.
   - Да это ж Сан-Антонио!- наконец выговаривает он.
   - Во плоти и в костях, но с меньшим грузом жира, чем ты!- отвечаю.
   Он мрачнеет. Все толстяки мрачнеют, когда их поддразнивают.
   - Ну-ка встань, я хочу увидеть твой дирижабль во всей красе!
   - Месье все так же остроумен,- ворчит он.
   - Совершенно верно,- отвечаю.- Это помогает убить время... Мы убиваем так
много людей, что надо как-то разнообразить себе жизнь...
   Я пожимаю пять савойских сосисок, воткнутых в головку  сыра,  что  вместе
составляет его руку.
   - Ну, чего новенького?- спрашивает он.
   - Я хочу пить...
   - Пошли в бистро, тут совсем  рядом.  У  меня  есть  бутылочка  анисового
ликера.
   - А  в  провинции  умеют  неплохо  организовать  жизнь!-  замечаю  я.  Он
хмурится.
   - Не смейся над провинцией, в ней есть много хорошего.  Мы  спускаемся  в
его бистро, и он начинает расспрашивать о моей личной жизни: ~ Как  поживает
Люлю?
   - Какая Люлю?-уточняю я.
   - Но... Киска, с которой ты был, когда я уезжал из Парижа!
   Я разражаюсь громким хохотом.
   - Что стало с твоей зеленой рубашкой в полосочку?- спрашиваю я.
   - С какой рубашкой?- хмуро ворчит Рибо.
   - С той, которая была на тебе, когда ты уезжал из  Парижа...  Мой  бедный
толстячок! Да я даже не знаю, о какой Люлю ты говоришь!
   - Короче,- замечает он,- ты не меняешься!
   - Да, я привык менять девочек и меняю их до сих пор... Это скорее  вопрос
гигиены, нежели чувств, но я приехал сюда не  затем,  чтобы  рассказывать  о
своих победах, и даже не измерять объем твоей талии.
   - Работа?
   - В общем, да.
   - Идешь по следу?
   - Можно сказать и так.
   - Охотишься за кем-то опасным?
   - Он совершенно безопасен! Менее опасен,  чем  новорожденный  младенец...
Речь идет о мертвеце.
   - О мертвеце?
   - Да.
   - Кто это?
   - Я его не знаю... Впрочем, его личность меня  не  интересует...  вернее,
интересует очень мало! Мне нужен покойник, и этот подходит.
   Рибо находится в двух шагах от апоплексии.
   - Тебе понадобился покойник?
   - Я тебе это только что сказал.
   - Зачем он тебе?- выблеивает он.
   - Не затем, чтобы перекинуться с ним в картишки, естественно. От  жмурика
нельзя требовать многого. От этого я прошу одного:  оставаться  мертвым.  Не
могу сказать тебе больше. Как говорит  Старик,  служебная  тайна.  Я  и  так
наговорил слишком много.
   Рибо, может, и обидчив, но к работе относится с уважением. Когда  коллега
говорит, что не может распространяться, он не настаивает.
   - Ладно... И чем я могу помочь?
   - Я нашел в орлеанском морге подходящего типа. Но прежде чем забрать его,
я хочу убедиться, что этот жмурик свободен, то есть что никто не придет  его
требовать. Ты сообщишь мне некоторые подробности о личности  и  жизни  этого
малого.
   Я говорю ему, какого типа имею в виду, и  он  берет  курс  на  телефонную
кабину.
   - Ну вот,- сообщает он по возвращении,- я поручил моим  ребятам  заняться
твоей историей. Через полчаса получишь все детали. Может, пока поедим сырку?
В этом заведении он просто чудо...
   - Ты роешь себе могилу зубами,- мрачно говорю я. Он пожимает плечами:
   - Возможно, но, принимая во внимание мои габариты, работы  еще  непочатый
край.
   Дверь  в  питейное  заведение  открывается,  и  входит  тип,  тощий,  как
государственная казна Франции. Он подходит к нашему столику и здоровается.
   - Это Дюбуа,- говорит мне мой коллега так, словно вся моя  предшествующая
жизнь была лишь подготовкой к дню, когда я познакомлюсь с Дюбуа.
   Рибо обращается к своему подчиненному:
   - Садись и расскажи комиссару Сан-Антонио все, что знаешь, а за это время
тебе приготовят сандвич.
   Жратва для Рибо -  это  забота  номер  один.  Он  думает  только  о  ней-
Наверное, у него в брюхе живет солитер длиной с рулон обоев.
   Дюбуа принадлежит к типу незаметных трудяг. Он из тех, кто покупает  себе
один костюм на десять лет, дома мелет кофе и моет посуду, при этом регулярно
делая детишек своей благоверной. Должно быть, когда ему приносят пособие  на
детей,  почтальону  приходится  укладывать  деньги  в  чемодан...  В  общем,
представляете себе, да?
   - Ну что?- очень доброжелательно спрашиваю я.
   - Значит, так,- приступает он к делу,- фамилия умершего, о  котором  идет
речь, Пантовяк...
   - Поляк?
   - Да. В Орлеане прожил пару  недель.  Ни  к  кому  не  ходил,  госте