т
работать под музыку.
   Он заканчивает изучать образцы и делает шаг назад, как гурман отходит  от
стола, после того как поел.
   - Героин,- говорит он мне.
   - Рассказывай...
   - Точное содержание я сказать не могу, но в этом виски его очень много.
   - В какой бутылке?
   - Во всех пяти, что я принес.
   Я смотрю на него с легким удивлением.
   - Ты хочешь сказать, что он был и в нераспечатанных бутылках?
   - Во всех.
   Я замолкаю, и он не нарушает  мое  молчание.  После  секунды  напряженной
мыслительной деятельности я обращаюсь к нему с новым вопросом:
   -  Пробки  на  нераспечатанных  бутылках  были  нормальными  или  их  уже
открывали, а потом закрывали снова?
   Фавье улыбается и уходит в небольшой закуток. Слышу, он гремит бачками  с
гипосульфитом. Возвращается он  с  мокрой  фотографией,  которая  изображает
горлышко бутылки "Мак-Геррел", увеличенное минимум в четыреста раз.
   - Когда я заметил, что наркотик есть  и  в  полных  бутылках,  то  сделал
снимок пробки, прежде чем распечатать все
   - Браво, Фавье.
   Рыжий - добросовестный и инициативный полицейский.
   - Снимок позволяет убедиться, что это оригинальная, ненарушенная  пробка.
Я киваю.
   - Как думаешь, гости Пти-Литтре откинут копыта?
   - Вовсе нет. Они благополучно переварят героин. Посмотрят красивые сны, и
все.
   - Ладно, постараемся взять с них пример. Отправляемся баиньки, парень.
   Мы выходим из конторы. Дежурный внизу отдает мне честь.
   - Как, господин комиссар, ваш отпуск уже закончился?
   - Мне кажется, да. А вам?
   Возвращаясь домой на моей маленькой "МГ", я решаю посвятить остаток  ночи
счастью Ирэн.
   Я мысленно составляю список радостей, на которые  она  получит  право.  С
девушкой, приехавшей из провинции, надо уметь их четко дозировать.
   Что вы  скажете,  например,  о  "Савойском  трубочисте",  о  "Насмешливом
венгерском языке" и  о  "Британском  пальце"?  По-моему,  для  первого  раза
неплохо.
   Я раздумываю, стоит ли добавлять к первым трем  наименованиям  четвертое,
составившее мою славу,- "Ронская  отметина",  как  вдруг  вздрагиваю.  Чтобы
вернуться в Сен-Клу, я поехал не через площадь Этуаль и Булонский  лес,  как
обычно, а мимо дворца Шайо и авеню Анри Мартен.
   Сечете? На авеню Анри Мартен живет тип,  подаривший  Пти-Литтре  виски  с
наркотиком. Если вы и после этого не поверите в мое шестое чувство,  значит,
у вас нет и обычных пяти.
   Я бросаю взгляд на наручные часы, потом на те, что на приборной доске.  И
те, и другие в согласии по одному пункту: сейчас два часа ночи.
   В такое время наносить визиты не принято, но мне все-таки  очень  хочется
побеседовать с месье Оливьери. Мне кажется, с этим типом, если знать, как  к
нему подойти, должен получиться очень увлекательный разговор.
   Я как раз возле  дома  двести  двенадцать.  Остановив  тачку,  подхожу  к
воротам. Оливьери, как и  карлик  Леон,  живет  в  собственном  особняке,  в
котором не горит ни единого  огонька.  Нажимаю  пальцем  на  кнопку  звонка.
Подождав секунду, нажимаю снова, но тут вижу, как осветилось  окно  сторожа.
Железное жалюзи частично открывается, и недовольный тип спрашивает:
   - Чего надо?
   - Полиция,- просвещаю его я. Он колеблется. В  наше  время  полно  жулья,
которое представляется полицией, а потом грабит вас.
   - Одну секунду!
   Тип исчезает в окошке, как кукушка, прокричавшая сколько  надо.  Проходит
довольно много времени. Наконец я вижу у ворот массивный силуэт.
   Мужчина лет шестидесяти, сложенный, как борец, без радости  рассматривает
меня сквозь прутья. Он надел штаны, подтяжки не натянул,  и  они  свисают  у
него по бокам...
   - У вас есть документы?
   - Вот.
   Он рассматривает мое удостоверение и сует в карман брюк свою пушку.
   - Что вы хотите?
   - Мне надо увидеть месье Оливьери.
   - Сейчас?
   - Это срочное дело.
   Я говорю кратко и  четко.  В  таких  случаях  не  следует  упражняться  в
искусстве красноречия.
   - Ладно. Он открывает.
   - Я проведу вас ко мне. Я должен предупредить  его  слугу.  Мы  входим  в
своего рода караульное помещение- столовую, где стоит запах вареной капусты.
Из соседней комнаты доносится встревоженный женский голос:
   - Эктор, он действительно легавый?
   - Заткнись!- отвечает сторож.
   Он подходит к телефонному аппарату, раздумывает  и  нажимает  на  кнопку.
Загорается красная лампочка. Секунд через тридцать слышится щелчок.
   - Альбер?- спрашивает сторож.
   Тог, должно быть, отвечает через зевок, что да.
   - Скажи месье, что его хочет немедленно видеть полицейский.
   Не знаю, что отвечает лакей, но сторож,  выслушав  его,  издает  недобрый
смешок.
   -Я не знаю,- говорит  он  и  кладет  трубку.  Потом  смотрит  на  меня  и
спрашивает:- Ничего серьезного?
   - Как сказать,- отвечаю.
   Я слышу шаги за дверью; она слегка приоткрывается, и  я  замечаю  глаз  и
седую прядь над ним. Жене сторожа хочется узнать, как я выгляжу. Узнав  это,
она возвращается на супружеское ложе.
   В глубине души ваш Сан-А немного встревожен. Этот Оливьери, должно  быть,
большая шишка с обширными связями, и  мой  ночной  визит  ему  наверняка  не
понравится. Так что мне скоро может стать жарко...
   Является лакей. Настоящий: в полосатом жилете  и  при  всем  прочем.  Его
взгляд еще немного мутноват со сна, а так он совершенно безупречен.
   Он меряет меня взглядом с высоты своего величия.
   - Это вы желаете видеть месье?
   - Я.
   - Сейчас два часа ночиЯ смотрю на часы и поправляю его:
   - Два с четвертью. Будьте любезны предупредить его о моем приходе.
   Эта уверенность производит на него впечатление
   - Хорошо. Прошу вас  следовать  за  мной...  Я  знакомлюсь  с  еще  одним
гигантским холлом. Его стены обтянуты замшей, на полу шкуры белых  медведей,
стоят статуи, редкие растения  и  висит  картина  Пикассо,  на  мой  взгляд,
подлинник.
   Лакей указывает мне на банкетку, покрытую темно-синим бархатом.
   - Присядьте, я разбужу месье.
   И  начинает  подниматься  по  монументальной  лестнице.  Я  жду,   готовя
аргументы для разговора. Если судить по осторожности слуги,  Оливьери  плохо
спит и бывает зол сразу, как проснется.
   Слуга возвращается быстро. Он очень удивлен.
   - Месье нет в спальне,- говорит он.
   - Он не вернулся?
   - Он не уходил.
   - Где он был, когда вы закончили работу?
   - Моя жена (она горничная) и я ходили в кино, У нас сегодня выходной.
   - Где был ваш хозяин, когда вы уходили в кино?
   - В своем кабинете.
   - А когда вы вернулись?
   - Света нигде не было. Я решил, что он лег...
   - Он мог выйти?
   - Сторож нам бы сказал.
   - Может, он заснул в кабинете?
   Слуга с сомнением морщится, однако направляется  к  двустворчатой  двери,
находящейся в глубине холла.
   Он тихо стучит, открывает, включает свет. Его  неподвижность  и  молчание
мне все говорят.
   - Мертв?- спрашиваю я, подходя.
   Оливьери лежит на ковре на  боку,  одну  руку  поджал  под  себя,  другую
вытянул. В его правой руке пистолет с перламутровой рукояткой. Я  подхожу  и
платком осторожно беру оружие из его руки. Нюхаю ствол: из  этого  пистолета
давно не стреляли. Я вынимаю магазин и констатирую,  что  он  полон  маслин,
готовых к употреблению.
   Кладу оружие на ковер и наклоняюсь над трупом.  Месье  Оливьери  протянул
ноги минимум три часа назад и сейчас холодный как лед. На виске у него синее
пятно, а на шее явные следы удушения. На первый взгляд  мне  представляется,
что  преступление  произошло  следующим  образом.  Вечером  к  нему   пришли
поговорить двое. Они  стали  вести  себя  агрессивно  и  Оливьери  велел  им
выметаться, угрожая своей пушкой. У одного  из  типов  была  дубинка,  и  он
двинул хозяина по виску. А второй сжал промышленнику горло.
   Лакей Альберт начинает приходить в себя.
   - Вот это да,-бормочет он.
   -Это его  пистолет?-  спрашиваю  я,  показывая  на  элегантный  шпалер  с
перламутровой рукояткой.
   Салонная игрушка. Как пресс-папье  хороша,  но  если  хочешь  продырявить
шкуру ближнему, то лучше взять автомат.
   - Да, это его пистолет. Он лежал в нижнем  Ящике  стола.  Я  рассматриваю
мертвеца. Это крепкий мужчина лет пятидесяти с  седеющими  висками.  На  нем
домашняя куртка из красного атласа с  черными  лацканами.  Напоминает  форму
дрессировщика, но все равно здорово.
   - Месье Оливьери был женат?
   - Нет, десять лет назад он развелся.
   - Он жил один?
   - Время от времени его дочь приезжает пожить здесь недельку.
   - Любовницы?
   - Думаю, были, но не здесь.
   - Сходите за сторожем и его женой.
   Альбер торопится. Оставшись один, я начинаю проводить обычные поиски,  но
занимаюсь этим безо всякой надежды. Что-то мне  подсказывает,  что  я  здесь
ничего не найду. В бюваре нет ни единой бумажки; В ящиках  несколько  ничего
не говорящих предметов. Наверняка его рабочий  кабинет  находится  в  другом
месте, а здесь он проверяет счета своих слуг или читает биржевой куре.
   Пепельницы пусты. В детективных романах полицейский обычно находит в  них
окурки. Так вот, в этот раз там ничего нет. На креслах и ковре тоже  никаких
следов. Оливьери задушили поясом его  куртки.  Толстая  лента  еще  обмотана
вокруг его шеи, как мерзкая змея,
   А вот и Эктор со своей мадам, испуганные новостью.
   -Ни к чему не прикасайтесь!-велю я.
   Жена Эктора маленькая толстая старушка с грудью, как у голубя. На носу  у
нее сидит великолепная волосатая бородавка, и она плачет, издавая свист, как
воздух, выходящий из проколотой шины.
   - Пойдемте в холл,- решаю я и закрываю дверь. Я смотрю на  троицу,  и  от
вида этих физиономий мне хочется заржать.
   - Сколько здесь слуг?
   - Четверо,- отвечает Альбер.- Не хватает только моей жены.
   - Сходите за ней. Он выходит.
   - Вы кухарка?- спрашиваю я жену сторожа.
   - Да.
   -Я раньше был капралом жандармерии,- шепчет Эктор.
   Зачем это? Чтобы дать мне справку о своем высоком моральном  облике?  Или
показать, что мы вроде бы коллеги и, принимая во внимание обстоятельства...
   - Вечером у месье Оливьери были гости, не так ли?
   - Нет, никого не было,- уверяет дуэт.
   - Но ведь не по телефону же его шлепнули! Сторож упрямо мотает головой.
   - Никто не звонил, никто не приходил. Или же он перелез через решетку,  а
вы заметили, какая она острая?
   - Здесь есть второй вход?
   - Черный.
   - Где он?
   - На задней стороне дома. Около кладовой.
   - Когда Альбер и его жена вернулись из кино, через какую дверь они вошли?
   - Через черный ход, естественно.
   Возвращаются те, о ком мы говорим. Горничная белобрысая женщина с  лицом,
усыпанным веснушками. Ома прячет в складках  ночной  рубашки  свои  груди  в
форме капли масла.
   - Это невозможно! Я не могу в это поверить,- говорит она.- Где он? Я хочу
его увидеть!
   - Момент!- перебиваю ее я.
   Она спохватывается и здоровается со мной испуганным кивком.
   - Вы вышли через черный ход,- говорю.- Вы закрыли за собой дверь?
   - Естественно,- отвечает Альбер.
   - А ключ?
   - Ну...
   Его  конопатая  половина  поднимает  руку,  как  школьница,  собирающаяся
попросить разрешения сходить в туалет.
   - Да?- приглашаю я.
   - Я хотела вам сказать одну вещь:  когда  мы  вернулись,  дверь  не  была
закрыта на ключ. Я ничего не сказала Альберу, чтобы он на меня  не  ругался,
потому что подумала, что сама забыла запереть дверь, когда  мы  уходили.  Но
теперь я уверена, что это не так!
   Эта детка льет воду на мою  мельницу.  Я  благодарю  ее  доброжелательной
улыбкой, которая смущает ее до глубины души.
   Вечером Оливьери позвонили люди, с которыми он хотел  встретиться  тайно.
Он впустил их через черный ход, чтобы не привлекать внимания сторожа  и  его
жены. Визит закончился его смертью, а убийцы ушли тем же путем, но дверь  за
собой только захлопнули.
   -  Прекрасно,-  бормочет  знаменитый  Сан-Антонио,-  давайте  перейдем  к
следующей главе... Ваш хозяин был любителем виски, насколько я знаю?
   Они смотрят на меня, совершенно ошарашенные, поскольку мой вопрос в такой
момент кажется им совершенно неуместным.
   - Да, точно,- отвечает наконец Альбер.
   - Откуда он получал виски?
   - Прямо с фабрики. У него был друг шотландец, поставлявший ему скотч. Мне
кажется, он платил дешевле и считал, что эта марка лучше остальных.
   - Я хочу увидеть это виски.
   Альбер кивает, бесшумным шагом идет в салон и возвращается с едва начатой
бутылкой "Мак-Геррела". Я снимаю пробку и  нюхаю  виски.  Это  хорошее,  без
примесей.
   - Других нет?
   - Есть, в погребе... Нам привезли партию на прошлой неделе.
   - Кто?
   - Национальная компания железных дорог.
   - Ладно! Пошли в погреб.
   Эти люди понимают все меньше и меньше.
   В два часа ночи является полицейский, будит  их,  они  обнаруживают,  что
хозяин убит, а он, не  занимаясь  убийством,  расспрашивает  их  о  виски...
Согласитесь, что для лакеев этого многовато.
   Меня по-прежнему ведет длинный Альбер.
   Мы проходим в кладовку и спускаемся по  каменной  лестнице  в  подвал.  В
винном погребе со сводчатым потолком свежо, все аккуратно расставлено. Вдоль
одной стены лежат почтенные бутылки в ящиках с этикетками. В глубине высятся
ящики с шампанским и ликерами.
   Альбер замирает, как только что в кабинете, когда увидел, что его  хозяин
отбросил копыта.
   Он смотрит на меня с таким мучительным выражением, будто забыл орфографию
своей фамилии.
   - Эй, Альбер, у вас что, головокружение?
   - Это немыслимо...- говорит он.
   - Что?
   - Недавно здесь стояли четыре ящика скотча, а сейчас они исчезли!
   Я хватаю его за руку:
   - Что вы говорите, барон?
   - Клянусь, это правда, господин комиссар. Я спускался сюда  перед  ужином
за бутылкой бургундского, и они тут стояли... Вот здесь, видите?
   "Здесь" пусто. На квадрате земли выделяются следы,  оставленные  тяжелыми
ящиками, которые волокли.
   - Они были открыты?
   - Всего один. Месье Оливьери подарил шесть бутылок одному своему другу.
   - Месье Пти-Литтре, издателю?
   Зенки у шестерки становятся размером с тарелку.
   - Откуда вы знаете?- бормочет он. Я отвечаю ему загадочной улыбкой.

   Глава 3
   Четыре часа! Старик  сидит  в  своем  кабинете  в  зеленом  свете  лампы,
безукоризненный, чисто выбритый, при галстуке. Он полон внимания.
   Я только что сделал  ему  полный  отчет  о  происшедших  событиях,  и  он
задумчив. Есть от чего,
   - В  общем,-  резюмирует  он,-  этот  Оливьери  получил  бутылки  скотча,
содержащего героин. Он об этом не знал,  поскольку  подарил  несколько  штук
своему другу. Возможно, эти бутылки служат для контрабанды наркотиков?
   - Это очевидно. Те, кто их получали, должны были затем  извлекать  героин
при помощи химических  процессов,  которые  вам  с  радостью  опишет  Фавье.
Возможно, выпаривая виски. Или, что также  возможно,  наркоманы  пили  виски
таким, каким оно было, что усиливало действие наркотика.
   - Гениально,- соглашается Лысый, гладя свой кумпол. Наступает молчание.
   -  Продолжим   наши   рассуждения,-   решает   Старик.-   Эти   ящики   с
"приправленным" виски были отправлены Оливьери по ошибке.
   - Контрабандисты заметили свою ошибку и захотели ее исправить.  Дела  для
Оливьери обернулись плохо. Они его убили и завладели ящиками.
   В общем, дело несложное.
   - Эта  история  относится  к  компетенции  Скотленд-Ярда,-  с  сожалением
вздыхает Старик.- Утром я позвоню старшему инспектору Моррисону.
   Я смотрю на него, он на меня, все в  самой  глубокой  тишине.  Наконец  я
начинаю смеяться, как тип, который составил себе состояние,  создав  фабрику
для производства рюкзаков для горбатых.
   - Что с вами?- удивляется Безволосый, стараясь сохранить серьезность.
   - Я думаю, патрон, что наши мысли параллельны, как два рельса...
   - То есть?
   Лысый уже улыбается.
   - То есть нам обоим хотелось бы ради престижа французской полиции довести
расследование этого дела до конца и принести парням из Ярда решение  в  виде
подарка, обвязанного трехцветной ленточкой.
   Босс встает, проходит по кабинету и кладет свою  изящную  руку  (не  могу
назвать ее клешней) на мое мощное плечо.
   - Мы друг друга поняли!- говорит он.- Итак?
   - Итак, я совершу поездку в Шотландию,- отвечаю.- Вы этого хотите?
   - Да, мой дорогой  друг.  Но  я  вам  рекомендую  действовать  с  крайней
осторожностью.   Вы   будете   там   находиться   неофициально,   совершенно
неофициально.
   Старик всегда боится скандала. Он любит, чтобы мы совершали наши  подвиги
тихо и с достоинством.
   - Эта необычная контрабанда  начинается  с  завода,  где  производят  это
виски, поскольку бутылки, содержащие героин, имеют ненарушенную оригинальную
пробку.
   - Возможно...
   - Съездите туда Разоблачите преступников, раскройте все ходы  и  сообщите
мне. Наши коллеги с того берега Ла-Манша слишком часто насмехаются над нами.
   - Я сделаю все возможное и невозможное.
   - Я знаю...
   Он  придвигает  к  себе  бутылку  виски  и  внимательно  всматривается  в
маленькую белую этикетку, приклеенную с обратной стороны.
   -  "Мак-Геррел"  производит  дама,-  говорит   он.-   Некая   Хелен-Дафна
Мак-Геррел, проживающая в Майбексайд-Ишикен возле ГлазгоЯ записываю имя дамы
в записную книжку. Босс уже листает расписание авиарейсов.
   - Есть самолет компании "Эр Франс" на Глазго в семь двадцать две. Я  велю
забронировать вам место.
   - Два места,- поправляю я,
   Он хмурится, что составляет его  единственное  физическое  упражнение  за
день.
   - Вы собираетесь взять с собой помощника?
   - Поскольку я не могу рассчитывать на помощь британской  полиции  в  моем
неофициальном задании, а помощь мне может понадобиться, мне нужен напарник.
   - Вы правы. Кого вы возьмете? Мои раздумья длятся недолго.
   - Берюрье.
   Старик кивает, потом спрашивает с легкой двусмысленной улыбкой:
   - Скажите, мой милый,  почему  вы  все  время  берете  себе  в  помощники
инспектора Берюрье? Слава богу, в нашей Службе хватает людей.
   Месье Голова-как-задница впервые задает мне этот вопрос, и я смущен.
   - Ну,- бормочу,- это трудно объяснить. Видите ли,  босс,  Берю  не  особо
умен. Он грубиян, выпивоха, драчун, но вместе с тем имеет качества,  которые
делают из него самого  ценного  помощника.  Во-первых,  он  предан  мне  как
собака; во-вторых, он добрый,  смелый,  упрямый.  А  иногда  его  хитроватый
здравый смысл не хуже гениальности. Кроме  того,  он  мне  нравится.  Я  его
поддразниваю, и это успокаивает мои нервы...
   Старик поднимает руку:
   - О господи, да остановите вы ваш панегирик! Берите с  собой  Берюрье.  Я
велю забронировать два места.
   - Мне бы хотелось иметь машину по прибытии в Глазго,- говорю.
   - Я это улажу. Билеты и валюту вам доставят в аэропорт.
   - Хорошо.
   Пожав друг другу руки, мы расстаемся.
   Заря начинает разбрасывать искры солнца, когда я покидаю контору.  Смотрю
на часы. Мне осталось три часа, чтобы съездить собрать чемодан и заехать  за
Берю.
   Доезжаю до Сен-Клу. Дверь дома открыта, что внезапно напоминает мне,  что
я приютил у себя киску. Черт возьми! Хорош я хозяин. Привожу  девицу  домой,
бросаю в тот момент, когда уже собрался сыграть с ней в почтальона и прачку,
и в четыре утра собираюсь вытащить ее  из  постели  и  выбросить  на  мокрую
парижскую мостовую...
   Так не делают.
   Поднимаюсь в спальню. Ирэн, ровно  дыша,  спит  блаженным  сном,  натянув
одеяло до подбородка.
   У меня не хватает мужества ее разбудить. Я вынимаю из шкафа два костюма и
смокинг, опустошаю ящик комода, чтобы взять самое лучшее белье.  Прежде  чем
убежать, пишу записку для провинциалочки:
   Дорогая Ирэн,
   Уехал в деловую поездку. Очень сожалею.  Оставляю  Вам  ключ  в  почтовом
ящике в саду.
   Кратко, сильно, красноречиво, и  сказано  все,  что  хотел  сказать.  Это
первый  раз,  когда  Сан-Антонио,  приведя  к  себе  бабу,  сматывается,  не
организовав  ей   космическое   путешествие   на   борту   его