ит в себя.
   - Не знаю, о чем это вы,- упрямо заявляет он. Раздумываю, не стукнуть  ли
его еще разок, но по здравом размышлении отказываюсь от этой  мысли.  Что  с
него возьмешь? Разревется, вот и все дела. Терпеть не могу,  когда  взрослый
мужчина плачет. Слезы труса. К тому же историей с фальшивыми деньгами я  его
и так неплохо пристукнул. Попробуем теперь зайти с другой стороны.
   - Пожизненная каторга, Три Гроша,- штука, что и говорить,  невеселая.  Но
есть кое-что и похуже для здоровья. Гильотина, например. Как считаешь?
   -А никак. Вы же знаете, господин комиссар, я в мокрые дела не лезу.
   Знаю, конечно. Я ведь уже говорил вам: Три Гроша - всего  лишь  шестерка.
Ничего не поделаешь: есть люди,  которые  покупают  "роллс-ройсы",  и  люди,
которые их обслуживают. Но это между нами. Пока что я разыгрываю наивность.
   - Понятия не имею, малыш. Точнее, знаю, что твой Компер  сыграл  в  ящик.
Аккурат в той хибаре, что рядом с твоей. Такая, понимаешь, неприятность: ему
пуля в чердак залетела.
   Три Гроша подскакивает, как карп на сковородке.
   - Мертв?!- восклицает он.
   Что исчерпывающе доказывает -  для  меня,  по  крайней  мере,-  о  смерти
Компера он не знал.
   - Мертв...- обалдело повторяет он.
   -  Именно,-  подтверждаю  я.-  Причем  заметь:  погиб  он   из-за   тебя.
Сигнализация-то  к  тебе  ведет  -  скажешь,  нет?  Я,  когда   в   половине
двенадцатого туда полез, ее по нечаянности и включил.  Ну  а  ты,  известно:
чуть что не так, начинаешь выкручиваться. Тут же предупредил либо  Ком-пера,
либо кого другого. Я так думаю, что именно кого другого.  Этот  другой  туда
заявился, обнаружил, что в тайнике побывали, и уж сам  вызвал  Компера.  Там
они и объяснились по-крупному. Я даже догадываюсь, по какому  поводу.  Из-за
того, что шеф твой от большого ума заявил о краже своей машины. Решил  таким
образом обезопасить себя на случай провала. Остальные,  понятно,  узнали  об
этом только сегодня - вот и представили ему счет.
   Замолкаю, вытирая  потный  лоб.  Великолепный  пролетарский  пот!  Что  и
говорить, потрудился я на славу. Выкладывал  я  все  это,  естественно,  для
себя, чтобы упорядочить мысли,- не для Трех Грошей же мне было  распинаться!
Вот  уж,  действительно,  последняя  тварь,   созданная   Господом!   Однако
информацию в себя всосал,  как  свинья  помои,-  интуиция  у  этого  подонка
о-го-го! Видели бы вы его после того, как я  закончил  монолог!  Можно  было
подумать, что к нему подключили вибратор.  Надо  было  ковать  железо,  пока
горячо.
   - Так что, дорогуша, оставшиеся  тебе  годы  ты  проведешь  на  каторге,-
заключаю я.- Там и будешь сидеть, пока не  растаешь,  как  килограмм  масла,
пересекший пешком Сахару.
   Ноги его не держат - он  буквально  падает  на  стул.  Настоящая  тряпка,
человеческий ошметок. Решаю добавить кое-какие детали  в  нарисованную  мной
пессимистическую картину.
   - Ты не волнуйся, Три Гроша, без внимания тебя там не  оставят.  Я  шепну
кому надо пару словечек.
   - Умоляю, господин  комиссар,  поверьте:  я  здесь  ни  при  чем.  В  мои
обязанности входили только поездки.
   - Что за поездки? Куда?
   Охотнее всего в  этот  момент  я  бы  запечатал  себе  пасть  собственным
кулаком, но было уже поздно. Черт, не удержался! Сорвалось! От усталости, не
иначе. Золотое правило: нельзя перебивать клиента, если он  начал  колоться.
Он может сообразить, что ты ни черта не  знаешь,  а  просто  берешь  его  на
пушку. Так и произошло. Три Гроша запнулся и уставился на меня, моргая,  как
каменный карп. "Поездки..." - задумчиво повторил он,  витая  мыслями  где-то
совсем в другом месте.
   Тут я не выдерживаю, хватаю его за  грудки  и  швыряю  прямо  в  кухонный
буфет. Он приземляется точно на полку.  Колокольный  звон  рассыпающихся  на
мелкие кусочки стекол напоминает мне пасхальное утро. С верхних полок ему на
голову сыплется посуда. Он оглушен, окровавлен, задыхается, плачет и стонет.
   Подхожу к раковине, наливаю в миску воды и выплескиваю ему в  физиономию.
Три Гроша очухивается.
   -  Эй,  ты,  дерьмо,  выбирайся  оттуда  и  постарайся  быть  человеком,-
насмехаюсь я.- Твои стоны унижают мужское достоинство. Или что  там  у  тебя
вместо него?
   Он с трудом спускается на пол.
   - Ну вот, а теперь переведи дыхание и садись за стол,- командую я.-  Если
будешь умничкой и выложишь все, что знаешь, я отсюда уйду и забуду,  что  ты
существуешь на белом свете. Если же нет - придется еще раз напомнить, что на
свете существую я. Валяй.
   Мальчишеская физиономия Трех Грошей искажается. Я буквально вижу, как  на
беднягу наваливается сильный, кошмарный, чудовищный страх. Но боится  он  не
меня - похоже, он даже не слышит того, что я говорю. Такое ощущение, что  до
него  вдруг  дошло:  именно  сейчас,  сию  минуту,  он  подвергается   такой
невероятной опасности, перед которой все мои угрозы - наплевать и забыть.
   Я снова его слегка встряхиваю:
   - Ну что, дружок, будешь говорить или приложить тебя еще разок?  Ты  ведь
боишься побоев, верно, малыш? Ты похож на пипетку: стоит чуть нажать  -  тут
же отдаешь все, что у тебя внутри.
   И тут Три Гроша мертвой хваткой вцепляется  в  мою  куртку  и  приближает
пасть к моему уху.
   - Уведите меня,- шепчет он.- Скорее. Уйдемте отсюда.

   Глава 10
   Три Гроша медленно отпускает мою куртку. Наши глаза не отрываются друг от
друга. И в его взгляде, как в книге, я читаю весь ужас, который мучает этого
человечка.
   - Уведите меня,- снова бормочет он.
   Я размышляю. Стало быть, какая-то опасность таится совсем  рядом.  Кто-то
нас слышит и подстерегает. Когда я появился, Три Гроша об этом  знал  и  его
это не пугало -  напротив,  заставило  сделать  попытку  разыграть  из  себя
крутого парня. Жалкую, конечно, но для него и это прямо-таки подвиг. А вот в
процессе нашей дружеской беседы до него доперло, что этот некто,  казавшийся
ему скорее поддержкой, на самом деле смертельно опасен и он,  следовательно,
влип по самое некуда.
   Пока я предаюсь размышлениям, рука моя автоматически ныряет под куртку  и
выпускает на свободу пушку. Действие чисто рефлекторное: я всегда это  делаю
в первую очередь, когда в сознании зажигается красный сигнал. Тем  не  менее
Трем Грошам вид здоровенного ствола в моей  лапе  придает  уверенности.  Его
глаза обращаются к коридору. Тут до меня доходит,  что  внезапное  молчание,
установившееся между нами, должно выглядеть  весьма  подозрительно  -  если,
конечно, тот, кого так боится мой собеседник, не полный идиот.
   - Хорошо,- громко  заявляю  я,-  раз  говорить  ты  не  хочешь,  придется
прихватить тебя в полицейский участок. Посмотрим, что ты там запоешь.
   Я ему подмигиваю. Он находит силы ответить мне тем же и, понимая, что  от
него требуется, бурно протестует:
   - Но я же вам говорю, господин  комиссар:  я  ничего  такого  не  сделал.
Почему вы мне не верите?
   - Давай-давай, шевели конечностями!
   План у меня простой: прыгнуть в коридор и обстрелять все,  что  покажется
подозрительным. Увы, даже в самые гениальные  проекты  жизнь  всегда  вносит
свои коррективы. В данном случае они получают  воплощение  в  чьей-то  руке,
которая  внезапно  высовывается  из-за  двери,  держа  в  пальцах   предмет,
отдаленно напоминающий  некий  экзотический  фрукт.  Я,  правда,  никому  не
советовал бы его пробовать. К  счастью,  рефлекс  сработал,  и  прежде,  чем
таинственная рука рассталась со своим приношением, ваш друг Сан-Антонио  уже
валялся за углом буфета,  прикрывая  руками  голову.  В  закрытом  помещении
граната способна устроить такой кавардак,  какой  и  не  снился  даже  самой
бездарной домохозяйке.
   Действительность оправдала мои самые худшие ожидания. Тарарам был  такой,
что секунд на десять я практически оглох. Однако  постепенно  чувства  стали
возвращаться ко мне, и я с удовольствием убедился, что по крайней  мере  эта
опасность миновала: меня даже не поцарапало.
   К сожалению, об остальных предметах, находившихся в кухне, этого не  смог
бы сказать даже самый неисправимый оптимист. Мебель переломана, будто  здесь
вздумало порезвиться целое семейство слонов. Три Гроша стоит прислонившись к
стене. Такое ощущение, что после взрыва он стал еще меньше.  Взгляд  у  него
бессмысленный, а губы белее, чем у мертвеца. Он держится  за  живот,  силясь
зажать огромную рану, и я с ужасом смотрю, как  его  кишки  вываливаются  на
пол, заливаемые потоками крови. Он получил свое - такие раны не  зашиваются.
Разве что напичкать беднягу формалином и выставить в  анатомическом  театре.
Еще секунду спустя он испускает  вздох,  руки  соскальзывают  с  живота,  он
падает на пол и затихает.
   Начиная с появления из-за двери руки с гранатой все  это  заняло  времени
даже меньше, чем потребовалось бы вашему лучшему  другу  Сан-Антонио,  чтобы
победить добродетель вашей супруги.
   Я обнаруживаю, что стою, совершенно обалдев, а  в  голове  моей  вертится
единственная мыслишка: такое бывает только в романах. Спохватываюсь,  что  у
меня остались еще  кое-какие  делишки,  требующие  завершения,  перепрыгиваю
через труп и  выскакиваю  в  коридор.  Иду  к  двери,  ведущей  в  маленький
заброшенный садик. Вокруг  пусто,  но  в  глубине  садика  замечаю  открытую
калитку. Выбираюсь через нее на улицу -  как  раз  вовремя,  чтобы  заметить
отъезжающую черную машину. Это не <ДС". Гнаться за ней бессмысленно: пока  я
добегу до своего джипа, ее и след простынет. Прочесть номер тоже не  удается
- все-таки ночь на дворе, а фары этот стервец  предусмотрительно  не  зажег.
Испускаю страшное проклятие и возвращаюсь в дом.
   В коридоре на стене висит допотопный телефон. Звоню  в  полицию  и  прошу
соединить с главным комиссаром  Матэном.  Мы  давние  приятели;  он  хороший
парень и дело свое знает.
   - Алло, Матэн?
   - Кто говорит?
   - Сан-Антонио.
   - Не может быть.
   - Дружище, ты еще не привык, что со мной все может быть? Даже присутствие
в этом паршивом городишке.
   - Когда увидимся?
   - Скоро.
   - Ты зайдешь?
   - Наоборот. Ты ко мне приедешь. И немедленно. Удивленное молчание.
   - А ты где?- спрашивает он наконец. Диктую адрес.
   - Что-нибудь случилось?
   - У меня - нет. А вот кое у кого из моих знакомых...  -  Неприятности?  -
Были. Но для них уже закончились.
   - Все-таки - что случилось?
   - Слушай!- взрываюсь я.- Ты  можешь,  в  конце  концов,  приподнять  свою
толстую задницу?
   - Ладно-ладно. Не кипятись. Еду.
   Пожимаю плечами. Ох уж эти провинциальные сыщики! Лентяи  и  бездельники.
Им  только  что  не  луну  с  неба  приходится  обещать,   чтобы   заставить
пошевелиться.
   Ладно, проехали. Звоню Ричу.
   - А-а, это ты!- возбужденно кричит он.- Быстро  диктуй  адрес,  куда  там
тебя занесло, и не двигайся с места. Я тебя уже два  часа  разыскиваю.  Сам,
понимаешь, куда-то запропастился, а потом будешь на каждом  углу  трепаться,
что мы тут импотенты.
   - Ничего, тебе поволноваться полезно. Ну, рожай. Что там у тебя?
   - Нашли машину. В Лионе. На набережной. Полицейский патруль. Сунули в нее
нос - пусто. Тут видят  -  к  ней  какая-то  дама  подходит.  Они,  понятно,
спрашивают, не ее ли это тачка. Она отвечает, что нет. Ну, ребята объяснили,
что это ее счастье, поскольку машина краденая и иначе красотку  бы  забрали,
да и отпустили ее с миром. Что скажешь?
   - Думаю, то же, что и ты.
   - А конкретнее?
   -  Интересно,  где  вы  для  патруля  таких  остолопов  находите?  Может,
специально выращиваете?
   - Я всегда знал, что ты о  нас  высокого  мнения.  Но  все-таки:  чем  мы
заслужили столь лестный отзыв?
   -  Если  к  машине  подходила  воровка,  твои  идиоты  в  кепи   попросту
предупредили ее об опасности. Разве не так?
   - Пожалуй...
   - Как она хоть выглядела, эта красотка?
   - Молодая вроде...
   - Потому твои петушки так и раскукарекались?  Она,  кстати,  не  в  синем
была?
   - Точно.
   - Ладно, возьми этих идиотов, составьте подробное  словесное  описание  и
разошлите по всем постам. Пора ее задерживать.
   - Договорились.
   Вешаю трубку, пребывая в полной растерянности. Похоже, мосты между мной и
девицей в синем окончательно разведены. При этом она осталась для меня столь
же таинственной, как улыбка леонардовской Джоконды (а он  неплохо  образован
для полицейского комиссара, этот Сан-Антонио, не правда ли?). Все,  кто  мог
меня к ней привести, мертвы; сама она уже знает, что  я  иду  по  ее  следу.
Хватка у нее железная; для того чтобы я в этом убедился, ей  не  было  нужды
даже швырять в меня гранату.  Хотя  и  это  сделала  тоже  она  -  на  руке,
просунувшейся в кухню, я успел  заметить  кольцо  с  большим  синим  камнем.
Красавица ждала меня; ей не терпелось отправить  такого  отличного  парня  к
малышам с крылышками за спиной.  Да,  чтобы  познакомиться  с  бабой  такого
класса, не жалко отдать половину ваших сбережений!
   Обследую помещение. На первом этаже две  комнаты,  обставленные  бросовой
мебелью. В одной из комнат нахожу на вешалке синий плащ. На ночном столике -
румяна, пудреница, заколки для волос. На кровати - маленький  чемоданчик  из
свиной кожи. Открываю его  и  торопливо  стукаю  себя  в  подбородок,  чтобы
вернуть отвисшую челюсть в исходное положение. Он доверху набит купюрами  по
пятьсот франков. Судя по всему, тут миллионов  пятьдесят.  Прилично.  Голову
даю на отсечение, что это именно моя Джоконда оставила такой царский подарок
- не было времени прихватить его с собой. Тем не менее что-то не припомню я,
чтобы кто-нибудь даже в отчаянной ситуации вот так, запросто,  разбрасывался
подобными суммами.
   Разве что... разве что на самом-то деле грош им  цена  в  базарный  день.
Естественно, такое может быть только в том случае,  если  деньги  фальшивые.
Тогда - да; тогда человек в экстремальной  ситуации  скорее  прихватит  свою
зубную щетку или запасные трусы, чем этакое барахло.
   Смотрю купюру на свет. На первый  взгляд  все  в  порядке  -  деньги  как
деньги. Достаю из бумажника  свою,  кровную,  пятидесятитысячную  бумажку  и
принимаюсь сравнивать. Процесс длится так же долго, как "день без тебя" (как
сказал бы поэтически настроенный Сан-Антонио в более  подходящей  ситуации).
Но иногда я способен проявить терпение. Через четверть часа становится ясно,
что глаза я пялил не зря. Исследуя то место, где изображен толстяк в  парике
на фоне Версаля, я на своей купюре насчитываю  в  третьем  по  счету  здании
восемнадцать окон, а  на  ассигнации  из  чемоданчика  -  всего  пятнадцать.
Маленькая деталька, но вполне достаточная, чтобы установить истину. Теперь я
понимаю, почему мадам в синем была так щедра с Дэдэ,-  она  могла  себе  это
позволить.
   Характерные звуки извещают меня о прибытии полиции.

   Глава 11
   Главный комиссар Матэн: полтора центнера тугого мяса, дюжина  подбородков
один на другом, голубые подтяжки и зеленый галстук,  на  котором  изображена
голова   испанца   на   фоне   лунного   заката.   В   довершение   -   нос,
свидетельствующий, что его владелец всегда  не  прочь  пропустить  стаканчик
божоле.
   Комиссар появляется в сопровождении какого-то  худышки,  серьезного,  как
гражданские похороны.
   - Ну-с,- вопрошает он,- что тут у тебя?
   -  Ничего  хорошего,-  вздыхаю  я.  Потом   даю   ему   точное   описание
происшествия. Он внимает в сосредоточенном молчании. Затем мы идем навестить
труп.
   - Ты хоть сам-то отдаешь себе отчет, в  какое  дело  влез?-  интересуется
Матэн.- Чтобы печатать  фальшивки  такого  качества,  надо  иметь  серьезное
оборудование. Бумажки высший класс.  Не  знай  я,  что  они  не  настоящие,-
нипочем бы не отличил. Да-а, неплохо бы заиметь  такой  чемоданчик.  Хватило
бы, чтобы уйти на пенсию, а? Представляешь - вилла  с  зелеными  ставнями  и
роскошная  жизнь  в  свое  удовольствие!-  Он  вздыхает,  терзаемый   тайным
сожалением.
   Я неопределенно пожимаю плечами.
   - В конце концов, наше дело не обогащаться, но наказывать тех, кто  хочет
это сделать незаконным способом,- встрепенувшись, единым духом выдает  Матэн
и, обессилев от столь длинной тирады, переводит дух,  вытирая  взмокший  лоб
огромным носовым платком.- Кстати, ты успел  продумать,  как  подобраться  к
этой твоей синей мышке?
   - Нет,- признаюсь я.- Понятия не имею. Приметы уж слишком  неопределенны.
Разве что попробовать с другой  стороны?  Найдется  у  тебя  хоть  несколько
парней не таких тупых, как остальные?
   - Компер?- понимающе спрашивает он.
   - Именно.
   - Ты прав. Имеет смысл как следует покопаться в прошлом этого весельчака.
Может, на что и наткнемся. Если мы не найдем типографию, из которой  выходят
эти бумажки, начальство нас слопает, не дав даже ботинки снять.
   - Валяй,- соглашаюсь я.
   Он в сопровождении своего тощего помощника,  так  и  не  проронившего  ни
единого слова, отбывает исследовать сарай, где его ждет еще один труп,  а  я
решаю позвонить патрону - тот, наверное, уже давно спрашивает себя, куда это
подевался его любимый Сан-Антонио.
   Судя по голосу, Старик пребывает в отвратительном настроении.
   - Это я, шеф,- весело произношу я.
   - Слышу,- мрачно изрекает он.
   На  ходу  переменив  настрой,  выдаю  ему  полный  доклад.  К  концу  мое
настроение немногим отличается от  его  -  терпеть  не  могу  рапорты,  даже
устные.
   - Фальшивомонетчики - не наша область,- резюмирует Старик.-  Сдайте  дела
лионцам и возвращайтесь.
   - Что?!- вырывается у меня. Не очень вежливо,  но  Старик  переживет.  Он
что, с ума сошел - возвращать меня в момент, когда дело  наконец  становится
интересным? Разве отнимают тарелку супа у голодной собаки? Больше он  ничего
не хочет?
   - Вы что, плохо слышите?- скрипит этот сморчок.-  Я  жду.  Для  вас  есть
задание. За границей.
   Я знаю, что возражений он  не  терпит,  но  тем  не  менее  не  колеблясь
бросаюсь на защиту своей мозговой косточки:
   - Слушайте, патрон, не могу я сейчас это дело оставить! Считайте, что оно
уже стало моим личным.
   - А меня ваши личные дела не волнуют. Так же, как и вас мои.
   Чувствую, что дальше пререкаться небезопасно.
   - Ладно,- злость в голосе все же скрыть не удается.- Когда я должен  быть
на месте?
   - Как можно скорее.
   - Сию секунду я все равно выехать не могу. Машина не моя - кстати, ее еще
надо вернуть, да и шмотки забрать...
   -Жду вас завтра вечером,- непререкаемым тоном объявляет Старик  и  вешает
трубку.
   - Вонючка!- ору я в бесчувственный аппарат.- Продажная шкура! Козел!
   - Вы уже кончили?- нежным голоском осведомляется телефонистка.
   - Нет,- рычу я,- только начинаю!
   И тут мне в голову приходит  одна  вещь,  о  которой  я,  честно  говоря,
вспоминаю не часто. Все-таки я, черт побери, не вольная пташка - я состою на
службе у старой доброй  Французской  республики,  и  шкура  моя  принадлежит
государству. Так что личная  инициатива  может  иметь  место  только  в  том
случае, если она оговорена приказом.
   Бросаю на закуску еще пару ласковых слов и покидаю место действия.
   Еду к дому Дюбона.
   - Ну у тебя и морда,- объявляет он вместо приветствия.
   -  Есть  от  чего,-  хмуро   киваю   я.-   Патрон   велит   возвращаться.
Представляешь, впервые за все время моей клятой карьеры  приходится  бросать
дело, не дойдя до финиша.
   - Такова жизнь,- философски изрекает Дюбон,- вечно кто-нибудь сует  палки
в колеса. Пойдем-ка пожрем, вот что. Глядишь, и полегчает.
   Сказано - сделано. Жратва - любимый спорт Дюбона; думаю, потому он и стал
хозяином отеля. Меню  -  его  любимый  вид  литературы,  тут  он  не  только
читатель, но и творец: обожает красивым почерком выписывать  названия  блюд.
Любит сам покупать продукты и смотреть, как  повар  колдует  над  соусом  из
мадеры. Словом, проводит жизнь, пуская слюну.
   Курс лечения состоит из утиного жаркого  и  жареной  баранины.  Потом  мы
приканчиваем еще одну бутылочку  бургундского  и  отправляемся  на  боковую.
Поезд "Гре-нобль - Париж" о