дну  вещь.  Нельзя  зарекаться  на
будущее, но... ик!.. я больше никогда не  буду  пить  виски!  Какая  же  это
гадость! Ик...
   - Ну, мой бледнолицый брат, приди в себя и рассказывай!
   Он разглядывает моих спутников.
   - Какого хрена тут надо... ик!.. этим типам? И ч„ они  на  меня  пялятся,
как... ик!
   - Они помогли мне вытащить тебя из бака. Ты чуть не  утонул,  Берюрье!  В
это невозможно поверить! Давай объясни!
   - У вас не найдется немного воды?- бормочет он. Я знаю, что  мы  живем  в
эпоху сенсаций, но все-таки услышать, как Толстяк просит воды, это  огромное
потрясение. Ему приносят стакан воды, и, к моему  огромному  облегчению,  он
выливает ее себе на затылок.
   - У меня жуть как болит башка,  корешок!  Эти  сволочи  отвесили  мне  по
кумполу такой удар дубинкой, что от него у быка запросто бы отлетели рога!
   - Наверное, твои крепче приросли. Рассказывай, как все произошло.
   Он рыгает с такой силой, что Мак-Орниш отлетает  к  стене,  потом  громко
чихает.
   - Эта мерзость виски  у  меня  повсюду,  я  ей  совершенно  пропитался...
Значит, так, пока тебя не было, я следил за всей компанией из дома Глэдис...
Насчет этого (он показывает на Мак-Орниша) сказать нечего Но  вот  этот  (он
изысканно тычет пальцем в сэра Конси)  устроил  в  замке  большой  шухер!  Я
наблюдал за ним в бинокль. Он так орал, что я  удивлялся,  как  это  его  не
слышно Наконец он ушел Я отчалил от Глэдис, чтобы постараться узнать, что он
затевает...
   Берю замолкает.
   - Бр-р, эта гадость сожгла мне весь желудок. Отныне я  буду  пить  только
мюскаде и божоле, даю тебе слово.
   - Спасибо, я тщательно сберегу его. Продолжай.
   - Думаю,- рассуждает Толстяк,- что я сделал глупость.
   - Какую?
   - Что вернулся в замок.
   - Ты вернулся в замок?
   - Да, через черный ход. Я пришел потихоньку и сказал лакеям, что забыл  в
своей комнате часы. Я сходил туда и спрятался в маленькой  каморке  как  раз
рядом.
   - Придурок!- бешусь  я.-  Я  ведь  тебе  говорил,  чтобы  ты  был  крайне
осторожен.
   - Вся разница между мной и Байардом состоит в том,- сообщает он,- что  на
мне нет доспехов, запомни это, комиссар...
   - Хватит! Продолжай.
   - Я прождал несколько часов в темноте Хотел, чтобы лакеи подумали, что  я
свалил, сечешь?
   - Еще бы. Дальше.
   Остальные, по крайней мере сэр Конси и сэр Констенс  Хаггравент,  которые
закончили Оксфорд и владеют французским, с Молчаливым вниманием слушают его.
Мак-Орниш же поочередно разглядывает  нас,  стараясь  по  нашим  физиономиям
понять, о чем говорит Берюрье.
   -Я дождался ночи, чтобы предпринять  вылазку,-  продолжает  спасенный  из
виски.- Мне потребовалось много терпения, чтобы досидеть.
   - Ты заснул?- догадываюсь я. Он краснеет
   - Скажем, чуток подремал. В этой каморке было невесело, а  я  всегда  был
подвержен кастрации
   Сэр Констенс Хаггравент поворачивается ко мне с озабоченным видом.
   - Кажется, это также называется клаустрофобией? - Кажется.
   - Спасибо.
   -Я могу говорить?- возмущается Толстяк,  который  боится  снизить  эффект
рассказа так же, как кастрации.
   - Можешь.
   -  Тогда  я  пошел  по  хибаре.  Поскольку  я   ее   знал,   то   неплохо
ориентировался... Я спустился и увидел свет в салоне. Я  подошел,  пригнулся
заглянуть в замочную скважину и увидел блондинку  совсем  одну.  И  вдруг  я
получил по  башке  жуткий  удар!  Могу  тебе  сказать,  что  у  меня  звезды
посыпались из глаз. Я сразу отрубился, как будто ток выключили.
   - А потом?
   - Потом ничего. Я ничего не помню. Хотя, если  задуматься,  мне  кажется,
меня везли на машине. Когда я очнулся, то уже плавал в этой пакости. Я  стал
Тонуть, от того и очухался. В тот момент, когда я уже  совсем  подыхал,  мне
удалось вдохнуть. Для этого я встал на какую-то кучу,  тоже  находившуюся  в
баке. Держа морду возле  крышки,  я  мог  немного  дышать.  Вдруг  моя  нога
соскользнула, я нырнул вниз и наглотался.
   Он замолкает.
   - Это все,- говорит он.
   - Кажется, мы пришли вовремя, чтобы вытащить тебя.
   - Мне тоже так кажется,
   - Куча, о которой ты говоришь, это труп, дружище.
   - Не может быть.
   - И ты остался в живых потому, что тебя бросили в бак. Твой вес выплеснул
часть  виски,  что  позволило  тебе  высунуть  твою  великолепную  морду  из
жидкости.
   Я поворачиваюсь к сэру Конси.
   - Ну что, Фил, вы все еще сомневаетесь?
   - Нет, комиссар. Я слишком поздно понял, что влю-бился в монстра.
   - А что теперь?- спрашивает Мак-Орниш, которому пересказали  по-английски
приключения Берю.
   Я стою возле окна его кабинета и смотрю на унылый двор завода.  Я  думаю,
вернее, советуюсь с самим собой.
   - Теперь начнем охоту. Мак-Орниш, позвоните в Стин-гинес Кастл. Попросите
Синтию и скажите ей, что случилось большое несчастье:  Конси  нашел  меня  и
убил. Вы ей скажете, что он хочет в последний раз встретиться  с  ней  перед
тем, как сдаться, сечете?
   - Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, но сделаю то, что вы говорите.
   И звонит  малышке.  Все  проходит  великолепно,  и  бедная  мисс  Синтия,
перепугавшись,  отвечает,  что  согласна  на  прощальную  встречу  со  своим
женихом-убийцей.
   Мак-Орниш кладет трубку.
   - Отлично,- хвалю  его  я.-  Теперь,  поскольку  вы  знакомы  с  шерифом,
позвоните ему и попросите приехать в Стингинес Кастл.  Пусть  он  возьмет  с
собой одного из своих людей и запасется наручниками.  Мак-Орниш,  убежденный
моим тоном, набирает номер, но кладет трубку, сообщив: "Занято".
   Пауза. Он набирает номер снова. На этот раз ему отвечают.
   - Мак-Хесдресс?- спрашивает Мак-Орниш.
   Директор говорит шерифу то, что  я  ему  велел.  Тот  долго  отвечает,  и
Мак-Орнишу  приходится  слушать.  Закрыв   микрофон   трубки   ладонью,   он
ошеломленно шепчет мне:
   - Ему только что  позвонила  Синтия.  Это  с  ней  он  разговаривал.  Она
попросила его немедленно приехать в Стингинес Каста  арестовать  ее  жениха,
который совершил большую глупость!
   Бедняга Конси со  стоном  падает  на  стул  и,  обхватив  голову  руками,
начинает рыдать. Мне его жаль.
   - Ну, Фил,- успокаиваю его я,- мужайтесь. Девчонки никогда не стоят слез,
которые мы по ним проливаем!
   Потом я делаю Мак-Орнишу знак заканчивать разговор с шерифом.

   Глава 18
   Мы, Берюрье и я, сидим в засаде в кустах парка, тогда как трио, состоящее
из Конси, Мак-Орниша и Хаггравента, поднимается по ступенькам крыльца.
   Когда они вошли внутрь, я делаю Толстяку знак следовать за  мной.  Шагая,
Берю производит шум мочащейся коровы, потому что с его одежды стекло не  все
виски.
   Мы входим в холл и приближаемся к двери салона. Я слышу всхлипывания.
   - О, Филип,- рыдает красотка,- почему вы не сдержались? Я  одна  во  всем
виновата! Если бы я не проявила слабость к этому проклятому французу!..
   - Вы действительно виноваты, Синтия,- добавляет старуха  лже-Мак-Геррел.-
После такого  скандала  вам  остается  только  уйти  в  монастырь...  Пауза.
Ахи-охи, вздохи, всхлипы...
   - Вот  старая  сволочь!-  шепчет  мне  на  ухо  Берю.  Я  приказываю  ему
заткнуться. За дверью Синтия, шмыгая носом, спрашивает:
   - Как вы это сделали, Фил?
   По молчанию сэра Конси я понимаю, что его нервы  на  пределе  и,  если  я
сейчас не вмешаюсь, он на самом деле кого-нибудь убьет.
   Тогда я вхожу в салон. Увидев меня, Синтия  становится  зеленой,  а  руки
тети Дафны начинают трястись явно не от ее преклонного возраста.
   - Как видите, сердце мое, очень неплохо...
   - Но, но...- блеет потрясенная красавица.
   Настает черед Берюрье войти.  Смятение  дам  достигает  наивысшей  точки.
Войдя в салон, Берю чихает, вытирает повисшую на носу соплю и заявляет:
   - Что скажете, суки?
   - Употребление слова женского рода во множественном числе кажется  мне  в
данном случае необоснованным,- поправляю я.
   Сказав это, я подхожу к креслу на колесиках тети  Дафны,  хватаю  его  за
спинку и толкаю. Калека падает на пол в громком шорохе юбок.
   -  Однако,  комиссар!-  аристократически  отчитывает  меня  сэр  Констенс
Хаггравент.
   Вместо того чтобы извиниться перед старушкой, я поднимаю  ее  за  шкирку.
Странное дело, она вдруг держится на своих двоих.
   - Вот видишь, Стив,- усмехаюсь я,- я сэкономил твои денежки. Со мной тебе
не придется отправляться в паломничество в Лурд!
   Лжестаруха выхватывает из-за пазухи парабеллум.
   Я ожидал фортеля в этом стиле, потому и  не  даю  ему  времени  направить
пушку на меня.
   Удар, захват, залом руки. Пистолет летит через салон, потом за ним в  том
же  направлении  следует  парик.  Наконец   разорванная   блузка   открывает
атлетический торс в майке.
   - Представляю вам Стива Марроу, джентльмены,- объявляю я.
   Представив, я сбиваю его лучшим апперкотом в  моей  жизни,  потом  срываю
остатки блузки и при помощи  виски  "Мак-Геррел"  смываю  грим.  Перед  нами
предстает парень лет тридцати.
   - Перед вами убийца Дафны Мак-Геррел и одного  господина,  который,  если
мои умозаключения верны, работал на  американское  Управление  по  борьбе  с
наркотиками. Правда, Синтия?
   Она валится а широкое кресло. Ее ноздри  сжимаются,  глаза  закатываются.
Однако она соглашается.
   - Тот парень был мой коллега. Мы оба занимались  этим  делом,  разматывая
ниточку с двух сторон: он с начала, а я с конца...  Мы  встретились  слишком
поздно. Его убил Марроу, не так ли?
   Она взмахивает ресницами в знак согласия.
   - Гениальная выдумка с могилой в баке.  А  маленький  наезд  в  тупике  у
завода тоже Марроу?
   Новое согласие. Я подхожу ближе и смотрю на нее.
   - В Ницце Стив и вы, Синтия,  задумали  безумное  предприятие.  Настолько
безумное, что оно продержалось два года. Это - рекорд!
   - Объясните,- умоляет сэр Конси. Я смотрю на Берю, который  снова  уложил
Марроу ударом по зубам, потому что актер пытался подняться.
   - Объяснения будут быстрыми, Фил. Настоящая Дафна  была  жуткой  мегерой,
много лет издевавшейся над своей  племянницей.  Надеюсь,  из-за  этого  жюри
присяжных проявит к Синтии некоторую снисходительность.  Малышка  задыхалась
под властью своей тетки. Ей надо было  найти  себе  отдушину,  и  она  стала
ходить в  более  или  менее  сомнительные  бары.  Чтобы  проделывать  ночные
вылазки,  она  начала  давать  старухе   снотворное.   Однажды   ночью   она
познакомилась с этим проходимцем- С этим, что ли?- спрашивает Гигант  Мысли,
отвешивая Марроу удар ботинком по морде.
   -  С  ним  самым.  Бывший  актер-неудачник,  связавшийся   с   торговцами
наркотиками, стал любовником Синтии. Для нее, одинокой  несчастной  девушки,
он стал спасителем. Она превратилась в его  вещь.  Однажды  в  голову  Стиву
пришла потрясающая идея: убить старуху и занять ее место в  доме.  Это  было
менее безумно, чем кажется на первый взгляд. Дафна жила в Ницце одна,  ни  с
кем не общалась,  порвала  все  связи  с  немногочисленными  родственниками.
Отличная добыча! Они убили старуху  (при  каких  обстоятельствах,  мы  скоро
выясним) и начали сказочную жизнь... У них были деньги, свобода, они  любили
друг друга. Но через некоторое время произошла катастрофа: погиб Мак-Геррел,
возглавлявший  завод  по  производству  виски  и  распоряжавшийся   семейным
состоянием. Что делать?
   Полагаю, Стив сохранил добрые отношения с наркодельцами  и  они  на  него
немного надавили. Играя роль с дьявольской  дерзостью  и  большим  талантом,
по-прежнему при помощи Синтии, он приехал в Стингинес. Завод сам по себе уже
ничего не стоил  и,  по  общему  мнению,  был  в  упадке.  Они  сделали  его
перевалочным пунктом в контрабанде наркотиков...
   Я похлопываю Синтию по плечу:
   - Вы ведь сразу поняли, что я полицейский?
   - Мы думали, вы расследуете исчезновение американского сыщика.
   - Поэтому вы действовали осторожно, ограничившись плотным наблюдением  за
мной. В ту ночь, когда я обыскивал завод, Марроу следил за мной, не так ли?
   - Да.
   - Он угнал со стройки Конси их машину,  чтобы  в  худшем  случае  навести
подозрения на Филипа?
   - Да.
   - Вас  защищала  безупречная  репутация.  Пока  фальшивую  Дафну  считали
настоящей,  вам  нечего  было  бояться.  Еще  бы:   старая   больная   леди,
благочестивая, благородного происхождения и такая мужественная--Я перехожу к
другой теме:- Где был убит американский полицейский?
   - В парке. Он подсматривал в окно кабинета. Мы заметили  его  случайно  и
подстроили ловушку. Я заняла место тети в кресле, стоявшем к нему спиной,  а
тем временем Стив...
   - Потом вы отвезли тело на завод?
   - Да.
   - И когда волокли его по двору; у него выпал револьвер.
   - Я знаю,- говорит она.- Мак-Орниш нам сказал, что нашел оружие...
   - Ваша организация большая, лапочка?
   - Да, довольно большая,- шепчет она.- Но я знаю намного меньше, чем Стив.
   Вот это да! Она уже сейчас все валит на него! Вот они, женщины! Готовы на
любые безумства ради своих парней,  пока  те  доставляют  им  кайф,  а  чуть
становится паршиво, бросают их.
   - Доверьтесь людям Ярда, они сумеют его разговорить. Мы получим  имена  и
адреса  европейских  корреспондентов.  Лично  я  с   удовольствием   займусь
французской группой.
   Снаружи слышится звук подъехавшей машины. Гулкие шаги в коридоре.  Входит
рыжий гигант. Сколько же рыжих я видел во время этого задания! Целый  парад.
Этого хватит, чтобы на всю оставшуюся жизнь отвратить вас от моркови.
   Это шериф Мак-Хесдресс. Он подходит к Синтии и с улыбкой говорит:
   -  Надеюсь,  я  не  слишком  задержался,  мисс?  Моя  машина   никак   не
заводиласьОн замолкает, увидев лежащего на полу в  задравшихся  юбках  Стива
Марроу.
   Наступает глубокая тишина, едва нарушаемая бульканьем. Это Берю, успевший
забыть свою клятву, пьет "Мак-Геррел".

   Заключение
   В три часа пополудни  следующего  дня  я  открываю  дверь  моего  дома  в
Сен-Клу.
   И кого я вижу на пороге? Фелиси! Мою славную, дорогую, чудесную Фелиси.
   Я бросаюсь к ней.
   - Уже вернулась, ма?
   - Как видишь. Без тебя отдых для меня не отдых, ты же знаешь.
   Она ведет меня в  столовую,  и  я  замираю,  широко  разинув  рот.  Ирэн,
милашка, которую я подцепил в поезде, возвращаясь с  Дордони,  сидит  там  и
спокойно вяжет. Увидев меня, она розовеет и заявляет:
   - Как видите, я вас дождалась. Ваша мама очень милая, это она настояла...
   Обалдев от изумления, я бормочу:
   - А, да! Конечно! Гм! Я- то есть да... Однако... правда  Мама  потихоньку
смеется над моим смущением, а я чувствую, что выставить эту девицу за  дверь
будет чертовски сложно. Господи, как же я от нее отделаюсь?
   Я занимаюсь этой проблемой, гораздо более деликатной и сложной,  чем  мое
расследование, когда дверь с  шумом  распахивается  и  Толстяк,  которого  я
высадил перед дверью его дома, врывается, ни с кем не здороваясь.
   - Сан-А!- вопит он, потрясая номером "Франс  суар".-  Сан-А!  Прочти  вот
это, черт подери!
   Я машинально беру брехаловку и читаю на первой странице:
   ЧУДОВИЩЕ ОЗЕРА СТИНГИНЕС (ШОТЛАНДИЯ) НЕ БЫЛО СКАЗКОЙ.
   - Будешь знать, как утверждать, что я вру, лопух!- рявкает Берю.
   Раздраженно пожав плечами, я продолжаю чтение:
   Сегодня утрам рыбаки, шедшие по берегу Стингинес  Лоха,  были  потрясены,
увидев среди утесников страшное животное, словно пришедшее из доисторических
времен и принадлежащее, по  всей  вероятности,  к  семейству  ящеров.  Длина
животного двадцать два метра  от  головы  до  хвоста.  Оно  имеет  наспинные
плавники и атрофированные лапы, наподобие крокодильих. Оно было убито  кучно
посаженными  восемью  пулями  из   пистолета   калибра   7,65   французского
производства. Музей Естественной истории предлагает тысячу фунтов стерлингов
лицу, совершившему этот беспримерный подвиг.
   Я поднимаю качающийся от восхищения взгляд на Берю.
   - Тысяча фунтов - это сколько во франках?- тихо спрашивает он.



   Сан Антонио.
   Подлянка.

   Глава 1
   Голос был тонким, дрожащим и чуточку хныкающим. Поначалу я решил, что это
Пино.
   - Алло! Я бы хотел поговорить с комиссаром Сан-Антонио.
   - Я слушаю.
   - Скажите, господин комиссар, вы ведь учились в  лицее  Сен-Жермен-ан-Ле,
не так ли?
   Этот намек на мое блестящее школьное  прошлое  заставил  меня  навострить
уши.
   - Да, а что?
   - Это Мопюи, вы меня  помните?  Я  замер.  От  ностальгической  волны  из
классной комнаты у меня дрогнули ноздри. Морпьон! Добряга Морпьон!
   - Не может быть! Как вы, господин учитель?
   - Уже лучше,- ответил он, из чего я без особого труда сделал  вывод,  что
он только что болел.
   - Чем обязан радости слышать вас? Он прочистил горло. Это у него как тик.
Через каждые пять-шесть слов он издавал горлом смешное кваканье.
   - Скажите, мой юный друг...
   Мой юный друг! Как когда-то в школе. От этого я ощутил прилив сладковатой
грусти.
   -  Скажите,  мой  юный  друг,  может  ли  такой  знаменитый   и   занятой
полицейский,    каковым    являетесь    вы,    уделить    несколько    минут
полуразвалившемуся старику?
   Я рассмеялся.
   - Что за вопрос! Встретимся когда захочете!
   - Когда захотите,- поправил он.- У вас всегда был хороший стиль,  Антуан,
но  выражались  вы  безграмотно!-Потом,  вернувшись  к  моему   предложению,
добавил:- Чем раньше, тем лучше.
   - Хотите, чтобы я приехал к вам?
   - Я не решался вас об этом попросить. Я только что вышел из больницы, и у
меня совершенно ватные ноги.
   - О'кей, я выезжаю. Дайте мне ваш адрес. Морпьон жил на улице Помп.
   - Седьмой слева!- сообщает мне  консьержка  -  импозантная  свежевыбритая
дама.
   Я вхожу в кабину лифта и по дороге наверх собираю  свои  воспоминания  на
пресс-конференцию.
   Морпьон был моим учителем французского в старших классах.
   Не знаю, почему родилось это непочтительное прозвище,  но  пошло  оно  от
старших, и  готов  поспорить,  что,  если  он  до  сих  пор  преподает,  его
продолжают звать Морпь-оном. История хранит не только письменные источники!
   Когда я выхожу из лифта, открывается дверь квартиры  и  в  образовавшейся
щели я вижу моего старого Морпьона. Пятнадцать лет,  прошедшие  с  окончания
мною лицея, были для него не подарком. Увидев его, я понимаю,  как  ошибочны
представления детей о возрасте взрослых. В  те  времена  я  считал  Морпьона
глубоким стариком. Но стариком он стал только теперь.
   Его маленькая голова сильно облысела, венчик светлых волос поседел,  веки
стали тяжелыми.  Очки  в  золотой  оправе  он  сменил  на  более  мощные,  в
черепаховой.  Его  лицо  сжалось  с  кулачок,  и  сам  он   меньше   письма,
уведомляющего о бракосочетании.
   Единственное, что не изменилось, его одежда. Такое впечатление, что носит
он все тот же костюм со слишком  широкими  лацканами,  тот  же  целлулоидный
воротничок на поношенной голубой рубашке, тот же черный галстук  веревкой  и
те же чрезмерно длинные манжеты, доходящие ему до ногтей.
   - Да, мой юный друг,- говорит он своим тоненьким  блеющим  голоском,-  вы
изменились после лицея.
   Я пожимаю его горячую руку, и он приглашает меня в свое жилище.
   Квартира не поддается описанию. Надо быть старым учителем, чтобы  жить  в
ней. Книги  заполонили  всю  мебель,  лежат  на  полу,  высятся  стопками  в
коридоре. Это что-то вроде чудовищной всепожирающей проказы. Старые
   наволочки, грязное белье и немытая посуда громоздятся в самых неожиданных
местах.
   Но  хуже  беспорядка  запах.  Увидев  полдюжины  кошек,  я  понимаю   его
природу...
   - У меня неприбрано,-  предупреждает  Морпьон,-  извините.  Но  я  только
сегодня утром выписался из больницы.
   - А что у вас было?
   - Растянутый гломурит наклоненной мембраны,- объясняет он.
   - Было больно?
   - Сначала этого даже на замечаешь, но  постепенно  симптомы  проявляются.
Болезнь быстро прогрессирует. Если бы  профессор  Бандему  не  прооперировал
меня, было бы уже поздно.
   Рассказывая мне о своей болезни, он сбрасывает с кресла книги, кошек и их
экскременты.
   - Садитесь,