дня он не уложил парочку  трепетных  ланей,  то  впору  нанимать
грузовик для вывоза излишков эмоций.
   Кто-то неловко ковырялся в замке. Наконец дверь открылась.  Очевидно,
мать ангелочка вернулась в родное гнездо, словно эльзасский журавль.
   Зажегся  свет.  Послышался  кашель.  Кашляла   женщина.   Затем   она
направилась в комнату, где спал ребенок.
   Вы заметили:  взрослые,  разговаривая  с  младенцами,  считают  своим
долгом переходить на кошачий язык. Они  мяукают,  мурлыкают,  выдумывают
самые идиотские словечки.
   Женщина не изменила традиции.  Надо  было  слышать,  как  она  будила
ребенка, заливаясь, словно мартовская кошка:
   - Масенький, холосенький, агу, агу! Масенький хочет  бай-бай!  Ну-ну,
открывай глазки, пора гуль-гуль!  Ах  ты  моя  плелесть!  Киска!  Рыбка!
Просыпайся. Скажи: агу!
   Берта становилась все настойчивее, осмеливаясь на дерзости, которые я
обычно позволяю только  избранным.  Пришла  пора  как-то  отреагировать.
Стараясь не шуметь, я открыл кухонную дверь, шагнул в соседнюю комнату и
замер на пороге.
   Я  ожидал  увидеть  блондинку  с  фотографии.  Не  тут-то  было:  над
колыбелью суетилась старуха. И  какого  сорта!  Законченная  пьяница.  В
лохмотьях. На плечи  был  накинут  дырявый  платок.  Подол  юбки  свисал
клочьями, как у злых ведьм из детских книжек. Сальные волосы,  возможно,
были седыми. Утверждать наверняка я не решаюсь, поскольку их никогда  не
мыли. Спутанными лохмами они падали  на  плечи.  Хотя  я  стоял  в  двух
метрах, крепкий запах винища бил в нос, раздражал слизистую, посягал  на
уважение, которое я испытываю к хорошим винам.
   - Вы, наверное, нянька? - осведомился я.
   Старуха не вздрогнула, не подскочила на  месте.  Алкоголь  притупляет
реакцию.  Услышав  мой  сладкий  голос,  она   медленно,   со   скрипом,
обернулась.
   Честное слово, думаю,  отрезанная  голова  в  холодильнике  выглядела
более аппетитно, чем рожа этой уродины. Представьте себе гнилой сморчок,
выкрашенный фиолетовой краской. Кожа была не просто  пористой.  Огромные
поры, залитые вином, соединялись густой сеткой синих вен.  Глаза  -  две
захватанные, помутневшие пуговицы. Рот открывался в сумрачную дыру,  где
давным-давно стерлись следы зубов.
   Она прохрипела нечто вроде "Це  таке?".  "Что  такое?"  -  немедленно
перевел я, хотя у меня не было при себе толкового словаря.
   - Так как же? - настаивал я. Она нацелила на меня черный,  лоснящийся
палец, как у торговки газетами:
   - Тык!
   Я догадался, что "тык" должно означать "А кто ты такой?".
   - Друг семьи, - представился я. - А как ваше имя, мадам?
   Вместо того чтобы назваться, она задала  вопрос,  прямой  и  довольно
неожиданный.
   - Ты никогда  не  целовал  мою  задницу?  -  осведомилась  сморщенная
поганка.
   Я кое-как нашелся что ответить.
   - Не имел чести, мадам, и не искал ее, хотя ради такого удовольствия,
наверное, стоило бы приложить усилия.
   Церемонная речь не произвела впечатления на старую каргу.
   - Кончай трепаться, придурок! - пробормотало чудовищное создание.
   Берта пихнула меня в бок.
   - Я не позволю этой твари оскорблять вас! -  заявила  воительница.  -
Нет, вы только  гляньте:  какая-то  мразь  осмеливается  наскакивать  на
комиссара! Чего вы ждете, Сан-Антонио? Наденьте на  нее  наручники!  Да!
Да! Я требую, буду свидетелем. Наручники и в кутузку!
   Слово "комиссар" достигло слуха бродяжки.
   - Черт, легавый! А я-то, приятель, приняла тебя за отца кутенка. Чтоб
мне провалиться, вылитый папаша! Ну ладно, а кто эта  жирная  дура,  что
размахивает граблями?
   Плач ребенка прервал опасное развитие  знакомства.  Бедный  ангелочек
был чем-то ужасно расстроен. Ума не приложу,  как  противостоять  воплям
младенца. В результате все  трое  склонились  над  колыбелью,  несколько
ошалев  от  крика  малыша.  Бедный  козленок!  Тот,  кто   готовил   ему
бутерброды, там, наверху, перепутал банки. Вместо варенья  намазал  хлеб
дегтем. И ведь претензий не предъявишь.
   Двойной удар - и все  полетело  вверх  тормашками!  Отец  зарезан,  у
матери земля горит под ногами. Нянька - грязная оборванка. По  соседству
с бутылочками человеческая голова... Мечта,  а  не  жизнь!  Хотел  бы  я
прочитать гороскоп этого парнишки.
   - Масенький, гули-гули! - хором выводили Берта и бродяжка.
   Малыш заорал еще громче, во всю мочь. На его месте я сделал бы то  же
самое.
   - Как же его звать?.. - бормотала пьянчужка. -  Мать  вроде  говорила
мне... Арман... Не, не так... Помню, что начинается с "а"...  О,  точно!
Антуан...
   Почему  меня  вдруг  охватила  тоска?  Почему  тягучая  волна  вечной
неудовлетворенности накрыла меня на секунду?
   Антуан...   Судьбой   отмеченный   Антуан!   Маленький   несмышленыш,
затерянный в лицемерной, кровоточащей вселенной.
   - Вот что, мамаша, - обратился я к старой  вонючке,  -  разъясните-ка
мне, что, собственно, происходит. Но сначала познакомимся, все честь  по
чести. Вот мое удостоверение, читать умеете?
   Она скосила мутный глаз  на  аккуратный  четырехугольник  картона.  И
сплюнула.
   - Мне и читать не нужно. Легавых я носом чую.
   Лишь надрывные вопли Антуана помешали Берте  достойно,  в  духе  четы
Берюрье, дать отпор подобной наглости (впрочем, людям моей профессии  не
привыкать).
   - Наручники, черт возьми! - рявкнула Б.Б., беря  на  руки  маленького
крикуна.
   Приткнувшись на широченном  изгибе  руки  толстухи,  малыш  напоминал
певчего церковного хора, вдруг вознесенного на кафедру проповедника.
   Что до меня, то я всегда втайне  завидовал  клошарам.  Позволив  себе
катиться вниз, они избавились от угрозы оказаться сброшенными  с  небес.
Их ничто не уязвит, потому что ничто не касается. Пароль "кило красного"
- последняя ниточка, связывающая их с "нормальными" людьми, и то  только
потому, что именно нормальные настаивают вино, разливают по  бутылкам  и
продают.
   Я не стал отвечать оскорблением  на  оскорбление,  но  одарил  ведьму
сверкающей улыбкой .
   - А не поискать ли нам чего-нибудь горячительного в здешних  завалах,
дорогая мадам, и не побеседовать ли, как говорится, по душам, с толком и
расстановкой, - предложил я.
   Моя  речь,  очевидно,  пришлась  по   сердцу   бродяжке.   Физиономия
расплылась в улыбке, как промокашка в воде.
   Я заглядывал в шкафчики с  некоторой  опаской:  не  обнаружу  ли  там
отрезанную руку или парочку лопаток? Однако вместо человеческих останков
снял с полки ополовиненную бутылку водки. Наполнил до  краев  сувенирный
стаканчик с автомобильных гонок, и уважаемая пьяница опрокинула  его  со
свистом.   Так   свистят   уличные   мальчишки,   завидев   какую-нибудь
знаменитость, вылезающую из спортивной машины. Вы,  наверное,  замечали,
что из современных автомобилей люди не  выходят,  а  выбираются,  словно
из-под обломков поезда, сошедшего с рельсов.
   - Так как было дело? -  спросил  я,  небрежно  поигрывая  бутылкой  с
пойлом перед носом цвета сгнившей клубники.
   Пьянчужка протянула стакан.
   - Потом, - твердо заявил я. - Сначала расскажите!
   - До чего же у легавых поганые  манеры,  -  вздохнула  карга,  однако
запираться больше не стала:
   - Я спала себе спокойненько под мостом Мари, как вдруг меня  разбудил
громкий топот. Вылезла из конуры и  увидела  девушку,  она  неслась  как
очумелая по берегу. Заметив меня, она рванула под мост и нырнула  в  мое
убежище. Прошу вас, говорит, умоляю! Тут наверху появились двое  мужчин.
Плащи непромокаемые - наверняка чертовы шпики. Они  бежали,  оглядываясь
по сторонам. "Вы не видели тут женщину?" - спросил  один  из  них.  "Она
побежала вон туда", - соврала я, указывая в направлении Берси.
   Пьянчужка подвинула мне стакан. Смотрела она с такой мольбой,  что  я
налил ей капельку.
   - Потрясающе, - заметил я. - Вы замечательная рассказчица, мадам.
   - Базар! - фыркнула старуха. - Табачку не найдется? Что-то меня в сон
клонит. По ночам спать надо, а я тут с вами валандаюсь.
   Я протянул ей пачку.
   - Возьмите все, графиня!
   Моя щедрость произвела впечатление.
   - А ты не такой мерзавец, как другие, не  жлоб  по  крайней  мере,  -
одобрила бродяжка. - Ладно уж, слушай дальше, малец. Как только эти двое
парней ушли, женщина расплакалась и давай меня благодарить. Ее "спасибо"
было шире задницы этой коровы,  -  старуха  мотнула  головой  в  сторону
Берты. - А потом попросила о помощи. Мол, она попала в ужасную ситуацию,
что и без слов было ясно. Похоже, ее мужа кто-то преследовал... Сказала,
что надо забрать ребенка с улицы Франк-162
   Буржуа. Пообещала, что позже подкинет мне деньжат, если  я  соглашусь
сходить за кутенком. Назвала его имя, Антуан, и объяснила,  где  детское
барахлишко лежит. В маленьком белом комодике. Вон там!
   Она указала на низкий ящик с утенком Дональдом на крышке.
   - Велела одеть мальчонку в комбинезон  с  подстежкой,  а  то  у  него
сопли...
   Она закончила потрошить сигарету, растерла табак в грязной  ладони  и
запихнула его в черную дыру, служившую  ей  ртом.  И  принялась  жевать,
смачно чавкая! Да, дыхание  дорогой  мадам  никак  нельзя  было  назвать
свежим! Как должно смердеть от баронессы из-под моста  Мари,  когда  она
просыпается!
   - Короче, - закончила старуха, - девушка ждет меня под мостом  вместе
с ребенком. - Она смачно плюнула на пол. - Знатный  табачок,  милорд!  А
ты, видать, малый  не  промах,  умеешь  человека  разговорить.  Впрочем,
видала я удальцов и похитрее, но и они, бывало, получали по шее.

***

   Берега Сены в  окрестностях  острова  Сен-Луи  давно  перестали  быть
романтическим зрелищем. Открытки с видами Парижа могут это подтвердить.
   Мы  являли  собой  странную  компанию,  немного  напоминая   чокнутых
сектантов,  вознамерившихся  среди  ночи   отправить   ритуал.   Шествие
возглавляла Берта, прижимая младенца к широкой груди.  Словно  маленький
Иисусик, ребенок пребывал меж коровой  и  ослицей.  Мадам  Берю  успешно
заменяла  собой  стойло.  Следом  ковыляла  бродяжка,  напоминая   утку,
обувшуюся в сабо. Я замыкал шествие, поглядывая по пути на грязную воду,
дрожавшую в свете фонарей. Неужели за много веков Сена не изменилась?
   Нет, с тех пор как Сену  превратили  в  сточную  канаву,  река  стала
другой. Ее низины и паводки обрели иное  качество.  С  течением  времени
разного рода напасти, зловонные отбросы, отвратительные  стоки  загадили
воду, извели всю рыбу до последнего пескаря, отравили дух и запах  реки.
Берега же превратились в автомобильные трассы...  Разумеется,  старинные
здания, что отражаются в воде, остаются  по-прежнему  прекрасными...  Но
надолго ли? Что встанет на их место через два-три поколения? Небоскребы!
Все заполонят акулы бизнеса, мелкие и покрупнее. Нельскую башню  заменит
Фьючерсная. Суперкрольчатник! Людской  муравейник!  Река  станет  резать
глаз,  ее  накроют  бетоном,   чтобы   не   видеть.   Коллектор   грязи!
Канализационная  труба!  Быстрейший   способ   избавиться   от   отходов
цивилизации. А с океаном заключим договор о дружбе и сотрудничестве..."
   Показалась арка моста Мари. Быстрей, туда!
   Я напрасно вглядывался в темноту, никого не было видно.
   - Ха, сбежала! - проворчала замарашка.
   Я предположил, что мучители Терезы Келушик напали на  ее  след  и  ей
снова пришлось уносить ноги.
   Действительно, в слепленном из картонных коробок шалаше валялись лишь
тощие  пожитки  бродяжки:  мешки,  пустые  консервные  банки,  пакет   с
лохмотьями, давно потерявшими цвет и форму.
   - Мерзавка! -  разозлилась  владелица  земельного  участка  в  центре
Парижа. - Смылась и бросила мое убежище на произвол судьбы.
   - Она вернется, - пообещал я.  -  Она  же  знает,  что  вы  принесете
ребенка.
   - Пока она где-то шляется, меня могли ограбить!
   - Что будем делать? -  спросила  Берта.  -  Здесь  кругом  сквозняки,
птенчик может простудиться. Не говоря уж о том, что сверху  капает.  Вот
тут, - добавила она, вытирая щеку рукавом.
   Я пригляделся: пурпурная струйка стекала по ее лицу.
   Похоже на кровь...
   Я провел пальцем по щеке Берты.
   И в самом деле кровь.

Глава четвертая
КЛАК!

   - Почему вы на меня  так  смотрите?  -  басисто  проворковала  Берта,
всегда готовая расточать ласки направо и налево.
   Вторая капля упала на  лиловую  шишку,  украшавшую  лоб  прелестницы,
словно хотела продолбить  дырку  в  этом  утесе  (вода  камень  точит!).
Завораживающая картина, дорогие мои! Китиха снова утерлась. Я быстренько
вытащил фонарик, чтобы осмотреть окрестности. Бледный луч бегло прошелся
над головой Берты и  замер.  У  мраморной  статуи  Юла  Бринера  в  роли
отчаянного сорвиголовы и то волосы бы встали дыбом.
   Между аркой и опорой моста образовался черный треугольник. Там царила
беспросветная тьма, словно у входа в пещеру, где спелеологи забыли  свои
крючья. Из темноты торчала рука. Женская!
   Она безвольно свисала, отливая перламутровым блеском. По руке красной
змейкой струилась кровь и капала с кончиков пальцев.
   Я отступил назад и задрал голову повыше.  Дрожащий  луч  выхватил  из
темноты тонкий силуэт. Я увидел голубое платье,  жакет  из  благородного
кроличьего меха, светлые волосы.
   Держу  пари,  бедный  Антуан  стал  круглым  сиротой.  Обоих  предков
отправили на тот свет, и довольно причудливым образом.
   Малыш помалкивал. Похоже, он чувствовал себя уютно на груди у  Берты.
Впрочем, на таких пышных подушках можно позволить себе расслабиться.
   - Она мертвая, - прошептала толстуха.
   Я бросил фонарик бродяжке.
   - Посветите мне, мамаша, хочу заняться расследованием.
   Поставил ногу на каменный  выступ  опоры  и  без  труда  добрался  до
черного углубления, где пряталась мадам Келушик. Ногами она  уперлась  в
каменную скрепу, торчавшую из арочного свода.  Девушка  потеряла  туфли,
стараясь удержаться. Одна их них валялась прямо подо мной. Эта "лодочка"
и помогла мне восстановить ход драматических событий.
   Бедняжку преследовали двое подонков, пьянчужка спасла ее, предоставив
временное убежище. Парни продолжили бег по инерции. Но берег  обрывается
в реку, мы на острове, господа! Они обследовали все уголки  и  повернули
обратно. Мадам Келушик увидела, что они возвращаются, и спряталась между
каменной опорой и аркой. Ее  ошибка  состояла  в  том,  что  она  решила
забраться как можно выше, и  ей  было  трудно  удержаться  на  скользком
камне. Туфля упала, выдав ее присутствие. Один  преследователь,  недолго
думая, встал на плечи другого и расстрелял несчастную почти  в  упор  (а
может быть, счастливую, если учесть распространенную гипотезу о том, что
Господь  немедленно  принял  мадам  Келушик  в  рай  без   вступительных
экзаменов!).
   - Свет! - потребовал я.
   Беззубая  карга  бросила  мне  фонарик.  Кровавое  месиво,  говорите?
Молодую мать изрешетили, распотрошили! По меньшей мере восемь  дырок  на
пятачке  в  несколько  квадратных   сантиметров!   Затылка   больше   не
существовало. Шея искромсана, левая  подмышка  превратилась  в  кровавую
впадину. Для очистки совести я пощупал пульс у матери Антуана.
   Излишнее  беспокойство.  Мотор  отключился.  Изрядно  взбешенный,   я
соскочил с каменного насеста прямо под ноги Берты.
   - Они ее достали? - спросила она.
   - Именно. Эти ребята экипированы лучше, чем отряд особого назначения.
   - Безобразие! - вдруг объявила бродяга. -  Где  прикажете  складывать
старые кости, когда даже под мостами черт те что творится!  Хорошо  хоть
эти подонки ничего у меня не стянули.
   И она принялась перебирать свое барахло.
   - Послушайте-ка, мамаша, - вкрадчиво  начал  я,  присев  на  корточки
рядом с ее  конурой.  -  Мне  необходимо  подробное  описание  тех  двух
скакунов...
   - Я все сказала, болван, - вспылила пьяница. - Оставь меня в покое!
   - Вы сказали лишь, что видели двоих мужчин в плащах. Если  б  я  знал
хотя бы немного больше, этих молодчиков давно бы на свете  не  было.  Ну
же, опишите их, а то я побросаю всю эту дрянь в воду!
   - Он так и сделает! - возопила ведьма, приглашая Берту в свидетели. -
Держу пари, сделает, чертов легавый!
   - Не он, так я! - отрезала толстуха.  -  Не  пойму,  почему  комиссар
медлит. Ему следует  быть  порасторопнее,  мы  теряем  время.  Подержите
ребенка, Сан-Антонио, я приведу эту старую дуру в чувство!
   - Не стоит утруждаться, она сейчас все расскажет. Вы ведь не  жаждете
связываться с полицией, дорогая мадам? Итак, их было двое...
   Старуху  перекосило.  Видели  бы  вы  ее  рожу...  Вылитая  принцесса
Маргарет на той фотографии, где она изображает  улыбку,  повернувшись  к
мужу. Впрочем, я немножко преувеличиваю: бродяжка в отличие от принцессы
не походила на королеву Викторию. Мне вспомнился мой  приятель  Марсель.
Лет пятнадцать  назад  он  по  уши  втрескался  в  мадемуазель  Маргарет
Виндзор. Она снилась ему по ночам, а днем он грезил о  принцессе  наяву.
Все стены в его квартире были увешаны изображениями Маргарет  -  конной,
пешей, в театре, в карете, в шортах и в Венеции. Он млел и сходил с  ума
по английской принцессе. Ни на одну  девушку  не  обращал  внимания,  и,
заметьте, безумец  чтил  моральные  устои:  королеву  он  не  посмел  бы
преследовать ухаживаниями даже в мечтах. Уж лучше обожать папу  римского
(впрочем, он  ничем  не  рисковал,  поскольку  был  протестантом!),  чем
совершить  прелюбодеяние,  пусть  и  не  наяву,  с  Ее  Величеством.  Но
принцессой Маргарет он прожужжал мне все уши! А как он представлял  себе
их  нежную  дружбу!   Он   наделял   принцессу,   возможно   прозорливо,
экстравагантными манерами, одевал в изумительнейшие  наряды,  невиданные
на этом берегу Ла-Манша (вот и бедняжка Коко Шанель  Ламанчская  мечтала
одеть Маргарет: намерение благое и сулившее немалую  выгоду),  трубил  в
мечтах в охотничий рог,  призывая  возлюбленную...  И  прочие  идиотские
выдумки, достойные наследниц старинных  королевских  домов.  Странные  у
него, однако, были фантазии! В них присутствовали и хлыст, и перчатки  с
шипами, и тигриные когти. Марсель вполне мог бы прижиться в Англии,  там
и не такое видали. К тому же чопорной сдержанности ему было не занимать.
   Мой приятель был готов натурализоваться в стране ростбифов, только бы
приблизиться к своей цели, а  ведь  он  был  швейцарцем,  следовательно,
законченным националистом!
   Он грезил о том, как его представят  ко  двору.  Граф  Сеттер.  Орден
подвязки и поводка. Замок "Уик-энд". Роскошные экипажи. Псовая  охота  в
Шотландии. Ату ее, ату! Марсель спрыгивает с лошади и увлекает принцессу
в   лесные   заросли,   нашпигованные   оленями.   Лобзает   жарко,   но
почтительно... Много лет я выслушивал этот бред.
   Он  искренне  надеялся  на  встречу,  воображая  счастливое  стечение
обстоятельств.  Они  окажутся  наедине  в   поезде.   Оба   путешествуют
инкогнито, скрываясь за черными очками. Он ее  узнает.  Нельзя  упускать
случай, и он Примется за дело. Прельстит, соблазнит! Поезд очень  кстати
войдет в туннель. О блаженство! А потом, когда она обмякнет, сомлеет, он
обрушит на  нее  отчаянные  признания,  безумные  клятвы:  "Судьбе  было
угодно, принцесса, чтобы я заключил вас в объятия! Я, влюбленный  червь,
рожденный под несчастливой звездой! Чем  могу  искупить  свою  дерзость?
Жизнью? Но она принадлежит вам. Состоянием? Распоряжайтесь этими крохами
как будет угодно. Говорите, единственный выход - брак? Решено! Я добавлю
к вашим владениям Швейцарию! И  удовольствуюсь  малым.  В  "роллс-ройсе"
займу место рядом  с  шофером.  Буду  прочищать  засорившиеся  раковины.
Готовить мясо во фритюре..."
   Так бредил Марсель. Клянусь. Если он не  перестал  пить  и  есть,  то
только потому, что в мечтах всегда присутствовал на празднике жизни.
   И вот однажды мы сидели с ним в кабачке за бутылочкой винца. На глаза
мне попался старый еженедельник. С обложки  смотрела  дама  его  сердца:
миссис Сильная мира сего,  располневшая,  осанистая,  короче,  почтенная
матрона.
   "Ты видел?" - сп