ию хотя бы о документах...
   - Ого! Полиция готова снести золотое яйцо?
   - Да, но вручит его через посредника. Сумма премии двадцать миллионов!
   - Да ну!
   - При этом никто не обратит внимание, каким образом получены документы!
   Равиоли опускает голову и разглядывает глянцевые носки своих ботинок.
   - А почему вы пришли именно ко мне, господин комиссар?
   - Я прихожу ко всем, кто, на мой взгляд, сможет помочь  найти  Келлера  -
живого или... мертвого! Что в этом плохого? В конце концов, ты мне  доказал,
ты тут ни при чем. Просто работаешь в таком месте, где люди говорят.  Теперь
ты в курсе. Легавые ведут расследование, у тебя есть возможность нам помочь.
Все просто, старик. Вдобавок есть шанс сорвать крупный куш!
   Протягиваю ему пять. Он деликатно вкладывает в мою  ладонь  свою  холеную
руку, украшенную огромным перстнем - камень величиной с пробку от графина.
   - Если у тебя будут мысли или сведения, позвони комиссару  Сан-Антонио  в
легавую контору.
   - Договорились!
   Вновь оказываюсь в прокуренном зале. Клиенты и  девицы  к  этому  времени
закончили обоюдное трение друг о друга. На подиум выходит  новая  кукла  для
раздевания, на этот раз одетая под  стюардессу  -  разыгрывается  сюита  под
названием  "Паника  на  борту".  В   салоне   самолета   начинается   пожар,
огнетушитель, как всегда, не фурычит, и мужественная  бортпроводница  готова
пожертвовать своей одеждой в борьбе с огненной стихией. Она побеждает огонь,
который, вот хитрец, гаснет как раз  тогда,  когда  она  сбивает  его  своим
последним аргументом - нейлоновыми трусиками. Пожар испускает дух -  публика
ревет от восторга.
   -  Тоже  неплохо  поставлено,  а?  Как  вам  этот  номер?  -  восхищается
ценитель-бармен. - Классно горело!
   - Типун тебе на язык! Я еду в аэропорт! - бросаю я ему по пути к двери.
   Спектакль  поразил  меня  глубиной   всевозможных   вырезов,   искусством
высвобождения из одежд и ляжками исполнительниц,  но  пора  и  честь  знать.
Настало  время  действовать,  предпринять  конкретные  шаги.  Между  нами  и
Эйфелевой башней, я задал трудную задачу Равиоли. Если он не пошевелится,  я
нагряну снова, и очень скоро, а может, и того раньше.
   Дело сдвинулось с мертвой точки. Нам удалось практически точно определить
имя убитого мужчины. Я установил, что Анжело Равиоли,  который  снимал  дом,
где был найден труп, знал  Келлера.  В  принципе  вполне  достаточно,  чтобы
арестовать хозяина "Раминаг-робиса", но лучше  пока  подождать.  Чем  глубже
рыба заглотит наживку, тем больше шансов, что не сорвется с крючка.

Глава вторая
В которой вы услышите мои рассуждения в бреду

   Рано утром я просыпаюсь от сильной  и,  главное,  непредвиденной  боли  в
глотке (хотя случается ли такое предвиденно?). Чувствую,  у  меня  поднялась
температура, трясет как в лихорадке. Но больше всего  мучает  мысль,  что  я
заболел не вовремя. Услышав мои  чертыханья,  в  комнату  входит  Фелиция  в
халате поверх длинной ночной рубашки.
   - Ты плохо себя чувствуешь, Антуан? Наверное, ты переутомился...
   - По-моему, начинается ангина, мам.
   - Я сейчас же приготовлю тебе полоскание и сделаю компресс.
   Она начинает меня лечить, вовсю пичкает таблетками, и мне кажется,  будто
разбушевавшаяся  было  боль  постепенно  утихает,   отступая   под   напором
сульфамидов и хитроумных снадобий моей врачевательницы. 146
   - Вчера ты вернулся очень  поздно,  -  говорит  Фелиция,  размешивая  еще
какую-то микстуру. - Тебя продуло в машине.
   - Много работы.
   - Из-за дома четы Пино?
   - Да. Сегодня я надеюсь получить результаты.
   Поскольку маман демонстрирует мне свою крайнюю  заинтересованность,  я  с
удовольствием даю ей возможность услышать  мои  рассуждения  на  этот  счет.
Спасительное в некотором роде занятие, да и лихорадка сказывается  -  делает
меня болтливым.
   - Видишь ли, маман, дело-то вроде не из самых трудных. Когда  составляешь
вместе все элементы, понимаешь, что ошибки быть не может.
   - Ты так считаешь? В голосе Фелиции слышится некоторое сомнение.
   - Вот тебе  исходные  данные:  два  трупа  найдены  в  палисаднике  дома,
построенного лет десять назад. За это время в нем  жили  две  семьи.  Вывод:
кто-то из этих групп людей совершил преступление...
   Фелиция ставит кресло рядом с моей кроватью,  садится  и  расправляет  на
коленях полы своего теплого халата.
   - А может, кто-то чужой пришел в отсутствие хозяев?..
   - Чтобы закопать два трупа? Понимаешь, мам,  когда  хотят  избавиться  от
тела, то не лезут копать яму в чужом огороде.
   Фелиция никогда не спорит со мной.
   - Ты прав.
   - Дальше! Нам удалось установить имя  убитого  мужчины.  Более  того,  мы
знаем, что он мошенник из Германии и был связан с одним из жильцов дома. Тут
возражений нет?
   - Это твое предположение,  с  ним  можно  согласиться.  Но  ты  уверен  в
личности мужчины?
   - Почти. Все совпадает: время исчезновения, описание примет - все!
   - Приметы! Как можно судить по жалким костям о живом человеке? - вздыхает
добрая Фелиция.
   - Маман, это  дело  специалистов.  И  потом,  на  останках  нашли  особые
приметы, соответствующие описаниям пропавшего. Нет-нет, я  повторяю,  ошибки
быть не может - целое составляется из отдельных элементов, как мозаика!
   - Тогда понятно...
   Она не знает, что  сказать,  моя  милая  мамочка.  Все  эти  криминальные
моменты, из которых и состоит расследование, ставят ее  подчас  в  тупик.  И
хотя у нее сын  полицейский,  убийство  не  перешло  для  Фелиции  в  разряд
обыденности, а воспринимается будто детективный роман.
   -  Парень,  который  снимал  дом,  форменный  бандит,  понимаешь?  Теперь
содержит ночной стриптиз-бар, - с трудом выговариваю я. - Тип, способный  на
все. Более того, он признался, что знает в лицо убитого Келлера!
   Фелиция согласно кивает  головой.  За  окном  начинается  новый  день.  В
курятнике соседа петух,  расправив  крылья,  во  все  горло  сообщает  своим
заспавшимся подружкам, что пора продирать глаза и заниматься делом.
   Мне  нравятся  звуки  нарождающегося  дня.  Волнующий   жизнеутверждающий
момент, если, конечно, ты сам не впополаме.
   - Но раз бандит, о котором ты говоришь, согласился с тем, что знал  этого
немца, значит, он его не убивал! - вдруг решается  опротестовать  мой  тезис
Фелиция.
   - Ну, это еще ничего не доказывает. Сообразив,  что  следствие  вышло  на
него из-за знакомства с Келлером, он решил признать это, чтобы  не  вызывать
лишних подозрений.
   - О господи, как ты можешь ориентироваться в таких потемках? - изумляется
маман.
   Я потихоньку щупаю пульс. Черт, по-моему, он играет "Турецкий  марш".  Вы
замечали, что заболеваешь всегда в самый неподходящий  момент?  А  с  другой
стороны, разве можно запланировать, когда свалишься с температурой?
   -  Попробую  объяснить  тебе,   маман...   Не   могу   пока   все   точно
сформулировать, поскольку полной ясности у меня еще  нет,  но  и  того,  чем
располагаю, достаточно. Я просто чувствую,  что  прав.  А  Равиоли  пока  не
арестовал, так как  хочу  получше  разобраться  с  бывшей  хозяйкой  дома  и
особенно с ее  отчимом.  У  этой  молодой  женщины  парализованы  ноги.  Она
обречена жить в инвалидном кресле...
   - Ах, бедняжка!
   - И вот представь себе: когда я был у них  в  квартире,  то  заметил  под
шкафом пару женских туфель на высоком каблуке.
   Маман в задумчивости хмурит брови.
   - Тебе это не кажется странным? - настаиваю я.
   - Нет, не очень, Антуан. Ей, несчастной,  хочется  иметь  пару  настоящих
элегантных туфель, какие носят здоровые женщины. Заметь, психологически  это
можно понять. Она делает вид, будто живет той же жизнью, что и все. Для себя
самой! Иллюзия, но так ей легче... Если ты понимаешь о чем я...
   Не могу сказать, что не слушаю маман, но  я  поглощен  своими  мыслями  и
продолжаю формулировать вслух:
   - Когда мы позвонили в  дверь,  открыли  не  сразу.  За  нами,  очевидно,
наблюдали в глазок... Мы вошли в столовую,  и  там-то  я  и  заметил  туфли.
Похоже, она поспешно сняла их и села в кресло... Все  было  чисто,  опрятно,
убрано. Маман, с тобой случается такое - забыть туфли в столовой?
   Весомый аргумент для моей Фелиции. У нее просто пунктик -  постоянно  все
распихивать по местам.
   - То есть ты считаешь, она симулирует паралич?
   - Вот именно!
   - В течение такого долгого времени?
   - А вот это необходимо выяснить...
   Фелиция - зеркало моего сознания. Ей все можно говорить, как  собственной
совести. Она всегда помогает мне подумать над сокровенным и снять  завесу  с
непонятного.
   - Антуан, сынок, мне почему-то кажется, у тебя  есть  некоторые  сомнения
относительно... Вот это в самую точку.
   - Ты угадала, маман! Действительно есть, и большие...
   Проклятье, я и вправду  расхворался!  Если  температура  будет  и  дальше
ползти вверх, лучше повеситься!
   - Мне в голову пришла одна экстравагантная мысль. Этот  Аква  женился  на
мадам Планкебле, у которой была дочь-инвалид. Через несколько месяцев  мадам
переселяется в мир иной. Аква решает, что если он  сыграет  роль  неутешного
вдовца и жертвенного отчима, то сможет вытрясти из  малышки  наследство.  По
прошествии времени он меняет жилье и сдает ее дом. И тут у  него  появляется
подружка.
   Вместе они ликвидируют парализованную Терезу  Планкебле  и  закапывают  в
саду, густо  засыпав  негашеной  известью,  чтобы  тело  как  можно  быстрее
растворилось в земле. Любовница Аквы  занимает  место  убитой.  Им  остается
ждать, когда и следов не останется от бедной Терезы. Затем они продают дом.
   Отекшее горло дает о себе знать, и я сглатываю с трудом.
   - Я уже сломал башку, думая об этом, маман...  Конечно,  это  всего  лишь
версия, но она очень правдоподобна.
   - Твое предположение мне кажется слишком смелым, Антуан.
   - Что поделать - опыт научил меня: наше воображение  не  всегда  способно
угнаться за тем, что нередко предлагает сама жизнь!
   - Возможно, но знаешь, что мне кажется не правдоподобным в твоей версии?
   - Скажи скорей...
   - Ты считаешь, что, закопав труп в саду, Аква рискнул бы сдать дом внаем?
Ведь новые жильцы могли, копаясь в огороде, обнаружить страшную правду!
   - Подожди, у меня есть еще одна мысль! Нет ничего лучше лихорадки,  чтобы
стимулировать мыслительный процесс.
   - Тебе бы хорошо поспать,  Антуан.  Будь  послушным  мальчиком  и  померь
температуру. Мне кажется, у тебя сильная лихорадка...
   - Ладно, сейчас... Позволь мне закончить... Предположим, коварный Аква не
убивал свою падчерицу до сдачи дома в аренду. Предположим, у него был сговор
с жильцом... Он же знал, что перед ним бандит. Познакомившись с ним поближе,
Аква просит Анжело найти кого-нибудь, чтобы тот замочил девицу. И макаронник
соглашается  по  причинам,  мне  пока  неизвестным.  Если  Аква  и   Равиоли
сообщники, то тогда все ясно. Зная, что в саду  уже  лежит  один  труп,  Анж
преспокойненько закапывает там и Келлера!
   Похоже, мой голос сел настолько, что маман решает закончить  беседу.  Она
встает с кресла.
   - Поспи немножко, Антуан.
   Она целует меня в лоб, гасит свет и  выходит.  Через  щели  в  ставнях  в
комнату  прорываются  солнечные  лучи.  День  вступает  в   свои   права   и
бесцеремонно напоминает о  моих  обязанностях.  Наплевать!  Я  прячу  нос  в
подушку и закрываю глаза.

Глава третья
В которой Берю решает надеть на нос темные очки

   Ну  вот,  приехали!  У  меня  зашкалило  за  тридцать  девять.  Термометр
категоричен, с ним  не  поспоришь.  Маман  встревожена,  но  одновременно  и
обрадована тем обстоятельством, что можно задержать меня хоть немного  дома.
Я в полном ее распоряжении, и она тихо колдует надо мной. Обычная  батальная
сцена: борьба с ангиной и гриппом. Эвкалипт!  Приоткрытые  ставни!  Радио  в
соседней комнате приглушено  до  предела.  В  глубине  души  мне  это  очень
нравится. Я как бы возвращаюсь в свое детство. Хочется, чтобы  мне  почитали
вслух "Красную Шапочку", и я знаю, если буду послушным,  мне  дадут  медовые
конфетки - такие вкусные, пухлые, круглые, покрытые кристалликами  сахарного
песка и с жидкой начинкой.
   Да, как когда-то... Тогда еще бандиты, убийцы и полицейские для  меня  не
существовали.
   Я слышу, как хлопает дверца машины. По той  элегантной  манере,  с  какой
скрежещет гравий под ногами, догадываюсь, что через минуту в  мое  жизненное
пространство (если так можно назвать нынешнее мое состояние) ввалится Берю.
   И действительно, его голос заставляет дрожать оконные стекла:
   - Так, значит, заболел наш баловник?
   Фелиция уже успела сообщить в Контору это пренеприятное известие.
   Толстяк вдвигается в комнату. Сегодня он похож на испорченный зуб. Двести
граммов синего под  глазом,  нижняя  губа  треснула  и  вспухла,  физиономия
небрита, карман плаща оторван и болтается. Его галстук,  обычно  похожий  на
веревку, теперь напоминает разорванную велосипедную шину.
   - Значит, чувствуешь себя разбитым? - сердечно спрашивает он.
   - Этот вопрос скорее  следует  задать  тебе,  Толстяк!  Трудно  подобрать
слова, чтобы описать твою физиономию.
   Он снимает истрепанную ветрами  и  заляпанную  жиром  бесчисленных  стоек
шляпу.
   - Да, сегодня я не в форме.
   Все ясно, он опять вляпался в какую-то историю, можно и не продолжать.
   -  Ладно,  хватит  хныкать,  выкладывай,  какая  катастрофа   над   тобой
пронеслась?
   - Да так, чепуха!
   - Говори, я оценю!
   В рассеянности он кладет шляпу на мою постель.
   - Положи ее на пол. Мне и так хватает микробов в глотке,  а  из-за  твоей
бактериологической бомбы меня и вовсе прямиком отправят на кладбище.
   Не без внутреннего протеста он подчиняется и умоляюще канючит:
   - Можно присесть, а то ноги гудят.
   - Садись.
   Кресло под Толстяком в ужасе прогибается,  и  одна  из  пружин  истерично
вопит.
   - Так вот, - запевает Берю. - Вчера я застрял у Адели...
   - Какой Адели?
   - Ну, у консьержки в том доме, ну, у той, где...
   - Понял, валяй дальше!
   - Мы болтали с ее мужем. Кстати, он работает ночным сторожем  на  фабрике
тертого сыра, представляешь?
   - Без отступлений и ближе к делу! - отрезаю я. - Дальше!
   - Как это без отступлений? Ты  что,  перегрелся?  Ах,  ну  да...  у  тебя
температура! Словом...
   Толстыми пальцами с ногтями в трауре он слегка  дотрагивается  до  синяка
под глазом.
   - Словом? - тороплю я.
   У Толстяка явно туго варит котелок. Похоже, не повредит как  следует  его
встряхнуть, чтоб мозги встали на место, - иногда помогает!
   -  Ее  муж  -  бравый  парень.  Получил  производственную  травму,   нога
деревянная, знаешь, такая, отстегивается... Ночью хранит под кроватью...
   - У него нога деревянная, а у тебя башка, идиот чертов! Будешь ты наконец
говорить или нет!
   - Как я могу доложить о ситуации, если ты меня все время  перебиваешь?  У
тебя, я заметил, просто мания вставлять дурацкие шуточки, когда  мы  с  Пино
представляем свои доклады.
   - Протест отклонен! Продолжайте, инспектор...
   Он облизывает нижнюю запекшуюся губу языком, похожим на квач  для  чистки
унитазов.
   - Значит, я сажусь в засаде, как ты мне велел. Ну, мы  болтаем  о  том  о
сем. Супруги, естественно, любопытствуют по поводу своего жильца  и  что  я,
собственно, тут делаю,  почему  да  как.  Но  я  умело  обхожу  их  вопросы.
Наоборот, задаю их сам. Узнаю, что малый не  работает,  был  функционером  в
Африке и живет на улице Баллю всего пару лет.  Его  падчерица  покидает  дом
редко, и только в  кресле-каталке.  И  муж  Адели  даже  помогает  иной  раз
спустить ее с третьего этажа. Что, это, скажешь, тоже не имеет  значения?  -
вопрошает он с иронией.
   Горло болит все сильней и сильней. Когда я глотаю, такое ощущение,  будто
в глотке ковыряют рашпилем.
   - Примерно в одиннадцать вечера выходит из дома твой Аква. Я тут же  беру
себя за руку и веду спокойненько  за  ним,  как  будто  на  прогулку  вышел.
Словом, делаю вид, что мне на него наплевать...  Он  направляется  пешком  к
площади Трех святых. Мы на улице Бланш, ориентируешься?
   - Только не надо мне рисовать карту Парижа!
   Сукин сын! Он словно нарочно заставляет меня встревать, чтобы  проверить,
насколько сильно болит моя глотка.
   - Вдруг появляется такси, которое следует к площади Бланш, свободное, как
назло! Аква делает знак. Такси  останавливается,  он  садится  -  и  привет,
мамаша! Я чуть не сожрал свою  шляпу  от  досады!  Ну  что  тут  делать?  На
горизонте больше ни одной машины, стоянка такси за полкилометра... Я  понял,
что потерял его, - тут ничего не попишешь - и решил возвратиться в засаду.
   Как жаль! - криво усмехаюсь я.
   - А что бы ты сделал на моем месте, а? Скажи, раз такой умный! -  жалобно
оправдывается Берю.
   Да, действительно, что тут поделаешь! В нашей работе, проклятой,  как  мы
сами, такое случается: тип, за которым следишь, вдруг прыгает в машину и был
таков, а на горизонте больше ни одной тачки.
   - И во сколько он вернулся?
   - В три утра!
   Я озадачен.
   - Интересно! А еще  такой  правильный  старичок!  Мастер  нравоучительной
проповеди!
   - Вот и я говорю... Мы поджидали его, Адель  и  я,  играя  в  карты.  Эта
подлюга выиграла у меня тысячу франков! Ей бубны будто сами в руку лезли.  А
у меня четыре короля! Потом выложил четыре дамы! Твою мать! Я уж не говорю о
четырех валетах, и еще...
   - Рассказывай дальше!
   - А что дальше?
   - Ну вернулся Аква на базу, и что потом? Берю  засовывает  два  пальца  в
щель между жиром шеи и жиром рубашки.
   - И здесь я дал маху, Сан-А,  согласен!  Но  ты  же  понимаешь,  как  это
бывает! Муж Адели ушел... А когда ты остаешься наедине с  женщиной,  которую
хорошо знал когда-то еще девушкой, то прежняя близость, то да се, влияет...
   У меня нет сил перебивать его, пусть болтает, пустомеля!
   - И поднимается в нас обоих волнение, Сан-А. Веришь, будто жаром  обдало.
Я посмотрел на Адель, забыл про ее усы, расползшиеся формы, помню только про
родинку на ляжке, как  когда-то...  И  потом,  там  было  так  жарко,  в  ее
каморке... Словом, разморило, сам понимаешь...
   - Не понимаю, - выдавливаю я, не моргнув глазом.
   - Ах вот как, не понимаешь! Тебя мама, значит, научила, что детей находят
в капусте?! Мы после карт сели рядом,  давай  вспоминать...  Ну  так,  самую
малость, руки друг на друга для смеха положили, а потом, знаешь... В  общем,
пробрало... Я не хотел - ее муж хороший парень, Эварист... Но женщины,  друг
мой, когда их проберет, то тут хоть  паяльной  лампой  жги,  они  все  равно
своего добьются! Фатализм какой-то! Кроме того, у консьержек  в  конуре  все
под рукой: шторки задернул и уже на кушетке - хопля, кушать подано!
   - Ты просто шут  гороховый,  Берю!  Знаешь,  что  с  тобой  за  это  надо
сделать?
   - Нет.
   - Даже не выгнать, а просто высечь!
   -  Это  тебя  так  лихорадка  бьет  по  башке,  что  ли?   -   огрызается
соблазнитель.
   - Ты же ведешь себя как свинья! Сидеть в засаде таким образом  недостойно
человека, который каждый месяц получает нехилую зарплату за охрану  общества
от подонков.
   - Знаешь, я когда-то ошибся дверью. Хотел быть пастором, но  видишь,  как
все вышло!
   Болезнь  удерживает  меня  от   взрыва   благородного   негодования,   и,
предчувствуя, что его история далека до завершения,  я  приказываю  поскорее
подвести итог.
   - Так вот, Адель, если хочешь знать, и сейчас женщина будь-будь. Если  бы
была академия любви, то ее надо было бы поставить профессором на  факультете
зоологии...
   - Умоляю, без деталей!
   - В конце концов, такова жизнь, - философствует Толстяк. - Хуже всего то,
что потом мы оба заснули. Поздний час,  физические  упражнения,  да  еще  мы
приняли литр на грудь, играя в карты, понимаешь, у меня глаза слиплись.
   Он тяжело вздыхает и с сожалением пожимает плечами.
   - Да так задрыхли, что только в шесть утра нас выковырнул из  постели  ее
вернувши