выйдет? Его ведь  не  получится  посадить  потихоньку,  ему  даже  морду  не
начистишь по секрету от всех, правда?
   - Согласен, поймать и наказать убийцу втихомолку вряд ли удастся.
   - Я вас не провоцировал - вы сами сказали.
   - И кто же этот таинственный убийца, которого осталось только захомутать?
- спрашивает он, указывая мне на стул.
   -  Его  просто  не  отличить  от  бедняги   секретаря   редакции:   очень
впечатлительный человек с развитым воображением!
   Узкий лоб хозяина бетонной мышеловки покрывается морщинами, а к бледности
примешивается некая болезненная розоватость. Он поднимает на меня глаза.
   - Еще один ребус?
   - Нет, Кийе. На этот раз обвинение!
   - Так вы обвиняете меня?
   - Именно!
   - Неслыханно!
   - В каком-то смысле - да! Неслыханно - с вашей точки зрения. Вы совершили
маленькую, совсем крохотную ошибку, но она будет вам стоить дорого. Это  как
игра на бирже - все предвидеть невозможно! Вы мне говорили, что земля у дома
на фотографиях выглядела обработанной, то есть  на  переднем  плане  огород,
так? Помнится, видны кочаны капусты и, кажется, перец!
   - Я мог и ошибиться!
   - Действительно, вы ошиблись. Я бросаю фотографии на заляпанный  кухонный
стол:
   - И вот доказательство!
   - Ну и что из этого?
   - Вам бы лучше сказать  "до  этого"!  В  самую  первую  нашу  встречу  вы
утверждали, что никогда не ездили смотреть дом в Маньи.
   - Я и сейчас утверждаю.
   - Каким же образом вы могли быть в  курсе  относительно  растущего  перед
домом перца? А ведь он там и правда растет!
   Парень способен на неожиданные реакции: он смеется.
   - Тьфу, черт! Ну и идиот же я!
   - Нет, не идиот, просто и на старуху бывает проруха. Я же  говорю  -  все
предвидеть невозможно!.. Другое дело, что тем самым вы помогли мне завершить
сложное расследование, но одновременно создали моральные проблемы.
   - Что вы имеете в виду?
   - Я имею в виду неминуемый скандал для вашей злосчастной  газеты.  Можете
представить себе рожу вашего любезного хозяина Симона Перзавеса, когда я ему
представлю свой подробный доклад?
   - И что же вы изобразите в своем докладе?
   - Примерно следующее: "Господин директор, дело  полностью  раскрыто.  Вот
как развивались  события.  Ваш  сотрудник,  уважаемый  Кийе,  организатор  и
вдохновитель  конкурса,  был  несчастным  человеком  в  личном  плане.  Жена
наставляла ему раскидистые рога. И однажды,  при  обстоятельствах,  которые,
возможно, нам  посчастливится  выяснить,  ему  надоело  носить  такой  груз,
поскольку он страшно натрудил  бедняге  шею.  И  ваш  благородный  сотрудник
задумал убить жену. Убить-то убил, да потом сильно испугался. Мрачные  мысли
посетили его голову: жизнь кончена, карьера накрылась...  Надо  было  срочно
избавляться от трупа. Но поскольку этот господин - интеллигентный человек  и
склонен мыслить трезво, то ему в голову  пришла  гениальная  идея:  закопать
тело бедняжки жены на участке в Маньи, где дом, как ему было известно, стоял
в то время пустой, а рядом никакого жилья... В  его  новой  квартире  стояли
мешки с негашеной известью. И вот секретарь редакции погрузил труп и мешки в
машину и безлунной ночью отправился в Маньи..."
   Здесь я останавливаюсь.
   - Видите, я склонен поэтизировать.
   - Да уж, я заметил! - откликается Кийе. И ваш покорный слуга  продолжает,
как ни в чем не бывало:
   - "...В безлунную ночь, господин директор, ваш сотрудник закопал  труп  в
саду дома, представляющего собой выигрышный лот в конкурсе. Он подумал,  что
за время проведения конкурса - примерно месяц, если мне не изменяет  память,
- известь разрушит тело до неузнаваемости. Если его и найдут, то  все  равно
не смогут идентифицировать и уважаемый Кийе останется вне подозрений.  Кроме
того, этот смелый человек понимал, что газета ни при  каких  обстоятельствах
не допустит огласки такого факта...
   Но дело приняло неожиданный оборот. В саду нашли  не  только  труп  мадам
Кийе, но еще и некоего бандита. Вот ведь ирония судьбы: там уже  лежал  один
труп!
   Оказавшись в курсе такого двойного открытия, наш смекалистый Кийе  решает
повесить обоих мертвецов на одного убийцу. Он быстро узнает, что дом  снимал
некий гангстер по имени Равиоли.  Все  складывается  как  нельзя  лучше!  Он
звонит Анжу Равиоли и представляется его соседом из Маньи. Поскольку  я  как
раз спугнул гангстера, то этот звонок его  очень  обеспокоил.  Кийе  же,  со
своей стороны, желая замести  следы,  о  большем  и  не  мечтал.  Как  же  -
идеальный случай!  -  дело  можно  представить  как  сведение  счетов  среди
бандитов... Понимая это, Кийе предлагает Равиоли во избежание  неприятностей
приехать и привезти деньги. Назначается свидание. Фатальное  для  итальянца.
Пуля в затылок - и все шито-крыто! Кийе соображает, что блестящему комиссару
Сан-Антонио, присутствующему здесь, удастся доказать  виновность  Равиоли  в
убийстве человека, найденного в Маньи. Равиоли больше нет, на него вешают  и
второе убийство, так как в данном случае речь идет о больших деньгах. Короче
говоря, мудрый Кийе тут ни при чем". Кийе задумчиво закуривает сигарету.
   - А за что Равиоли замочил того, первого?
   - Спекуляции золотом. Думаю, Равиоли решил заграбастать себе всю  выручку
без дележа. Ему срочно было нужно отдавать долги, так как он приобрел ночной
бар со стриптизом  и  дело  замыслил  поставить  на  широкую  ногу.  Словом,
деньги...
   Наступает тишина. Мы стоим и смотрим друг на друга.
   - Ну и как можно вылезти с наименьшими потерями из создавшейся  ситуации?
- спрашивает он философски.
   Я пожимаю плечами.
   - А что можно сделать?  Ничего,  Кийе!  Я  полицейский.  Меня,  может,  и
выкинут со службы, но по мне, как в старой доброй Франции, - истина  превыше
всего! Плевал я на вашего патрона, на вашу газету и...
   - Подождите, я, кажется, нашел выход, - спокойно говорит он.
   - Я не сомневался, что вы прекрасный советчик.
   - Есть компромиссное решение: фифти-фифти!
   - То есть?
   - Я сознаюсь в убийстве Равиоли. Предлог легко найти: шантаж, например. Я
потерял голову, испугался. За убийство  гангстера  мне  дадут  от  силы  лет
десять! А на убийство моей жены вы закроете глаза. Как?..
   - Невозможно, я это отчетливо вижу даже сквозь сомкнутые веки!
   Он вздыхает и давит окурок в грязной тарелке.
   - Тогда есть второй вариант.
   - Браво! И  какой  же?  Он  пятится  к  раскрытому  окну,  вскакивает  на
подоконник, прежде чем я успеваю шелохнуться.
   - Такое решение вам подойдет, комиссар?
   Клянусь, этот миг - самый страшный в моей жизни, мне  его  не  забыть  до
гробовой доски. Жизнь человека перед моими глазами поставлена  на  карту.  В
моей гудящей голове проносится, как молния, мысль. Все вяжется:  покончивший
с собой Кийе - выход из ситуации, устраивающий всех. Он пристрелил  Равиоли,
поскольку тот убил его жену,  а  до  этого  еще  и  замочил  своего  бывшего
напарника.
   - Это идея, но... - произношу я медленно.
   - Благодарю.
   И все - на подоконнике его больше нет. Я успеваю лишь  прижать  ладони  к
ушам. Но все равно слышу (или угадываю) страшный, глухой звук,  какой  может
быть только от резкого удара человеческого тела об асфальт.

Заключение

   Я был не прав, когда думал, что ангину можно вылечить одной ненавистью  к
ней.  Она  отплатила  мне,  и  я  провалялся  еще  четыре  дня   с   высокой
температурой, распухшим горлом, - словом, получил весь букет. Разыгранный на
моих глазах спектакль с кошмарным финалом тоже не прошел даром.
   Утром на пятый день звонит телефон. Маман входит с испуганным лицом.
   - Антуан, - говорит она, - звонят жены Пино и  Берюрье.  Вот  уже  четыре
дня, как исчезли их мужья, и они спрашивают...
   В моем теле раздается  что-то  вроде  "плюх"!  О,  два  балбеса!  Занятый
расследованием и своей ангиной, я совсем о них забыл. Они, должно быть, мхом
уже покрылись в доме Пинюша, куда я их послал сидеть в засаде.
   - Почему ты смеешься, Антуан?
   - Сейчас объясню. Пойди скажи им,  чтобы  не  очень  радовались!  Еще  не
пришло  время  обсуждать,  какую  пенсию  они  будут   получать   за   своих
мужей-легавых!


   Фредерик ДАР
   СЕРЕНАДА ДЛЯ ГРЕЙС




   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru


   Англичане?! Сырость, туман, ростбифы, скука... Но ведь  эту  книгу  писал
француз!
   Ваш друг Сан-Антонио вынужден посетить неказистый британский островок под
видом священника. Как же удержать горячее сердце в груди под рясой?  А  если
рядом сидит хорошенькая мышка?
   Однако приказ шефа это  вам  не  банановая  кожура  под  ногами.  Его  не
обойдешь. К тому же Сан-А чертовски любопытен. Вот он и шарит по острову  из
конца в конец. В тумане! Пока не  находит  то,  что  ему  требуется.  Трупик
хорошенькой  девушки  двухнедельного  возраста  (это,  как   вы   понимаете,
относится  к  трупику)  и  живую  красотку  в  качестве  переводчика.   Ведь
варварского языка бритишей инспектор французской полиции знать не обязан...
   А что вы скажете насчет того, что ростбифы ездят по левой стороне?  Сан-А
от этого тоже не в восторге. Не лучше ли путешествовать  морем?  В  обществе
братьев-преступничков? Да еще прикованным к стенке? Вы бы давно уже  были  в
туалете, однако ваш друг Сан-А еще ухитряется выжить и доложить вам о  своих
подвигах.
   Дамы и особенно господа! Если вас покоробила последняя фраза,  то  можете
попросить у продавца ластик, стереть ее и написать что-нибудь свое. Привет!
   Посвящается Роже и Жаннет Брюнель, с наилучшими пожеланиями.
   С. А.

Глава 1
Где пойдет речь о неосторожном вождении машины, монтировке, веревке для висельника и загадочной казни.

   У человека глаза как два желтка в яичнице.  Он  невысок  ростом,  у  него
седые волосы и  цвет  лица  диетика,  всю  жизнь  питавшегося  исключительно
йогуртом.
   Он тихо рыдает, и слезы оставляют  розовые  звездочки  на  промокательной
бумаге пресс-папье.
   В тот момент, когда я вношу свои девяносто  килограммов  в  кабинет,  шеф
отвешивает мне многозначительный и в то же время раздосадованный взгляд...
   Плачущих людей нам хватает здесь, в наших стенах, и нельзя сказать, чтобы
мы разрывали себе душу от сочувствия. Обычно если  кто-то  начинает  пускать
слезу перед полицией, то этот кто-то или наделал глупостей, или  разыгрывает
сцену, чтобы привлечь нас на свою сторону...
   Шеф произносит тихо:
   - Сан-Антонио, познакомьтесь, это господин Ролле, один из моих друзей...
   Я не подаю вида, но, надо сказать, меня это очень удивляет. У  босса  нет
привычки представлять своих друзей  подчиненным.  Тем  более  я  никогда  не
думал, что шеф будет знакомить меня со столь бурно рыдающим приятелем.
   - Весьма польщен, - бормочу я голосом коммивояжера, пытающегося  навязать
коллекцию пылесосов улитке.
   Человек поднимает на меня глаза  супервегетарианца  и  протягивает  руку,
больше похожую на охлажденную свиную ножку.
   Я не без чувства брезгливости слегка пожимаю этот мясной полуфабрикат,  и
плакса вновь впадает в транс.
   Но любопытство начинает разбирать меня, и я ощущаю,  что  во  мне  что-то
булькает и закипает. Не дожидаясь прорыва моего предохранительного  клапана,
шеф решает просветить меня.
   - Вы читали в газетах о деле Ролле? - спрашивает он.
   Я отрицательно трясу тыквой.
   Газеты я покупаю редко и только для того, чтобы узнать, что идет в  кино,
или посмотреть очередную порцию комиксов.
   - У господина Ролле, - говорит с расстановкой босс, - есть сын Эммануэль.
Он серьезный, спокойный, уравновешенный мальчик...
   У  меня  желание  спросить,  не  собирается  ли  мальчик  отвертеться  от
обманутой невесты, но я знаю, что шеф терпеть не может, когда его перебивают
глупыми замечаниями.
   - Этот молодой человек, - продолжает шеф, - заканчивал учебу в  Англии...
У господина Ролле есть представительства в Южной Африке, и  он  хотел  после
получения сыном британского образования послать его туда...
   При этих словах человек с глазами  яичницей  опять  начинает  рыдать  как
помешанный.
   Шеф прерывает свой рассказ, и мы сохраняем минуту тягостного молчания.
   Не нужно  быть  ясновидцем  или  магом,  чтобы  понять:  сынок  угодил  в
серьезную передрягу.
   Шеф, морщась, массирует голову, представляющую собой  великолепный  каток
для мух цвета слоновой кости, самый гладкий каток в парижском регионе.
   - Так, - изрекаю я, пытаясь поставить точку в конце бесконечных рыданий.
   - Эммануэль год жил в Англии. Отец часто навещал его и вынес впечатление,
что сын ведет правильную жизнь усидчивого студента... И так  продолжалось  в
течение всего времени... Однако потом разыгралась драма...
   Как прекрасный актер, шеф переводит дыхание и оставляет без внимания  мое
разгорающееся любопытство. Наконец он говорит:
   - Однажды на шоссе из Лондона в Нортхемптон Эммануэль при обгоне нечаянно
сбил велосипедиста. И здесь  поведение  этого  серьезного  юноши  становится
непонятным: вместо того чтобы остановиться и оказать помощь своей жертве, он
жмет на газ и уезжает.
   Я морщу нос.
   Шеф одаривает меня взглядом,  в  котором  можно  прочесть:  "Хорош  гусь,
нечего сказать!"
   - Но это еще не все, - продолжает он.
   Я весь  превращаюсь  в  одно  большое  ухо,  какое  рисуют  на  плакатах,
предостерегающих от шпионов.
   - Когда Эммануэль Ролле скрылся с места  происшествия,  за  ним  погнался
зеленщик, который был  свидетелем  этого  несчастного  случая.  У  него  был
небольшой, но быстрый фургончик, он скоро догнал машину Эммануэля и заставил
остановиться,  прижав  ее  к  обочине.  Не  зная,   вооружен   ли   виновник
происшествия, водитель-зеленщик на  всякий  случай  взял  монтировку...  Сын
господина Ролле бросился на него, вырвал из рук монтировку и  нанес  сильный
удар по голове, от которого бедняга скончался на месте...
   Новая пауза.
   - Гм, - произношу я, - странная история, хотя и довольно банальная...  Но
в Англии за подобные дела по головке не погладят... Так, и что дальше?
   - Вот его и не погладили, - продолжает патрон. - Он приехал  в  Лондон  и
примерно через три часа пошел сдаваться полиции.
   - Чума! - бормочу я.
   - Да... Его судили и приговорили к смертной казни за умышленное убийство.
Завтра утром приговор приведут в исполнение...
   Тут несчастный отец Ролле совсем задыхается в слезах и с  ужасным  стоном
складывается пополам. Трудно обладать хромированным сердцем и сдержаться  от
подступающих слез при виде убитого горем отца, знающего, что его сына завтра
повесят на веревке.
   Я отворачиваюсь, чтобы скрыть свои эмоции. Шеф поправляет свои образцовые
манжеты. Очевидно, та, что стирает ему белье, под  большим  впечатлением  от
его великосветских манер и не экономит на крахмале.
   Я преодолеваю нахлынувшие на  меня  чувства  и  соображаю:  эта  история,
безусловно,  очень  печальна,  но  все  же  непонятно,  зачем  шеф  мне   ее
рассказывает...
   Он следит за ходом моих  мыслей,  как  следят  за  вспыхивающими  цифрами
набранных очков на электрическом биллиарде.
   - Сан-Антонио, - переходит он к делу, - я прошу вас оказать  мне  услугу.
Большую услугу, что называется, в самом частном  порядке...  Господин  Ролле
очень хотел бы в последний раз обнять своего сына, но  получается  так,  что
это невозможно. Он обратился ко мне с просьбой отправить надежного  человека
в Англию, чтобы хоть кто-нибудь из  земляков  мог  просто  присутствовать  и
поддержать его сына в последние минуты его жизни. Я связался по этому поводу
со Скотленд-ярдом. Но все, что могут нам позволить наши британские  коллеги,
так это присутствие на казни французского священника.  А  поскольку  парень,
похоже, не испытывает религиозных  чувств,  то  этим  священником,  если  не
возражаете, будете вы... Я выпучиваю глаза:
   - Я?!
   - Вы видите какие-то затруднения?
   - Нет... но... Просто я удивлен... И потом... Мне  кажется,  я  не  очень
подхожу на роль пастыря заблудших душ, понимаете?
   Шеф незаметно для Ролле подмигивает мне.
   - Но, конечно, я всегда согласен... - быстро добавляю я.
   Папаша Ролле, превозмогая горе, поднимается и идет  ко  мне.  Он  жмет  и
трясет мою руку, будто это ручка  водяного  насоса.  Он  икает,  он  пускает
пузыри, он размазывается, он бормочет тривиальные фразы,  истекает  слезами,
он умоляет, он благодарит...
   После этого достает из бумажника пачку денег, толстую,  как  марокканский
пуф, и кладет ее на стол шефа.
   - Это на расходы по поездке комиссара Сан-Антонио, - говорит он  и  снова
кидается в омут слез. - Скажите моему сыну, что...
   - Хорошо, - скорбно произношу я, - я знаю, что говорят в таких случаях...
   Тут мы с шефом прикладываем огромные усилия, чтобы выковырять  папашу  из
кабинета. Он не перестает голосить, лить слезы, рвать себе и  нам  душу.  Он
разорвал бы на себе и рубашку, но, видимо, понимает, что здесь будет  трудно
найти другую.
   Когда мы остаемся с патроном одни, наше первое желание - отереть  пот  со
лба. Затем смотрим друг на друга так же  выразительно,  как  два  памятника,
стоящие один напротив другого.
   - Грустно, правда? - тихо говорит шеф.
   - Очень...
   - Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я выбрал именно вас.
   - Да, действительно, - бормочу я. Шеф пожимает плечами.
   - Честно говоря, я почти  ничего  не  знаю,  понимаете?  -  Вдруг,  будто
осознав несоответствие данного заявления со своим положением, он продолжает:
   - Я чувствую, что в этой истории Эммануэля Ролле есть какая-то  тайна.  Я
давно знаком с их семьей. Это законопослушные тихие граждане, делающие  свое
дело и неспособные убивать людей...
   - В семье не без урода...
   - Гм, знаю... Но тем не менее Эммануэль... - Он пожимает плечами. - И вот
пожалуйста он садится за руль,  небрежно  ведет  машину,  сбивает  человека.
Вместо того чтобы остановиться, уезжает... Убивает того,  кто  бросается  за
ним в погоню... И потом идет сдаваться полиции. Это что, нормально?
   - Мы знаем случаи и похлеще... Он, видно,  очень  испугался,  когда  сбил
велосипедиста, потерял голову... А когда увидел, что  зеленщик  бросился  на
него с монтировкой, просто хотел себя защитить. Это, может  быть,  нехорошая
реакция, но она вполне человеческая. Во Франции этот парень схлопотал бы лет
пять тюрьмы и возмещение убытков. Но судьба определила, чтобы это  случилось
с ним по другую сторону Ла-Манша. А бритиши не церемонятся с убийцами!
   Но, похоже, шеф не оценил мою подбадривающую болтовню, хотя  звучала  она
весьма литературно.
   - Ваши слова подтверждают гипотезу, что  это  был  несчастный  случай,  -
соглашается он. - В принципе, Сан-Антонио, я  мог  бы  с  вами  согласиться,
только вот...
   - Только что?
   - Только в этом случае, повторяю вам, речь  идет  о  мальчике  спокойном,
энергичном,  а  не  о  бездельнике  без  царя  в   голове,   чье   поведение
соответствовало бы тому, что вы говорите. Эммануэль  Ролле,  если  только  у
него не было крайней необходимости действовать таким образом, остановился бы
сразу после того, как сбил велосипедиста. Или же если бы и скрылся  с  места
происшествия и разнес череп свидетеля, то сохранил молчание  и  не  пошел  в
полицию сдаваться... Одним словом, я в  некотором  удивлении,  и,  поскольку
появилась такая великолепная возможность поговорить с малым, я ухватился  за
нее...
   Он вновь переводит дыхание. Я пользуюсь случаем, чтобы вставить:
   - У меня не будет много времени, чтобы... исповедовать его, шеф.
   - Знаю, но вы уж постарайтесь...
   - А если он откажется от встречи со священником?
   - Может и так случиться... А представьте, если он захочет увидеть  именно
священника?
   Когда я встаю на путь возражений, шеф имеет обыкновение подкинуть мне под
ноги банановую кожуру, чтобы я далеко не ушел.
   Он вновь чешет репу.
   - И если это произойдет, - повторяет он, - то вы должны будете  показать,
что вы как раз то, что ему нужно...
   - Но я же не сумасшедший, чтобы петь псалмы...
   -