Будто солнцезащитный монокль!
   Я подбрасываю пистолет Глории в руке
   - Даже еще патроны остались! Клянусь, Антигона,  я  могу  заменить  целый
армейский корпус в состоянии полной боевой готовности!
   Глава последняя.
   (Поскольку нельзя же, в конце концов, злоупотреблять вашим терпением!)
   Коллекционеры  бывают  разные.  Я,  например,   люблю   коллекционировать
обалдевшие рожи...
   В данном случае я имею в виду физиономию высокочтимого Окакиса, когда  он
возвращается на подводную лодку. Поэма, а не физиономия, сказал бы поэт.
   Выражение испуга, недоверия,  недоумения,  очумения,  полного  обалдения!
Лицо вытягивается, покрывается пятнами, комкается, когда он поднимает голову
и видит меня у веревочной лестницы. При этом я держу его дочь за талию!
   - Работа выполнена, господин Окакис, - говорю я весело.
   Ох бедный, как я ему не завидую! У него  в  руке  мешок,  битком  набитый
ценностями Брабанса и Пропана, Хреншира и сырной  империи  Гауда  -  словом,
отовсюду. Наваленные  друг  на  друга  бриллианты,  золотые  цепи,  диадемы,
изумруды, сапфиры, огромные жемчужные колье в виде лестниц и  прочее  -  все
это повергло бы в умопомешательство  самых  богатых  ювелиров  мира!  А  еще
чековые  книжки  послушного  миллиардера  размером   с   телефонную   книгу,
сертификаты казначейства, облигации,  дорожные  чеки,  пенсионные  книжки  и
дворянские грамоты всех приглашенных. Не мешок, а рог изобилия, ни  дать  ни
взять. Он собрал все!  Когда  шкура  в  опасности,  то  шутки  в  сторону  -
материальные ценности теряют цену и ими уже не дорожат! Он  очень  старался,
мой грек, чтобы задобрить организацию "Зет". Окакис, возможно,  добрался  бы
даже до золотых зубов своих слуг, чтоб мешок выглядел солидней. Если бы  ему
дали на час больше, он бы и картины со стен поснимал.
   - Вы... Вы... - лепечет миллиардер.
   - Да-да! - отвечаю я. - Все вошло в свое  русло,  господин  Окакис.  Злые
наказаны, а добрые продолжают цеплять друг на друга медали.
   Пока Антигона вводит отца в курс моих геройских действий, я иду за  своим
пленником.
   - А теперь, - говорю я парню, - ты поедешь  с  нами.  На  твердой  земле,
дорогой мой, мы в спокойной обстановке не спеша поболтаем.
   В этот момент до нас доносятся звуки выстрелов.
   Уж не голос ли Берю  я  там  слышу?  Вообще-то  с  такой  частотой  может
стрелять только Толстяк. Будто  освежитель  воздуха  для  сортира.  И  самое
интересное, он будет при этом сохранять твердость памяти и трезвость ума.
   - Эй, слышишь, - говорю я последнему  члену  организации  "Зет",  -  дело
сделано - и так все понятно! Садись на весла и греби проворнее,  я  спешу  в
постель, немного вздремнуть, а то день был что-то очень насыщенным.
   * * *
   По дороге я задаю ему ряд вопросов. Когда малью узнает, с кем имеет дело,
то спешит проявить готовность к сотрудничеству с полицией.
   - По поводу атомной бомбы - это что, правда? - спрашиваю я.
   Он кивает, однако тут же пытается оправдаться:
   - Но я не хотел! Я работал с ребятами, но я не хотел.
   - Конечно, мой хороший. Когда других укокошили,  то  можно  спокойно  все
сваливать на них! В таких случаях все так говорят!
   - Но это правда! Вот, пожалуйста,  доказательство:  я  написал  письмо  в
Госдепартамент США, предупредил,  что  готовится  нападение!  Но  я  не  мог
сделать больше, чем сделал, иначе выдал бы ребят!
   Окакис оживает.
   - Значит, написали вы?
   - Ты написал письмо на бланке  посольства  Штатов  в  Кито.  Где  ты  его
достал? - спрашиваю я.
   - Очень просто! Я пришел завизировать одну  бумажку,  а  когда  секретарь
вышел, свистнул бланк. Мне показалось, так будет серьезней.
   - Ну хорошо, все это ты расскажешь потом перед  присяжными.  Они,  может,
примут во внимание твое чистосердечное раскаяние. Послушай, а ты,  наверное,
и профессора В. Кюветта отговаривал приехать?
   Он гребет что есть силы.
   - Не знаю такого...
   - Зачем вы пытались похитить с яхты мисс Виктис?
   Он опускает голову.
   -  Ребята  узнали,  что  какой-то  секретный  агент  едет  на   Кокпинок.
Подозрение пало на нее,  поскольку  до  нас  дошла  информация  о  том,  что
настоящая мисс Виктис уже долгие годы содержится в психиатрической  клинике.
Тогда они решили захватить  девушку,  чтобы  порасспросить.  Я-то  прекрасно
понимал,  почему  она  оказалась  среди  гостей,  но,  если  бы  предупредил
остальных, они бы меня убили!
   - Ящики на дне океана, что в них было?
   - Радиоаппаратура для  установления  связи  с  дворцом.  Необходимо  было
поставить передатчик и микрофон в последний момент,  поскольку  если  бы  их
обнаружили, то лопнула бы вся затея!
   - Видишь, парень, - заключаю я, - в мире так устроено:  самые  опасные  -
это такие люди, как ты, которые не осмеливаются идти до конца,  полубандиты,
фальшивые  гангстеры,  словом,  трусы!  Если  б   ты   действительно   хотел
предотвратить  преступление,  мог  бы  шепнуть  кому  надо  -  у  тебя  было
достаточно времени!
   А вместо этого ты делаешь жест, чтоб успокоить совесть, а затем  следуешь
за другими. А дело-то накрылось!
   Но он не отвечает - он гребет!
   * * *
   Огромная толпа народа (если так можно  сказать  о  королях  и  королевах)
собралась на причале. Они напряжены и молчаливы.
   Картина удручающая - будто жители  рыбацкой  деревни  в  глубоком  трауре
вышли на берег встречать шаланды после шторма.
   - О, их там много, - слышится голос экс-псевдоневесты Глории.
   Но тут оральный орган Толстяка перекрывает все остальные шумы.
   - Это ты, Сан-А?
   - Да, Ваше Величество, я.
   - Я же говорил вам, банда идиотов! - разносится над морем обращение  Берю
к монаршим особам.
   - Скромнее будь, Толстяк, ты разговариваешь с королями!
   - Да ладно! Скажи лучше, как все было? - не унимается Берю.
   - Как в тире! Из семи человек шесть убиты, один попал в рабство.
   - У, черт, побил  меня!  -  гудит  Толстяк.  Мы  причаливаем.  Я  помогаю
Антигоне сойти на берег, затем выпрыгиваю сам.
   - Что ты имеешь в виду, как это я тебя побил?
   - Иди посмотри!
   - Минутку! - говорю я и обращаюсь к Глории: - Вы у нас  самая  способная,
присмотрите за пленником!
   Затем поворачиваюсь и иду за Толстяком.
   - Ты предвидел точно, Сан-А!  Угадал  по  всем  параметрам.  Эти  канальи
запрятали в скалах моторную лодку. Мы с Глорией  обнаружили  ее  практически
сразу  и  спрятались  рядом  с  пушками  наготове.  И  действительно,  через
некоторое время смотрим - бегут четверо! Эх, жаль, ты меня не видел!
   - Не видел, но зато слышал! Ты их уложил?
   - Всех четверых! Девица даже не успела сообразить, что да как, а они  уже
грызли кораллы.
   - И кто они?
   Тут Толстяк улыбается во всю ширь своего, так сказать, лица.
   - Трое - слуги Окакиса, но четвертый... Клянусь, тебя сейчас хватит удар!
   - Да нет, старик, я же догадался еще раньше, что это профессор В. Кюветт!
   - Ну, ты... Да-а! Ну ты даешь, Сан-А! Ты настоящий сфинкс! Как ты узнал?
   - Внутренний голос, Толстяк, - он у меня всегда на работе!  Стоит  только
почесать за ухом, и он начинает мне рассказывать, кто, как и почему!
   Сохраним свой престиж перед подчиненными. Конечно,  я  не  знал,  что  В.
Кюветт замешан в дело, пока гребец-пленник не сказал мне, что  он  не  знает
такого. Сомнительно, чтобы среди всей этой честной компании нашелся еще один
доброхот, влюбленный в науку настолько, что  ради  убедительности  аргумента
укокошил секретаршу ученого.
   - Ты, конечно, здорово мудер, - говорит Толстяк, - но я тем не менее хочу
рассказать тебе кое-что о профессоре...
   - У меня уже слюнки текут, Берю!
   - Перед тем как отдать  концы,  он  мне  покаялся.  Он  сказал,  это  все
придумала его помощница. Его лишь  принуждали.  А  у  него  не  было  денег.
Однажды к нему пришли ребята из организации "Зет" и спросили, сможет  ли  он
пустить в ход старую атомную бомбу.  Они  ему  пообещали  зубной  протез  из
чистого золота.
   - И он согласился?
   - Да. Но старушка-секретарша, прознав об этом, очень осерчала, тогда...
   - Неплохо! Я имею в виду историю с  угрозами.  Убийца  попал  под  защиту
полиции сразу после того, как совершил злодеяние.
   - И  представляешь,  ему  даже  удалось  получить  в  охранники  элитного
полицейского для путешествия. А ведь он знал, подлец, что остров взлетит  на
воздух.
   И вот мы приходим на место отстрела дичи Берю. Толстяк  тычет  пальцем  в
четыре распростертых тела, освещенных яркой луной.
   - Твоих шестеро да плюс четыре, итого  десять,  -  вздыхает  он.  -  Даже
поверить не могу, что вся эта бойня произошла посреди Тихого океана! Тихого,
понимаешь?
   Заключение
   Служба радио Кокпинока смогла передать SOS с передатчика подводной лодки,
и, представьте себе, над островом тут же нависла целая эскадрилья  самолетов
самых разных видов и типов. Они прилетели за своими монархами, чтобы  увезти
тех домой, подальше от подобных увеселений.
   Торжество Окакиса длилось всего один день, но какой день!
   Развлечение так развлечение!
   Помните, об этом писали все газеты! Ах, вы не помните? А это все  оттого,
что вы не читаете газет на отдыхе!
   Несчастный судовладелец оплакивает теперь свою жену, чей труп нашли почти
сразу. Он считает (кстати, и полиция тоже), что кто-то из банды столкнул  ее
в пропасть. Оставим его утешаться своими иллюзиями. Как  сказал  один  поэт,
тоже знаменитый, - есть мертвые, которых бессмысленно убивать дважды!
   Да, знаете новость? Все монархи,  принимавшие  участие  в  торжествах  на
Кокпиноке,  недавно  прислали  мне  свои   национальные   награды   в   знак
благодарности за исключительные заслуги, которые я оказал их народам!
   Представляете?
   Я хотел спрятать все эти побрякушки в шкаф  для  инструмента  в  сортире,
чтобы мучающиеся запорами могли по ходу дела ознакомиться,  но  моя  матушка
Фелиция настоятельно просила меня оказать честь государственным орденам. Она
говорит, если у меня будут когда-нибудь дети, они обрадуются, найдя их среди
моих старых вещей. Она, наверное, как всегда, права.
   Сегодня мы ждем  чету  Берюрье  к  обеду.  Если  такие  расследования  не
обмывать по всем правилам, то лучше сменить профессию и уйти  куда-нибудь  в
сельское хозяйство или культуру...
   Вот, кстати, и они, уже звонят в калитку. И одновременно раздается звонок
телефона. Пока маман идет открывать дверь, я снимаю трубку.  Приятный  голос
звучит у меня в ушах и достает  до  моих  самых  сокровенных  глубин.  Голос
сладкой Антигоны! Одним словом, чистый мед!
   - Я в Париже, - говорит она,  -  только  что  приехала.  Что  вы  делаете
сегодня вечером?
   Как вы думаете, что я могу делать сегодня  вечером,  если  моя  маленькая
греческая богиня сама напрашивается на свидание?
   Так что же я делаю сегодня вечером?
   Вы ведь меня знаете, правда?
   Ну, раз вы меня знаете, сами догадайтесь!



   Глава 1	1
   Глава 2	9
   Глава 3	15
   Глава 4	26
   Глава 5	34
   Глава 6	39
   Глава 7	49
   Глава 8	55
   Глава 9	63
   Глава 10	71
   Глава 11	76
   Глава 12	84
   Глава 13	90
   Глава 14	98
   Глава 15	103
   Глава 16	109
   Глава 17	116
   Глава 18	124
   Глава последняя. (Поскольку нельзя же,  в  конце  концов,  злоупотреблять
вашим терпением!)	132
   Заключение	136






   Сан Антонио.
   Мое почтение, красотка.

   - Она это очень плохо восприняла.
   - Все равно передай ей мое почтение.
   Либо вы человек галантный, либо нет.
   Это вопрос воспитания. Лично я человек
   галантный.

   Глава 1
   Погода такая, что и судебного исполнителя не выгонишь  на  улицу.  Дождь,
опять дождь, все время дождь с порывами ветра, облепляющими вас кучей мокрых
опавших листьев... Я  начинаю  жалеть  о  Лазурном  береге,  откуда  недавно
вернулся. Не то чтобы я был мимозой, но ноябрь в  Париже  считаю  совершенно
несъедобным. Парень, занимающийся на небесах водой, расходует ее не скупясь!
Мой плащ прилипает к  моей  шкуре.  Начался  насморк,  что  является  плохим
знаком.
   Борясь против гриппа, я бросаю в бой мое секретное осеннее  оружие  номер
один - ром. С самого утра я постоянно заливаю его себе в желудок. Чистый,  в
виде грога, белый, темный... Моя самая последняя  находка  -  смесь  рома  с
апельсиновым сиропом: на ладонь рома, на один  палец  сиропа...  Попробуйте,
отличная штука! Смотрю на свой  хронометр,  констатирую,  что  до  визита  к
большому боссу осталось убить больше часа, и решаю завалиться в киношку.
   Захожу в холл, залитый неоном, и покупаю на десять колов эмоций.
   Едва опустившись в кресло, понимаю, что попал на  супербредятину  сезона.
На экране, на первом плане, гладя плюшевого мишку, воет смазливая идиотка.
   Лично мне воющие девки действуют на нервы. К счастью,  в  зале  тепло.  Я
кладу свою шляпу на соседнее кресло и начинаю дремать. Время  от  времени  я
поднимаю шторы посмотреть,  как  идут  слезоточивые  занятия  киски.  Просто
невероятно, каким дебильным  кажется  кино,  когда  смотришь  его  урывками.
Смешнее всего звуки,  если  сидишь  с  закрытыми  глазами.  Слышатся  хлопки
дверей, потом негритянская музыка, потом вздох угорелой кошки...
   Каша невероятная. А ведь есть продюсеры,  выставляющие  такое  дерьмо  на
венецианский  фестиваль.  Есть  и  идиоты,  дающие  Оскаров  этой   слащавой
тягомотине! Оскаров! Я решаю в один из ближайших дней основать  премию  Жюль
или   Эжен,   которую   вручу   какому-нибудь   документальному   фильму   о
енотах-полоскунах или о грыжевом бандаже...
   Я дохожу в своих философских размышлениях до этого места; когда  какой-то
мужик плюхается своей задницей в кресло, на которое я положил  сушиться  мою
шляпу. Конечно, я  начинаю  награждать  его  словами,  не  вошедшими  в  наш
знаменитый словарь Ларусс. Он возмущается и объясняет, что если шляпа начала
свою карьеру на моей голове, то окончание оной под его  задницей  ничего  не
изменило в ее судьбе, а если я буду продолжать  возникать,  то  он  заставит
меня сожрать остатки этой самой шляпы.
   Не знаю, известно ли вам  о  моих  предыдущих  подвигах,  но  очень  мало
двуногих могут похвастаться, что разговаривали с Сан-Антонио в таком  стиле.
Те, кто это делал, пройдя через мои кулаки, запросто могли подходить к своим
кредиторам и просить огоньку, не опасаясь быть узнанными. Я хватаю нахала за
лацканы пальто и  резким  рывком  опускаю  одежду  на  его  руки.  Его  лапы
заблокированы... Он тотчас успокаивается.
   Тем временем метраж дури подходит к  концу,  идиотка  на  экране  пускает
последнюю слезу под звон колоколов. Зажигается свет. Я  смотрю  на  давителя
шляп и вскрикиваю:
   - Фердинанд!
   Он, весь белый, открывает зенки с туннель Сен-Клу и бормочет:
   - Господин комиссар...
   Я отпускаю пальтишко, и он медленно поднимает его на плечи.
   Фердинанд  блатной.  Не  авторитет,  а  так,  дешевка.  Мелочь   пузатая.
Занимается всем понемножку, лишь бы иметь навар и не особо пачкаться.
   - Ты чего,- спрашиваю,- заделался в крутые? Данный случай меня  удивляет,
потому что это совсем не в его стиле.
   Кино тоже не в его стиле...
   Вижу, вид у него смущенный, как у  мужика,  увидевшего  свою  благоверную
выходящей из лупанария.
   Я проворно ощупываю его карманы и достаю маленький дорожный  несессер  из
кожи.  Тут  Фердинанд  становится  зеленым.  Я  открываю  несессер,  заранее
уверенный, что в нем лежит не бритва и не мыльница. Так и есть, там хранится
маленький набор взломщика. Все, что нужно, чтобы повеселиться  в  отсутствие
хозяев дома. Отличные инструменты. Прямо хирургический набор.
   - Э...- говорю,- да ты идешь в гору, Ферди...  В  этот  момент  билетерша
предлагает нам эскимо. Я ее уверяю, что она может их отправить в Антарктиду,
и делаю Фердинанду знак следовать за мной.
   Не знаю, насколько вы  развиты  в  плане  интеллекта,  но  позвольте  вам
сказать, что при моей работе подобные случае не упускают. Это как  в  любви:
если девочка предлагает вам сыграть дуэт лежа, такой шанс  может  больше  не
повториться.
   И вот мы на улице. Дождь идет не переставая. Я веду Фердинанда в бистро и
заказываю грог. Грог ~ друг человека.
   - Присаживайся, Ферди,- приказываю я, толкая его  задом  на  скамейку,  и
сажусь рядом.- Хочешь, расскажу тебе одну интересную историю?  Я  начну,  ты
закончишь... Жил-был один хитрец, которого звали Фердинанд и который слишком
много читал детективы. Однажды он решил ковырнуть скок* в  тихом  месте.  Но
Фердинанд малый мирный, не любит отдыхать на нарах и решает запастись алиби.
Для этого он использует классический, а значит, самый лучший способ -  кино.
Отличное алиби, когда тебя там  видели.  Поэтому  он  идет  в  киношку,  где
показывают фильм, который он уже видел, и, хотя в зале сидит  всего  человек
двенадцать, умудряется сесть на шляпу, лежащую рядом с  одним  типом,  тогда
как восемьсот абсолютно свободных кресел призывно  тянут  к  нему  руки.  Он
старается привлечь внимание к своей потертой жизнью  физии.  Так,  в  случае
чего, билетерша засвидетельствует, что он был в зале.
   Я отпиваю глоток грога.
   - Теперь продолжай ты.
   Он колеблется.
   - Послушайте, господин комиссар... - Слушаю, говори!
   Он никак не решается начать. Чтобы подбодрить его, я смеюсь:
   - Не повезло тебе, Ферди. Придумать такой цирк и  напороться  на  старину
Сан-Антонио... Не рассказывай своим корешам, а то они будут так  ржать,  что
тебе придется переехать.
   Он не может сдержать улыбку.
   - Ну,- говорю,- рожай. Что это за дело? Он пожимает плечами.
   - Если скажу, господин комиссар, вы мне не поверите...
   - Давай выкладывай... Это что, новогодняя сказка?
   - Почти...
   Он осушает стакан, чтобы придать себе мужества.
   - Значит, так,- начинает он.- Вчера мне позвонила девица и  сделала  одно
предложение. Я получаю крупную сумму, если открою сейф... Ее треп я опускаю.
Она знает обо мне столько же, сколько  я  сам...  Ей  известны  некоторые...
хм... интимные вещи, и она пригрозила настучать о них  легавым...  простите,
полиции, если я не соглашусь... К тому же работа  мне  предстоит  простая  -
запороть медведя, и все. Она мне сказала, что я ничего не  должен  брать,  к
тому же там нет ни хрустов, ни ценных  бумаг.  Открыть  сейф  и  отвалить  -
усохнуть! Она мне указала точное место - кабинет старого  профессора...  Там
есть сигнализация на фотоэлементе, но она мне сказала, как ее отключить. Она
назвала время, когда хата будет пустой, а сторож храпит в своей конуре.  Все
тип-топ... Утром я получаю деньги за  свои  труды.  Все  честно...  Остается
только провернуть дельце...
   Он замолкает. Я размышляю. Гарсон протирает за  стойкой  стаканы.  Полная
тишина. Можно услышать даже мысль жандарма.
   - Однако,- тихо говорю я,- мне твое дело кажется странным, а тебе?
   - Тоже. Я не хотел соглашаться, но девка была чертовски убедительной... И
потом, плата за это приличная. Вы ведь знаете, сейчас пошли трудные времена.
Я подумал, что, раз других дел нет, можно рискнуть...
   - И принял меры предосторожности... Вернее, попытался... На  какое  время
назначен твой туфтовый скок?
   - На четыре. Смотрю на котлы: три.
   - У тебя еще есть время. Фердинанд выглядит обалдевшим.
   - Вы... вы хотите, чтобы я туда пошел?
   - А почему нет? Тебе ж за это платят, так?
   - Но...
   Я начинаю злиться.
   - Слушай, крысиная задница, ты меня заколебал своим нытьем. Делай, что  я
велю, и не возникай, а не то я тебя отправлю на казенные  харчи...  Повод  я
найду, не  сомневайся,  и  такой  веский,  что  посидишь  в  тени,  пока  не
поседеешь, как снег. Уловил?
   Он утвердительно кивает.
   - Прекрасно. Где находится твой сейф?
   - Булонь-Бийанкур, улица Гамбетта, дом шестьдесят четыре...
   - Порядок... А ты все еще обретаешься на улице Аббесс?
   - Все еще...
   - Лучше не переезжай...
   - Не беспокойтесь, господин комиссар.
   - Расплатись за выпивку. Это за мою раздавленную шляпу.
   Я отваливаю, оставив е