старина.  Во-первых,  мы  совершенно
неожиданно разоблачили опасную международную банду торговцев золотом...
   - Не может быть!
   - Точно, это я вам говорю.
   - А во-вторых? Я ему улыбаюсь.
   - Во-вторых, установили личность маньяка-убийцы.
   - Да? Ну наконец-то!
   - Да, наконец. Я усмехаюсь.
   - Неудивительно, что девицы продолжали уходить с этим зверем, несмотря на
публиковавшиеся в прессе предупреждения.
   - Да? А почему?
   - Маньяк - инспектор полиции, Пакретт, вы представляете?
   Он широко раскрывает глаза.
   - Вы шутите?
   - Совсем нет. Ему достаточно предъявить  выбранной  им  жертве  служебное
удостоверение, сказать ей "Пройдемте", и  девица  ни  в  чем  не  могла  ему
отказать... А знаете, как я разоблачил маньяка? Он не отвечает.
   -  По  одной  маленькой  детали.  Сейчас  расскажу.  Это  вас  развлечет.
Инспектору, о котором я говорю, было  поручено  следить  за  спящей  шлюхой,
которую я оставил в Булонском лесу в машине.
   Когда он остался один, ночью, рядом с этой девицей, то оказался во власти
своего звериного инстинкта. Им завладела  непреодолимая  сила,  заставлявшая
его убивать. Он больной человек. Он задушил  девушку.  Потом,  утолив  жажду
убийства, он понял, что подписал свой смертный приговор. Как он объяснит это
убийство, ведь ему приказали охранять ее? Единственный выход:  инсценировать
нападение. Он расцарапал себе руки, рассчитывая иметь  доказательство  своей
борьбы с несуществующим противником, подобрал валявшуюся в машине  пуговицу,
собираясь затем сказать, что сорвал ее с одежды убийцы. У этого болезненного
и слабого человека хватило садистской смелости разбить себе лицо,  изо  всех
сил колотя головой о дверцу машины. Затем он отполз в ближайшие кусты и стал
ждать. Гениально! Потом он дал описание  сутенера  убитой  девицы,  которого
знал, потому что много лет проработал в полиции нравов.  Он  нарочно  описал
его очень расплывчато, чтобы иметь возможность  взять  свои  слова  назад  в
случае, если бы у сутенера оказалось алиби. Все бы прошло хорошо, если бы не
эта пуговица. Понимаете, старина Пакретт, у Альфредо есть бесспорное  алиби,
а инспектор сжимал в руке пуговицу от его пальто.
   Вывод: инспектор врал. Он не мог сорвать эту пуговицу.
   Додгое молчание.
   Пакретт смотрит на трещину на белом потолке. О чем он думает?
   - Этот тип  всю  жизнь  прожил  один.  Парадоксальная  вещь,  он  остался
целомудренным среди самых распутных девиц. Но однажды он сломался. Чувствуя,
куда влекут его наклонности, он попросил  перевода  в  другой  отдел,  чтобы
победить это маниакальное влечение к убийству.  Но  это  не  помогло,  и  он
поддался своему влечению. Ему представился второй шанс  остановиться:  когда
он убил Буальвана. Но было уже слишком поздно. Он был конченым человеком.
   Я достаю из кармана маленький пакетик.
   - Помните, когда я приходил к вам в прошлый раз, то пообещал  принести  в
следующий приход гостинцев. Я кладу пакетик на ночной столик.
   - Вот. Это от Старика. Внутри капсула. Кладете ее на зуб, разгрызаете,  и
в одну секунду все горести мира исчезают.-  Я  вздыхаю  ~  Старик  не  любит
скандалов, и я думаю, что в данном случае он прав.
   Я протягиваю Пакретту руку:
   - Прощайте, инспектор. Желаю вам мужества Он  смотрит  на  меня  влажными
грустными глазами.
   - Прощайте, комиссар.
   По дороге домой я заезжаю к Берю. Толстяк стоит у  окна.  К  его  заднице
привязана подушка.
   - Спасибо, что навестил,- мрачно говорит он.- Я на всю жизнь запомню  эту
поездку в Куршевель: туда в сидячем вагоне, обратно в спальном, но стоя!
   Я дружески кладу ему на плечо руку:
   - Ну, Толстяк, крепись. Чего бы ты сейчас хотел?
   Он размышляет, выдергивает  из  носа  волос  и  вытирает  слезу,  которая
выступила от этой жуткой операции.
   - Ванну крема "шантийи",- наконец отвечает он.-Мне так хочется отдохнуть.




   Сан-Антонио (Фредерик Дар).
   Не спешите с харакири

   Сканирование произведена Меженным А. (M.A.V.)


   ОТ АВТОРА
   Так, как мне хорошо известно, что большинство моих  современников  желчны
от природы, каждый раз, публикуя  очередной  Шедевр,  я  считаю  необходимым
предупредить читателей, что мои персонажи вымышлены,  со  всеми  вытекающими
отсюда последствиями. На сей раз,  эта  предосторожность  кажется  излишней:
неужели какой-нибудь наивный до слез книголюб  с  размякшими  мозгами  может
предположить, что герои настоящего романа существует в действительности?
   Конечно же, от  моего  потрясающего  воображения  не  смогли  ускользнуть
исторические  и  географические  аспекты  этой  истории.  Любое  сходство  с
реальными личностями (вплоть до императоров), живыми или мертвыми,  является
не простым совпадением, а настоящим чудом, рожденным талантом автора.
   "Не спешите с харакири"-это здоровенный торт с кремом, которым я запускаю
в физиономию читателя хохмы ради.
   Надеюсь, что вы найдете крем достаточно свежим и по  достоинству  оцените
мою шутку.
   Ваш старина С.-А.
   Глава 1.
   Каждый раз, когда мой кузен  Гектор  заявлялся  к  нам  домой  из  Савойи
почесать языком после десерта, мы не знали, куда  деваться;  я  смотрел  на,
него, как фаянсовый кролик на удава, пока моя славная  матушка  Фелиси  мыла
посуду. Обычно я  старался  потихоньку  улизнуть,  но  это  вконец  выбивало
матушку из колеи, и у меня больше не хватало мужества оставлять  ее  одну  в
когтистых лапах Гектора.
   В то воскресенье Гектор приплелся с букетом хризантем.  Возможно,  ноябрь
навевал на него меланхолию. "Ты собрался на кладбище?" - спросил его  я.  Он
нахмурился, как аккордеон в футляре.
   Нужно заметить,  что  в  то  утро  он  и  так  был  кислее,  чем  бутылка
"Ферне-Бранка". До этого он полаялся в своей  конторе  с  шефом.  Прямо-таки
античная трагедия!  Впрочем,  судите  сами:  месье  Пинсон,  его  начальник,
попросил Гектора купить в табачном киоске, куда тот  собирался  за  марками,
пузырек кашу1 Гектор доблестно выполнил это деликатное  поручение,  со  всей
ответственностью и проницательностью, которой всегда гордилась  наша  семья.
Правда, он  купил  кашу  "Безюке",  а  месье  Пинсон  употреблял  лишь  кашу
"Ланфуаре", что являлось общеизвестным фактом. Тут-то и  разыгралась  драма!
Пинсон подверг  сомнению  лучшие  внутренние  и  внешние  качества  личности
Гектора.
   Он обозвал его  никудышным,  никчемным  и  сексуально  неполноценным,  не
считая некоторых других нелестных эпитетов.  Услышав  это,  Гектор  позволил
себе невиданную доселе конторскими крысами выходку: он показал  своему  шефу
язык!  Представляете  себе  скандал?!  За  этим  вполне  невинным  поступком
последовал рапорт в вышестоящие инстанции... Письменные  выговоры  от  зава,
замзава и зам зама! Месяц  экономии  на  туалетной  бумаге!  Неприятности  и
мелкие пакости со стороны  льстивых  коллег,  которые  дошли  до  того,  что
наставили чернильных пятен на его нарукавниках, чтобы угодить шефу. Придирки
со стороны  последнего;  когда  Гектор  захотел  заменить  свою  ручку,  шеф
запретил ему  пользоваться  автоматической  ручкой  и  пером  и  всучил  ему
шариковую,  которую  Гектор  терпеть  не   мог.   Короче   говоря,   контора
превратилась в ад для моего кузена. И вот,  в  один  прекрасный  день  после
обеда Гектор сообщил мне между чашечкой кофе и  стаканчиком  "Куантро",  что
всерьез подумывает о том, чтобы поскорее уйти на пенсию.
   - Но чем ты собираешься тогда заняться? - обеспокоено спросил я.
   Гектор  закашлялся,  скромно  высморкался  в   платок,   почерневший   от
нюхательного табака, и хнычущим голосом сказал:
   - Понимаешь, Антуан, я-неудачник. Мне всегда не везло в жизни. Чего  было
в ней радостного? Академические пальмы1. во сне? Да  уж...  Не  для  того  я
родился!
   -  Все  так,-попытался  успокоить  его  я.-В  этом  смысле  все  люди   -
неудачники. Я спрашиваю тебя еще раз: что ты будешь делать  на  пенсии?-  Да
что угодно!
   - Чем угодно занимаются те, кто ничего не умеет делать!
   - Я являюсь  чиновником  вот  уже  двадцать  три  года  шесть  месяцев  и
двенадцать дней,- мрачно заметил Гектор,-и что же я умею делать?
   Это искреннее самоунижение взволновало меня. Чтобы отвлечься от  грустных
мыслей, я предложил ему прогуляться.
   - Куда идем? - проворчал мой бедный родственник, сморщив свой желтый нос.
   У меня возникла мысль, в сущности безобидная, но,  как  потом  оказалось,
ставшая причиной многих необычайных приключений.
   - Ты знаешь моего бывшего коллегу Пино? - спросил я. - Конечно.
   - Он сейчас открыл кафе в Венсенне. Что если мы зайдем повидаться с ним?
   Гектор, за неимением  жены,  посоветовался  со  своей  интуицией,  кивнул
башкой и вздохнул:
   -  Я  в  высшей  степени  презираю  кафе,  которые,  как  знает   каждый,
представляют собой злачные места, где человек убивает свое время и полностью
деградирует... - Вдохни! - остановил я его. - Что?
   - Вдохни! Выдавать такие  длинные  фразы  на  одном  дыхании  опасно  для
здоровья, это приводит к инфаркту!
   Он распрямил свои мощные, как нераскрытый зонтик, плечи:
   - И все-таки,-продолжил мой высокочтимый кузен,-я не  могу  сказать,  что
твой друг Пино  внушает  мне  антипатию,  скорее  наоборот.  Это  спокойный,
уравновешенный человек, к тому  же,  у  него  довольно  хорошие  манеры  для
бывшего полицейского.
   На этом лестном для Пино замечании мы вышли из  дома.  Фелиси  отказалась
пойти с нами, сославшись на домашние хлопоты, в частности, на обезглавленных
птиц, которых она должна была приготовить на ужин.
   Стояла поздняя мягкая осень: теплое  солнышко  вяло  прогревало  верхние,
средние и нижние слои атмосферы; со стороны Азорских островов  чувствовалось
формирование антициклона с выраженным северо-восточным направлением.
   Улицы Парижа были почти пусты. Места было  столько,  что  хотелось  через
каждые десять метров делать  остановки,  чтобы  на  припарковываться  досыта
(люблю игры в досыта)1! Рты метро откровенно зевали от скуки. Грустные месье
шли развеяться в кафе, а парочки-в гостиничные номера.  У  касс  кинотеатров
застыли  хвосты,  особенно  там,  где   крутили   ленты   покруче,   чем   о
сентиментальной любви,  которые,  впрочем,  являются  следствием  последней.
Платаны в скверах, казалось, замерли, как бегуны на старте,  а  старички  на
лавочках застыли, как платаны. Нет ничего трагичнее, и ничто  не  напоминает
так о бренности бытия, как послеполуденный воскресный Париж осенью.  Ленивый
ветерок бесцельно кружил сухие листья.
   Гектор, не обронивший до этого ни слова, высунул свой шаловливый  язык  и
почесал им кончик носа. Затем грустно вздохнул:
   -Ты видишь, какая кругом тоска, Антуан?
   - Yes, Гектор.
   - Так вот! Она напоминает мне тоску скромной холостяцкой обители.
   Я сочувственно хлопнул его по плечу, отчего он слегка закашлялся, так как
его левое легкое пошаливало еще с детства.
   - Что-то ты совсем приуныл, Тотор. Пора бы тебе жениться!
   Я мысленно постарался представить себе бипед с женской  головой,  который
смог бы ужиться с Гектором.
   - Ты забываешь о двух вещах,-заявил он.- Во-первых, мне не нравится,  что
ты называешь меня Тотором-это вульгарно! Во-вторых, я- женоненавистник!
   - Женоненавистник из робости! - усмехнулся я.
   - Это не совсем так,-поправил меня родич.-У меня было достаточно  удобных
случаев. Я даже думаю...
   На  этом  месте  он  поправил  узел  галстука  и  пригладил  свою  прядку
демократа-христианина.
   -  Я  даже  думаю,  что  не  лишен  некоторого  шарма.  У  меня   хорошее
образование, и я являюсь интересным собеседником, к тому же, да простит меня
Господь, многие могли бы позавидовать моему росту. Я  высок  и  строен,  как
манекен в витрине престижного магазина.
   - Лучше бы ты был чуть поменьше манекена,- не сдержался я,- тогда бы тебя
с ним никто не спутал!
   Произнеся эти слова, я остановил машину перед  задрипанным  заведеньицем,
возглавляемым не менее задрипанным Пинюшем, с названием "Зеленый перепел". В
свое время я спрашивал у Пинюша, по  какой  такой  социально-психологической
причине он присвоил своему кафе это название.
   - Очень просто,-ответил мне тогда ущербный,-я сам в душе-перепел, к  тому
же, еще зеленый.
   - Ты не еще зеленый, а уже зеленый! -  возразил  ему  я,  пародируя  Жюля
Ренара. Самым смешным, да, самым смешным оказалось то, что он рассмеялся.
   В кафе было пусто, как в сломавшемся ночном трамвае. Скромная, старенькая
забегаловка, пропахшая затхлым заячьим рагу и кислым пивом. В  нарукавниках,
синем фартуке с карманом "а ля кенгуру" и кепке американского шофера,  Пинюш
был занят чтением глубоко назидательного журнала под названием "Дети Канталя
и их проблемы"1
   Для  этого  он  нацепил  на  свой  острый   носик   очки   со   стеклами,
раздрызганными, как голос попрошайки, и дужками, обмотанными изолентой.
   Зарегистрировав наше прибытие, бог знает,  каким  радаром,  так  как  при
помощи своих склянок он не мог видеть дальше двадцати шести и  трех  десятых
сантиметра, этот раздолбай спросил:
   - Что вам будет угодно, месье? - Двойную пневмонию с припаркой из льняной
муки! Тогда Пинюш освободился  от  своих  несносных  очков  и  воскликнул  с
радостью, согревшей мое сердце:  -  Сан-А!  Не  может  быть"!  Я  ничего  не
ответил, так как у меня перехватило горло от ужасных запахов, а ноги от стаи
мяукающих котов.
   Я догадался,  что  последние  были  виновниками  первых,  как  говаривала
маркиза Задсвиньи, покровительница отхожих мест для гурманов.
   Мы обнялись. Гектор пожал руку Пинюша,  Пинюш-руку  Гектора,  после  чего
Пинюш повторил свой вопрос, но уже менее профессиональным тоном:
   - Чего бы вы хотели?
   - Бургувдского,-решил я.
   - У меня, его нет!
   - Тогда, бутылку "Кальвадоса".
   - Тоже нет.
   - "Куантро".
   - Больше не осталось.
   Я перечислил восемьсот семьдесят три наименования  алкогольных  налитков,
но это оказалось пустой тратой времени: у Пино ничего из этого  не  было.  Я
остановился, так как перенапряг память.
   - Слушай, будет гораздо проще, если ты сам  скажешь,  что  у  тебя  есть,
старина!
   Он потянул себя за ус, распрямил поникшие плечи и пробормотал:
   - У меня есть красное и белое вино, но я вам его не советую,  потому  что
оно очень кислое, а также "Эликсир здоровья преподобного отца Колатора",  но
его я тоже не посоветовал бы - у него отвратительный вкус.
   - Что если мы выпьем по стаканчику красного,- предложил я Гектору.
   Несмотря на то, что мой кузен принадлежал к Лиге трезвости, он нашел  мою
мысль гениальной и лишь пожалел о том,  что  она  не  пришла  мне  в  голову
раньше.
   - Ну, как дела? - спросил я у Пино,  отшвыривая  пинком  через  весь  зал
дерзкого рыжего кота, похожего на небезызвестного (кое-кому) Ван  Гога,  так
как мерзавец начал точить когти об мою ногу. Пинюш расхныкался.
   - Паршиво,-ответил он.
   -Как у того кота?
   Я кивнул на орущую усатую морду:
   - Того, что ли?
   Он грустно покачал головой:
   - У нас их двадцать два. Моя супруга, мадам Пино, собирает котов со всего
квартала. У нее на этом бзик. На нашей бывшей квартире  она  не  могла  себе
этого позволить, так как домовладелец был против, ну  а  сейчас  она  решила
наверстать упущенное.
   Несмотря на то, что слезы лились по его лицу, как вода во время грозы  по
водосточным трубам, он продолжал:
   -  Когда  мы  получили  это  наследство  от  брата,  то   подумали,   что
разбогатели, но куда там! Мой последний клиент заходил  на  прошлой  неделе.
Да, это было в среду. К тому же,  он  ничего  не  заказал,  а  просто  зашел
позвонить...
   - Что же ты собираешься делать дальше?
   - Заняться чем-нибудь  другим.  Ведь  у  меня  остались  профессиональные
навыки.
   - Ты хочешь снова вернуться в легавку?
   - Месье изволит шутить? Если уж Пино ушел с одного места, он туда  больше
не вернется. Что я собираюсь делать, Сан-А? Тебя это интересует? Ты, в самом
деле хочешь, чтобы я тебе сказал?
   В тот самый момент, когда он собирался во всей своей  красе-единственной,
которую он мог себе позволить,- расписывать  свои  планы,  в  зале  раздался
странный шум.
   Он был похож одновременно на  звуки,  возникающие  при  ссоре  обитателей
голодного зверинца, испытании  реактивных  двигателей,  поломке  перегонного
аппарата и утечке газа из трубопровода. Мы с Гектором стали искать  источник
шума и обнаружили его валяющимся на скамье. Доблестный, неукротимый, могучий
Берюрье,  вечный  спутник  скандала,  огромный,  мужественный,  непобедимый;
резкий, как чеснок, и сильный, как газета,  с  широким,  как  его  же  торс,
кругозором; Берю, накаченный до упора вином,  дрых  на  драном  молескине  в
забегаловке Пинюша.
   Я подошел к нему и заорал:
   - Руки вверх!
   Это утонченное создание отреагировало весьма своеобразно.  Оно  вскочило,
перевернув при этом скамью, вытащило волыну  и  пару  раз  пальнуло  в  моем
направлении, прежде чем узнало меня. Слава Богу, что у этой пьяни двоилось в
глазах, благодаря чему он дал залп по моему  двойнику.  Тот  остался  стоять
рядом со мной, как ни в чем не бывало, но две бутылки на стойке  разлетелись
вдребезги.
   Грандиозное зрелище, ребята! Спектакль под  названием  "Паника  на  борту
тонущего корабля". Гектор распластался на  полу  в  кошачьем  помете.  Пинюш
сыграл в кукольный театр за своей стойкой.
   - месье Опухоль спустил свой пар!-возвестил я присутствующим.
   Громила поскреб свой  загривок,  почесал  пузо,  отплевался,  отхаркался,
отчихался, высморкался, рявкнул что-то непотребное и, наконец, пробормотал:
   - А, так это ты?
   Мы присели  отдохнуть  от  пережитых  волнений  за  бутылочкой  "Цистерна
Высоко-посредственного Божеле", благословенного в церкви Берси.
   Пино вернулся к начатым признаниям:
   - Скажу тебе одну новость, Сан-А. Я собираюсь открыть агентство.
   - По продаже недвижимости?
   - Нет, частного сыска. Я посмотрел на него с нескрываемым удивлением.
   -  Неужели  ты,  имея  за  плечами  славный  послужной   список,   полный
полицейских подвигов, собираешься работать в биде?
   - Ничего не поделаешь, надо ведь зарабатывать на жизнь.
   - Но жить при этом жизнью рогоносцев - унылое занятие.  Извини  меня,  но
мне не нравится хлеб из-под ягодиц. Тут в Пинюше взыграло самолюбие:
   - Но ведь в частные детективные  бюро  обращаются  не  только  рогоносцы.
Среди клиентов попадаются страховые агенты, нотариусы...
   - Не морочь себе голову, старик,-это не для тебя. Ты ведь  сам  прекрасно
знаешь, что девяносто  девять  процентов  клиентов-сомневающиеся  мужья  или
жены, которым нужны доказательства.
   Пинюш поправил свою шоферскую  кепку  и  поджег  себе  усы,  от  волнения
перепутав их с потухшим  окурком.  Чадное  пламя  зажигалки  оставило  следы
копоти на кончике носа.
   - Если уж на то пошло, я смогу расследовать и адюльтеры,- сказал он,-ведь
я по своей натуре философ. В мои годы не стоит играть в  Мак-Карти,  я  хочу
сказать в Бук-Мейкера... Нет, в Ника Картера!1
   И тут мой достопочтимый кузен Гектор, снайпер  по  высовыванию  языка  из
Министерства кое-каких работ в начальной стадии проекта обронил, как  голубь
свой помет на бюст генерала:
   - Если Вам нужен надежный человек,  дорогой  месье  Пино,  считайте,  что
я-ваш. Я собираюсь - Антуан знает об этом - уйти на пенсию, а  так  как  мои
доходы не позволяют мне жить, ничего не делая...
   С этими словами он положил на стол свою визитную карточку.
   - Вот мой адрес...
   Пино  ответил,  что  он  подумает,  и  ваш   восхитительный   Сан-Антонио
рассмеялся так, что задрожало зеркало за стойкой бара.
   - Что смешного в моем предложении?- возмутился Гектор.
   - Просто я представил, как ты ошиваешься у домов свиданий; ловишь ячмени,
подглядывая в замочные скважины; подхватываешь насморки и бронхиты, поджидав
в кустах, пока легкомысленные дамочки  закончат  разминаться  на  травке  со
своими кавалерами.
   -Лучше уж я