ице оставались  только  Луиза  с  Кристофом.  Целые  дни  Луиза
проводила в комнатах, и вечерами, когда Кристоф был свободен, он  чуть  не
силой выводил ее подышать свежим воздухом и сам сидел с  ней  вместе.  Без
него Луиза вообще не спустилась бы вниз, -  уличный  шум  наводил  на  нее
ужас. Ребятишки, пронзительно визжа, гонялись друг за другом. Псы со всего
околотка отвечали им лаем. Из  окон  неслись  звуки  фортепиано,  подальше
кто-то упражнялся на кларнете, а за углом хрипел  корнет-а-пистон.  Кто-то
кого-то окликал. Люди кучками прогуливались  перед  своими  домами.  Луизе
казалось, что, останься она одна среди этой суеты, она пропадет. Но,  сидя
бок о бок с сыном, она была даже рада вечернему  оживлению.  Уличные  шумы
постепенно  стихали.  Первыми  укладывались  спать  дети  и  собаки.  Люди
расходились по домам. Свежело. Спускалась тишина. Луиза тоненьким голоском
пересказывала Кристофу все дневные происшествия,  о  которых  сообщали  ей
Амалия  или  Роза.  Не  то  чтобы  она  интересовалась  этими  пустяковыми
событиями. Но она не знала, о чем говорить с  сыном,  а  ей  так  хотелось
сблизиться с ним, сказать ему хоть  что-нибудь.  Кристоф,  разгадав  мысли
матери, с преувеличенным интересом слушал ее рассказы, но  на  самом  деле
ничего не  слышал.  Он  просто  сидел,  не  двигаясь,  словно  оцепенев  в
блаженной лени, и мысленно обозревал минувший день.
   Однажды вечером, когда они сидели у порога и мать что-то  рассказывала,
Кристоф увидел, как открылась дверь соседней  лавочки.  Показался  женский
силуэт, потом женщина бесшумно вышла и села на улице, всего  в  нескольких
шагах от стула Луизы. Она пристроилась в самом темном уголке.  Кристоф  не
мог разглядеть ее лица, но он сразу узнал Сабину. Его оцепенение как рукой
сняло. Воздух вдруг стал мягче. А Луиза, не  заметив  присутствия  Сабины,
вполголоса продолжала свой неторопливый рассказ. Теперь Кристоф слушал  ее
на самом деле внимательно, он вставлял  замечания,  заговаривал  сам:  ему
хотелось, чтобы его слышали. Тонкая фигурка не шевелилась. Сабина  сидела,
слегка  ссутулясь,  скрестив  ноги,  положив  руки  ладошками  на  колени.
Смотрела она прямо перед собой и, казалось, ничего не слышала. Луиза стала
клевать носом и вскоре ушла. Кристоф сказал матери, что хочет посидеть еще
немножко.
   Было уже около десяти часов.  Улица  опустела.  Соседи  расходились  по
домам. Со стуком запирались двери лавчонок. Подмигивали освещенные окна  и
постепенно, гасли. Медлили только два-три окна, но  и  в  них  умер  свет.
Тишина... Они остались одни, они не смотрели друг на друга, они удерживали
дыхание; казалось, они сами не знают, что сидят бок о бок. С дальних лугов
доносился аромат скошенного  сена,  а  на  соседнем  балкончике  благоухал
левкой. Воздух был недвижим. Над их головой мерцал  Млечный  Путь.  Правее
багровел Юпитер. Над крышей нависала  Малая  Медведица.  В  бледно-зеленом
небе расцветали, как маргаритки, звезды. На колокольне  приходской  церкви
пробило одиннадцать, и удары часов тотчас подхватили все церкви  в  округе
чистыми  или  простуженными  голосами,  а  за  стенами  домов  откликались
приглушенным звоном стенные часы или хрипло куковали кукушки.
   Кристоф и Сабина очнулись от дремы и одновременно поднялись. И, входя в
дом, каждый в свой подъезд, они молча кивнули друг другу. Кристоф прошел к
себе. Он зажег свечу, пододвинул кресло к столу и, опустив голову на руки,
долго сидел так, ни о чем не думая. Потом глубоко вздохнул и лег.
   Наутро, встав с постели, он по привычке подошел к окну и  посмотрел  на
окна Сабины. Но занавески были спущены.  Они  были  спущены  все  утро.  И
отныне уже не подымались.


   Вечером Кристоф предложил матери пойти снова посидеть у порога. Он  уже
привык к этим вечерним сидениям. И  Луиза  была  рада:  она  беспокоилась,
видя, что сын проводит в спальне все вечера при закрытых окнах и  ставнях.
Тоненькая молчаливая тень вскоре выскользнула  из  двери  и  оказалась  на
вчерашнем месте. Кристоф и Сабина кивнули друг другу, но так  быстро,  что
Луиза ничего не заметила. Кристоф болтал с матерью, Сабина улыбалась своей
дочке, которая играла тут же, на улице; в девять часов она отвела  девочку
спать, а потом все так же бесшумно возвратилась. Когда она  задержалась  в
комнатах, Кристоф испугался, что соседка вообще не выйдет.  Он  ловил  все
шумы в их квартире, смех девчурки, которая не  желала  ложиться,  различил
даже шелест платья Сабины еще прежде, чем она переступила порог лавки.  Он
отвел глаза и заговорил о чем-то  с  Луизой  -  оживленно  и  весело.  Ему
казалось, что Сабина нет-нет да и взглянет на него. И  он  бросал  на  нее
быстрые взгляды. Но глаза их не встретились ни разу.
   Знакомство началось из-за девочки. Она бегала со своими сверстницами по
улице. Девочки дразнили большого добродушного пса, который дремал,  уткнув
морду в передние лапы; вдруг он приоткрыл  глаз,  показав  налитый  кровью
белок, и досадливо тявкнул;  проказницы  бросились  врассыпную,  визжа  от
радости и страха. Дочка Сабины, оглашая улицу пронзительными криками, тоже
обратилась в бегство, но при этом она не спускала глаз  с  собаки,  словно
ждала, что  та  вот-вот  бросится  за  ней  вдогонку.  По  ошибке  девочка
подбежала к Луизе и прижалась к ее коленям; Луиза ласково  засмеялась,  не
сразу отпустила девчурку,  спросив  у  нее  что-то.  Сабина  вмешалась,  и
начался общий разговор. Кристоф не принимал в нем участия. Он не говорил с
Сабиной, Сабина не говорила с ним. По молчаливому  соглашению  оба  делали
вид, будто не  знают  друг  друга.  Но  он  ловил  каждое  слово,  которым
обменивались женщины. Его молчание  показалось  Луизе  враждебным.  Сабина
думала иначе, но его присутствие смущало ее, и ответы  звучали  не  совсем
уверенно. Наконец под каким-то предлогом она ушла к себе.
   Целую неделю Луиза не выходила из комнаты - она простудилась. Кристоф и
Сабина сидели вечерами одни. В первый раз  они  даже  испугались.  Сабина,
желая придать себе духу, не спускала дочку с колен и осыпала ее поцелуями.
Смущенный Кристоф не знал, как себя вести, - прилично ли делать вид, будто
он не замечает, что происходит рядом. Положение  создалось  трудное:  хотя
они не обменялись ни словом, знакомство все-таки состоялось  через  Луизу.
Кристоф постарался выдавить из себя две-три фразы, но слова не шли  с  его
губ. И на сей раз девочка вывела их из затруднения. Она  начала  играть  в
прятки и все  время  крутилась  вокруг  стула  Кристофа;  наконец  Кристоф
схватил ее и поцеловал. Он не очень любил детей, но эту девочку  поцеловал
с какой-то особенной нежностью. Малышка вырывалась, ей не терпелось  снова
начать игру. Кристоф нарочно не спускал ее с колен,  она  укусила  его  за
палец. Тогда он поставил ее на землю. Сабина засмеялась. Глядя на девочку,
они обменялись незначительными замечаниями. Потом Кристоф (он  считал  это
необходимым)  попытался  завязать   разговор,   но   он   был   не   очень
изобретательный собеседник, да и  Сабина  не  спешила  прийти  к  нему  на
выручку: она повторяла слова Кристофа, и только.
   - Какой сегодня хороший вечер!
   - Да, вечер прекрасный.
   - У нас во дворе прямо дышать нечем.
   - Да, во дворе очень душно.
   Поддерживать разговор становилось все труднее. Сабина, воспользовавшись
тем, что пора было укладывать дочку, вошла в дом и больше не показалась.
   Кристоф боялся, что она  не  выйдет  и  на  следующий  вечер,  что  она
избегает сидеть с ним наедине, - Луиза еще  не  появлялась  на  улице.  Но
получилось наоборот: на следующий день Сабина первая  попыталась  завязать
разговор. Видно было, что она  насилует  себя  и  не  получает  от  беседы
удовольствия;  чувствовалось,  что  она  с  трудом  отыскивает  темы   для
разговора и что ей скучно слушать свои собственные вопросы;  а  вопросы  и
ответы замирали на лету среди гнетуще длинных пауз. Кристоф вспоминал свои
первые встречи  с  Отто;  но  с  Сабиной  круг  разговора  был  еще  более
ограничен, да она и не обладала долготерпением Отто. Видя, что попытки  ее
ни к чему не ведут, она сдалась: стоит ли так мучиться?  Скучно...  Сабина
замолчала, и Кристоф последовал ее примеру.
   И сразу все стало несказанно милым. Вернулась ночная тишина,  вернулись
обычные мысли. Сабина, мечтая о чем-то, медленно  покачивалась  на  стуле.
Кристоф сидел рядом и тоже мечтал. Они  не  обменялись  ни  словом.  Через
полчаса Кристоф, словно говоря сам с собой, начал вполголоса  восторгаться
пьянящим запахом, который шел от ручной тележки,  служившей  для  развозки
клубники. Сабина бросила в ответ  два  слова.  Они  снова  замолчали.  Они
наслаждались очарованием этих неоконченных фраз, этих ничего  не  значащих
слов, они мечтали об одном, они были полны одной и той же мыслью,  они  не
знали, что это за мысль, и даже не доискивались. Когда пробило одиннадцать
часов, они разошлись по домам, улыбнувшись друг другу на прощание.
   На другой день они и не пытались завязать беседу. Оба снова молчали,  и
это было так  хорошо!  Время  от  времени  они  обменивались  каким-нибудь
кратким, односложным замечанием, которое подтверждало, что оба  думают  об
одном и том же.
   Сабина вдруг рассмеялась.
   - Гораздо лучше, - сказала она, - не принуждать себя и не  пытаться  во
что бы то ни стало говорить! Чувствуешь, что обязан говорить,  а  это  так
скучно!
   - Ох, если бы все придерживались  вашего  мнения!  -  произнес  Кристоф
прочувствованно.
   Они засмеялись. Оба подумали о г-же Фогель.
   - Бедная женщина! - вздохнула Сабина. - Какая она утомительная!
   - Зато она сама никогда не утомляется! - ответил Кристоф с  безнадежным
видом.
   Сабину развеселили слова и печальный вид Кристофа.
   - Вам смешно? - спросил он. - Вам-то хорошо. Вы от нее защищены.
   - Еще бы! - ответила Сабина. - Недаром я запираюсь на ключ.
   Она засмеялась; смех у нее был негромкий, почти беззвучный.  Кристоф  в
восхищении слушал. Он с наслаждением  вдыхал  свежий  воздух,  спокойствие
ночи.
   - До чего же хорошо молчать! - сказал он, потягиваясь на стуле.
   - И до чего же бесполезно говорить! - подхватила Сабина.
   - Да, - подтвердил Кристоф, - без слов все гораздо лучше понимаешь!
   Снова воцарилось молчание. Ночная темнота мешала им видеть друг  друга.
Они улыбались.
   Сидя бок о бок, они переживали одно и то же, - или,  по  крайней  мере,
так им казалось, - но они ничего не знали друг о друге. Сабину это  нимало
не тревожило. Кристоф был любопытнее. Как-то вечером он спросил Сабину:
   - Вы любите музыку?
   - Нет, - просто ответила она. - Очень  быстро  надоедает.  Я  в  музыке
ничего не понимаю.
   Эта откровенность пленила Кристофа. Ему так надоела ложь,  так  надоели
люди, которые заявляют, что без ума от музыки, а сами  умирают  от  скуки,
слушая ее, и он вменил Сабине чуть ли не в  добродетель  то,  что  она  не
любит музыку и открыто говорит об этом. Он осведомился, читает ли Сабина.
   Не читает, да у нее и книг нет.
   Кристоф предложил к ее услугам свою библиотеку.
   - А книги серьезные? - спросила она тревожно.
   Если она не хочет серьезных, есть несерьезные, например, стихи.
   - Но это тоже серьезные книги.
   - Тогда романы.
   Сабина сделала гримаску.
   Как, и романы ее не интересуют?
   Интересовать-то интересуют, только они очень длинные, у нее не  хватает
терпения дочитать до  конца.  Она  забывает  начало,  перескакивает  через
главы, в результате ничего не понимает, ну и бросает книгу.
   Чудесное доказательство занимательности книги!
   Нет, почему же, достаточно занимательно для выдуманных историй. Но  она
предпочитает интересоваться другим.
   Театром, быть может?
   Ах, нет!
   Что же, она и в театр не ходит?
   Да, не ходит. Там слишком жарко. Слишком много народа. Гораздо приятнее
сидеть дома. К тому  же  яркий  свет  режет  глаза,  и  актеры  все  такие
уродливые.
   Тут он был с ней согласен. Но ведь в театре есть и еще кое-что: пьесы.
   - Да, - рассеянно согласилась Сабина. - Но у меня нет времени.
   - Что же вы делаете с утра до вечера?
   Она улыбнулась.
   - Помилуйте, у меня столько дел!
   - Вы правы, - согласился Кристоф, - ведь у вас магазин.
   - О, магазином я не особенно  много  занимаюсь,  -  спокойно  возразила
Сабина.
   - Значит, все ваше время отнимает дочь?
   - Ах нет, бедная девочка! Она такая умненькая, она сама играет.
   - Тогда что же?
   Кристоф извинился за свою нескромность. Но Сабина,  наоборот,  находила
разговор забавным.
   - Столько, столько дел...
   - Каких?
   Сабина не могла объяснить. Всяких дел, разных.  Утром  нужно  встать  с
постели, одеться,  подумать  об  обеде,  приготовить  обед,  съесть  обед,
подумать об ужине, прибрать комнаты... Так весь день и проходит... А  ведь
нужно еще хоть немножко времени, чтоб ничего не делать!
   - И вы никогда не скучаете?
   - Никогда.
   - Даже когда ничего не делаете?
   - Именно когда ничего не делаю. Вот делать что-нибудь -  это,  пожалуй,
скучно.
   Они, смеясь, посмотрели друг на друга.
   - Какая же вы счастливая! - вздохнул Кристоф. - А я вот не умею  ничего
не делать.
   - А по-моему, прекрасно умеете.
   - Учусь последние дни.
   - И успешно учитесь.
   После разговора с Сабиной  на  душе  у  Кристофа  становилось  мирно  и
спокойно. Ему достаточно было просто смотреть на нее. Куда-то отходили все
тревоги, раздражительность, нервическая тоска, сжимавшая сердце. Когда  он
говорил с ней, ничто не смущало его спокойствия. И ничто  не  смущало  его
спокойствия, когда он думал о ней. Он не смел  признаться  в  этом  самому
себе, но когда он сидел рядом с ней, он чувствовал, как на  него  нисходит
чудесное оцепенение, почти дремота. И ночами теперь он спал,  как  никогда
не спал раньше.


   Возвращаясь домой с работы,  Кристоф  заглядывал  в  магазинчик.  Почти
всякий раз он заставал там Сабину. Они с улыбкой раскланивались. Иной  раз
она стояла у порога, и тогда они обменивались  двумя-тремя  словами,  или,
заметив в полуоткрытой двери квартиры дочку Сабины, Кристоф подзывал ее  и
совал ей в руку пакетик леденцов.
   Однажды он решился войти. Предлог был готов - якобы требуются  пуговицы
к пиджаку.  Сабина  начала  искать  пуговицы,  но  ничего  подходящего  не
обнаружилось. Все пуговицы были перемешаны, и разобраться в этой  мешанине
не представлялось возможным. Сабине было неприятно, что Кристоф видит весь
этот  беспорядок.  А  он  шутливо  и  даже  с  любопытством  нагнулся  над
прилавком, чтобы лучше видеть.
   - Не надо, - сказала  Сабина,  стараясь  прикрыть  ящик  руками.  -  Не
глядите, здесь такой хаос!
   Она продолжала поиски. Но присутствие Кристофа ее стесняло.  Она  вдруг
рассердилась и задвинула ящик.
   - Все равно ничего не найду, - заявила она. - Идите  к  Лиззи.  Это  на
соседней улице. У нее, наверное, такие пуговицы есть. У нее все есть,  что
требуется покупателю.
   Кристоф от души посмеялся над таким способом вести торговые дела.
   - Вы так всякий раз и отсылаете ваших покупателей?
   - Иногда, конечно, случается, - ответила она весело.
   Однако ей все-таки было стыдно.
   - Уж очень скучно прибирать, - продолжала она.  -  Я  со  дня  на  день
откладываю уборку. Но завтра непременно уберу.
   - Хотите, я вам помогу? - предложил Кристоф.
   Сабина отказалась. Ей хотелось согласиться, но ее пугали сплетни, и она
не посмела принять предложение. Да, кроме того, и унизительно было.
   Они продолжали болтать.
   - А пуговицы? - вдруг вспомнила Сабина. - Разве вы не пойдете к Лиззи?
   - Ни за что на свете, - ответил Кристоф. - Подожду, когда  вы  наведете
здесь порядок.
   - Ох, - вздохнула Сабина, уже успевшая забыть о  своем  решении,  -  не
стоит вам так долго ждать.
   Этот крик души развеселил обоих.
   Кристоф  решительно  шагнул  к  ящику,   пренебрежительно   задвинутому
Сабиной.
   - Позвольте, я сам поищу, можно?
   Сабина бросилась к нему с явным намерением помешать.
   - Нет, нет, прошу вас, не надо, я знаю: у меня таких пуговиц все  равно
нет.
   - А я держу пари, что есть.
   И Кристоф торжественно извлек  из  ящика  требуемую  пуговицу.  Однако,
нужно было найти еще несколько штук. Он хотел продолжать поиски, но Сабина
вырвала у него из рук ящик и, уязвленная в  своем  самолюбии,  стала  сама
рыться среди груды пуговиц.
   Вечерело. Сабина подошла к окну. Кристоф уселся рядом  с  ней,  девочка
забралась к нему на колени.  Он  притворялся,  что  слушает  ее  лепет,  и
рассеянно отвечал на ее вопросы. На самом деле он смотрел на Сабину, и она
знала, что он на нее смотрит. Она низко нагнулась  над  ящиком.  Он  видел
только ее шею и часть щеки. И, глядя на нее, он вдруг заметил, что  Сабина
покраснела. И он тоже покраснел.
   Девочка продолжала что-то лепетать. Никто  ей  не  отвечал.  Сабина  не
шевелилась. Кристоф не видел, что она делает; он знал, что она  ничего  не
делает, даже  не  видит  ящика,  который  держит  в  руках.  Тишина  стала
гнетущей. Девочка,  испуганная  молчанием  матери,  соскользнула  с  колен
Кристофа и спросила:
   - Почему вы ничего не говорите?
   Сабина резко обернулась и схватила дочку в объятия. Ящик упал  на  пол;
девочка испустила радостный вопль и на четвереньках бросилась в погоню  за
пуговицами,  закатившимися  под  стулья.  Сабина  снова  стала  у  окна  и
прижалась лицом к стеклу. Казалось,  она  внимательно  смотрит  на  что-то
происходящее на улице.
   - Прощайте! - смущенно сказал Кристоф.
   Сабина не повернула головы и тихо произнесла:
   - Прощайте!


   В воскресенье после обеда дом обычно пустел. Все  семейство  Эйлеров  -
Фогелей отправлялось к вечерне. Сабина не  ходила  в  церковь.  Кристоф  в
шутку упрекнул ее за это, увидев как-то вечером, что она сидит  в  садике,
хотя все колокола надрываются, призывая ее в храм божий. Сабина отвечала в
том же шутливом тоне, что только к обедне ходить обязательно, а к  вечерне
вовсе нет; бесполезно и даже, если хотите,  нескромно  проявлять  излишнее
молитвенное рвение, и она предпочитает думать, что бог  вовсе  на  нее  не
сердится, а скорее доволен ее поведением.
   - Вы творите бога по своему образу и подобию, - заметил Кристоф.
   - По моему образу? На его месте  я  бы  страшно  скучала,  -  убежденно
ответила Сабина.
   - Вы не особенно рьяно занимались бы людскими делами, будь  вы  на  его
месте.
   - Я бы хотела только одного: чтобы он не занимался мною.
   - Что ж, может, так оно было бы лучше, - заметил Кристоф.
   - Замолчите! - воскликнула Сабина. - Мы просто кощунствуем.
   - Какое же тут кощунство? Я только сказал, что  бог  похож  на  вас.  И
уверен, что такое сравнение ему бы польстило.
   - Да замолчите же! - повторила Сабина не то сердито, не то смеясь.  Она
испугалась, что бог и в самом деле вознегодует, и поспешно переменила тему
разговора.
   - Кроме того, - добавила она, - в эти  часы  единственный  раз  за  всю
неделю можно спокойно посидеть в саду.
   - Да, - согласился Кристоф. - Их нет дома.
   Они переглянулись.
   - Какая тишина! - добавила Сабина. - Как-то даже непривычно... Будто мы
и не здесь...
   - Ух! - в гневе воскликнул Кристоф. - Иной раз так бы  и  передушил  их
всех...
   Объяснять, кого и зачем, не было надобности.
   - Неужели всех? - весело спросила Сабина.
   - Ах да, - растерянно ответил Кристоф. - Розу бы не стал.
   - Бедная девочка! - проговорила Сабина.
   Помолчали.
   - Вот если бы всегда было так, как сейчас! - вздохнул Кристоф.
   Сабина вскинула на  него  смеющиеся  глаза  и  потупилась.  Тут  только
Кристоф заметил, что она чем-то занята.
   - Что вы делаете? - спросил он.
   (Кристоф стоял за густой  завесой  плюща,  отделявшего  сад  Эйлера  от
садика Сабины.)
   - Вы же видите, - ответила Сабина, приподняв миску, стоявшую у  нее  на
коленях, - лущу горошек.
   И она тяжело вздохнула.
   - Это не так уж трудно, - со смехом заметил Кристоф.
   - Ох, все время зани