овах священника  услышал  отзвук  собственных  слов,  а  его
высокомерное отношение к брату напоминало мне мои чувства тогда. Как  и  его
болтовня о дьяволе и почти болезненный отказ даже допустить саму мысль,  что
подлинная святость может быть найдена по соседству.
   - Но он действительно верил, что вашим братом овладел дьявол.
   - Это обычное человеческое отношение, - мгновенно возразил вампир. - Люди
охотнее верят в дьявола, чем в Бога и в  добро.  Не  знаю,  почему...  Может
быть, разгадка проста: творить зло гораздо легче. А говорить, что  человеком
овладел сатана, - все равно что объявить его сумасшедшим. Во всяком  случае,
я чувствовал, что именно к этому сводится смысл его слов.  Не  нужно  видеть
беса своими глазами, чтобы поверить  в  его  существование.  Другое  дело  -
святой. Чтобы с кем-то, живущим рядом с тобой, происходили чудеса,  подобные
видениям моего брата? Нет, наше самолюбие не может допустить подобного!
   - Мне это никогда не приходило в голову, - произнес его собеседник. - Что
же случилось с вами дальше? Вы сказали, что вам пустили кровь. Это неминуемо
должно было привести к смерти.
   Вампир рассмеялся:
   - Совершенно верно, но случилось непредвиденное. Вечером тот вампир снова
вернулся ко мне, и, как вы думаете, зачем? Ему понадобились мои плантации. Я
помню все детали той встречи, словно это произошло вчера. Было  уже  поздно,
моя сестра, дежурившая около постели, заснула.  Он  вошел  с  черного  хода,
открыл двери без единого звука. Он был высокий светловолосый и  белокожий  и
двигался грациозно, как кошка. Первым  делом  прикрутил  лампу  и  аккуратно
прикрыл платком лицо сестры. Она не проснулась: так  и  спала  спокойно  всю
ночь рядом с миской воды и полотенцем, которым  вытирала  мне  лицо.  Утром,
когда она встала, я был уже не я.
   Вампир вздохнул, облокотился на  ручку  кресла  и  обвел  взглядом  стены
комнаты.
   - Сперва я подумал,  что  родные  позвали  доктора,  чтобы  он  попытался
успокоить меня. И  привести  в  чувство.  Но  когда  он  подошел  поближе  и
склонился над постелью, мне сразу стало ясно, что я ошибся. Я разглядел  его
лицо при свете лампы, и понял, что это не просто человек.  Его  серые  глаза
горели слишком ярко, да и длинные белые руки явно не были  руками  человека.
Думаю, что в тот момент я догадался, кто передо мной, и все его слова  потом
уже не были для меня откровением. Я видел  вокруг  него  неземное  свечение.
Такого существа мне еще не приходилось встречать. Я чувствовал  свою  полную
ничтожность перед ним. Все мысли и терзания, даже страшная вина перед братом
и желание умереть, вдруг словно перестали существовать.  Я  и  сам  перестал
существовать! - Он прижал кулак к груди. -  Передо  мной  открывалась  новая
жизнь, новые возможности.  Он  говорил,  и  мое  изумление  росло  и  росло.
Рассказывал о своей жизни, о том, кем я  могу  стать,  и  прошлое  померкло,
превратилось в прах. Он заставил  меня  увидеть  со  стороны  мою  мелочную,
себялюбивую, бесполезную жизнь. Я понял, сколь неискренни были мои  молитвы,
обращаемые к Богу и к святым, чьи имена я затвердил по книгам. Они нисколько
не изменили моего жалкого, приземленного существования. И я увидел - вот мои
подлинные божества, те же,  что  у  всех:  пища  и  деньги,  безопасность  и
комфорт... Прах земной.
   На лице юноши появилась смесь замешательства и удивления.
   - И вы решили следовать по его пути? - спросил он.
   Вампир ответил не сразу.
   - Решил - это не совсем точно. Не скажу, что такой исход  был  неизбежен.
Просто после его слов этот путь оказался единственным для меня. И я пошел по
нему, не оглядываясь. Хотя нет, один раз оглянулся.
   - Один раз? Что вы имеете в виду?
   - Мой последний рассвет. Утро, когда я еще не  был  вампиром  и  встретил
свой последний рассвет. Я навсегда запомнил именно это утро;  те,  что  были
раньше, стерлись из памяти. Вот первый бледный свет  коснулся  окон,  матово
засветились кружевные занавески; свет становился ярче и  ярче,  и  солнечные
пятна обсыпали кроны деревьев. Взошло солнце, кружевной узор занавесок тенью
лег на каменный пол, зайчики запрыгали по голове и плечам спящей сестры.  Во
сне она согрелась и отбросила платок; солнце светило ей прямо в глаза, и она
щурилась, не просыпаясь. Стол, на который она уронила голову  и  руки,  весь
был залит светом, вода в миске сияла под  солнцем.  И  наконец  жаркие  лучи
коснулись моего лица и рук. Я лежал и думал о том, что рассказывал мне ночью
вампир. Я навсегда прощался с рассветом и с прошлой жизнью. Потом я встал  и
вышел из комнаты. Это был мой последний рассвет.
   Вампир замолчал и снова посмотрел в окно. В  комнате  вдруг  стало  очень
тихо, тишина звенела в ушах. Потом по улице с грохотом проехал  грузовик,  и
шнур выключателя задрожал. И опять все стихло.
   - Вы скучаете по рассвету? - спросил юноша.
   - Да нет,  не  очень,  -  отозвался  вампир.  -  На  свете  и  так  много
интересного... На чем мы остановились? Кажется, вы хотели узнать, как я стал
вампиром?
   - Да, пожалуйста, расскажите поподробней.
   - Это невозможно объяснить, - сказал он. - Я смогу только описать процесс
превращения, облечь ощущения в слова. Но вы поймете, что значило случившееся
для меня самого.
   Молодого человека вдруг словно осенило что-то, и он хотел было задать еще
один вопрос, но вампир уже продолжал рассказ:
   - Итак, тот вампир, а звали его Лестат, хотел заполучить  мои  плантации.
Слишком прозаическая причина даровать мне вечную жизнь на этом  свете.  Надо
сказать, он не так уж сильно  отличался  от  обычных  людей.  Он  не  считал
вампиров членами элитарного клуба, хотя на земле их очень мало. У него  были
и чисто человеческие заботы. Например, слепой отец, который не знал, что его
сын - вампир. Ему стало трудно жить в Новом Орлеане,  нужно  было  кормиться
самому и заботиться об отце. Вот почему ему понадобились мои плантации.
   Мы приехали в Пон-дю-Лак вечером следующего дня.  Я  поместил  старика  в
спальню и с помощью Лестата продолжил свой путь к новому  состоянию.  Нельзя
сказать, что перемены произошли сразу, но начиная с какого-то момента у меня
уже не было дороги назад. Мое  превращение  состояло  из  нескольких  шагов,
первым из которых стало убийство надсмотрщика. Лестат  набросился  на  него,
когда тот спал.  Я  был  рядом:  стоял  настороже  и  одновременно  проходил
испытание на прочность - смогу ли я присутствовать  при  убийстве  человека.
Это было труднее и мучительнее всего. Я  уже  говорил  вам,  что  не  боялся
умереть, хотя мысль о самоубийстве вызывала  у  меня  отвращение.  Но  сколь
низко я ценил свою жизнь, столь же высоко ставил жизни других людей. К  тому
же после гибели брата  ужас  смерти  прочно  утвердился  в  моей  душе.  Мне
пришлось увидеть, как надсмотрщик, проснувшись,  пытается  сбросить  с  себя
Лестата, как отчаянно он борется за жизнь в смертельных объятиях  вампира...
Наконец он обмяк, но умер не сразу:  почти  час  мы  простояли  в  маленькой
спальне и смотрели, как его душа  расстается  с  телом.  Это  тоже  являлось
составной частью моего превращения, иначе Лестат ни за что бы не  остался  в
комнате. Затем нам надо было избавиться от трупа. Меня обуял настоящий ужас:
я чувствовал, что еще немного  -  и  не  выдержу.  У  меня  начался  приступ
лихорадки, я с трудом передвигал ноги, и, перетаскивая тело, едва  сдерживал
тошноту. А Лестат только смеялся. Он говорил, что когда  я  стану  настоящим
вампиром, тоже буду смеяться. Но он ошибся: я никогда не смеюсь над смертью,
хотя часто бываю ее причиной.
   Дорогой, идущей вдоль реки, мы вывезли тело надсмотрщика в поле, сбросили
его с повозки, порвали на нем плащ, вытащили из карманов деньги  и  влили  в
рот немного виски для запаха. Я хорошо знал его жену  -  она  жила  в  Новом
Орлеане - и представлял себе, как она будет горевать, когда труп найдут.  Но
еще мучительнее была мысль о том, что она никогда не узнает,  что  на  самом
деле случилось с ее мужем, что это  не  простые  грабители  подстерегли  его
пьяным на дороге. Когда мы били безжизненное тело, ломали кости и превращали
лицо в кровавое месиво, непреодолимое отвращение поднималось у меня в  душе.
Вы не должны забывать, что все это время Лестат  вел  себя  не  как  обычный
человек. Мне он  казался  сверхъестественным  существом,  вроде  ангела.  Но
постепенно его магическая власть надо мной стала  ослабевать.  Мое  сознание
раздвоилось. С одной стороны, как я уже говорил, он просто околдовал меня  и
подчинил себе мою волю. Мое собственное стремление к  разрушению  и  желание
быть проклятым вели меня  по  тому  же  пути.  Именно  они  помогли  Лестату
осуществить задуманное. Но в тот момент речь  шла  не  обо  мне.  Я  помогал
разрушить жизнь надсмотрщика, его жены, его семьи.  Ужас  охватил  меня,  и,
может быть, я ускользнул бы от Лестата и окончательно потерял  бы  рассудок,
но безошибочный инстинкт подсказал ему, что происходит со мной.
   - Этот инстинкт... - Вампир задумался. - Пожалуй, я мог  бы  назвать  его
могучим  инстинктом  вампира.  Для  нас  малейшее  изменение  выражения   на
человеческом лице говорит столько  же,  сколько  оживленная  жестикуляция  -
простым смертным. В Лестате он был развит  необычайно  сильно.  Он  поспешно
затолкнул меня в экипаж и погнал лошадей домой. "Я хочу умереть, -  бормотал
я. - Это невыносимо. Ты же можешь убить меня - это в  твоих  силах.  Позволь
мне умереть". Я старался не смотреть на него, чтобы не поддаться  чарам  его
безупречной красоты. Он уговаривал меня, называл  по  имени  и  смеялся.  Он
твердо решил, что плантации должны достаться ему.
   - Вы думаете, он не позволил бы вам уйти? - спросил юноша.
   - Трудно сказать. Но теперь, хорошо зная Лестата, я думаю, он скорее убил
бы меня, чем отпустил. Именно этого я и хотел.  Точнее,  мне  казалось,  что
хотел. Как только мы добрались до дома, я выскочил из кареты и пошел, словно
зомби, к кирпичной лестнице, той самой, с которой упал мой  брат.  Несколько
месяцев дом стоял пустой - надсмотрщик жил в отдельном коттедже, - и  жаркий
и влажный климат Луизианы уже  начал  свою  разрушительную  работу.  Трещины
между кирпичами заросли  травой,  кое-где  даже  проглядывали  дикие  лесные
цветы. Помню ощущение ночного холода и  сырости,  когда,  присев  на  нижние
ступеньки лестницы, я положил усталую голову на кирпич, бесцельно  перебирая
руками крошечные цветочки. Я выдернул целый пучок и зажал в ладони. "Я  хочу
умереть, убей меня. Убей меня! - повторял я, словно  заведенный.  -  Я  стал
убийцей и не могу больше жить". Лестат засопел от  нетерпения,  как  бывает,
когда выслушиваешь очевидную ложь. И вдруг бросился на меня. В жутком испуге
я изо всех сил ударил его ногой в грудь, и его  зубы  только  оцарапали  мне
горло. Кровь бешено колотилась у меня в висках. Одним  движением,  настолько
стремительным, что я даже не увидел его,  он  отпрыгнул  назад,  к  подножию
лестницы. "Мне показалось, ты хотел умереть, Луи", - сказал он.
   Услышав имя, молодой человек  кашлянул,  словно  хотел  что-то  спросить.
Вампир сразу понял его и кивнул:
   - Да, меня зовут Луи. - И продолжил рассказ:
   - Если бы я остался один и дошел до крайней черты,  может  быть,  у  меня
хватило  бы  смелости  покончить  с  собой,  вместо  того  чтобы  скулить  и
упрашивать других сделать это за меня. Я представлял себе долгие  ежедневные
страдания, как расплату за  грехи,  и  мысленно  тянулся  к  ножу,  искренне
надеясь, что внезапная смерть дарует мне вечное прощение. И еще я видел, как
стою на вершине лестницы,  там,  где  стоял  брат,  а  потом  падаю  вниз  и
разбиваюсь о камни.
   Но у меня не было времени собраться с духом. План Лестата  был  рассчитан
по минутам. "Послушай, Луи", - сказал он и  прилег  на  ступеньки  рядом  со
мной, двигаясь изящно и интимно, словно любовник. Я отшатнулся, но он  обнял
и прижал меня к груди. Никогда я еще не видел  его  так  близко.  В  тусклом
свете  его  глаза  неестественно  сияли  на  белом  лице.  Предупреждая  мое
намерение пошевелиться,  он  поднес  пальцы  к  моим  губам  и  сказал:  "Не
двигайся. Я собираюсь высосать твою кровь до последней капли и  хочу,  чтобы
ты лежал тихо, так тихо, чтобы ты слышал, как твоя кровь перетекает в  меня.
Только силой воли и разума ты должен поддерживать в  себе  жизнь".  Я  хотел
было сопротивляться, но он так крепко прижимал меня  к  себе,  что  все  мое
распростертое тело  находилось  в  его  власти.  Я  оставил  жалкие  попытки
вырваться, и он впился зубами в мою шею.
   Вампир говорил, а юноша забивался в кресло все глубже и глубже. Его  лицо
напряглось, глаза сузились. Он словно ждал нападения.
   - Вы когда-нибудь теряли много крови? - спросил вампир. - Вам знакомо это
состояние?
   Губы юноши обозначили слово "нет",  но  звука  не  получилось.  Он  сипло
откашлялся и наконец сказал:
   - Нет.
   - Тогда слушайте. Наверху,  в  гостиной,  горели  свечи,  а  снаружи,  на
галерее, ветер  раскачивал  масляный  фонарь.  Эти  два  света  смешались  в
мерцающее  золотистое  облако.  Словно   привидение   повисло   надо   мной,
зацепившись за перила лестницы... "Не  закрывай  глаза",  прошептал  Лестат.
-Его губы прикоснулись к моей шее. Мурашки побежали у меня по спине. Как при
поцелуе...
   Некоторое время вампир стоял  молча,  задумчиво  постукивая  пальцами  по
подбородку.
   - На несколько минут меня полностью парализовало от  слабости,  вызванной
большой потерей крови. Мне было страшно,  я  не  мог  произнести  ни  слова.
Лестат не выпускал меня.  Его  объятия  были  подобны  стальному  обручу.  С
удивительной отчетливостью ощутил, как резким движением он  разжал  зубы  на
моей шее, оставив на ней две крошечные раны. Мне они  казались  огромными  и
наполненными  болью.  Затем  он  склонился  ко  мне,  разжал  сжимавшую  мое
беспомощное тело руку, поднес ее  корту  и  прокусил  себе  запястье.  Кровь
хлынула потоком мне на рубашку и плащ. Казалось,  прошла  вечность.  Он,  не
двигаясь, сверкающими глазами смотрел на кровь. Мерцающее облако очутилось у
него за спиной, и он сам стал похож на ужасный  призрак.  Трудно  сказать  с
уверенностью, но думаю, я знал, что он собирается сделать.  Обессиленный,  я
лежал и ждал. Вдруг он прижал кровоточащую  кисть  к  моим  губам  и  сказал
твердо, даже нетерпеливо: "Пей,  Луи!"  Я  повиновался  его  приказу,  а  он
продолжал шептать: "Давай, Луи. Поторопись". Я пил, сосал кровь из маленьких
дырочек, блаженно, как младенец. Все внимание, все силы моего  тела  и  души
сосредоточились на этих маленьких, едва заметных ранках. В тот миг они  были
для меня единственные источники жизни. И тогда  случилось  это...  -  Вампир
нахмурился и откинулся на спинку кресла. - Это невозможно описать словами. -
Он перешел на шепот. Юноша будто превратился в глыбу льда.
   - Когда я почувствовал вкус крови на губах, мне  показалось,  что  вокруг
все исчезло, кроме трепещущего золотистого сияния где-то в вышине, но  потом
я услышал странный звук,  доносившийся  издалека.  Вначале  это  был  только
глухой рокот, но скоро  он  рассыпался  на  фрагменты  и  стал  походить  на
барабанный бой. Он становился все громче и громче, словно огромное  существо
медленно пробиралось к нам сквозь темный незнакомый лес и  било  в  барабан.
Вдруг к  нему  присоединились  звуки  второго  барабана,  как  будто  другое
чудовище шло по следам первого, выбирая свой  ритм,  никак  не  связанный  с
прежним. Шум нарастал, наконец  проник  в  каждую  клеточку  моего  тела.  Я
чувствовал бешеную  пульсацию  этого  ритма  в  своих  венах:  вначале  один
барабан, затем - другой. И вдруг Лестат убрал руку. Я открыл  глаза  и  едва
удержался, чтобы не схватить ее и прижать к губам.  Наверное,  я  бы  так  и
сделал, но  тут  внезапная  догадка  пронзила  меня,  подобно  молнии:  этот
барабанный бой был биением наших сердец. Моего и Лестата. - Вампир вздохнул.
- Вы поняли хоть что-нибудь? - обратился он к юноше.
   - Нет... то есть да, - запинаясь, пробормотал тот. - Хотя... - Он покачал
головой.
   - Неудивительно, - сказал вампир, глядя в окно.
   -  Подождите,  подождите!  -  воскликнул  юноша.  -  Лента  кончается,  я
переверну кассету.
   Вампир терпеливо ждал.
   - Что же случилось  потом?  -  спросил  юноша,  вытирая  вспотевшее  лицо
платком.
   -  Я  стал  видеть  по-другому.  Глазами  вампира,  -  равнодушно,  почти
рассеянно ответил Луи. Потом очнулся и продолжил; - Лестат  отступил  назад,
на нижнюю ступеньку лестницы, но в первый момент  я  просто  не  узнал  его.
Прежде его лицо было абсолютно  белым  и  светилось  в  темноте.  Теперь  он
предстал передо мной полным жизни и крови, излучающим мощное  яркое  сияние,
источник которого находился внутри него самого. Я огляделся  по  сторонам  и
обнаружил, что изменился не только Лестат. Преобразилось все вокруг.
   Я вдруг словно прозрел и увидел мир во всем разнообразии цветов  и  форм.
Помню, меня так захватила игра красок на пестрых  пуговицах  плаща  Лестата,
что я долго не мог оторвать от них глаз. Потом он вдруг  рассмеялся,  и  мне
показалось, что за один миг я излечился от многолетней  глухоты.  Барабанный
ритм сердца по-прежнему звучал у меня в ушах, а теперь к нему присоединились
раскаты  металлического  смеха,  они  слились  в  общий   гул.   Как   будто
одновременно звонят несколько колоколов. Но скоро я научился разделять звуки
и старался слушать каждый в отдельности. Потом они снова перемешались, но  я
уже безошибочно отличал один от  другого,  эти  мягкие,  нарастающие  звуки,
прерывистые, но бесконечные, слившиеся воедино, и  такие  разные.  Перезвоны
смеха. - Вампир счастливо улыбнулся. - Перезвон колоколов.
   "Перестань таращиться на мои пуговицы, - сказал Лестат. - Пойди  лучше  в
сад, стряхни с себя прах человеческий. И не влюбляйся без памяти в эту ночь,
а то заблудишься в трех соснах".
   Последнее замечание было и впрямь не лишним; я это понял, едва отошел  от
дома. Лунный свет на мощеных дорожках сада заворожил меня, я стоял и  глядел
на них чуть ли не час. Я прошел мимо часовни брата, даже не вспомнив о  нем;
надо мной шумели дубы, и звуки ночи казались  голосами  тысячи  женщин.  Они
шептали что-то, манили, звали к  себе.  Но  мое  тело  переродилось  еще  не
совсем, и, привыкнув к новому зрению  и  слуху,  я  почувствовал  боль.  Все
человеческое покидало меня. Человек во мне умирал - начинал жить  вампир.  И
новые, обостренные чувства вампира родили во мне сперва тревогу, а  потом  и
страх перед собственной смертью. Я бросился по ступенькам вверх, в гостиную.
Лестат уже деловито разбирал мои счета и бумаги.
   "Да ты богач", - приветствовал он мое появление.
   "Что со мной происходит?" - закричал я.
   "Ты умираешь, только и всего. Перестань валять дурака. Кстати, где у тебя
лампы? Я не нашел ни одной, разве что фонарь на улице. Принеси  мне  его.  У
тебя столько денег, а ты не можешь раскошелиться на китовый жир".
   "Умираю! - кричал я. - Умираю!"
   "Это случается с каждым", - сказал Лестат. Он не хотел мне  помочь.  Даже
сейчас, оглядываясь назад, я презираю его за  это.  Не  потому,  что  я  был
напуган, а он не утешил меня. Но он мог бы объяснить,  что  моя  смерть,  то
есть перемена, происходившая со мной, столь же увлекательна и прекрасна, как
ночь, которую я только что чувствовал и видел. Но он этого не сделал. Потому
что Лестат был совсем не такой, как я. - В словах вампира не  было  ни  тени
самодовольства. Только сожаление, что ничего не изменишь.
   - Аlогs , - вздохнул он, - я умирал быстро, а значит,  и  так  же  быстро
умирал мой страх перед смертью.  Жаль  только,  что  я  не  мог  спокойно  и
внимательно следить за своим превращением. Что  я  не  уделил  этому  больше
внимания. Лестат же вел себя  как  круглый  идиот.  "Черт  побери!  -  вдруг
выругался он. -Я забыл запасти для тебя еду. Ну что я за дурак!" Я  едва  не