ниях. Можно ли представить  совершенного  во  всех  отношениях  Бога,
который позволяет появиться дьяволу? Это же полнейшая бессмыслица.
   Главнейшим  изъяном   Библии   является   утверждение,   что   Бог   есть
совершенство.  Оно  свидетельствует  о  недостатке  воображения   у   ранних
исследователей. Оно  послужило  основанием  для  возникновения  всевозможных
теологических вопросов, касающихся добра и зла, на которые мы вот уже  много
веков пытаемся дать ответы. Однако же Бог есть  добро,  удивительное  добро.
Да, Бог есть любовь. Но всякая творческая сила несовершенна. Это очевидно.
   - А дьявол? О нем выяснилось что-нибудь новенькое?
   Дэвид бросил на меня слегка раздраженный взгляд.
   - Какой же ты циничный, - прошептал он.
   - Нет, я не  циничный,  -  сказал  я.  -  Я  действительно  хочу  понять.
Естественно, дьявол меня особенно интересует. Я говорю о нем  гораздо  чаще,
чем о Боге. Уму непостижимо, почему смертные так сильно его любят,  то  есть
саму идею его существования. И тем не менее это так.
   - Потому что они в него не верят, - сказал Дэвид. - Потому  что  идеально
злой дьявол  гораздо  менее  логичен,  чем  идеальный  Бог.  Представь  себе
дьявола, который за все это время  так  ничему  и  не  научился,  так  и  не
передумал быть дьяволом. Такая мысль оскорбляет наш интеллект.
   - И какая же истина скрывается за этой ложью?
   - Он может найти искупление. Он не более чем часть замысла Бога. Это дух,
которому позволено искушать и испытывать людей. Он  не  одобряет  людей,  не
одобряет весь этот эксперимент. Видишь ли, насколько я  понимаю,  в  этом  и
состоит суть падения дьявола. Дьявол думал, будто ничего не выйдет. Но  ключ
лежит в осознании материальности Бога! Бог есть Материя,  Бог  есть  Господь
деления  клеток,  а  дьявол  питает  отвращение   к   чрезмерно   активному,
вырвавшемуся из-под контроля делению.
   Он снова погрузился в размышления, глаза  изумленно  раскрылись...  Такие
паузы в нашей беседе буквально сводили меня с ума. Наконец Дэвид заговорил:
   - У меня есть другая теория касательно дьявола.
   - И в чем же она состоит?
   - Он не один, их несколько. И никто из назначенных на  эту  должность  от
нее не в восторге. - Он произнес эти слова очень тихо,  почти  про  себя.  И
словно хотел добавить что-то еще, но... передумал.
   Я громко расхохотался.
   - Вот это я  могу  понять!  Кому  понравится  быть  дьяволом?  Да  еще  и
сознавать, что рассчитывать на выигрыш не  приходится.  А  если  принять  во
внимание, что дьявол  изначально  был  ангелом  и,  судя  по  всему,  весьма
неглупым...
   - Вот именно. - Он наставил на меня палец. - Твой рассказ  о  Рембрандте.
Дьявол, обладай он мозгами, должен был признать, что Рембрандт - гений.
   - И что Фауст добродетелен.
   - Ах да, ты видел, как я читал  "Фауста"  в  Амстердаме,  не  так  ли?  И
приобрел экземпляр для себя.
   - Откуда ты знаешь?
   - Владелец магазина рассказал  мне  об  этом  на  следующий  день.  Через
несколько минут после моего  ухода  к  нему  зашел  странного  вида  молодой
светловолосый француз, купил ту же книгу и затем полчаса неподвижно простоял
на улице, читая ее. Более светлой кожи он в жизни не видел. Кто еще это  мог
быть?
   Я с улыбкой покачал головой.
   - Иногда я веду себя крайне неосторожно. Чудо, что какой-нибудь ученый до
сих пор не поймал меня в свои сети.
   - Это не шутки, друг мой. Несколько ночей  назад  в  Майами  ты  поступил
весьма неосмотрительно. Две жертвы, в которых не осталось ни капли крови...
   Его замечание привело меня в такое  смятение,  что  поначалу  я  даже  не
нашелся с ответом. А потом смог лишь выразить удивление по поводу того,  как
новости долетают до него из-за океана. Я почувствовал,  что  былое  отчаяние
вновь коснулось меня черным крылом.
   - Необычные убийства попадают на первые полосы  газет  во  всем  мире,  -
объяснил он. - К тому же Таламаска  получает  отчеты  о  подобных  вещах.  В
каждом крупном городе у нас есть люди, которые  делают  для  нас  вырезки  и
собирают разного  рода  предметы,  связанные  с  паранормальными  явлениями.
"Убийца-вампир:  две  жертвы  в  Майами".  Мы  получили  это  из  нескольких
источников.
   - Но никто же  не  верит,  что  это  действительно  был  вампир.  И  тебе
прекрасно известно, что не верят.
   - Пока нет, но продолжай в том же духе, и поверят все. Ведь именно  этого
ты добивался во время своей короткой карьеры в рок-музыке. Ты  хотел,  чтобы
они напали на след. И в этом  нет  ничего  невероятного.  А  твоя  охота  на
серийных убийц! Ты оставляешь за собой целый хвост.
   Его последние слова меня поразили. Я охотился на убийц то на одном, то на
другом континенте. И никогда не думал, что кто-то способен  связать  воедино
эти  разрозненные,  разделенные  большими  расстояниями  смерти,  -   кроме,
конечно, Мариуса,
   - И как ты обо всем догадался?
   - Я же сказал.  Подобные  истории  непременно  становятся  нам  известны.
Сатанизм, вампиризм, нуду, колдовство, появление оборотней - все сведения  о
них ложатся ко мне  на  стол.  Большая  часть,  разумеется,  отправляется  в
мусорную корзину. Но я умею отличить зерно истины. А твои убийства  заметить
несложно.
   Ты уже давно гоняешься за серийными убийцами. И не удосуживаешься прятать
их трупы. Последнего ты бросил прямо в отеле, где его нашли всего через  час
после наступления смерти. Со старухой ты обошелся не менее  небрежно  -  сын
обнаружил ее на следующий день. Коронер не увидел ран ни на  одном  из  этих
тел. В Майами ты теперь безымянная знаменитость, чья слава далеко  превзошла
печальную известность бедняги из отеля.
   - Мне наплевать, - сердито откликнулся я, хотя, конечно, в данном  случае
покривил душой. Я ненавидел собственную  беспечность,  но  даже  не  пытался
что-либо исправить. Пора действовать по-другому. Ведь и  сегодня  вечером  я
поступил не лучше. Но поиск оправданий казался мне трусостью.
   Дэвид внимательно наблюдал за мной. Если в его характере и была  какая-то
доминирующая черта, то это, конечно же, осторожность.
   - Теоретически вполне можно допустить, - в конце концов заметил он, - что
тебя поймают.
   Я презрительно усмехнулся.
   - Тебя могут запереть в  стеклянную  клетку  и  изучать,  как  подопытное
животное в лаборатории.
   - Это невозможно. Однако мысль интересная.
   - Так я и знал! Ты сам на это напрашиваешься!
   Я пожал плечами.
   - Хоть  какое-то  развлечение  для  разнообразия.  Однако  это  абсолютно
невозможно. В ночь моего выступления в качестве  рок-певца  произошли  самые
невероятные вещи. Но смертные просто убрали следы беспорядков и закрыли  все
дела. Что касается старушки в Майами - это ужасное несчастье. Такого  нельзя
допускать... - Я замолчал, вспомнив о тех, кто этой ночью умер в Лондоне.
   -  Но  убийство  доставляет  тебе  удовольствие,  -  возразил  он.  -  Ты
утверждаешь, что это весело.
   Внезапно мне стало так больно, что захотелось уйти. Но я обещал остаться.
Я сидел, глядя в огонь и думая о пустыне Гоби, о костях гигантских ящеров; я
вспоминал, как весь мир наполнился светом. Я подумал о  Клодии...  И  ощутил
запах фитиля лампы.
   - Извини, я не хотел быть с тобой жестоким, - сказал он.
   - Черт возьми, почему бы и нет? Более подходящий  объект  для  жестокости
трудно себе представить. Кстати, я ведь тоже не всегда к тебе добр.
   - Что тебе нужно на самом деле? Какая тебя снедает страсть?
   Я подумал о Мариусе и о Луи, которые много раз задавали мне тот же  самый
вопрос.
   - Как искупить вину за содеянное? - спросил я. - Я собирался покончить  с
убийцей. Он был тигром-людоедом, моим братом. Я лежал в засаде и ждал его. А
та пожилая женщина - всего лишь ребенок в лесу. Но какое это имеет значение?
- Я вспомнил о жалких созданиях, которых убил  сегодня  вечером,  устроив  в
лондонских переулках настоящую бойню.  -  Жаль,  но  мне  никак  не  удается
усвоить, что это не имеет значения. Я собирался спасти ее. Но что такое один
милосердный поступок по сравнению с тем, что я совершил? Если Бог или дьявол
существуют, значит, я проклят. Может быть, ты  продолжишь  свою  религиозную
проповедь? Странно, но такие беседы удивительно  успокаивают.  Расскажи  еще
про дьявола. Да, конечно, он подвержен  изменениям.  Умен.  У  него,  должно
быть, есть чувства. Так с какой же стати ему всегда быть одинаковым?
   - Вот именно. Ты же знаешь, что говорится в Книге Иова.
   - Напомни.
   - Ну, Сатана сидит у Бога на Небесах. Бог спрашивает, где Сатана  был.  И
тот отвечает, что бродил по свету. Обычный разговор. И  начинается  спор  об
Иове. Сатана считает,  что  добродетель  Иова  целиком  проистекает  из  его
благополучия. И Бог позволяет Сатане испытать  Иова.  Эта  сцена  отображает
максимально близкую к нашей ситуацию. Богу известно не  все.  Дьявол  -  его
хороший друг. Все в целом - эксперимент. И этот Сатана весьма далек от  того
дьявола, каким его представляет себе современный мир.
   - Ты говоришь об этих понятиях как о реально существующих...
   - Я думаю, они вполне реальны, -  ответил  Дэвид.  Голос  его  постепенно
затих, и  он  погрузился  в  размышления.  Однако  вскоре  стряхнул  с  себя
задумчивость. - Хочу тебе кое в чем признаться. Давно пора  это  сделать.  В
определенном смысле я не менее суеверен и религиозен,  чем  самый  заурядный
человек. Понимаешь, во многом это основано  на  своеобразном  видении  -  на
некоем  откровении,  которое  накладывает  свой  отпечаток  на  человеческий
рассудок.
   - Нет, не  понимаю.  Мне  снятся  сны,  но  без  откровений.  Пожалуйста,
объясни.
   Он снова уставился в камин и задумался.
   - Не отгораживайся от меня, - тихо попросил я.
   - М-м-м-м. Да, конечно. Я думал, как это описать. Понимаешь, я до сих пор
жрец  кандомбле.  А  значит,  могу  вызывать  невидимые  силы:  злых  духов,
астральных  скитальцев...  Назвать  можно  как  угодно   -   полтергейстами,
призраками... следовательно, я всегда обладал  скрытой  способностью  видеть
духов.
   - Да. Полагаю...
   - И однажды я кое-что видел,  кое-что  необъяснимое,  еще  до  поездки  в
Бразилию.
   - Да?
   - До Бразилии я не придавал  этому  никакого  значения.  Видишь  ли,  все
случившееся было столь необъяснимым и так меня тревожило, что еще до поездки
в Рио я постарался выбросить это из  головы.  Но  теперь  я  думаю  об  этом
постоянно и ничего не могу с собой поделать. Поэтому я и обратился к  Библии
- в надежде обрести в ней мудрость.
   - Рассказывай.
   - Дело было перед самой войной. Мы ездили в Париж с матерью.  Я  сидел  в
кафе - даже не помню, в каком именно, - на левом  берегу.  Стоял  прелестный
весенний день, и, как поется в песнях, это самое лучшее время  в  Париже.  Я
пил пиво,  читал  английские  газеты  и  вдруг  осознал,  что  непроизвольно
подслушиваю чей-то разговор. - Дэвид опять словно бы ушел в  себя.  -  Жаль,
что я не знаю, как все было на самом деле, - еле слышно пробормотал он.
   Он наклонился вперед, взял в правую руку  кочергу  и  поворошил  поленья,
отчего на фоне темных кирпичей в трубу поднялся шлейф пламенеющих искорок.
   Мне отчаянно хотелось вернуть его  к  действительности,  но  я  терпеливо
ждал. Наконец он продолжил:
   - Я говорил, что сидел в том кафе...
   - Да.
   - И понял, что слышу странный разговор... Говорили  не  по-английски,  не
по-французски... И постепенно до меня дошло, что  это  вообще  не  язык,  но
смысл беседы мне полностью  понятен.  Я  отложил  газету  и  сосредоточился.
Разговор продолжался - похоже, собеседники спорили. Внезапно я понял, что не
уверен, слышу ли их голоса в обычном смысле слова. Не было уверенности  и  в
том, что их слышат  другие  посетители  кафе!  Я  поднял  глаза  и  медленно
обернулся.
   И увидел их... Двое сидели за столиком и разговаривали; на первый  взгляд
в этом не было ничего необычного: люди увлечены  беседой.  Я  вновь  обратил
взгляд на газету, и тут у  меня  появилось  это  чувство  -  я  словно  плыл
куда-то. Необходимо было за что-то  зацепиться,  сосредоточить  внимание  на
газете, на столешнице - и остановиться. Шум кафе обрушился на меня  внезапно
- как будто грянул во всю мощь оркестр. Но я знал, что те  двое,  которых  я
только что видел, не были людьми.
   Я еще раз обернулся, стараясь  максимально  сосредоточиться  и  полностью
отдавать себе отчет в происходящем. Они все еще сидели за столиком, и  стало
до боли очевидно, что это  не  более  чем  иллюзия.  Они  состояли  из  иной
материи. Ты понимаешь, о чем я?  Попробую  пояснить  на  некоторых  деталях.
Например, их освещал другой свет, они существовали в  таком  измерении,  где
свет исходит из другого источника.
   - Как свет Рембрандта.
   - Да, примерно так. Одежда и лица казались более гладкими, чем  у  людей.
Их  материя  обладала  совершенно  иным  строением  и  абсолютно  однородной
структурой.
   - А они тебя видели?
   - Нет. Точнее, они на меня не смотрели и не подавали вида,  что  заметили
мое присутствие. Они смотрели друг на  друга  и  продолжали  разговор,  суть
которого была мне совершенно ясна.  Бог  говорил  дьяволу,  что  тот  должен
продолжать выполнять свою работу. А дьявол  возражал,  объясняя  свой  отказ
тем, что срок  его  службы  и  без  того  чрезмерно  затянулся,  что  с  ним
происходит то же самое, что происходило со всеми остальными. Бог сказал, что
все понимает, но дьявол должен сознавать свое великое  предназначение  и  не
имеет права уклоняться от выполнения обязанностей - все не так  просто.  Бог
нуждается в нем и в том, чтобы он был сильным. Причем все это  было  сказано
самым добродушным тоном.
   - И как они выглядели.
   - В том-то и состоит самая главная проблема. Я не знаю. В  тот  момент  я
видел два смутных силуэта, крупных, определенно мужских - или,  скажем  так,
принявших форму мужчин, - приятных на вид. В них не  было  ничего  ужасного,
ничего необычного. Мне не бросилось в глаза отсутствие  каких-то  деталей  -
цвета волос, например, или определенности черт лица...  Образы  их  казались
вполне завершенными. Но когда я впоследствии пытался воссоздать их в памяти,
ничего не вышло! Думаю, что на самом деле эти призрачные видения  отнюдь  не
обладали завершенностью форм. Скорее всего удовлетворившее меня ощущение  ее
присутствия имело иные истоки.
   - Какие же?
   - Оно, конечно, происходило от содержания, от смысла.
   - Они так тебя и не увидели, так и не узнали, что ты был рядом.
   - Дорогой мой мальчик, они не могли не знать, что  я  рядом.  Они  должны
были знать. Должно быть, они сделали это ради моего же  блага!  Иначе  разве
они позволили бы себя увидеть?
   - Не знаю, Дэвид. Возможно, они и не хотели, чтобы ты  их  увидел.  Может
быть, все дело лишь в том, что одни обладают способностью видеть, а другие -
нет. Нельзя исключить вероятность того, что в реальной материи - в  той,  из
которой состоит весь окружающий мир, - образовалась небольшая прореха.
   - Возможно, ты прав. Но боюсь, что  это  не  так.  Боюсь,  что  мне  было
предначертано это увидеть и это должно было оставить свой отпечаток.  Вот  в
чем весь ужас, Лестат. Никакого особенного отпечатка это не оставило.
   - Ты не изменил свою жизнь?
   - О нет, отнюдь. Ведь уже через два дня я не был уверен,  что  вообще  их
видел. И чем больше я рассказывал об этом, чем чаще слышал в ответ:  "Дэвид,
ты спятил", тем больше я терял уверенность. Нет, я так ничего и не сделал.
   - Но что ты мог сделать? Как иначе можно отреагировать на явившееся  тебе
откровение, кроме как прожить хорошую жизнь? Ты, несомненно,  поведал  своей
братии из Таламаски об этом видении.
   - Да, да, я им все рассказал. Но намного  позже,  после  Бразилии,  когда
составлял свои  мемуары,  как  и  подобает  добропорядочному  члену  ордена.
Естественно, я откровенно описал все от начала до конца.
   - И что они сказали?
   - Лестат, Таламаска никогда не дает  подробных  комментариев,  и  с  этим
нужно смириться: "Мы бдим. И мы всегда рядом". По  правде  говоря,  о  таких
видениях  с  другими  членами  особенно  не  поговоришь.  Начни  говорить  о
бразильских духах, и в слушателях недостатка не будет. Но христианский Бог и
его дьявол?... Нет, боюсь, что и в Таламаске не обходится без  предрассудков
и прочих причуд. Кроме нескольких удивленно поднятых  бровей,  никакой  иной
реакции на мое повествование припомнить не могу. Но чего  же  еще  ждать  от
джентльменов, которые видели оборотней, боролись с  ведьмами,  беседовали  с
призраками и подвергались соблазнам со стороны вампиров?
   - Но ведь речь шла о Боге и дьяволе, - рассмеялся  я.  -  Дэвид,  это  же
потрясающе!  А  что,  если  братья  завидовали  тебе  больше,  чем  ты   мог
предположить?
   - Нет, они мне просто не поверили. - На мою шутку  Дэвид  ответил  легкой
усмешкой. - Откровенно говоря, твое серьезное  отношение  к  этому  рассказу
меня удивляет.
   Он неожиданно взволнованно поднялся, подошел к  окну  и  отдернул  шторы,
вглядываясь в снежную ночь.
   - Дэвид, а чего могли ожидать от тебя эти призраки?
   - В том-то и беда, что не знаю. - В голосе Дэвида слышались растерянность
и горечь. - Мне семьдесят четыре года, и я до сих пор ничего не понял. Так и
умру, не узнав. И если просветления не наступит,  да  будет  так.  Ответ  на
самом деле заключается и в том, сумею ли я понять.
   - Вернись, пожалуйста, в кресло, - попросил я. - Мне приятнее видеть твое
лицо во время разговора.
   Он почти автоматически  выполнил  просьбу,  сел  и  потянулся  к  пустому
стакану, устремив взгляд на огонь.
   - А ты, Лестат, как думаешь на самом деле? В глубине души? Бог или дьявол
существуют? Скажи откровенно, во что ты веришь?
   - Я думаю, что Бог существует, - ответил я после  минутного  раздумья.  -
Мне неприятно это говорить, но именно так я считаю. И, вероятно,  существует
какая-то  форма  дьявола.  Допускаю,  что  дело  здесь  в   тех   утраченных
фрагментах, о которых мы говорили. И в том  парижском  кафе  ты  вполне  мог
увидеть Высшее существо и его Оппонента.  Но  это  часть  их  игры,  которая
способна довести до безумия и которую нам не дано  постичь  до  конца.  Тебе
нужно логичное объяснение их поведения? Почему они позволили себя  заметить?
Они хотели спровоцировать некую религиозную реакцию! Так они играют с  нами.
Они  подбрасывают  нам  видения  и  чудеса,  куски  и  крошки   божественных
откровений. Мы преисполняемся рвения и обращаемся к Церкви. Все это -  часть
игры, часть бесконечно продолжающегося разговора. И знаешь что? Твой  взгляд
на вещи - несовершенный Бог и обучающийся дьявол  -  не  хуже  любой  другой
интерпретации. Полагаю, ты попал в точку.
   Он пристально смотрел на меня, но не произнес ни слова.
   - Нет, - продолжал я, - нам не суждено получить ответы.  Нам  не  суждено
узнать, переселяются ли наши души из тела в тело путем реинкарнации. Нам  не
суждено узнать, Бог ли создал Землю. Кто он - Аллах, Шива, Яхве или Христос?
Он не только дарует откровения, но и сеет сомнения. Он всех нас дурачит.
   Он по-прежнему молчал.
   - Уйди из Таламаски, Дэвид, - сказал я. - Уезжай  в  Бразилию,  пока  еще
позволяют годы. Возвращайся в Индию. Побывай всюду, где хочется.
   - Да, думаю, так и следует поступить, - тихо сказал он. -  Наверное,  они
обо всем позаботятся за  меня.  Старшины  уже  устраивали  совещание,  чтобы
обсудить проблему "Дэвида и его недавних отлучек из  Таламаски".  Я  уйду  в
отставку - с неплохой пенсией, разумеется.
   - Они знают, что ты со мной встречался?
   - О да. Это тоже часть проблемы. Старшины запрещают любые контакты. Это в
высшей степени забавно, так как сами они сгорают  от  желания  увидеть  тебя
собственными глазами. Конечно, они чувствуют,  когда  ты  появляешься  возле
Обители.
   - Не сомневаюсь, - сказал я. - А что значит - запрещают контакты?
   - О, стандартное предупреждение, - сказал он, не сводя  глаз  с  горящего
полена. - Сплошное средневековье.