иуса, то его, возможно, никогда  и  не
было на свете. Но вампир Лестат - личность вполне  реальная,  не  менее  чем
что-либо другое из того, что было  хорошо  известно  этому  юнцу.  И  вампир
Лестат - алчный и завистливый демон, который ради того, чтобы быть увиденным
смертными, ради того, чтобы они  его  полюбили,  готов  был  раскрыть  тайны
бессмертных и рискнуть безопасностью и благосостоянием всего нашего рода.
   Он едва не рассмеялся прямо в лицо этому юнцу. Как мелка и  незначительна
эта битва! Следует отдать  должное  Лестату  -  он  сумел  прекрасно  понять
современные нравы,  великолепно  разобрался  в  сущности  лишенного  веры  и
благородства  века.  Да,  он  раскрыл  тайны,  которые  ему  запрещено  было
раскрывать, однако, поступая таким образом, он никого и ничего не предал.
   - Что ж, выслеживайте и попытайтесь отыскать вампира Лестата, - наконец с
улыбкой обратился он к молодому вампиру. - Очень мало настоящих  бессмертных
ходит сейчас по земле, и вполне возможно, что он находится среди них.
   С этими словами он с необыкновенной легкостью приподнял молодого  вампира
и отставил его в сторону, убрав со своего пути. Затем открыл дверь и вышел в
соседнее помещение, собственно и бывшее ресторанчиком.
   Просторное и богато украшенное помещение с чертами бархатными  портьерами
и до блеска отполированными латунными деталями  интерьера  заполняла  шумная
Толпа смертных. С обитых шелком стен из позолоченных  рам  на  них  смотрели
портреты киновампиров. Едва слышные за гулом множества  голосов  и  взрывами
пьяного Хохота, лились звуки органа, исполнявшего страстную Токкату  и  футу
Баха. Ему нравилось наблюдать  столь  жизнерадостные  картины  человеческого
бытия. Он любил даже застарелый запах пива и вина, застоявшегося сигаретного
дыма. Он проталкивался к  выходу  и  с  удовольствием  ощущал  прикосновения
мягких и душистых человеческих тел. Наибольшую  радость  доставлял  ему  тот
факт, что никто не обращал на него ни малейшего внимания.
   Наконец он вышел на Кастро-стрит, по которой в этот ранний  вечерний  час
гуляло множество людей, и с удовольствием вдохнул  влажный  воздух.  В  небе
по-прежнему сиял серебряный свет.  Люди  спешили  укрыться  от  косых  струй
дождя, но вынуждены были останавливаться на перекрестках  в  ожидании,  пока
сменятся огни за выпуклыми стеклами светофоров и позволят им мчаться дальше.
   Рев моторов проносящихся по улице автомобилей и  шелест  шин  по  мокрому
асфальту перекрывал голос  Лестата,  оглушительно  звучавший  из  динамиков,
расположенных возле входа в музыкальный магазин:
 
   В своих снах я продолжаю держать ее
   В своих объятиях,
   Ангела, возлюбленную, мать.
   В своих снах я целую ее губы,
   Моей госпожи, моей музы, моей дочери.
 
   Она подарила мне жизнь,
   А я подарил ей смерть -
   Моей прекрасной маркизе.
   И мы пошли с нею по Пути Дьявола -
   Двое сирот, рука об руку.
 
   Слышит ли она сегодня мои песни
   О ларях и царицах, о древних истинах?
   О нарушенных клятвах и о моей печали?
   Или она идет сейчас по далекой тропе,
   Такой далекой, что мои песни не
   Достигают ее слуха?
 
   Вернись ко мне, моя Габриэль,
   Моя прекрасная маркиза!
   Замок на холме давно разрушен,
   Деревня скрылась под снегами,
   Но ты остаешься моей навсегда.
 
   Интересно, здесь ли уже его мать?
   Голос постепенно затих, и его сменили звуки электронной  музыки,  тоже  в
конце концов затерявшиеся в уличном шуме. Подставив лицо  влажному  ветерку,
он направился в сторону перекрестка. Очень приятная и  оживленная  маленькая
улочка Торговец цветами, укрывшись под тентом, все еще продавал свои букеты.
В мясной лавке толпились спешащие после работы домой покупатели.  За  окнами
кафе люди ужинали или читали газеты.  Многие  стояли  в  ожидании  автобуса,
шедшего вниз по холму, и очередь вытянулась  на  многие  метры,  загораживая
вход в старое здание кинотеатра.
   Она здесь, Габриэль  уже  здесь.  Он  слабо,  но  безошибочно  ощущал  ее
присутствие.
   Подойдя к краю тротуара, он прислонился спиной  к  металлическому  столбу
уличного освещения и с удовольствием вдохнул свежий  воздух,  струящийся  со
склонов гор.  Перед  ним  была  широкая  и  прямая  Маркет-стрит,  и  отсюда
открывался прекрасный вид на центр города. Улица  напоминала  ему  парижские
бульвары, а вокруг, весело сияя разноцветными окнами, раскинулись по склонам
дома.
   Да, она здесь, но где именно? Прикрыв глаза, он прошептал имя Габриэль  и
прислушался. Сначала до него донесся шум безбрежного моря голосов, перед его
мысленным взором проносились, сменяя друг друга, образы. Казалось, весь  мир
готов был разверзнуться и поглотить  его  в  лучину  нескончаемых  стенаний.
Габриэль... Громоподобный шум постепенно стих. От проходящего мимо смертного
до него докатилась волна боли. А в многоэтажном  доме  на  холме  неподвижно
сидела возле окна умирающая женщина, вспоминая  о  своих  детских  ссорах  и
огорчениях. И наконец, в полной тишине и неподвижной дымке он увидел то, что
хотел увидеть. Габриэль?Она остановилась, услышав его зов. Она знала, что за
ней наблюдают. Высокая женщина со светлыми волосами,  заплетенными  в  косу,
спускавшуюся по спине, остановилась на  пустынной  улочке  в  центре  города
совсем недалеко от того места, где он стоял. На  ней  были  брюки  и  куртка
цвета хаки с поднятым воротником и поношенный коричневый  свитер.  Ее  шляпа
почти ничем не отличалась от той, что была на  нем,  и  точно  так  же  была
надвинута очень низко, оставляя в тени почти все лицо. Она  тут  же  закрыла
доступ в свои мысли, словно поставив перед ними невидимый и в  то  же  время
непроницаемый щит. Видение исчезло.
   Итак, она здесь и  ждет  своего  сына,  Лестата.  Почему  он  всегда  так
опасался за нее? Ведь эта холодная и трезвая женщина сама никого и ничего не
боялась, она испытывала страх только за Лестата. Прекрасно! Он был  доволен.
Лестат, конечно же, будет доволен тоже.
   Но где же второй? Где Луи? Мягкий и  добрый  Луи  с  темными  волосами  и
зелеными глазами, тот, у которого была такая  беспечная  походка  и  который
даже иногда насвистывал, бродя  по  темным  улицам  и  приближаясь  к  своим
жертвам. Луи, где же ты?
   И в ту же секунду он увидел Луи, входящего в пустую гостиную.  Он  только
что поднялся по лестнице из склепа, расположенного в глубоком подземелье  за
каменными стенами, где он спал в течение дня. Он  даже  не  подозревал,  что
кто-то наблюдает за ним.  С  изяществом  и  грацией  он  пересек  запыленную
комнату и остановился у окна, глядя сквозь  грязные  стекла  на  непрерывный
поток  машин,  проносящихся  по  мостовой.  Все  тот  же   старый   дом   на
Дивисадеро-стрит.  Надо  признаться,  что  это  элегантное   и   чувственное
создание, чья книга ?Интервью с вампиром? наделала слишком много шума, почти
не измелилось. Только сейчас Луи ждал Лестата. В последнее время ему снились
тревожные сны, он опасался за Лестата, него  переполняли  незнакомые  прежде
желания и стремления.
   Он неохотно позволил видению исчезнуть. Он чувствовал большую симпатию  к
этому вампиру, к Луи. Эту симпатию едва ли можно было назвать благоразумной,
ибо  Луи  был  мягок  и  образован,  его  нежная  душа   не   обладала   той
головокружительной силой и  мощью,  какой  обладали  натуры  Габриэль  и  ее
дьявольского сына. И все же он был уверен в том, что Луи способен  выжить  и
просуществовать так же долго, как и они. Поистине удивительно в сколь разных
формах проявляется мужество натур, которым суждена долгая  жизнь.  Возможно,
все дело в  доброжелательном  восприятии  окружающего  мира  и  отношении  к
происходящему в нем? Но  как  же  тогда  объяснить  тот  факт,  что  Лестат,
поверженный, побежденный, израненный, все же нашел в себе  силы  возродиться
вновь? Лестат, который никогда и ни к чему не проявлял доброжелательности!
   Однако эти двое - Габриэль и Луи  -  еще  не  нашли  друг  друга.  Ничего
страшного. Как же ему сейчас поступить? Свести их  вместе?  Хорошая  идея...
хотя... Лестат и сам сделает это в ближайшее время.
   Он снова улыбнулся своим мыслям. ?Лестат, ты поистине  самое  дьявольское
существо из всех, кого я знал. Да, истинный принц всех Проклятых?. Медленно,
не торопясь, он постарался воскресить в своей памяти каждую черточку лица  и
фигуры Лестата: холодные, можно сказать, ледяные глаза, темнеющие  в  минуты
смеха, открытую и располагающую к  себе  улыбку,  манеру  по-детски  сводить
брови,  когда  он  сердился,  неожиданные  всплески  веселого  настроения  и
язвительный юмор его  высказываний.  Он  вспомнил  также  кошачью  грацию  и
гибкость ею тела, столь несвойственную мужчинам, обладающим такими развитыми
мускулами. Такая мощь и сила... всегда и  во  всем...  и  такой  неувядающий
оптимизм!
   Суть в том, что он так и не составил для себя мнения и не определил  свое
отношение ко всему происходящему. Он знал только, что события его  забавляли
и завораживали. Стоит ли говорить, что у него и  в  мыслях  не  было  мстить
Лестату за то, что он раскрыл все секреты. Именно на это, несомненно, Лестат
и рассчитывал. Впрочем, кто знает. Быть может, Лестата и в самом деле это не
интересовало и не беспокоило. О том, каковы были мысли Лестата, он  знал  не
больше тех дурачков из бара.
   Для него гораздо важнее было другое. Впервые за множество  лет  он  вдруг
обнаружил,  что  способен  думать,  руководствуясь  категориями  прошлого  и
будущего, что стал проявлять больший интерес к  современному  миру  и  лучше
понимать его. Те, Кого Следует Оберегать,  превратились  в  миф,  в  вымысел
далее для их собственных потомков! Давно канули в  Лету  те  времена,  когда
жестокие и свирепые существа из рода пьющих кровь разыскивали их святилище и
жаждали напиться их дающей силу и могущество крови! Никто в  это  больше  не
верил. Никто ими не интересовался.
   Именно в этом и состоит суть  нынешнего  века.  Населяющие  мир  смертные
более практичны, чем когда  бы  то  ни  было,  они  отрицают  даже  малейшую
возможность   чуда,   даже   намек   на   что-либо   сверхъестественное.   С
необыкновенной  смелостью  и  отвагой  они  строят   свои   основополагающие
этические теории только на фундаменте материальных истин и физического мира.
   Двести лет пролетело с тех пор, как они с Лестатом обсуждали те же  самые
проблемы на островке, затерянном в Средиземном море, мечтали о  божественном
мире, построенном на морали и нравственности, мире, в  котором  единственной
непреложной догмой станет любовь к ближнему. О мире, к которому сами  мы  не
принадлежим. И вот теперь такой мир стал почти  что  реальностью.  И  вампир
Лестат посвятил себя поп-искусству. Он отправился туда,  куда  должны  были,
наверное, отправиться все старые демоны прошлого, и теперь поведет за  собой
все проклятое племя, включая  и  Тех,  Кого  Следует  Оберегать,  хотя  они,
возможно, об этом никогда не узнают.
   Мысль об этом заставила его улыбнуться.  Сама  идея  того,  что  совершил
Лестат, не просто вызывала у него благоговейный трепет, но казалась и самому
ему весьма соблазнительной. Ему, как никому другому, хорошо  было  известно,
что такое непреодолимое желание известности и славы.
   Следует признаться, что его чрезвычайно восхитило  его  собственное  имя,
начертанное  на  стене  бара.  Он  смеялся,  но  смех  его  был  вызван  тем
удовольствием, которое он испытал.
   Пусть Лестат создает свою вдохновенную драму - да, именно так  он  назвал
бы все это. Лестат, этот неистовый и неукротимый  актер  бульварного  театра
старых времен, теперь поднялся к вершинам и занял весьма высокое положение в
это прекрасное и невинное время.
   Однако прав ли он был в своем утверждении, когда говорил тому юнцу в баре
о том, что никто не в силах уничтожить принца Проклятых? Все-таки это  явное
преувеличение. Пустая декларация. А правда состоит в том, что любой  из  нас
так или иначе может быть уничтожен... И, конечно же, даже Те,  Кого  Следует
Оберегать... В этом нет никаких сомнений.
   Они все, конечно, очень слабые, эти неоперившиеся юнцы, ?Дети Тьмы?,  как
они себя называют. От того, что их становится все больше и больше,  силы  их
отнюдь не увеличиваются. Но старые вампиры - это  совсем  другое  дело.  Ах,
если бы Лестат не упомянул хотя  бы  имена  Миля  и  Пандоры!  Но  разве  не
существуют и еще более старые представители рода  пьющих  кровь,  о  которых
даже он сам ничего не знает? Он вспомнил о предостережении,  начертанном  на
стене:  ?...древние  существа...  откликнутся  на  его  призывы  и  медленно
двинутся сюда...?
   Ему вдруг стало холодно... хотя на какое-то мгновение показалось, что  он
видит перед собой джунгли - зеленые  и  зловонные,  окутанные  нездоровым  и
душным теплом. Однако видение исчезло так же внезапно, как  и  возникло,  не
оставив никаких объяснений, подобно тому как появлялись  и  исчезали  многие
сигналы и предупреждения, получаемые им прежде. Он уже давным-давно научился
заглушать несмолкающий поток голосов и  заслоняться  от  бесконечной  череды
образов, которые возникали в его голове благодаря силе его разума. И все  же
время  от  времени  нечто  неистовое  и  отчаянное,  словно  громкий   крик,
неожиданно прорывалось сквозь все поставленные им заслоны.
   Как бы то ни было, он провел в этом городе слишком много времени. А  ведь
ему казалось, что он не намерен, что бы  ни  случилось,  вмешиваться  в  ход
событий. Он вдруг рассердился на себя за неуместное  проявление  чувств,  за
свою слабость. Ему захотелось оказаться дома.  Слишком  долго  он  находился
вдали от Тех, Кого Следует Оберегать.
   А  сейчас  ему  нравилось  наблюдать  за  оживленным  потоком  людей,  за
несущимися плотной вереницей  по  мостовой  сияющими  автомобилями.  Его  не
раздражал даже полный ядовитых паров воздух большого города. Он  был  ничуть
не отвратительнее, чем воздух древних Афин, Антиохии или Рима, где  повсюду,
куда ни взгляни, лежали кучи отбросов и все вокруг  было  пропитано  мерзким
запахом голода и болезней. Нет,  ему  все-таки  очень  нравились  чистенькие
города Калифорнии с их выкрашенными в пастельные тона домами. Он  готов  был
вечно бродить среди их ясноглазых и вечно куда-то спешащих обитателей.
   Однако ему пора возвращаться домой. Концерт состоится уже совсем скоро, и
тогда, если он захочет, он сможет встретиться с Лестатом... Как это  чудесно
- не знать в точности, что станешь делать в ближайшее время  не  быть  более
осведомленным, чем те, остальные,  которые  даже  не  верят  в  то,  что  ты
существуешь на самом деле!
   Он пересек Кастро-стрит и быстрым шагом  двинулся  по  широкому  тротуару
Маркет-стрит. Ветер стих, и воздух  стал,  можно  сказать,  теплым.  Он  еще
ускорил шаги и даже стал насвистывать что-то себе под  нос,  как  это  делал
Луи. На душе у него было хорошо. Он чувствовал себя человеком. Перед  дверью
магазина, в котором продавались телевизоры и радиотехника,  он  остановился.
Со всех экранов - больших и маленьких - на него смотрело лицо Лестата.
   Звук  был  приглушен,  он  прятался   где-то   внутри   приборов.   Немое
изображение, представление, состоявшее только из жестов и движений,  вызвало
у него улыбку. Надо будет, конечно, постараться купить  все,  что  нужно,  и
послушать. Однако разве не удовольствие сама по себе возможность видеть  все
эти ужимки принца Проклятых, наблюдать, как  он  кривляется  и  дергается  в
лишенном милосердия безмолвии?
   Камера отъехала назад, и фигура Лестата, играющего на скрипке и словно бы
стоящего в пустоте, стала видна в полный рост. Время от времени вокруг  него
смыкалась полная звезд тьма. И вдруг, словно  вход  в  святилище  Тех,  Кого
Следует Оберегать, распахнулись створки дверей - да это было именно  так!  И
взору зрителей предстали Акаша и  Энкил,  точнее,  загримированные  под  них
актеры - пара египтян с белоснежной  кожей,  длинными  черными  шелковистыми
волосами и множеством сверкающих драгоценных украшений.
   Ну конечно! Почему он сам не подумал о том, что  Лес-тат  представит  все
именно таким образом - зрелище  было  поистине  завораживающим.  Он  подался
вперед и прислушался. До него донесся голос Лестата,  и  он  смог  разобрать
слова:
 
   Акаша! Энкил!
   Храните ваши тайны!
   Храните молчание!
   Это лучше, чем открыть правду!
 
   Скрипач закрыл глаза и полностью отдался  во  власть  музыки.  И  в  этот
момент Акаша медленно поднялась со  своего  трона.  Скрипка  выпала  из  рук
Лестата. Словно в замедленном танце, она вскинула  руки  и  обняла  Лестата,
потом привлекла его к себе и склонилась над ним, чтобы напиться  его  крови,
одновременно прижимая его зубы к своей шее.
   Все это выглядело намного лучше, чем он мог себе вообразить, - умно  и  с
большим искусством. Теперь ожила фигура Энкила - он  пробудился  от  сна,  и
движения его напоминали движения механической куклы. Он вышел вперед,  чтобы
вернуть себе свою царицу, отшвырнув Лестата так, что тот рухнул на  пол.  На
этом фильм закончился. Спасение Лестата Мариусом в него не вошло.
   - Что ж, стало быть, мне не суждено стать телевизионной знаменитостью,  -
тихо прошептал он  и  едва  заметно  улыбнулся.  Он  направился  к  входу  в
полутемный магазин.
   Молодая девушка ждала его возле двери, чтобы впустить внутрь. В  руках  у
нее была черная пластмассовая видеокассета.
   - Здесь все двенадцать, - сказала она, У девушки были гладкая темная кожа
и большие карие глаза с поволокой. В  серебряном  браслете  на  ее  запястье
играли блики света. Он не мог отвести от нее взгляд.  Она  с  благодарностью
взяла деньги и даже не пересчитала их. - Они гоняли  их  не  меньше  чем  по
дюжине каналов, и мне удалось записать все. Я закончила только вчера днем.
   - Вы прекрасно справились с работой, -  ответил  он,  -  и  я  вам  очень
благодарен. - С этими словами он вытащил еще пачку банкнот.
   - Пустяки, - сказала она, явно  не  желая  брать  с  него  дополнительную
плату.
   "Ты должна их взять?.
   Пожав плечами, девушка взяла деньги и положила в карман.
   "Пустяки? - ему очень нравились эти красноречивые  и  меткие  современные
словечки. Ему нравилось, как  всколыхнулась  ее  упругая  грудь,  когда  она
пожимала плечами, как слегка качнулись ее  бедра  под  одеждой  из  какой-то
грубой хлопчатобумажной ткани, в которой она казалась еще  более  изящной  и
хрупкой. Она напоминала ему распустившийся  цветок.  Когда  девушка  открыла
перед ним дверь, он не удержался и  прикоснулся  рукой  к  мягкой  гриве  ее
каштановых волос. Даже и помыслить нельзя о том, чтобы напиться крови  того,
кто оказал тебе услугу, существа столь невинного, как эта девушка.  Нет,  он
не сделает этого! И тем не менее он повернул ее к себе  лицом,  и  рука  его
скользнула вверх по волосам, а затянутые  в  перчатки  пальцы  обхватили  ее
голову сзади.
   - Всего лишь один поцелуй, прелесть моя.
   Глаза  ее  закрылись,  а  его  зубы  мгновенно  пронзили  артерию,  и  он
почувствовал на языке вкус ее крови.  Всего  лишь  только  вкус.  Мгновенная
жаркая вспышка, только на секунду обжегшая его  сердце.  Он  тут  же  слегка
отстранился и теперь  уже  только  губами  прижался  к  ее  нежной  шее.  Он
чувствовал, как пульсирует кровь в ее венах. Жажда испить ее в  полной  мере
была столь велика, что он с трудом сдержался. Грех и  его  искупление...  Он
отпустил девушку. Потом погладил ее шелковистые тугие  локоны  и  пристально
взглянул в ее затуманенные глаза.
   "Забудь об этом?.
   - До свидания, - с улыбкой произнес он уже вслух.
   Он долго стоял неподвижно на одной из пустынных боковых улочек.  Жестокая
неутоленная жажда постепенно перестала его  мучить.  Он  перевел  взгляд  на
картонную коробку видеокассеты.
   "Они гоняли их не меньше чем по дюжине каналов, и  мне  удалось  записать
все?. Если это так, то его подопечные, конечно же,  уже  видели  Лестата  на
огромном экране, который он